Устрицы и белое вино

Глава 24, в которой я поднималась по лестнице

Те же ступени, вытоптанные блюдечками поколениями жильцов, те же перила, отшлифованные до блеска тысячами прикосновений разных рук, те же подслеповатые лампочки и наивный запашок хлорки – мои домовладельцы экономны, но страстно привержены дезинфекции, те же разномастные облезлые двери квартир, тот же одинокий горшок с унылым растением на подоконнике первой из лестничных площадок. Все то же самое, как вчера, позавчера, неделю, месяц, год назад.

Вполне можно представить, что я иду домой не сейчас, а всего лишь в пятницу, после работы. Иду и думаю о том, что наряжусь в абрикосовое платье и буду поджидать Шарля, и о том, как мы с ним вместе замечательно проведем выходные. А никакого остального ужаса пока еще нет! И не будет!

Нужно просто взять и вычеркнуть из памяти остаток пятницы и всю эту отвратительную субботу. Более гнусного и бесконечного дня не было в моей жизни! Сейчас я приду домой, лягу спать, а завтра все то, что произошло сегодня, останется в прошлом, как кошмарный сон. И все! Не было этого дня. Не было. Точка. Потому что такое безумие не могло быть правдой.

От усталости я едва переставляла ноги. Я не помнила, когда на меня навалилась эта усталость, ощущение было таким, что она была всегда, и где-то вертелась мысль, что моя усталость теперь уже никогда не кончится.

Кончится, кончится, подбадривала я себя, перебираясь со ступеньки на ступеньку. Выспишься и будешь как новенькая. Новенькая кто? Невеста Шарля, он ведь сделал тебе сегодня утром предложение. Подарил бриллиантовое кольцо, а его мать – фамильное украшение. О Боже! Значит, мне никак не избавиться от субботы: кольцо, брошь... Футляр с этими дурацкими сердечками на стрелке ведь до сих пор в моей сумочке. Я совсем забыла про него, это кольцо Шарля я предусмотрительно оставила на туалетном столике. Шарль... Как же мы с ним будем дальше? Допустим, я ничего не скажу ему, как обещала Кларе, но ведь все равно я страшно, бесконечно виновата! Нет-нет, сейчас нужно только выспаться и пока не думать об этом.

До чего же бесконечная лестница! Надо было не жадничать и снимать квартиру в нормальном доме с лифтом, подумала я, останавливаясь на какой-то площадке, чтобы перевести дух. Как я буду покорять этот Монблан на большом сроке беременности? О Боже! У меня поплыло перед глазами, и я судорожно вцепилась в перила. Я ведь беременна! Дремоту как рукой сняло.

Почему же не думать? Ну сделала я глупость, ну поехала к Пьеру, но в итоге-то ничего не произошло! А ведь очень даже могло произойти, если бы не «оригинальное» отношение Брандонов к сексу. Фу... Меня даже передернуло от невольно выплывшей картинки – два голых человека, брат и сестра... Ну их. Главное-то, что не было ничего!

Но об этом знаю только я и Брандоны. Что помешает им красочно наврать Шарлю, что было? И где гарантия, что Клара не расскажет про меня никому, она же рассказала мне о своей приятельнице. Причем подробно! Конечно, я страшно благодарна Кларе за поддержку, психотерапию, за то, что она не расспрашивала меня, но ведь потому и не расспрашивала, что уверена: со мной произошло точно то же, что и с Селин...

И на десерт – я беременна! Как была бы я счастлива в другой ситуации, а теперь? Я ведь чуть не предала не только Шарля, но и будущего ребенка! Стоп, стоп. Насчет ребенка – это все еще пока домыслы окружающих. Завтра я схожу в дежурную аптеку и куплю тест. Что бы он ни показал – тесты тоже могут ошибаться, – в понедельник после работы я постараюсь попасть к гинекологу. Вот тогда я и приму решение. А пока – спать, спать, спать! Я сделала решительный вдох и продолжила подъем.

А завтрашнее устричное суаре с циркачами? – неожиданно всплыл ехидный вопрос. Фу, пропасть, совершенно выпало из головы! Надо было посоветоваться с Кларой. Но при чем здесь Клара? Не пойду и все! Я просто умру, если еще раз увижу Пьера и Аманду. Пусть Шарль идет с Марьет. А я не пойду. Скажу, что заболела. Имею я право заболеть? А они пусть общаются – два братика и две сестрички. Но что, если... Нет, исключено! Шарль и Марьет никогда не докатятся до такой гадости! А вдруг?..

Да я просто предупрежу Марьет! Могла же Клара рассказать мне про Селин сразу, когда явилась за котом? Вполне. Вот я и поведаю Марьет эту удивительную историю, естественно не называя имени Селин. Впрочем, с именем или без – все равно сплетня. Да и поверит ли мне Марьет? Может быть, наоборот, у нее только разыграется любопытство?

