Уйди из моей жизни

ГЛАВА ПЯТАЯ

Сейчас Даниэлла мечтала только о возвращении домой, чтобы быть как можно дальше от Байрона. Она жалела теперь, что приехала сюда на такси, а не на своей машине. Скрыться от Байрона прежде, чем он ее найдет, было очень непросто.

Ее сердце было готово выпрыгнуть из груди, пульс зачастил, когда она сидела рядом с Байроном в беседке, прикасаясь к нему и слыша, как бьется его сердце. Но он не должен догадаться об ее истинных чувствах, никогда не должен узнать, какой уязвимой была она тогда рядом с ним.

Ей очень хотелось выпустить на свободу свою любовь к нему — самую большую и самую сильную любовь на земле. Но она не могла и не смела позволить себе сблизиться с ним. Ведь если Байрон узнает, что она никогда не сможет родить ему детей, это разобьет его сердце.

Воспоминания вернули ее в то время, когда она была совершенно сломлена и думала, что для нее все кончилось. В течение долгих месяцев Даниэлла была выбита из колеи. Она ни с кем не хотела общаться, никого не хотела видеть, ничего не хотела делать, полностью погрузившись в себя. Чувствуя себя неполноценной и уродливой, она думала только о том, что было бы, если бы Байрон узнал ее тайну.

Даниэлла почувствовала, что начинается головная боль — в те долгие черные дни она часто страдала от мигрени. Сейчас бы ей помог свежий воздух. Может, отправиться домой пешком? Ведь до ее дома всего несколько миль.

Байрона поблизости не было видно. Род с матерью о чем-то увлеченно беседовали, и она незаметно для всех выскользнула из дома. Возможно, ей следовало предупредить кого-нибудь о своем уходе, но сейчас была дорога каждая секунда.

Поначалу она совсем не чувствовала, что идет дождь. Ее голова была занята мужчиной, от которого она сейчас убегала, мужчиной, которого она любила и который любил ее. «Господи, пожалуйста, сделай так, чтобы он был от меня подальше, — молила Даниэлла. — Мне кажется, что я больше не выдержу».

Только услышав сильные громовые раскаты, она наконец поняла, что идет дождь и что она промокла — а ведь идти еще две мили! Даниэлла ускорила шаг, покорившись этому проливному дождю.

Платье липло к телу, ноги в изящных босоножках отказывались идти. Но пути назад не было. Ничего, когда она доберется до дома, то примет душ и ляжет в постель, выпив горячего молока. А маленький дождик — он ведь еще никому не приносил вреда.

Но дождь был отнюдь не маленьким. Потоки воды обрушивались на землю, совсем близко от нее грохотал гром, вспышки молний освещали небо, словно стараясь в темноте отыскать Даниэллу.

Из-за потемневшего от дождя неба на город раньше времени опустилась ночь, и Даниэлла только сейчас осознала, как безрассудно она поступила, отправившись домой пешком. Мчавшаяся на стремительной скорости машина окатила ее грязной дождевой водой. Даниэлла погрозила ей кулаком. Она шла по довольно спокойной полосе дороги, где не было оживленного движения. Но когда проехала следующая машина, она все-таки перешла с проезжей части на тропинку, чтобы больше не попадать под струи грязной воды.

Когда машина стала замедлять ход, она мысленно поблагодарила водителя за любезность. Затем автомобиль окончательно остановился, с ее стороны открылась дверь, и свирепый голос Байрона приказал ей забираться внутрь.

Благодарная и в то же время испуганная, Даниэлла залезла в машину и пристегнула ремень безопасности. Больше всего на свете она не хотела, чтобы на дороге ее подобрал именно он, но не тащиться же по такой отвратительной погоде пешком еще целую милю!

Гром прогрохотал где-то над их головами, молния, сверкнувшая за секунду до этого, поразила дерево, стоявшее совсем близко. Даниэлла закричала, когда дерево раскололось надвое, и одна его половина с грохотом рухнула поперек дороги.

Если бы Байрон не вернулся и не остановился, тем самым заставив приостановиться и ее, она сейчас могла бы лежать прямо под этим деревом. Возможно, мертвая или, по крайней мере, очень сильно покалеченная.

— Ты в своем уме, Даниэлла? — Байрон сунул ей в руку свой чистый носовой платок, чтобы она смогла вытереть лицо, по которому стекали струйки воды.

