ГЛАВА ПЕРВАЯ

Байрон Мередит всегда гордился своими архитектурными проектами, очень гордился, даже если они не воплощались во что-то выдающееся, как он их задумывал. Здание же галереи было достаточно скромным. У него не было очарования, как у аэропорта в Северной Европе, или сияния, как у отеля в Южной Африке, или любого другого его проекта, которые принесли Байрону международное признание. Просто ему было приятно сделать что- то для города, в котором он провел свои студенческие годы.

У Байрона выдалось несколько свободных минут перед деловой встречей, поэтому он решил воспользоваться случаем и осмотреть все здания по обеим сторонам от галереи. И тут его внимание привлекло что-то на другой стороне оживленной главной улицы.

Но это было отнюдь не заинтересовавшее его здание, а женщина в розовом костюме — жакет с короткой юбкой, — с длинными рыжими волосами, собранными в хвост на затылке. Она была невероятно привлекательна: с гордо поднятой головой, в каждом шаге — уверенность. Женщина не смотрела по сторонам и выглядела очень деловой и серьезной.

Сердце Байрона глухо застучало в груди. Может, он грезит? Она ли это? Да, этот мираж определенно выглядел как Элли — правда, уже повзрослевшая и не такая наивная, но Элли! Хотя он уже несколько раз встречал похожих на нее женщин. У них были такие же огненно-рыжие волосы и такие же обольстительные формы. Но когда он пытался догнать их, попадал в глупое положение.

Теперь же он не сомневался, что это Элли. И твердо знал, что должен заговорить с ней, прежде чем она исчезнет. Не задумываясь, Байрон шагнул на проезжую часть.

Машины неслись непрерывным потоком по двум встречным полосам, и ни одна не собиралась останавливаться, чтобы пропустить его. Не успевал он увернуться от одной машины, как прямо на него неслась другая. Визжали тормоза, автомобили оглушительно гудели, и на него сыпался поток проклятий. Но он не слышал ничего.

Как одержимый, Байрон лавировал между машинами, то перепрыгивая через капоты, то отступая на шаг. В конце концов, скорее благодаря удаче и везению, он благополучно перебрался на другую сторону.

Женщина в розовом уже заворачивала за угол, когда он в отчаянии выкрикнул ее имя. Даниэлла обернулась — на ее лице было написано потрясение. Он увидел, как расширились ее прекрасные глаза и как приоткрылся соблазнительный ротик.

— Байрон, — сказала она охрипшим от волнения голосом, когда он наконец догнал ее. — Вот уж кого я не ожидала увидеть. Что привело тебя в Бирмингем?

— Дело, — сообщил он кратко, явно не желая об этом говорить. — Господи, Элли, ты прекрасно выглядишь!

Она действительно замечательно выглядела. За эти почти десять лет она повзрослела, превратившись из хорошенького подростка в сногсшибательную женщину. Как это он мог когда-то позволить ей уйти?

Элли не ответила: «Ты — тоже», а просто стояла и молча смотрела на него. Встреча ее ошеломила и уж совсем не обрадовала, а лишь причинила адскую боль. Хотя, вероятно, этого и следовало ожидать.

Он снова хотел повторить ей, что она восхитительно выглядит, но не стал. Вместо этого с настойчивостью в голосе произнес:

— Нам нужно поговорить. К сожалению, сейчас я должен бежать. Не могли бы мы встретиться попозже — ради старых, добрых времен? Ты не против?

Она выглядела невероятно: ее фарфоровая кожа сияла здоровьем, и даже веснушки, которыми он так беспощадно дразнил ее когда-то, смотрелись очаровательно.

Даниэлла покачала головой.

— Не стоит. Старые времена были не такими уж добрыми и счастливыми, разве не так?

Ее ясные, широко поставленные голубые глаза с вызовом смотрели в его синевато-серые, как бы предлагая опровергнуть ее слова.

Он знал, что она ответит отказом. В те минуты, когда он, как лягушка, прыгал по капотам машин, он знал уже это и не надеялся быстро получить ее согласие. И все же его пронзило острое чувство разочарования.

— Было несколько счастливых, — заметил он. И в его взгляде тоже мелькнул вызов.

