Вань, я не Яга! История попаданки

Глава 3. Свои порядки

Сквозь пелену розового тумана ко мне пыталось протиснуться мое собственное сознание, но я была во власти мужского обаяния, а также рук, губ и аромата.

Ваня умело оглаживал мои выпуклости, с энтузиазмом массируя, и согревал влажную после купания кожу везде, куда мог дотянуться его обжигающий рот. А пах он земляникой и дубовыми вениками.

Еще Ваня пытался говорить между поцелуями, усыпляя бдительность восторженными комплиментами:

— Рыжее солнышко, девочка моя, такая горячая, отзывчивая. Я искал тебя повсюду… Так боялся, что ты мне просто приснилась. Как бы я жил без тебя? Не пущу, не отдам никому…

Мне бы стоило задуматься, почему я снова стала собой, куда делось тело Ягини Берендеевны, но думать не получалось.

Неожиданно рядом с нами зафырчал кот, в лунном свете блеснул острый коготь, и меня пронзила боль, а по руке от плеча до локтя поползла кровоточащая царапина. Я вскрикнула и осознала, что лежу на ковре из душистых трав, надо мной нависает самый красивый мужчина, которого я встречала в своей жизни. А в его глазах такой восторг и жажда обладания, что невольно захотелось расправить плечи и выпятить грудь от признания собственной важности.

«Впрочем, не стоит привлекать внимание к сокровенному», — решила я и спихнула страстного проходимца.

— Солнышко мое, куда же ты? — с отчаянием возопил Ваня.

— Вы на всех девиц так набрасываетесь? — возмущенно сопя и пытаясь подняться на ноги, спросила я.

— Прости, если обидел. Ты совершенно свела меня с ума. Как зовут тебя? Где живут твои родители? Я сейчас же пойду к ним свататься. Отдам за тебя любой выкуп! — спешил пояснить мне свою позицию парень.

Было приятно. Но из всех его многочисленных вопросов я могла ответить только на первый:

— Ульяна я…

И рванула по тропинке обратно к избушке Ягуси. Судя по злобному шипению, Ване последовать за мной не дали.

Оказавшись в домике, села возле печки и расплакалась.

— Чего ревешь? — проворчал рыжий кот, который спокойно открыл лобастой башкой дверь и протиснулся в собственную избушку.

— Ваня мне очень нравится! — призналась я, шмыгая носом.

— Так выходи за него замуж. Он о тебе позаботится. Ты же из другого мира. Здесь как дитя неразумное. Тебе нужен защитник.

— Судя по тому, что ты все еще кот, твое колдовство сработало как-то не так. Как мое тело могло здесь оказаться? Я ничего не понимаю. Если сосуд разбился, он не должен быть целым в другом месте. Это физика! — продолжая всхлипывать, попыталась проанализировать ситуацию я. Оказывается, когда тебя не целуют, делать это куда как проще…

— Понятия не имею, что за чертовщина твоя «физика», но, когда имеешь дело с колдовством, никогда не знаешь, чем все обернется, — проворчала Баба-яга и принялась вылизывать свои рыжие бока, — Поэтому-то я тебя и выдернула из сладких объятий Вани. Нужно сначала разобраться с твоими телами, одно из которых мое!

Кот злобно сверкнул левым глазом, я икнула и поежилась. Тут вспомнила, что совершенно голая, и решила, что самое время поспать. Забралась на печку, там было тепло, лежало толстое стеганое одеяло, я в него завернулась, меня даже свежесть его не смутила. Уснула я, едва сомкнув веки.

Проснулась также внезапно. В грязное окно пробивались первые солнечные лучи. Настроение было восторженное. Еще бы! Я была влюблена. И точно знала, что это взаимно. Тут я увидела свои морщинистые руки с длинными желтовато-серыми ногтями и застонала:

— Значит, теперь я ночью молодуха, а днем старуха?

Но даже это неприятное открытие не смогло испортить мне настроение. Я соскочила с печки, больную ногу прострелило до макушки, я чертыхнулась и пошла искать, во что здесь можно облачиться.

В домике было два сундука. Сунув свой нос с мухомором в тот, что стоял ближе к печке, я обнаружила целую свалку старых вещей, здесь лежали деревянные плошки, ступки, скалки, мешалки, сломанная шумовка, дырявое сито, ведерко без ручки и еще много всякого хлама. Зато во втором сундуке у окна обнаружились сарафаны, рубашки, скатерки и даже занавесочки. И все это было таким новым, будто ни разу никто всю эту вышитую красоту не доставал отсюда.