Никогда не видела она его таким рассерженным! Глаза Байрона были пронзительны, как молнии, сверкавшие вокруг них, его брови были чернее тучи, а губы — плотно сжаты.

— Какого черта ты в такую погоду решила идти домой пешком?

— Но я ведь не знала, что собирается дождь, — защищалась Даниэлла.

— Должна была знать! Когда мы уходили из сада, он уже начинался. Неужели я так отвратителен тебе, что ты предпочла рисковать жизнью, лишь бы только скрыться от меня?

Даниэлла закрыла глаза, обхватив себя руками, так как почувствовала, что ее начинает бить сильная дрожь.

— Выпей это!

От резкого приказания ее глаза открылись — Байрон сунул ей в руку обтянутую кожей фляжку. Она чуть не задохнулась от запаха бренди. Даниэлла ненавидела этот напиток, но сейчас покорно поднесла фляжку к губам и сделала крошечный глоток.

— Еще, — с раздражением произнес Байрон.

На этот раз она сделала глоток побольше, и это ее тут же согрело.

Байрон завинтил на фляге крышку и грубо бросил следующее приказание:

— Снимай одежду!

— Прости, что ты сказал? — Даниэлла взглянула на него из-под полуопущенных ресниц.

— Я сказал: снимай свою одежду. Я ведь вижу, как ты дрожишь. Так ты подхватишь воспаление легких. Можешь надеть мой пиджак.

Даниэлла понимала, что Байрон говорит дельные вещи, но даже в этом случае…

Дрожащими руками она стянула намокший шелк со своих плеч, спустила его вниз по бедрам и наконец позволила мокрому платью соскользнуть к ногам. Она была слишком несчастна, чтобы чувствовать смущение.

Он передал ей свой пиджак, и Даниэлла с трудом натянула его на мокрое тело. Она закуталась в пиджак и скоро благодаря сухой одежде и выпитому бренди почувствовала себя намного лучше.

Машина все еще стояла там, где Байрон ее остановил, но он держал двигатель включенным, чтобы печка согрела воздух в автомобиле. Пути вперед не было, так как рухнувшее дерево перекрыло дорогу.

Окна в машине запотели, гроза все еще бушевала, но поблизости больше не было деревьев, которые могли бы им угрожать. Даниэлла знала, что в машине они в безопасности — если только можно быть вообще в безопасности в присутствии Байрона!

— Ответь мне на один вопрос, — раздраженно выпалил Байрон. — Ты действительно меня так сильно ненавидишь, что даже не можешь заставить себя прикоснуться ко мне?

Даниэлла не ответила — да и что она на это могла сказать?

Вместо этого она произнесла:

— Мне кажется, для нас обоих будет лучше, если ты станешь держаться от меня подальше.

— Сегодня вечером все получилось случайно, — заметил ей Байрон. — Когда я увидел тебя, то не мог поверить в свое счастье. Бог как будто услышал мои молитвы. Знаешь, я и не представлял, что увижу тебя снова когда-нибудь… и вдруг ты оказалась там на вечере. Я не знаю, как сдержался, чтобы не поцеловать тебя!

— Я рада, что ты все-таки сдержался, — возразила она сухо, — иначе бы я залепила тебе пощечину, и ты почувствовал себя неловко.

— А если я сейчас тебя поцелую, ты меня ударишь? — И он наклонился поближе к ней.

Даниэлла почувствовала, что ее охватывает паника, но заставила себя не двигаться с места и, стараясь не показывать страха, произнесла:

— Вне всяких сомнений. Хотя я не думаю, что тебе это удастся.

Байрон кивнул.

— Согласен, это мне никогда не удавалось, но я никогда раньше и не испытывал ничего подобного. Я никогда не хотел никого так сильно, как хочу тебя сейчас, Элли!

Он хочет большего, чем просто поцелуй! Что он такое говорит? Она закрыла глаза, и это ее погубило. На своем лице она тут же почувствовала его горячее дыхание, прохладу его щеки, а в следующее мгновение его губы завладели ее губами.

Этот поцелуй ничего не требовал и ни на чем не настаивал. Напротив, поцелуй был нежен и робок. И если бы Даниэлла стала возражать, Байрон готов был тут же прервать его. Но она не возражала — потому что просто не могла этого сделать. Она была поражена своей покорностью, потрясена силой своих чувств.