— Возможно, были — в самом начале, — пожав плечами, согласилась она. — Но ведь очень скоро мы обнаружили нашу несовместимость. Поэтому не вижу смысла в разговоре.

Байрон даже и не пытался скрыть досаду.

— Я не собираюсь настаивать, Элли. Я знаю, что ты снова вышла замуж. — И заметив, что она нахмурилась, быстро добавил: — Я просто подумал, что было бы неплохо поговорить, вот и все, просто поговорить о том, что произошло в твоей жизни.

— Как раз это я и не желаю обсуждать! — твердо заявила Элли. — В тот день, когда мы с тобой развелись, ты перестал для меня существовать. — Казалось, она хотела еще что-то добавить, но сдержалась и вместо этого произнесла: — Извини. У меня тоже дела, и я уже опаздываю. — Сказав это, она повернулась и ушла.

Байрон не мог поверить, что это возможно. Бежать за ней, чтобы продолжить разговор? Ведь так много надо ей сказать! Да и нельзя позволить ей вот так уйти! И протягивая к ней руки, шепча ее имя, он устремился было вслед, но… его встреча с Саммерсом очень важна — так важна, что ею нельзя пренебрегать.

Он стоял и смотрел ей вслед, пока она не исчезла за углом. И вот тут он не выдержал и сорвался, с остервенением ударив ногой по ближайшему фонарному столбу. Проклятье! Он не должен был позволить ей уйти! По крайней мере надо было предложить ей встретиться в другое время, удобное для них обоих. Ах, какой же он дурак, черт возьми!

Было еще довольно рано, когда Байрон вернулся в гостиницу и смог наконец снова думать о Даниэлле. Сняв пиджак и галстук, расстегнув ворот рубашки, он бросился на постель. Сцепив руки за головой, в задумчивости уставился в потолок.

Он встретил Даниэллу, когда ей было восемнадцать и она училась в школе в выпускном классе. Ему тогда только исполнился двадцать один год, и он посещал университет. В тот день при университете проходила ежегодная благотворительная акция по сбору старых вещей. Он остановился с импровизированным ящиком для сбора пожертвований — пластмассовым ведром красного цвета — прямо перед ней и отказывался уходить, пока она что-нибудь туда не положит.

— А если я откажусь? — насмешливо проговорила она, сверкнув на него своими неправдоподобно голубыми глазами.

— Если вы откажетесь, я схвачу вас в охапку и утащу в свою берлогу, — зарычал он, и в эту минуту почти не шутил.

Рыжие волосы девушки притягивали его взгляд даже на расстоянии, а вблизи она казалась хрупкой китайской куклой. Ему нестерпимо захотелось забрать ее к себе домой и никуда от себя не отпускать.

Он был без ума от рыжих женщин. Возможно потому, что его бабушка была рыжеволосой и в его счастливых воспоминаниях он сидел, свернувшись, у нее на коленях, а ее сладко пахнущие волосы щекотали ему лицо.

Поговорив с Даниэллой не более десяти минут, он назначил ей свидание. Именно эта встреча могла бы стать (а он на это надеялся) началом любви на всю жизнь. Но что-то не заладилось, и все пошло наперекосяк.


Даниэлла не поверила глазам, когда увидела Байрона у своего дома. Он стоял, небрежно облокотившись на льдисто-голубой «мерседес», словно ему совершенно нечего делать.

Она остановила лошадь рядом с ним, но спрыгивать не стала, решив, что сейчас ее положение верхом на огромном Шандоре дает ей определенные преимущества.

Ее очень взволновала вчерашняя встреча с Байроном, ведь она совсем не ожидала увидеть его снова — после стольких-то лет! Казалось, с тех пор прошло сто лет! Он и не подозревает, сколько всего случилось в ее жизни, о чем она ему никогда не смогла бы рассказать.

Ничего, что ей стало трудно дышать при виде его, а сердце так бешено забилось, что ей стало плохо. Она должна держать в узде свои чувства и скрывать их любой ценой! Она выстроила для себя новую жизнь и почти перестала думать о нем. Почти. Это было непросто — ведь его имя постоянно появлялось в газетах.

