Увядание розы

Глава 30

Следователь Сердюков вернулся к показаниям полицейского доктора. Из отчета следовало, что покойный писатель Извеков не отличался завидным здоровьем. Наоборот, его организм оказался изъеден пагубным воздействием алкоголя. Неумеренное питие привело в совершеннейшую негодность и сердце, и печень. Однако не плачевное состояния внутренних органов послужило причиной смерти, а сильнейшее нервное потрясение и последовавший за этим удар. Но что так потрясло покойного?

Следов насилия обнаружено не было.

Получается, что причиной для удара, погубившего писателя, могло послужить нечто, сказанное Извекову женой. Или видение призрака Горской. Или оба обстоятельства, вместе взятые. Возникает вопрос, они случайно совпали, эти обстоятельства, или нет? Одним словом, имел ли место факт убийства, или происшедшее следует отнести к трагическим случайностям? Но тогда кого Извеков молил о пощаде?

Почему сын Павел и Ольга были так уверены, что Извеков даст развод? Она предъявила ему ультиматум, шантажировала его, угрожала? Но что такого могла знать хрупкая, наивная и прямодушная женщина? Женщина, которая некогда так страстно любила покойного, воспитала его детей. И в конечном итоге покинула его ради молодого любовника!

Сердюков в очередной раз прибыл в квартиру писателя и приметил, как хозяйка подавила гримасу недовольства и раздражения. Ну еще бы, полиция толчется каждый день, выглядывает и вынюхивает, кому это понравится! Следователь извинился за очередное вторжение и выразил желание еще раз просмотреть бумаги романиста. Записи, наброски, черновики, неоконченные вещи. Словом, все, к чему прикасалось его перо. Извекова пожала плечами и с холодной предупредительностью отвела его в кабинет мужа. Но дверь не закрыла и находилась неподалеку. Пока Сердюков изучал содержимое шкафов, письменного стола, она заходила как бы невзначай, стояла и наблюдала.

– Вас что-то тревожит, сударыня? – спросил следователь, когда она в очередной раз остановилась против двери.

– Да, господин Сердюков. Как бы я ни относилась к мужу, вы должны понимать, что все это, – она кивнула головой в сторону бумаг, – представляет теперь ценность для истории и литературы. Это наследие моего супруга и наследство его детей.

– Сударыня, прошу вас не беспокоиться! Не пропадет ни один листок, даже самый ничтожный! Я гарантирую вам полную сохранность ваших, бумаг!

– Но что вы хотите узнать? Разве вы имеете понятие о литературном творчестве?

– Не знаю, каково мое понятие о творчестве, но так как это составляло стержень жизни покойного, я должен получить полное понимание сути проблемы. – И Сердюков снова уткнулся своим длинным носом в ворох листков.

Извекова пожала плечами. У нее это движение, как подметил Сердюков, выражало и недоумение, и презрение, и удивление, словом, массу эмоций.

Бумага шуршала, липла к пальцам.

Строчки, стремительно мелькали перед глазами. Наброски к роману «Увядание розы». Надо отдать должное Сердюкову, будучи последовательным педантом, он накануне одолел роман Извекова, правда, так и не поняв, за что его обожествляли читатели. Пробегая глазами листочки набросков, Сердюков вдруг споткнулся. Какое-то непонятное чувство поселилось в нем. Он не мог его сформулировать. Отложил листки. Принялся за другие. Часы в столовой пробили девять, потом десять, давно принесли лампы, а он все рылся и рылся. В голове мутилось, глаза почти не видели, когда из очередной папки выпорхнула страничка и замерла на ковре. Сердюков нагнулся за ней.

– Что-то потеряли? – раздался голос хозяйки. – Вы так долго трудитесь, не желаете ли перекусить?

Извекова стояла рядом со столом, край ее платья накрыл листок, и следователю, чтобы взять его, пришлось бы приподнять ее подол. Он не рискнул прослыть невоспитанным и последовал непреодолимому зову желудка. Когда же, насытившись отменным ужином, он вернулся за листком, его на полу не оказалось. Впрочем, Сердюкова этот факт не очень расстроил, словно он и ожидал нечто подобное.

Перебрав по страничке наследие писателя, следователь испросил дозволения хозяев и отправился на дачу Извекова, чтобы и там пересмотреть бумаги. На сей раз он прибыл в компании господина Сухневича. Специалист по призракам после первого посещения следователем ни о чем думать не мог, кроме как о возможности личного знакомства с собственным, русским, питерским призраком. Всю дорогу он не закрывал рта, пересказывая спутнику свидетельства общения с потусторонним миром. Полицейский сосредоточенно слушал, пытаясь выудить из потока информации рациональное ядро. Так, запах, изменение температуры, отсутствие тени.

Все это можно проверить, измерить, описать.

Дача встретила непрошеных гостей унылой пустотой. Местный кот неизвестной породы, пригревшийся на пороге, недовольно мяукнул, когда его пришлось не очень почтительно отодвинуть от двери.

Испуганный дворник и охранитель имущества Герасим по счастливой случайности оказался трезв. Он открыл господские комнаты и принялся хлопотать вокруг прибывших.

– Чайку согреть, сударь? – Спросил дворник, подобострастно заглядывая следователю в лицо.