Даниэлла боролась со своей любовью к этому мужчине, думая, что сможет держать его от себя на расстоянии. Она не ожидала этой мгновенно вспыхнувшей страсти, которая, если она только ответит на его поцелуй, без слов расскажет ему, что она чувствует. Поэтому она не предпринимала никаких попыток вырваться — она позволила ему этот поцелуй. Все ее тело было объято огнем страсти, и хотя Даниэлла не отвечала на его поцелуй, бороться с Байроном она тоже больше не могла. И прежде чем она смогла все это остановить, слабый стон желания вырвался из ее груди.

Байрон прижал ее к себе. Его руки скользнули ей под пиджак, и он почувствовал тепло ее мягкой и нежной кожи. Его губы стали настойчивы, и она вернула ему поцелуй с такой жадностью, которая ее даже испугала.

Пиджак соскользнул с плеч, и горячие губы Байрона медленно принялись покрывать поцелуями ее шею, скользя мягко и нежно по ее коже к груди.

Теперь Даниэлла была полностью в его власти. Перебирая пальцами его густые черные волосы, вдыхая до боли знакомый запах, она спрашивала себя, зачем она когда-то ушла от него.

— Элли, Элли… — Он снова и снова шептал ее имя, продолжая в исступлении целовать ее грудь, словно никак не мог насытиться.

Это была сладкая мука, божественная пытка, и в Даниэлле вновь поднялась волна желания. Голова ее лежала на сиденье, губы были приоткрыты, глаза сомкнуты негой — она пребывала в мире острых и сильных чувственных наслаждений. Она обещала себе, что прекратит это, выпрыгнув из машины, но вот особенно ярко вспыхнула молния, сопровождаемая ужасными раскатами грома прямо над их головами, и все это тут же отрезвило ее.

Она оттолкнула Байрона. В ее голубых глазах тоже сверкали искорки молний.

— Ты не должен этого делать, Байрон Мередит! — Она и не подумала о том, что тоже виновата в сложившейся ситуации.

— Именно об этом я мечтал ночь за ночью, — с волнением хрипло прошептал Байрон. — Ты так хороша, Элли! О Господи, помоги мне, я так хочу эту женщину!

Сверкая глазами, Даниэлла натянула на себя пиджак, закрывая поплотнее шею и свою ноющую грудь от его жадного взгляда и пытаясь спрятать свою собственную, совершенно невыносимую боль.

— Не тешь себя надеждой — ты напрасно теряешь время! — выпалила Даниэлла. — Это первый и последний раз, когда ты прикасаешься ко мне.

— Ты и дальше собираешься мучить меня? — Его голос стал грубым, в нем появилась все более нарастающая ярость.

— Да, именно так! — кивнула Даниэлла.

— Тогда почему ты позволила мне поцеловать тебя?

Она пожала плечами.

— Полагаю, мне было любопытно.

— Любопытно?! — Байрон взорвался. — Ради всего святого, что тебе было любопытно?

— Что я почувствую.

— И что же? — В машине повисла тишина.

— Оказалось, что все чувства, которые я когда-то к тебе испытывала, давно умерли. — Она ненавидела ложь, но с Байроном нужно было разделаться.

Его глаза подозрительно сощурились.

— Думаешь, я в это поверил?

— Можешь думать, что хочешь, — твердо сказала Даниэлла, — но это правда!

Ее изумлению не было конца: Байрон улыбнулся. Его гнев прошел так же внезапно, как и появился.

— Ты никогда не умела лгать, дорогая моя Элли. Ты наслаждалась этим поцелуем так же, как и я. Отрицай это, если сможешь.

Она пожала плечами, пытаясь скрыть свою тревогу.

— Может быть, это и так, — невозмутимо ответила Даниэлла. — Но меня не интересует ни это любовное происшествие, ни то, чем оно могло бы закончиться. Для меня теперь это совершенно ничего не значит.

Он смотрел в ее лицо долго и упорно, не в силах оторваться от него. Как, однако, она держится! Когда он наконец отодвинулся на свое водительское место, Даниэлла с облегчением вздохнула.

Байрон обеими руками ухватился за руль. Гроза продолжала бушевать вокруг них, но уже слабее, и даже дождь больше не барабанил по крыше автомобиля.

Еще несколько минут, думала Даниэлла, и мы можем двинуться в путь.

— Мне кажется, нам следует сообщить твоей матери, что с тобой все в порядке, — проговорил Байрон, отыскивая мобильный телефон и набирая номер.