Мысли о нем не давали ей спать почти всю прошлую ночь. Отчаянно желая разобраться в себе и в своих чувствах, Даниэлла поднялась на рассвете и долго каталась верхом. Она думала, что это помогло, — пока не увидела Байрона у своего дома.

— Что ты здесь делаешь? — спросила она нарочито холодным тоном. — Как ты узнал, где я живу? — Хенлей-в-Ардене находился в восемнадцати милях от Бирмингема. Вряд ли он случайно отыскал ее дом.

Байрон стал выше и шире в плечах, чем в дни их брака. Одет был в сшитый на заказ костюм, не имевший ничего общего с той одеждой, которую он раньше покупал в супермаркетах. От него исходила сила и уверенность — безоговорочная вера в себя.

Его серые глаза с густыми ресницами до сих пор таили в себе такую коварную, соблазнительную силу, которой не могла противостоять ни одна девушка. В черных коротких волосах кое-где на висках пробивалась седина, а от уголков глаз расходились крохотные морщинки, но они не уменьшали, а скорее даже усиливали его сексуальную привлекательность. Даже голос стал более глубоким и чувственным.

— Я давно знаю, где ты живешь, — признался Байрон, похлопывая при этом по шее ее гнедого коня. — Хорошая лошадка!

— Давно знаешь? — От волнения ее все больше сотрясала дрожь. Как он узнал? И почему занялся ее розыском?

Ведь, кроме немногочисленных попыток увидеть ее в самом начале — сразу после того, как она ушла и вернулась к своим родителям, — они больше не виделись. Она полагала, что Байрон должен был совершенно выбросить ее из головы.

— Ты всегда так рано катаешься верхом?

Даниэлла пожала плечами.

— Не всегда. Сегодня мне просто нужно рано уйти. — Не могла же она сказать ему, что плохо спала этой ночью!

— Понятно, — задумчиво произнес Байрон. — Значит, вместе позавтракать не получится? А может быть, хотя бы выпьем кофе?

Ее раздирали сомнения: с одной стороны, ей хотелось провести с ним время, узнать о его жизни от него самого, а не из газет. Но с другой стороны, она не видела в этом смысла.

И тут она поймала себя на том, что согласно кивает.

— Кофе — можно, если ты подождешь, пока я управлюсь с Шандором. — Они смогут поговорить, он будет, вероятно, удовлетворен, и тогда она наконец-то сможет от него отделаться.

Ей очень трудно было скрывать свои чувства. Байрон всегда, в любую минуту, пробуждал в ней желание, лишь взглянув на нее. А сейчас он именно это и делал. Пристальный взгляд его синевато-серых глаз с ослепительными белками заставил задрожать каждую ее клеточку.

Все произошло так давно, а казалось, что только вчера они поженились, не спросив родительского согласия. Бросили учебу и стали работать: он — строителем, она — помощницей в магазине готовой одежды. Сняли старый домик и обставили его по своему вкусу. И были безоблачно счастливы! Именно так все начиналось.

— Давай я помогу. — Он открыл ворота паддока, чтобы Даниэлла завела туда лошадь, потом снова их закрыл. Она вычистила Шандора, и когда лошадь наконец-то присоединилась к своей товарке — кобыле по кличке Моргана, Байрон подал Даниэлле седло. А сам стоял в стороне и наблюдал, как она его чистит.

— Ты помнишь, — спросил он, небрежно засунув руки в карманы и прислонясь плечом к стене, не переставая при этом лениво следить за ней глазами, — какие мы строили планы? Мы хотели такой вот домик с парой лошадей в паддоке, с собакой и кошкой (может быть, не одной) и желательно с несколькими ребятишками.

Ничто в его голосе не говорило о том, что он иронизирует, но Даниэлла почувствовала насмешку. Она не отрывала глаз от сбруи, которую чистила.

— Мне кажется, что этого не было, — тихо произнесла она.

Да, они действительно проводили много счастливых часов, строя планы. Особенно в то время, когда она обнаружила, что беременна. И хотя они не планировали так скоро обзаводиться ребенком, это событие их очень обрадовало. Особенно Байрона. Единственный ребенок в семье, он решил, что его семья должна быть непременно большой. Байрон любил детей, и Даниэлла знала это. Вот почему они и вели разговоры о большом доме за городом, наполненном топотом маленьких детских ножек.

