Уйди из моей жизни

ГЛАВА ВОСЬМАЯ

Байрон не хотел верить, что в жизни Даниэллы есть кто-то другой. Она так много времени проводила в одиночестве! И Байрон решил, что уже не может быть никого, что она все придумала, только чтобы не подпускать его к себе. Даже когда Даниэлла сказала, что ее друг работает за границей, и назвала его имя и фамилию, все равно было трудно поверить в его существование.

Однако, когда он столкнулся с ним лицом к лицу у ее дома, да еще рано утром, стало ясно, что этот тип провел ночь в ее постели — то есть сделал то, что она не позволила ему, Байрону. Он чувствовал себя так, словно ему влепили сильнейшую пощечину.

А еще он заметил поцелуй, которым они обменялись, нежные слова, которые произносили, и непринужденность их отношений. Эта сцена просто врезалась в его память. Надежда на примирение с Даниэллой в эту секунду почти умерла. Но Байрон знал, что должен еще раз попытаться, что он не может сдаться!

— Что ты об этом думаешь, Байрон?

— Простите?.. — Он очнулся от своих невеселых мыслей.

Заседание началось.

Поведение Даниэллы отнюдь не внушало оптимизма. Она избегала даже смотреть на него, когда он выступал перед собравшимися. Ее нежелание отвечать на его поцелуй, гробовое молчание в машине — все должно было внушить ему, что он зря теряет время, что она твердо решила не впускать его в свою жизнь. А Байрон в свою очередь решил помешать ей осуществить свои намерения, и сейчас его решение было тверже, чем раньше, — ведь он видел Тони Кохрана собственными глазами. Ну разве может она любить этого увальня? Нет, не может!

Когда совещание закончилось, было 12:30. Вместо того чтобы отвезти Даниэллу домой, в Хенлей, он направился к центру города.

— Куда мы едем? — спросила она резким тоном, сверкая своими невероятной голубизны глазами.

— Сейчас время ленча, — весело объявил он.

Запах ее духов, как всегда, опьянял и дразнил. Даниэлла восхитительно выглядела в своем ослепительного голубого цвета костюме, под которым был надет темно-синий коротенький топ. Ее гладкие блестящие волосы были тщательно уложены. Байрону, конечно, больше хотелось обладать Даниэллой, нежели просто разделить с ней ленч, но он знал, что даже с мыслью об этом надо на время распрощаться. Но в то, что это может никогда не произойти, он верить отказывался. Это «никогда» уже и так слишком долго длилось.

— Но у меня другие планы, — запротестовала Даниэлла.

— Тогда ты должна их изменить! — твердо заявил Байрон. — Если это касается твоего возлюбленного, то можешь ему позвонить. Скажи, что внезапно возникло срочное дело.

Лицо Даниэллы сделалось непроницаемым, пальцы сжались в кулаки.

— Ты когда-нибудь слышишь, что тебе говорят?

— Только когда речь идет о тебе, — спокойно сказал он ей.

— Мне кажется, как раз нет.

— Тогда тебе кажется неправильно.

— Ты думаешь, что лучше знаешь, что для меня хорошо, а что нет? И ты не одобряешь Тони? — Ее голос звучал резко и обвиняюще. — Так вот, позвольте вам заметить, Байрон Мере…

— Даниэлла! — Он взял ее за руку. — Не нужно выходить из себя. Это только ленч. Я не собираюсь задавать тебе неприятных вопросов.

— Тем не менее! — не сдавалась она, и Байрон понял, что Даниэлла вспомнила о том, как он поцеловал ее сегодня утром. Это была ошибка с его стороны — большая ошибка. Но он должен был убедиться, что ее чувства к нему не умерли.

Он аккуратно припарковал машину на место только что уехавшей, не сомневаясь, что Даниэлла, вероятно, знает этот район намного лучше его. Он подумал и о том, что она могла заходить с Тони поесть именно в этот прибрежный паб, который он выбрал.

Байрон взял ее за руку и повел вниз по Бриндли-Плейс в сторону каналов Бирмингема. Вся система каналов, тянущаяся на 33 мили, давно пришла в упадок, и сейчас здесь располагались кафе, рестораны и магазинчики. Он не поверил своим глазам, не узнав это, хорошо знакомое ему со студенческих лет, место…

— Ты давно была здесь? — спросил Байрон.

Даниэлла кивнула.

— Но никогда не заходила никуда поесть. Да я и сейчас не голодна. — Она попыталась вырвать свою руку.

Но Байрон держал ее крепко.

— Я уверен, что тебе надо подкрепиться.