Я остановилась перед своей квартирой. Ох, неужели? Наконец-то! Достала из сумочки ключи, открыла, вошла, включила свет. Я дома. Какое счастье! Господи, да конечно же Марьет поверит мне: она ведь сама говорила мне о том, как почувствовала на себе «мужской» взгляд Аманды и как ей было неприятно. И почему это место в нашем с ней разговоре я вспомнила только сейчас? Ясно же было сразу, что у Аманды нетрадиционная ориентация. Ну ладно, это личное дело каждого, какая у кого ориентация, не такая уж я и ханжа, чтобы осуждать. Но ведь никакая ориентация не предполагает интима между кровными родственниками, да тем более в компании, дескать, «веселее вчетвером»!..

Хватит, хватит, не заводись, Вив, сказала я себе, закрывая замок на два оборота, и вдруг увидела себя в зеркале. Ну и красотка! Волосы висят космами, грязные круги косметики вокруг опухших глаз... А еще называется влагостойкой! Бедная Клара, я ведь рыдала у нее на груди, наверняка перемазала ей всю блузку. И как только мать и сын Монте общались с таким чудовищем? До чего же деликатные люди: виду не подали!

И тут сверху, из моей спальни, донесся какой-то звук. Я оцепенела. Дежа-вю? Я рассматриваю себя в зеркало, а в спальне балуется котенок? Но Казимир остался на руках Клары в машине, мы же расстались пять минут назад! Он не мог с такой скоростью явиться ко мне. Значит, просто другой кот. Я прислушалась. Вроде шаги. Ох, вовсе это не кот... Я услышала, как дверь спальни открылась и кто-то начал спускаться по лестнице. И я уже видела ноги человека в брюках...

Но от страха я не могла пошевелиться! Я только зажмурилась и вскрикнула:

– А-а-а! А! А!

Совсем как Казимир, зачем-то подумала я; шаги приближались.

– Вивьен, – сказал голос Шарля. – Вив! Извини, я совершенно не хотел пугать тебя! Ты... Ты, пожалуйста, прости меня! – И еще какой-то странный звук.

Я открыла глаза. Да, это действительно Шарль. Но почему он стоит передо мной на коленях? И почему у него такие грустные и виноватые глаза? Это же я виновата, а не он...

– Шарль? Шарль! Что это значит? – Я присела перед ним на корточки.

– Вив! Пожалуйста! Пожалуйста, ничего не говори! – Он стоял на коленях, с умоляющим видом прижав руки к груди. – Выслушай! Пожалуйста, выслушай! А потом... Потом, если сможешь, прости!

Я внимательно заглянула в его грустные глаза. Неужели Брандоны уже успели насплетничать про меня? Но к чему тогда такая комедия?

– Шарль, я ничего не понимаю. Ты здоров? Что это за театральные эффекты? Не похоже на тебя. Как ты сюда попал?

– По крыше... Глупо, конечно. – Он смущенно отвел глаза и вздохнул. – Вив, я тебя люблю. Ты сможешь простить меня?

– Шарль, пожалуйста, объясни мне толком. И встань с пола.

– Вив! Я так люблю тебя! Но я так виноват!

– Ты в своем уме, Шарль? – не выдержала я и поднялась во весь рост. – Или говори в чем дело, или... – «уходи!» – чуть, не вылетело из моего рта. Я чувствовала себя слишком усталой для каких-либо объяснений, особенно на полу перед входной дверью. – Шарль, не мучай меня!

– Ты не выгнала! О Боже! Ты не выгнала меня! – Он подобрался ко мне на коленях и обнял за ноги. – Ты ангел! Ты мой любимый, нежный ангел!

– Ты что, пьяный? – догадалась я и заплакала от жалости к Шарлю и от своей абсолютной беспомощности изменить хоть что-то: эти гнусные Брандоны наплели ему про меня, трезвенник Шарль напился до беспамятства, залез ко мне через окно... – Шарль, а если бы ты упал с крыши в таком состоянии?

– Ангел, ангел, – шептал он, обнимая меня за ноги, за талию, целуя одежду и прижимаясь лицом к моему животу. – О, как я тебя люблю!

– Ну, пожалуйста, хватит, Шарль. Давай я помогу тебе подняться. Можешь переночевать у меня на диване. Утром поговорим, когда протрезвеешь.

– Я не пьян, Вив! Честное слово! – Неожиданно резко он встал на ноги, и я поняла, что Шарль действительно не пьян, просто слишком взволнован. – Не нужно никаких полумер с диваном. Я видел, что мое кольцо лежит у зеркала в твоей спальне. Я все понял. Если ты решишь, что я должен уйти, я уйду. Но, пожалуйста, не выгоняй сразу, выслушай меня! Я должен очень многое рассказать тебе! Ты решишь потом, как поступить. Подожди! Не сейчас. Выслушай! Я не знаю, что они все наговорили обо мне! Пожалуйста, дай мне сказать! Выгнать меня ты всегда успеешь! Да, да, я виноват! Но, пожалуйста, выслушай!

Шарль бессвязно твердил одно и то же и метался по комнате, совсем как Пьер, когда пропал его тигренок... Нет, нет! Больше никакого Пьера! Шарль мечется, как Казимир по берегу, когда Жерар уплыл в море.

– Шарль! Остановись! У меня голова кружится от твоего мелькания! – Я прошла и села на диван, а Шарль замер посередине комнаты. – Сядь рядом и расскажи все толком.