Но случился выкидыш. Байрон мучительно переживал это и обвинил ее в небрежности. Теперь-то она знала, что все произошло из-за их неопытности. А тогда это вылилось в ужасную ссору, которая и стала началом конца. После той ссоры пошли другие — из-за денег или их отсутствия, когда зимой Байрон сидел без работы; из-за непонимания интересов и нужд друг друга, да и вообще по пустякам. Уже позже, оглядываясь назад, она видела, как ничтожны и глупы были поводы.

Тем не менее она была уверена, что правильно поступила, уйдя от Байрона тогда, когда забеременела во второй раз. Она ужасно боялась снова потерять ребенка — а доктора предупреждали ее о вероятности выкидыша, — и мысль о том, что же тогда будет с мужем, пугала ее до смерти. В действительности же получилось все гораздо хуже.

— У тебя есть дети, Элли? — Он как будто прочитал ее мысли.

— Нет, — прошептала она, надеясь, что Байрон не заметит ее внезапно выступивших слез. Как порой бывает жестока с нами наша память!

Она не хотела больше отвечать ни на один его вопрос и поэтому спросила сама:

— А как ты, Байрон? Женился снова? — Байрон был любимцем женщин, и Даниэлла не могла даже представить, чтобы он долгое время находился без женского общества. Он немного прибавил в весе, но это не сделало его толстым. Наоборот, он стал выглядеть еще лучше.

— Нет, — резко ответил он. И это наводило на мысль, что он так же не хочет говорить о других женщинах, как и она — о своей бездетности.

Но она продолжала настаивать:

— У тебя кто-нибудь есть?

— Не совсем.

Значит, все-таки у него есть женщина? Она хотела было еще спросить его кое о чем, но подумала, что ее вопросы могут быть ему неприятны. Хотя что из этого? Ведь она с ним больше не собирается встречаться.

— Я рада, что ты вернулся в университет. — Когда они только познакомились, он сказал ей, что мечтает стать великим архитектором, что хочет проектировать такие здания, которыми бы восхищался не только его народ, но и весь мир. Что ж, он добился всего, о чем мечтал.

— Это был верный шаг, — согласился он. — А как ты? Закончила учебу?

Даниэлла покачала головой. У нее не было для этого возможности: по утрам она так сильно страдала от тошноты, что была вынуждена отказаться даже от работы.

— Я… продолжала работать, — наконец выговорила она.

— Но уже в другом месте.

Она нахмурилась. Неужели он знал о ней все? И о ее ребенке тоже? При этой мысли ее бросило сначала в жар, потом в холод. Неужели именно об этом он так хотел с ней поговорить?

И правильно ли она поступила, пригласив его на кофе? Даниэлла неистово терла сбрую. И остановилась только тогда, когда на ее руку легла рука Байрона.

— Элли, неужели ты думала, что я смогу тебя забыть?

Она с трудом сглотнула:

— Никак не ожидала, что ты так много знаешь обо мне. Я ведь не веду светскую жизнь, как ты.

— Я интересовался тобой, поэтому занялся твоими поисками. Как я понял, ты открыла в Бирмингеме собственный магазин одежды?

Она кивнула. Что еще он знал о ней? Чутье подсказывало, что это не все.

— Как там идут дела?

Даниэлла пожала плечами:

— Потихоньку.

— Ну, ты скромничаешь. Иметь магазин в самом центре большого города — это что-то значит. Должно быть, твои дела идут отлично. А как твоя мечта — открыть целую сеть своих магазинов?

Да, она стремилась к этому — они оба пытались достичь жизненных высот. Даниэлла даже подумывала самой начать разрабатывать модели одежды. Печально улыбнувшись, она покачала головой:

— Никак.

Джон даже один магазин позволил ей открыть с большой неохотой. Он не хотел, чтобы его жена работала, и настаивал на том, чтобы она отказалась от этой затеи. Но Даниэлле нечего было делать дома — всю работу выполняли экономка и садовник, и поэтому она стояла на своем, пока муж наконец не сдался.