Они выбрали столик наверху, на длинном открытом балконе, откуда можно было наблюдать за яркими узенькими лодочками, медленно проплывающими мимо. Отсюда был виден и Центр подводного мира, где посетители гуляли по туннелю, за стеклами которого плавали акулы и электрические скаты.

— Что будешь пить? — спросил Байрон.

— Тоник, — без выражения ответила Даниэлла.

Он очень боялся оставлять ее одну, когда отправился в бар: ему казалось, что она встанет и уйдет. Но когда он вернулся, Даниэлла изучала меню. Байрон поставил перед ней заказанный напиток, но она даже не взглянула на него, лишь тихо произнесла «спасибо».

Он с болью заметил тени под ее глазами, которых прежде не было. Она выглядела похудевшей, побледневшей. Байрона зазнобило при мысли о том, что ее бледность вызвана бурной и страстной ночью. Он жалел, что не воспользовался удобным случаем и не врезал этому великану в челюсть, вместо этого пройдя мимо и не удостоив его даже взглядом. Он так хотел ему врезать, и только здравомыслие удержало его от этого шага.

Даниэлла в конце концов остановилась на ассорти из морепродуктов, а Байрон заказал себе стейк с гарниром. Она все еще избегала его взгляда.

— Тебя что-то беспокоит, Даниэлла?

Она покачала головой.

— Думаешь о своем возлюбленном? — Эти слова вырвались у Байрона помимо его воли. И от своих же насмешливых слов ему стало неловко и неуютно. Разве это его дело? Не следовало так обращаться с ней, раз он хочет, чтобы она была с ним.

— Его зовут Тони, — процедила Даниэлла сквозь зубы.

— Хорошо, — пожал плечами Байрон. — Пусть будет Тони. Расскажи мне о нем. — Он хотел знать все: сколько они уже знакомы, что друг для друга значат и какие у Тони намерения, а также — что они делали вместе!

— Почему я должна рассказывать? — возразила ему Даниэлла.

— Потому что мне интересно.

— Уж, конечно, интересно, — огрызнулась она. — Точно такой же интерес, как к корзине с сырой рыбой. Не суй нос в мои дела!

— Между вами это серьезно?

Невероятно голубые глаза Даниэллы враждебно вспыхнули.

— Если я соглашусь рассказать, ты оставишь меня в покое?

— Думаю, ты знаешь мой ответ на этот вопрос, — тихо произнес Байрон. О, эти восхитительные веснушки! Как же он хотел поцеловать их — каждую в отдельности.

— Тогда не вижу оснований, почему я должна что-то тебе рассказывать. — Еще одна жгучая голубая вспышка. — Мои отношения с Тони касаются только меня, и никого больше. Если твоя идея, ради которой ты затащил меня сюда, состоит в том, чтобы выведать у меня что-нибудь о Тони, можешь забыть об этом. — Она отодвинулась от стола и встала.

— Элли! — Байрон мысленно обругал себя: в самом деле, он не должен забывать об осторожности. — Пожалуйста, сядь. Я не должен был спрашивать тебя об этом. Прошу прощения. — Он удержал ее взгляд на несколько минут и облегченно вздохнул, когда она медленно и неохотно, но все-таки опустилась обратно на свой стул. — Но я думаю, тебе следовало бы позвонить ему, если ты изменила свои планы.

— Я не ждала его, он приехал неожиданно. И так как это не столь уж важно, то может подождать.

Байрон перевел дух — она не собирается встречаться с Тони! Несколько минут они просидели в молчании. Даниэлла наблюдала за лодками, а Байрон смотрел на роскошные городские здания и дома, выросшие вдоль всего канала. Ему как-то рассказали, что там есть квартиры и на крыше, и Байрон представил себе выражение лица Даниэллы, если он ей скажет о своем намерении переехать в одну из таких квартир.

Им принесли заказанную еду, и Байрон попытался пусть поздно, но исправить положение.

— Я не сую нос в твои дела, Элли. По крайней мере, в мои намерения это не входит. Это просто дружеское любопытство, только и всего.

Даниэлла одарила его презрительным взглядом, не веря ни одному его слову.

— Давай забудем о твоем дружке, ладно? — быстро предложил Байрон. — Расскажи мне, что ты делала с тех пор, когда я видел тебя в последний раз.

— Ты имеешь в виду, часто ли я виделась с Тони? — холодно спросила Даниэлла, вонзаясь в креветку так, словно та была еще живая и Даниэлла пыталась ее умертвить.

О Господи! Ему никак не удается выразиться удачно.

— Я совсем не это имел в виду. Я хотел знать, каталась ли ты верхом? Как там Моргана? Все ли с ней нормально после падения? А у тебя нет осложнений? Ты выглядишь немного бледной. Уж не слишком ли рано взялась за работу?