Даниэлла нахмурилась.

— Она знает, что ты поехал за мной?

— Род видел, как ты выскользнула из дома, но никто и не подумал, что ты отправилась домой. Я придумал тебе извинение, сказав, что у тебя разболелась голова и ты пошла подышать свежим воздухом. Но потом начался сильный дождь, и я отправился тебя искать. Они все ждали, что ты вернешься.

— Как это называется? — закричала Даниэлла. — Я что, маленькая, чтобы контролировать все мои поступки?

— Ты прекрасна!

— А ты — сумасшедший! Или того хуже…

— Я люблю тебя.

Она закрыла глаза, чтобы хоть как-то скрыть свою душевную муку.

— Я хочу домой. Думаю, гроза уже заканчивается. Я, наверное, могу идти прямо сейчас.

— Ты забыла про дерево?

— Я могу через него перелезть.

— До твоего дома еще целая миля! Не будь смешной, Элли. — Тут ответили на его звонок. — Хэлло, Род. Да. Да, она со мной. Как выглядит? Вымокла до нитки. Я везу ее домой. Передай Эвелин, ладно? И спасибо за чудесный обед. Даниэлла тоже тебя благодарит. Да, увидимся. Чао!

— Ну, что ж, порядок, — сказал он, положив телефон на место.

— Что ты собираешься делать? В одиночку убирать с дороги дерево? — едко поддела Даниэлла Байрона.

Байрон усмехнулся.

— Позади — открытое место. Я подам немного назад. Не волнуйся, моя милая, я доставлю тебя домой в целости и сохранности.

А потом он может попроситься к ней в дом. И тогда нетрудно предположить, что может произойти…

Байрон включил габаритные огни и перестроился на другую полосу движения. Пять минут спустя он остановился у дверей ее дома.

— Вам необходим горячий душ, юная леди, — настойчиво сказал он, забирая у нее ключи и открывая дверной замок.

Даниэлла покачала головой.

— Я должна проверить лошадей. — Но сначала она, конечно, должна переодеться. Пиджак Байрона хорош только для машины.

Даниэлла, взбежав по лестнице наверх, натянула на себя джинсы и свитер. Спустившись вниз, она сунула ноги в высокие сапоги и, прихватив с собой дождевик, выскочила наружу. Она даже не заметила Байрона, который последовал за ней в грязный паддок в своих итальянских кожаных туфлях.

Гроза сильно напугала лошадей. И теперь Шандор и Моргана, сбившиеся вместе в одном стойле, выглядели сильно обеспокоенными: уши плотно прижаты к голове, глаза закачены, копыта бьют землю. Даниэлла стала осторожно приближаться к ним, успокаивая их ласковыми и нежными словами.

Хорошо, что гроза к этому времени уже закончилась — даже дождь почти перестал, — и лошади наконец стали успокаиваться. Даниэлла чувствовала, как уходит их напряжение, когда она ласково разговаривала с ними, гладила и целовала большие морды. Но прошло еще довольно много времени, прежде чем она со спокойной душой могла их оставить.

Даниэлла увидела Байрона как раз в тот момент, когда собралась уходить. Он стоял у загона и смотрел на нее.

— Я хотел бы быть лошадью, — тихо произнес он.

Они поплелись обратно в дом: Даниэлла в своих зеленых высоких сапогах, а Байрон — без пиджака в одной рубашке и в своих прекрасных кожаных туфлях. Но он, казалось, даже не замечал этого.

На горизонте, среди туч, Даниэлла увидела просвет, а там — пылающее багрянцем небо. Очень скоро все вокруг станет таким же ясным и спокойным, как прежде, но гроза, которая только что прошла, все так же будет бушевать в ее сердце.

В доме Байрон еще раз напомнил, что ей очень нужен душ. Когда Даниэлла взглянула в ванной на себя в зеркало, она и сама это поняла: волосы ее свисали мокрыми сосульками, по лицу была размазана тушь.

Она выглядела поистине ужасно. А ведь Байрон целовал ее, говорил, что она прекрасна… и что он любит ее. Слезы брызнули из ее глаз — все ее усилия оказались бесполезны! — и она машинально повернула кран душа.

Несколько минут она стояла под открытым душем, не двигаясь. Даниэлла просто предоставила струям сбегать по ней, как будто они могли смыть с нее все проблемы.