Нарядившись в белую рубашку и накинув поверх голубой сарафан, по подолу расшитый причудливым узором, я поискала расческу и нашла маленький ларчик на дне сундука с тканями. В ларчике обнаружился малахитовый перстень. Камень был так красиво огранен, глядя на него не верилось, что это создал человек. Гребень был обыкновенный, деревянный. Я тут же расчесала как могла ту мочалку седых волос, что по нелепой прихоти природы росла у Ягуси на голове. У меня даже получилось заплести маленькую косичку. Хорошо, что ленты в сундуке тоже имелись. Убрав гребень и перстень на место, я расправила плечи и осмотрелась.

— Да, работы непочатый край! — довольно потирая руки, пробормотала я и, решительно взяв ведро у печи, отправилась к озеру за водой. Избушку нужно отмыть, срочно!

Вооружившись милым зеленым передником и повязав платок с изображением цветочной поляны с одуванчиками, я приступила к уборке. Мне всегда это помогало собственные мысли разложить по полочкам. Начала я с того, что сожгла в печи все тряпки столетней давности, сломанные табуретки и хлам из сундука. Вместе с водой я принесла немного песка с берега озера, которое оказалось совсем рядом от избушки. Натерла все котелки, тарелки, ложки и ножи до блеска. Протерла полочки и баночки на них, вымыла окно и повесила на него беленькие занавесочки. Внутри сразу стало уютнее и светлее. Печь я тоже не обошла своим вниманием, выгребла всю сажу, поскребла ее давно не беленые бока. С лежанки стащила стеганое одеяло и долго выбивала его на улице. Пол я перемывала три раза. Зато, когда закончила, удовлетворенно улыбнулась.

Домик стал похож на жилое помещение. У окошка, через которое беспрепятственно лился солнечный свет, стоял стол, наряженный белой скатертью. На столе красовалась банка с букетом одуванчиков, что я собрала на полянке рядом. У стенки расположилась широкая лавка и табурет. На многочисленных полочках, висящих на бревенчатых стенах, разнообразные склянки сверкали чистыми боками. Оттертая от копоти печь тоже смотрелась веселее, но нужно было ее побелить. Причем срочно!

Я решила идти в деревню. Кроме краски, я собиралась купить еще и еды. Потому что руки у меня начали трястись от слабости, когда я еще первый раз пол вымыла. А из съестных запасов я у Ягини Берендеевны нашла только лягушачьи лапки и головы летучих мышей.

Я сняла передник и бросила в корзину за печь, куда я собралась складывать грязное белье для будущих стирок, но тут появился Васька, вернее Ягуся. Она, как всегда, толкнула дверь лбом, протиснулась внутрь и замерла, таращась по сторонам. Я гордо выпятила обвисшую грудь, готовая принимать похвалы, но рыжий кот выгнул спину, вздыбил шерсть и как истошно завизжит:

— Ты что натворила, Леший меня задери! Мою избушку без меня обидела. Да мы тебя на улицу выгоним, хазарская ты морда!

Кот кинулся на меня, в полете выпуская когти и явно собираясь вцепиться ими мне в лицо, но избушка качнулась, а вместе с ней и я, поэтому кот пролетел мимо и впечатался прямо в отскобленный мной бок печи, сполз по нему, будто блин, вниз и растекся на чистейшем полу оранжевой кляксой.

— Ну и чего ты бесишься, Ягиня Берендеевна? «Спасибо» мне сказать не хочешь. Ты же избушку свою запустила, будто это не дом твой, а падчерица нелюбимая. Здесь грязи было столько, что за сто лет не накопить.

— Мне пятидесяти хватило. Уметь надо, — подала голос рыжая морда.

Я не нашлась, что ответить на это сомнительное хвастовство и перешла к главному аргументу:

— Если ты мне лицо расцарапаешь, сама потом со шрамами ходить будешь, это же твое тело.

Кот, пошатываясь, поднялся, тряхнул лохматой башкой и посмотрел на меня с упреком:

— Это мой дом и мои порядки.

— Вернее, беспорядки, — вставила я.

Баба-яга рыкнула на меня и пошла осматривать свои владения.

— А тебя где носило? — поинтересовалась я, внимательно наблюдая за реакцией хозяйки.

— На охоту ходила. Там на крыльце тетерев. Я жрать хочу, приготовь мне его, — скомандовала наглая бабуся и, сев на стол возле импровизированной вазы с цветами, строго добавила, — Веник убери, а так жить можно.

После угроз острыми когтями это прозвучало как комплимент. Я выкинула одуванчики и занялась птичкой.

— Ягуся, а у тебя соль есть?

— Нет.

— А мука?

— Нет.

— А картошка?

— Что это за чертовщина? — начала сердиться бабуся.

Тут я вспомнила, что картошка вовсе не исконно русское блюдо, вздохнула и уточнила:

— А репа там какая или свекла есть?

— Нету. Я мяса хочу. Готовь молча! — фыркнул рыжий кот, спрыгнул на пол и вышел на улицу.

Поставив вариться бульон, я накинула на голову платочек почище, взяла холщовую котомку и вышла на улицу вслед за котом.