К работе она привлекла свою подругу Мелиссу и совсем редко стала появляться на людях. В общем, все вышло так, как и предполагал Джон: она почти все время проводила в магазине.

— А ты довольна своей скромной жизнью за городом? — Спрашивая, Байрон прищурил глаза, что сразу насторожило Даниэллу. Это был не просто вопрос, он нес в себе что-то еще. Или она ошиблась? Он так много знал о ней, что уже, наверное, был в курсе и ее вдовства. Так не из-за этого ли он ее разыскал? Неужели надеется на то, что они смогут все начать сначала во второй раз?

Ну что ж! В таком случае его ждет большое разочарование. Потому что это — лишь сон, мечта, и наяву она невозможна!

— Да, довольна! — твердо сказала Даниэлла. Повесив сбрую с седлом на место и напоследок обведя глазами загон, она направилась через двор к дому.

У входной двери она сбросила сапоги для верховой езды, и они вошли внутрь. Интересно, заметит ли он, что ее дом выглядит совсем как тот, который они когда-то себе представляли в мечтах.

Байрон помнил, что их дом-мечта был большим, с паддоком и лошадьми в нем. Но мог ли он припомнить более мелкие детали? Она надеялась, что нет. Джон предоставил ей полную свободу в отделке на ее собственный вкус. И идея привнести что-то из ранних задумок показалась ей удачной. Ведь она и представить себе не могла, что однажды Байрон отыщет ее здесь.

Они прошли вдоль узкого коридора в огромную комнату отдыха, выдержанную в спокойных серо-голубых тонах. Украшали ее персикового цвета коврики и абажуры.

Байрон на минуту заколебался, оглядываясь вокруг, но Даниэлла решительно шла дальше — к оранжерее. Она толкнула двери в сад, и в комнату хлынуло июньское солнце. Воздух был напоен ароматом роз и жимолости, пели птицы: все как обычно — но только не ее сердце! А еще ее испугало проснувшееся в ней желание.

Экзотические растения делали комнату похожей на джунгли. По плетеной мебели там и сям были разбросаны мягкие разноцветные подушки: приглушенного терракотового, зеленого и голубого цветов.

— Если хочешь, можешь присесть, а я пока быстро приму душ и переоденусь во что-нибудь более удобное.

— Звучит обещающе. — На его губах заиграла озорная улыбка.

Даниэлле стало неловко. Что он себе позволяет?

— Не забывай, пожалуйста, — я замужем! — резко возразила она.

— Как я могу забыть! Кольца, что ты носишь, должно быть, стоят целое состояние, — сказал Байрон. — Но твоего мужа здесь нет, а я есть.

Машинально она посмотрела на свою руку. Он прав — ее обручальное кольцо с огромным бриллиантом в окружении сапфиров не скрыть. Обычно она всегда снимала его, когда каталась верхом, и поэтому никак не могла понять, почему сегодня утром кольцо оказалось на ее пальце. Мистика какая-то!

То простенькое золотое колечко, что когда-то подарил ей Байрон, не могло и сравниться с се дорогими кольцами, но она все еще хранила его в шкатулке с драгоценностями. В глубине души она знала, что именно оно ей больше всего дорого. Теперь, после его замечания, она по крайней мере удостоверилась, что Байрон ничего не знает о смерти Джона.

— Полагаю, он не вернется до вечера?

— Вообще-то он уехал, — солгала она, удивляясь, почему не сказала ему правду. Это было совершенно невероятно — ведь она никогда не лгала! Боже, что с ней случилось?! — А ты что, ухлестываешь за чужими женами за спинами их мужей, да? — резко спросила она. — Поэтому не женат?

Он сверкнул своими серыми глазами.

— Здесь я вижу только одну чужую жену, с которой я заигрываю, если ты так поняла мои слова.

— Боюсь, ты зря теряешь время. Я не из тех, с кем можно позабавиться, — парировала она.

— Раньше у тебя получалось восхитительно, — сказал он приглушенным, волнующим голосом.

— Раньше мы были женаты, — бросила она. — А это большая разница.

— Ты любишь своего мужа?

Ее глаза расширились от негодования.

— О Господи, что за вопрос? Я бы не вышла за него, если бы не любила. А теперь извини… — И она быстро вышла из комнаты.