— Нет, не рано. Я хорошо себя чувствую. А как ты, Байрон?

Она так ничего ему и не сказала, но он сам виноват. Не нужно было так резко набрасываться на нее со своими вопросами. Но он ничего не мог с собой поделать — он хотел досконально знать обо всех ее делах, даже самых мелких. Он должен знать все: как она справлялась без него, вспоминала ли его, скучала ли, снился ли он ей по ночам?

Или Тони Кохран опередил его? Лучшим ли любовником он был? Любила ли Даниэлла Тони больше, чем любила его когда-то? А Джона она любила сильнее? Она ведь как-то намекала ему, что именно в этом и была причина ее ухода. Ото всех этих мыслей можно было заболеть. Кровь в Байроне буквально закипала, но он знал, что должен быть терпеливым.

Байрон сделал несколько глубоких вдохов, чтобы успокоиться.

— На самом деле я был в Лондоне. — Он возвратился в Бирмингем, когда частный детектив, которого он нанял, сообщил ему о нескольких обнаруженных им важных деталях. Пока он еще не мог обсудить это с Даниэллой, так как не имел перед собой достаточно четкой картины. Когда он сможет ей рассказать, то должен быть очень осторожным. Если это окажется правдой… Байрон не знал, как Даниэлла все это воспримет.

— Понятно. Род позвонил тебе и сказал о заседании?

Байрон кивнул. Лучше, если она будет думать, что его возвращение вызвано именно этой причиной.

— Мне предложили разработать проект совершенно нового торгового центра в Париже, — сказал ей Байрон. — Эдакий модный и единственный в своем роде для очень состоятельных людей. Это должно быть что-нибудь сногсшибательное.

— Париж? — Ее глаза широко распахнулись.

— Завтра я лечу туда взглянуть на участок для строительства. — Ему очень хотелось пригласить ее полететь с ним.

— Тебе уже удалось доказать, что в том, что случилось, нет вины архитектора?

По правде говоря, ему это удалось, но теперь из-за Тони он не мог себе позволить отойти на второй план. Он уже совершил подобную ошибку, вернувшись в университет. Наступать снова на те же грабли он не собирается.

— Вероятно, мне придется очень часто наведываться сюда, пока не закончатся ремонтные работы в галерее. Ведь, в конце концов, это одно из моих детищ.

Байрон заметил, как вдруг сжались ее губы и как погрустнели глаза. Это, вероятно, объяснялось тем, что она совсем не рада была такому соседству. Не поставил ли он себя в еще более глупое положение, когда снова стал домогаться ее общества? Может, ему надо уйти? Смириться с неизбежным? Но он понимал, что вряд ли это сделает. Без борьбы он не уступит.

С едой наконец было покончено, и Даниэлла облегченно вздохнула. Скрывать свои чувства было для нее тяжелейшей пыткой на свете, хотя сейчас она не сомневалась в том, что добилась успеха: Байрон и не догадывался, что она все еще любит его. Даниэлла так хорошо стала это скрывать, что фактически сама почти поверила в это.

Хорошо, что Байрон перестал ее расспрашивать о Тони. Конечно, пришлось притворяться, что Тони значит для нее больше, чем есть на самом деле, но что ей оставалось делать? Кажется, это сработало, а именно это и было важно.

Когда они возвращались домой, Даниэлла так глубоко погрузилась в свои мысли, что не сразу заметила, как Байрон направился прямиком через город. Она сердито повернулась к нему.

— Ты пропустил нужный поворот.

Байрон улыбнулся.

— Я подумал, раз выдался такой хороший денек, мы могли бы съездить в Стратфорд и, например, покататься на лодке.

— Даже не спросив меня, хочу ли я этого?

— Я знаю, что бы ты мне ответила, — признался Байрон. — Поэтому и принял решение за тебя.

Ад и рай, мука и счастье, печаль и радость переплелись между собой. С одной стороны, она очень хотела побыть с ним сейчас. Да и не только сейчас! Но с другой стороны — именно из-за этого она и должна заставить себя отказаться.

После сегодняшнего ленча она точно поняла, что не хочет его видеть снова — никогда! Если Тони его совершенно не отпугнул, она должна найти другой способ отделаться от Байрона.

Они разговаривали обо всем и обо всех, но только не о собственных чувствах. Байрон рассказал, как он гордился собой, когда стал наконец настоящим архитектором. Рассказал о бесценной помощи и советах, полученных им от своего наставника, Джозефа О'Фланнери, о своих успехах.