– Пожалуй, только попозже.

Следователь погрузился в изучение бумаг, которые Вдова еще не вывезла. А Сухневич решил излазить весь дом в поисках свидетельств присутствия призрачных существ. Строго спрошенный дворник клялся и божился, что после смерти хозяина никаких привидений на даче больше замечено не было.

Сухневич принялся изучать дом. Внутри строение оказалось более просторным," чем казалось снаружи. Много комнат, кладовки, коридорчики, лестницы, обязательно подвал и, само собой, чердак. Везде пыль, паутина, следы мышей, старый хлам и ничего потустороннего, – Нашли что-нибудь интересное? – полюбопытствовал Сухневич, зайдя в кабинет писателя, где полицейский утонул в груде бумаг.

– Трудно сказать, мне кажется, я натолкнулся на одну мысль, но она еще не оформилась в четкие умозаключения. А как ваши дела?

– Увы, мне кажется, что тут мне опять не повезет! –" Знаток потусторонних миров грустно улыбнулся.

– Вы осмотрели все комнаты?

– Почти, я пришел пригласить вас в комнату покойной госпожи Горской.

– Что ж, пожалуй, надо размяться!

Следователь встал и потянулся. Сухневич невольно поморщился: кости следователя издали дружный треск, подобный тому звуку, который издает сломанная сухая ветка. Они направились по коридору, Герасим почтительно двигался следом, неся связку ключей. Перед дверью комнаты умершей хозяйки он остановился, шумно выдохнул и перекрестился. Сухневич скривился от отвратительного винного перегара…

– Говорите, не пили нынче? С вами рядом стоять и то опьянеешь!

– Хорошо вам говорить, господа, а мне боязно! Прости Господи, как тогда ее увидел, так со страху еще больше прикладываться стал. Барин-то наш тоже трезвенником не был. А все отчего? По моему разумению, он ее все время видел, она, наверное, к нему часто являлась, вот он и запивал свой страх-то! – прогудел Герасим и повернул ключ в замке.

– Постоянно являлась? – переспросил следователь, внимательно глядя на ключ. – Ну-ка дай-ка!

Он взял у дворника ключ и еще несколько раз провернул его в замке. Потом, оставив дверь открытой, отошел к соседней двери и там повертел ключами, открыл еще одну, потом снова вернулся к двери комнаты Горской.

– Давно не открывали эту дверь?

– Почитай, с ее смерти раза три, может, четыре, не знаю. При мне не открывали, в этом году уж точно!

Переступив порог, Сердюков и Сухневич осмотрелись. Со всех стен на них смотрела прекрасная Тамара. Маленькой девочкой, прелестной барышней, знаменитой актрисой, в разных ролях, в разных костюмах, в гриме и без него. Везде царил порядок, будто хозяйка только что ушла.

Шторы задернуты, на мебели чехлы. Следователь задумчиво постоял около одного из кресел, провел по сиденью рукой, складки на ткани исчезли. Он медленно открыл большой платяной шкаф. Там плотными рядами висели платья, блузы, юбки, громоздилось несколько шляпных коробок. Сердюков принялся передвигать вешалки, внимательно вглядываясь в каждую вещь. Дверца шкафа жалобно заскрипела, а зеркало, вделанное в нее, отразило длинную сутулую фигуру мужчины, сосредоточенно углубившегося в святая святых женских тайн. Сухневичу, когда дело дошло до белья, панталон, лифов, корсетов, стало совсем неловко. Он кашлянул и принялся разглядывать портреты хозяйки. Бог ты мой, какая же красивая была женщина!

– А что, Герасим, не припомнишь ли ты, призрак в каком обличье явился? – Следователь вытянул зеленое платье и встряхнул его.

Роскошный шелк обрушился на пол.

И даже теперь от платья шел тонкий, но явственно ощутимый аромат хозяйки.

– Не пойму, о чем вы? – Герасим смущенно топтался на пороге комнаты.

– Когда ты увидел призрак, что было на нем надето? Саван? Или, может, вообще ничего?

– Как это ничего? Как можно-с! – Дворник с упреком покачал головой, мол, призрак хозяйки должен быть таким же добропорядочным, как и она сама. – Платье на ней было, помнится, я говорил вам, сударь!

– Правильно, говорил, только я хочу уточнить, какое платье, какого цвета?

Герасим засопел и уставился на темную ткань в руках полицейского.

– Сдается мне, что зеленого!

– Уж не это ли?

Дворник, перекрестившись, боязливо приблизился. Платье как платье, хорошее, в дорогом магазине купленное.

– Не знаю, барин, не припомню, страшно было, обезумел я, от страха-то!

– А про шляпу тоже не помнишь? – Сердюков потрошил содержимое шляпных коробок.

– Нет, барин, увольте, не знаю! – пятясь, взмолился Герасим.

Завершив осмотр, бросив последний взгляд на бесконечную череду портретов «царицы Тамары», незваные гости вышли в темный коридор. Герасим возился с ключом, в сумерках было не разобрать, который от этого замка. Как вдруг послышались легкие шаги, скрип, почудилось, словно кто-то пытается двигаться бесшумно, на цыпочках.

– А вот и наш призрак! – прошептал следователь и достал на всякий случай пистолет.