В моём сердце ты...

Глава 8

В понедельник утром Елена Эдуардовна, въезжая на парковку, с удивлением обнаружила, что сегодня она не первая. Кто-то на белом спортивном опеле уже опередил её.

Припарковавшись, она вновь с интересом посмотрела на родстер, гадая: «Ну и кто у нас такой жаворонок?».

Хозяин опеля, согнувшись пополам, что-то искал в салоне. Затем выпрямился, захлопнул дверь и обернулся. Батурин. Надо же!

Их взгляды скрестились, её – сначала любопытный, затем удивлённый, а спустя несколько секунд уже привычно насмешливый; его – сначала чуть растерянный, а потом… оценивающий, пристальный. Очень мужской такой взгляд, от которого в животе слегка щекотно.

Затем Батурин нахмурился и отвернулся.

– Доброе утро, Андрей Викторович, – любезно поздоровалась она.

– Доброе утро, – ответил он без особой радости.

До центрального входа, а это добрых триста метров, они шли рядышком. Он шагал молча – сама серьёзность и сосредоточенность. А она искоса поглядывала на него всё с тем же любопытством.

Интересный он тип, рассуждала она про себя, удивляясь. После такого яркого прошлого податься в незаметные клерки. Сменить незаурядную, насыщенную жизнь на беспросветную рутину. Хотя с его связями он может и тут взлететь со временем, но всё равно на таком поприще ни оваций, ни бешеных гонораров, ни народной любви ему не снискать. Может, ему оно и не надо? А что надо тогда? Да, была травма. Но вот так посмотреть – он даже и не хромает.

В футболе Елена Эдуардовна абсолютно не разбиралась. Весь её спортивный интерес ограничивался степпером да эллипсоидом, ну и редкими вылазками в бассейн. Но в эти выходные она перечитала по теме уйму статей в интернете и заинтересовалась своим новым сотрудником ещё больше. Хотя о нём удалось найти не так уж много сведений, да и то, что нашлось – материал довольно старый.

И тем не менее кое-какое представление сложилось. Сейчас ему двадцать восемь, хорош собой, небеден, вкусил успех, но при этом ни капли фанаберии. Не задаётся, не важничает, простой такой, как парень из соседнего подъезда. Даже вон клушам из своего отдела помогает.

– А вот вы в пятницу сказали, – вдруг прервал он молчание, – что Любе это с рук не сойдёт. Ну… то, что я отчёт за неё сделал. Сказали, что этот её косяк был последний. Вы уволить её хотите?

Елена Эдуардовна неожиданно для самой себя испытала лёгкое раздражение.

– Есть такая мысль, – холодно ответила она.

– Ваше право, конечно, но… это же мелочь. Разве за такое увольняют? У неё возникли неотложные семейные обстоятельства, такое с каждым может случиться. Она не могла остаться и доделать. Поэтому я и вызвался. Хотел выручить, а, получается, подвёл.

Нашёл кого жалеть, хмыкнула она про себя.

Эта Люба – та ещё штучка. Уж она бы за него не просила, да и вообще ни за кого. Впрочем, и помогать кому-то тоже не стала бы. Однако, как бы Люба ни раздражала, её мотивы были Елене Эдуардовне понятнее, чем его.

– Она сама себя подвела, – сухо молвила она. – И вообще, не пойму, вам-то что за дело? Уволю Любу, глядишь, вы вместо неё станете старшим специалистом.

Батурин не ответил, лишь впился в неё взглядом, в котором читалось недоумение и явственная неприязнь.

Елена Эдуардовна вдруг почувствовала, как к щекам прихлынула кровь. Стало до жути неловко, словно она ляпнула что-то дурное и обидное. Захотелось по-детски оправдаться, мол, пошутила. Еле удержалась, приказав себе не сходить с ума. Не хватало ещё перед подчинёнными унижаться.

Она гордо прошествовала в здание, стараясь даже не смотреть в сторону Батурина и не обращать внимание на эту дурацкую неловкость.

Но… самое странное, что это чувство никак не проходило. Она отвела планёрку, отчитала Любу – обошлась, между прочим, лишь словесной поркой, хотя накануне планировала составить акт и лишить премиальных, затем провела важные переговоры, да и вообще кучу дел переделала, но этот взгляд, полный неприязни, никак не давал покоя, зудел и портил настроение. И не просто портил, а угнетал.

Елена Эдуардовна чувствовала – Батурину она не нравится. То есть как женщина, может, и нравится, даже наверняка нравится – и в пятницу вечером, и утром на парковке вон как пожирал глазами. Но как человек она ему неприятна, если не сказать хуже. И это отчего-то очень её расстраивало.

«Ну не плевать ли? – говорила она себе. – Ведь кто он? Всего лишь подчинённый. Они все меня не любят, а некоторые даже ненавидят. Никогда это не трогало и не волновало, а сейчас-то вдруг с чего так распереживалась? Почему так не хочется, чтобы именно он считал меня гадиной?».

Ответа Елена Эдуардовна не знала.