Он описывал свою квартиру в Лондоне, и она казалась такой фантастической, что Даниэлле стало грустно — ведь она никогда не сможет се увидеть.

— Сэм с растениями сотворила чудо, — добавил Байрон. — Они никогда не выглядели так красиво. Думаю, мне стоит взять ее к себе на постоянную работу.

В ответ Даниэлла поведала Байрону историю открытия своего магазина в Бирмингеме.

— Мне казалось, что я замахнулась слишком высоко, что стоило сначала открыть магазин в Хенлее, а уж потом завоевывать Бирмингем.

— Но ты зря беспокоилась, да?

— Да, сейчас я думаю об открытии еще одного. — Ох, ну зачем она об этом сказала? Ведь она собиралась открыть магазин только для того, чтобы выбросить Байрона из головы, а не посвящать его в свои дела!

— Да? — Интерес, появившийся на его лице, лишь подтвердил, что она допустила оплошность. — Где?

— Я еще не решила. Нужно сначала оглядеться и все взвесить.

— Но опять в Бирмингеме?

— Не думаю. Может быть, в Реддиче или даже в Стратфорде. — Оба эти города располагались в восьми милях от ее дома — намного ближе, чем Бирмингем.

— Место рождения Вильяма Шекспира — это отличный вариант! Там всегда полно народу. Дела бы там пошли хорошо. Мы можем даже взглянуть сейчас, есть ли подходящее помещение, — восторженно добавил Байрон.

— Это не обязательно, — ответила Даниэлла. Меньше всего на свете она хотела, чтобы он помогал ей.

Хотя до Стратфорда они добрались очень быстро, много времени ушло на то, чтобы отыскать место для парковки. На лодочной станции было полно народу, и им пришлось встать в очередь за лодкой. Однако Даниэлле все нравилось, особенно прогулка по реке на лодке.

Позже они гуляли по набережной Эйвона, наблюдая за другими катающимися в лодках, за детьми, которые играли на аккуратно подстриженной травке. Когда мячик отскочил и попал к ним под ноги, Байрон подбросил его мальчишкам и в течение нескольких минут играл с ними в футбол. А увидев плачущую малышку, которая потерялась, Байрон тут же подхватил ее и обегал с ней всю площадку, пока наконец не отыскал ее мать.

Как сильно любит он детей! Как хорошо с ними ладит и как они в свою очередь обожают его! Байрон вел себя с малышами естественно и искренне, и было бы преступлением пытаться навязать ему жизнь, в которой никогда не появились бы его собственные дети. Сегодняшняя их прогулка не открыла ничего нового — она лишь подтвердила то, что Даниэлла и так давно знала.

А потом в маленьком кафе они пили чай и ели пшеничные лепешки с заварным кремом и клубничным джемом. Да, все было очень мило и приятно, но единственное, чего Даниэлла сейчас хотела, — это вернуться домой, запереть все двери и положить конец этой пытке.

Когда они встретились в первый раз, он тоже упорно преследовал ее, но тогда она почти не оказывала сопротивления. Сейчас же все было по-другому.

Даниэлла вынуждена бороться с ним, так как ситуация совершенно вышла из-под контроля. Это убивало ее. Спокойствие ей мог принести лишь один выход: если Байрон уедет отсюда.

— Ты так глубоко ушла в себя. — Они покинули кафе и бродили по малолюдным улицам. Байрон пытался идти в ногу с Даниэллой.

Он не предпринял попытки ни прикоснуться к ней, ни взять ее за руку. Байрон уже не решался на это. Он просто посылал ей флюиды, в ответ получая сигналы о том, что Даниэлла не желает их принимать.

— О чем ты думаешь?

— Обо всем.

— В том числе и обо мне?

Даниэлла кивнула.

— И если судить по выражению твоего лица, эти мысли далеко не радостные, да?

— Я здесь не по своей воле.

Байрон замедлил шаг, потом остановился и развернул ее лицом к себе.

— Когда-то у нас был наш — только наш мир! Что же случилось, Элли? Что случилось с нами? — Он казался таким же несчастным, какой ощущала себя и Даниэлла.

Она нехотя взглянула ему в глаза.

— У нас не было времени узнать друг друга. Мы совершили ошибку, поспешив с браком.

Байрон печально покачал головой.

— Ты была рядом со мной, а потом вдруг исчезла — с одеждой, со всем. Ты не оставила ничего, что бы напоминало о тебе. Ты хотя бы представляешь, как я себя чувствовал?

Сердце Даниэллы бешено застучало.

— Я оставила тебе записку.