Обычно после езды верхом Даниэлла принимала душ. Но этим утром она побежала наверх и закрылась у себя в спальне. Байрон был невыносим! И не совершила ли она роковую ошибку, пригласив его в дом? Ей сделалось так жарко, что она буквально сдернула с себя всю одежду.

Холодный душ, обычно освежающий, на этот раз не принес спасительной прохлады: она все так же горела. Да будь он проклят! А она еще думала, что это неплохая идея — поговорить с ним. Как же она его недооценила!

Никогда раньше Байрон не играл в подобные игры. Когда они были совсем юными, период обольщения друг друга длился недолго. Он не ласкал ее глазами, как несколько минут назад. Не возбуждал, обещая без слов любовь и наслаждение.

Когда Байрон хотел ласк и любви, он добивался их, и она, такая же страстная, как и он, всегда охотно разделяла с ним его желание.

Она наспех растерлась полотенцем, накинула на себя платье из бледно-голубого шелка, провела щеткой по влажным волосам и легко сбежала вниз по лестнице. Теперь она спешила — спешила отделаться от него.

На кухне она поставила на плиту чайник, насыпала в кофейник кофе и расставила на подносе чашки и блюдца. Они были ярко-желтые, глиняные и всегда подавались за завтраком. Эта яркая посуда хорошо сочеталась с холодной облицовкой стен кухни, со светлым дубовым шкафом для посуды и с желтыми, как солнышко, занавесками.

Когда все было приготовлено — оставалось только подождать, когда закипит вода, — она обернулась… и увидела стоящего на пороге Байрона.

Ее сердце бешено забилось. Она должна была почувствовать его присутствие. Почему же не почувствовала? И когда он там появился? Возможно, только что. Именно на это Даниэлла и надеялась. Теперь, зная, что он незаметно за ней наблюдал, она вдруг растерялась.

— Скоро закипит, — сказала она бодро, твердо решив скрыть свое волнение.

— Я не спешу, — прислонившись к косяку двери, ответил он.

Это задело Даниэллу. Быстрей бы был готов кофе! Чем раньше они его выпьют — тем скорее он уйдет!

— Очень мило.

— Что мило? — нахмурилась она.

— Твой дом.

Не может быть! Он в ее отсутствие разглядывал дом?!

— Меня порадовало, что твой муж никак не повлиял на твои замыслы. Здесь все точно так, как ты планировала когда-то в нашем доме. Я просто счастлив, что ты получила то, что хотела. — (И снова она как будто уловила в его голосе циничные нотки.) — Только жаль, что мы не владеем им вместе.

— Я удивлена, что ты помнишь, — едва слышно проговорила она.

Его темная бровь дрогнула.

— Я помню все, Элли. — Он оторвался от двери и медленно направился к ней. — Все.

Даниэлла настороженно смотрела на него. Что делать? Отступить? Притвориться, что чем-то занята? И когда только эта вода закипит?! Ну почему так медленно!

— Я помню все, о чем мы когда-то говорили, все, что мы когда-то делали.

Он стоял так близко, что она могла разглядеть и темные крапинки в его серых глазах, и восхитительные густые ресницы, и даже седые волоски, которые так беспардонно вторглись в его волнистые черные волосы. Она подумала, что он хочет поцеловать ее. Да, она была уверена в этом — выражение серых глаз выдавало его намерение. И зная, что этот поцелуй может стать для нее роковым, Даниэлла быстро отскочила в сторону. Открыв дверь шкафа, она спросила:

— Может быть, хочешь печенья к кофе?

Понимая, что смутил ее, Байрон улыбнулся и вернулся на свое прежнее место — к дверному косяку.

— Нет, спасибо.

Даниэлла почувствовала себя почти счастливой, когда вода в чайнике наконец закипела. Она налила в кофейник кипятку и поставила его на поднос.

— Ну вот, все готово.

— Я отнесу.

Она неохотно отдала ему поднос. Но когда его руки коснулись ее пальцев — умышленно или случайно, неизвестно, — ее тело словно пронзило током. В ближайшие полчаса притворство, на которое уже не было сил, будет подвергнуто новому испытанию.

Это пугало ее — она была скверной актрисой.

Загрузка...