Ее глаза были закрыты; шум воды заглушал все посторонние звуки, и поэтому она не слышала, что дверь в ванную открылась и вошел Байрон, который стал стаскивать с себя мокрую одежду. Не поняла она, что дверь в душевую тоже уже открыта. Даниэлла почувствовала присутствие Байрона лишь в тот момент, когда вдруг ее кожи коснулось его крепкое, мускулистое тело. Даниэлла моментально открыла глаза и испуганно вскрикнула.

Байрон понимал, на какой риск идет.

— Я подумал, что меня спасет душ, — с усмешкой проговорил он.

Даниэлла была в ярости. Ну что же, именно такой реакции он и ожидал от нее.

— Не спасет, и не мечтай! — кричала Даниэлла. — Если хочешь принимать душ, убирайся к себе в отель и принимай его там! — И с этими словами она буквально вжалась в стену.

— Ты ведь это несерьезно? — Он был сейчас почти счастлив. В машине она ответила на его чувство. И это было подобно солнцу, проглядывающему сквозь тучи. Он был почти уверен, что все-таки добьется Даниэллы.

Синева ее глаз стала невероятной, почти светящейся а сами глаза стали похожи на теплый океан, в котором он мог согреться. Интересно, представляет ли она себе, как прекрасны ее глаза, когда она сердится.

— О нет, я серьезно! — настаивала Даниэлла. — Ты хоть представляешь, что позволяешь себе?

Да, он представлял, хорошо представлял, но уйти не мог. Как оторваться от Даниэллы, от ее восхитительного обнаженного тела? Ему было трудно удержать сейчас взгляд на ее лице, хотя он знал, что должен заставить себя не смотреть на ее обольстительные формы.

— Я всегда очень хотел этого, — пробормотал он. — Помнишь, мы когда-то вместе принимали ванну, и это было чудесно. Но совместный душ — это что-то совершенно другое, ты согласна?

В том их маленьком доме у них не было душа, но принимать совместные ванны у них вошло в привычку. Десять лет назад они полагали, что это — предел в эротике. Сейчас же он мог предложить сотню других способов, возбуждающих желание.

— Это тоже очень интимное занятие. — Даниэлла скрестила на груди руки, послав Байрону свирепый взгляд. — Если ты уж так сильно нуждаешься в душе, я уйду.

Она сделала было движение, но Байрон быстро, стараясь не коснуться ее тела, уперся руками в стену, и Даниэлла оказалась в кольце его рук. Он почти ощущал ее возбуждение и точно был уверен, что протестует она только от страха.

— Байрон, позволь мне выйти.

Он улыбнулся и нежно прикоснулся рукой к ее лицу: провел пальцами по крохотным веснушкам, которые он так любил, обвел ее подбородок; приласкал ресницы и манящий рот.

— Я не могу этого сделать, Элли, — прошептал он охрипшим от возбуждения голосом, чувствуя, как дрожит ее тело.

Не отрывая взгляда от ее глаз, он медленно снял руки с ее груди, взял флакон с гелем для душа и обильно выдавил его себе на ладонь.

Зная, что он не остановится, Даниэлла закрыла глаза и покорилась неизбежному.

Байрон не спеша намылил ее сначала от плеч до кончиков пальцев, потом — ее грудь, стараясь не задерживаться на ней больше, чем на руках, словно ему это причиняло боль. Даниэлла же чувствовала себя на вершине блаженства. Господи, сможет ли он контролировать себя и свои желания?

Байрон закончил эти «мыльные ласки», удивляясь своей железной выдержке, и тихо произнес:

— Теперь твоя очередь, Элли.

Она не ответила, продолжая стоять с закрытыми глазами. Байрон поднял ее руку и выдавил ей на ладонь немного геля.

— Элли, помой меня, — сказал Байрон и затаил дыхание.

Ее прикосновения чуть не погубили его. Он не мог больше ждать — ему хотелось заняться с ней любовью немедленно. Но он продолжал себе внушать, что не должен торопить события. Ему нужно действовать медленно и осторожно. Байрона радовало, что и она борется со своими чувствами.

Но вот от ее прикосновений, мягких поглаживаний ее пальцев он начал терять над собой контроль. С криком боли и страдания Байрон обвил руками ее за талию и крепко прижал к себе. Он безумно хотел ее здесь и сейчас — он просто больше был не в силах ждать…