— Да, записку, которая ничего не объясняла, — с насмешкой произнес Байрон. — «У нас ничего не получилось, — написала ты. — Я ухожу». Ты понимаешь, что после этого со мной стало? Я прошел через все муки ада.

Ничто не сравнится с теми муками ада, через которые прошла она.

— Я до сих пор так и не понял, что же я сделал такого, из-за чего ты ушла.

— Ты ничего не сделал, — тихо сказала Даниэлла.

— Тогда почему? Умоляю тебя, ответь!

Даниэлла покачала головой и поспешила вперед.

Байрон догнал ее и снова заставил повернуться к себе лицом.

— Я не отстану до тех пор, пока ты не ответишь, Элли.

Она глубоко вздохнула и, ненавидя ложь, все-таки солгала:

— Правда в том, что я разлюбила тебя, если когда-нибудь вообще тебя любила.

— Что значит «если»?! — выдавил Байрон, задыхаясь от бешенства.

— Мне кажется, я могла ошибаться, принимая за любовь всего лишь безрассудную страсть. Ты буквально захватил меня в плен и не дал времени все обдумать. — Она произносила эти слова, боясь посмотреть ему в лицо.

— Ерунда! — сердито воскликнул Байрон. — Я тебе не верю.

— Если бы я тебя любила, разве ушла бы от тебя? — возразила она.

— Ты должна сказать мне, — произнес Байрон. — Этой тайне уже десять лет, и почти все эти десять лет я пытаюсь ее разгадать. Я прогоняю в голове каждый разговор, который мы когда-то вели, вспоминаю все, что мы когда-то делали. И знаешь, действительно веского повода для разрыва не нахожу. И хотя причина должна быть, я отказываюсь верить в то, что ты никогда не любила меня.

— Ты не согласен, что люди могут принимать страсть за любовь?

— Страсть? — недоверчиво переспросил Байрон. — Ты настаиваешь, что именно она и была между нами?

Даниэлла кивнула.

— Да, физическое влечение. — Да простит ее Бог за эту ложь!

— Но к Джону ты испытывала любовь, да?

Даниэлла тяжело сглотнула и тихо сказала:

— Да. — Ведь она его в каком-то смысле любила. Конечно, совершенно не так, как Байрона, нет. Но к Джону, тем не менее, она испытывала любовь — спокойную и надежную.

— А Тони? Его ты тоже любишь?

Жгучие слезы навернулись на глаза Даниэлле, но она запретила себе плакать. Она снова кивнула в ответ, не имея сил облечь в слова эту свою вторую ложь.

— Проклятье! — Байрон чуть не бесился от ярости. — Ты не можешь так поступать со мной, я тебе не позволю!

— Тебе давно пора отказаться от меня, — почти прошептала Даниэлла.

— Нет, я не откажусь. Ты — моя, Даниэлла! Ты — только моя. И ты любишь меня, я знаю это. И, черт побери, я намерен доказать, что любишь.

На какое-то мгновение Даниэлла решила, что он собирается у всех на глазах притянуть ее к себе и поцеловать — целовать до тех пор, пока она наконец не согласится с тем, что любит его. Но он сделал совсем другое: схватил ее за руку и потащил вдоль тротуара. Она вынуждена была бежать за ним, чтобы не отстать. Когда они дошли до машины, Байрон затолкал ее внутрь и затем понесся на бешеной скорости.

Она хотела попросить его сбавить скорость, но так и не решилась. Наконец он сам замедлил ход, хотя на его лице была все та же непреклонность, а руки все так же напряженно держали руль.

Был час «пик», и они попали в пробку. Байрон нервничал и нетерпеливо барабанил по рулю, когда приходилось тормозить. За все то время, что они ехали, никто из них не произнес ни слова. Не вызывало никаких сомнений, что Байрон прокручивал и прокручивал в своей голове все то, что он ей говорил. Даниэлла надеялась, что при этом он не будет пользоваться своими мужскими чарами, иначе она погибла. Проведя с ним целый день и достаточно настрадавшись, Даниэлла уже была не в силах продумать план дальнейшего сопротивления.

Он остановил машину на дорожке у ее дома, выключил двигатель, потом выскочил из машины и стал нетерпеливо ждать, когда же она отыщет ключ от дома. Когда ключ был найден, Байрон выхватил его из рук Даниэллы и быстро открыл дверь. Они вошли внутрь, и он так же быстро захлопнул дверь.

— А сейчас, Даниэлла… — начал было Байрон.

Чуть слышное покашливание раздалось с лестницы. Байрон и Даниэлла подняли глаза. На верхней ступени лестницы стоял Тони — он только что вышел из душа, поэтому был весь мокрый, с полотенцем вокруг бедер.