— И куда это ты намылилась? — сердито поинтересовалась Ягиня.

— В деревню. Нужно купить краски, муки, соли, репы и крупы какой-нибудь, кашу варить, а то Ваня вчера последние остатки по сусекам твоим соскреб.

— А чем расплачиваться собираешься? — с наглой усмешкой поинтересовалась Ягуся.

— Так зельями твоими, — пожав плечами, легкомысленно ответила я.

У кота смешно вытянулась морда и округлились глаза.

— Так ты же не умеешь их готовить! — возопила бабуся, семеня за мной по тропинке.

— А ты мне на что? Мы с тобой теперь в одной лодке. Будешь мне помогать.

— С чего бы?

— Ты же хочешь себе тело вернуть? — хитро прищурившись, спросила я.

— Хочу, — ничего не понимая, откликнулась Ягиня.

— Я согласна на любые эксперименты. И даже в кота переселиться согласна. Но пока я в этом теле, жить хочу в нормальных условиях. Поняла? — на эмоциях даже больной ногой топнула и сразу сморщилась.

— Да мы ж с тобой уже про тела договорилась. Я не думала, что ты такая коварная! Еще и домик мой на свою сторону переманила, — проворчала бабуся и добавила, — Ладно, пошли в деревню, я хоть повеселюсь…

— Что? — удивилась я.

Но кот уже ускакал вперед по тропинке, пришлось его догонять. В деревню мы вошли, когда солнце клонилось к лесу. Меня это устраивало, значит, трудолюбивые хозяева уже должны быть дома, готовиться к вечерней трапезе в кругу семьи. Я шла по широкой улице и присматривалась через невысокие заборы к домикам. Все они были ладненькие, но маленькие. Мое внимание привлек высокий терем за прочной бревенчатой оградой. Туда я и направилась, верно рассудив, что у богатого крестьянина скорее найдутся излишки продуктов, которыми он согласится поделиться.

— Ты куда это собралась? — зашипел на меня кот-яга.

— Туды, — тыкнула я пальцем в зажиточный дом и постучала в широкие ворота.

Кажется, у Бабы-яги случился сердечный приступ, потому что кот пошатнулся и театрально завалился набок в пыль дороги.

— Ой, чо буит, — простонала она, закатывая глаза.

— Что не так? — сердито спросила я у рыжей актрисульки.

— Здесь Гаврила живет. Его вся деревня боится. Он никогда с соседями дел не имел. А как у него пять лет назад жена умерла, так и вовсе в бирюка превратился. Целый день то в поле, то в огороде возится, ни с кем не общается, на любые вопросы рычит и огрызается.

Только я подумала что, возможно, в доме попроще тоже можно найти припасы, как ворота распахнулись, и на меня уставились злющие карие глаза, на которые нависала кудрявая черная челка.

Еще я заметила бороду лопатой и огромное темно-фиолетовое родимое пятно на всю левую щеку.

— Чего тебе, старая? — действительно прорычал Гаврила. В том, что это он, у меня не возникло ни доли сомнений.

— Так я это… того… — залепетала, но, заметив недобрый блеск в глазах собеседника, решила взять себя в руки. В конце концов у меня тоже мухомор на носу. Я же не на смотр суженых явилась, а с деловым предложением. Глубоко вдохнув, я выпалила на выдохе, — Хочу купить у вас муки, соли, репы и крупы какой-нибудь, а еще белил для печки.

Мужик моргнул и спросил уже спокойнее:

— А чем расплачиваться будешь?

Это было самое слабое звено моего гениального плана.

— Так зельями. Могу укрепляющее для тебя, для скотины сварить. Или пятно твое с лица вывести. Хочешь?

Напрасно я, наверно, про пятно заговорила. Гаврила тяжело задышал, мне даже показалось, что у него из ноздрей пар пошел. Кот-яга забрался в кусты.

— Проваливай, бабка, подобру-поздорову, пока цела! — прорычал он и начал ворота закрывать.

Позади рассвирепевшего мужика послышались шлепающие шажки и мелодичный оклик:

— Тятя, тятя, иди скорее ужинать. Похлебка стынет.

Я отклонилась слегка вбок, чтобы рассмотреть за спиной здоровяка обладательницу звонкого голоска. На крыльце стояла в ярко-голубом сарафане девчушка лет десяти с шикарной черной косой. Ее теплые карие глаза лучились любовью, пухлые губы задорно улыбались. Она была бы настоящей красавицей, если бы не огромное родимое пятно на левой щеке.

— Папина дочка, — качнула я головой в сторону девчушки и выставила ногу вперед, мешая мужику закрыть перед моим носом ворота, — Хочешь ей счастья? Я могу помочь избавить ее от твоей метки.

Гаврила зло сверкнул глазами, схватил меня за грудки и, приподняв над землей, прорычал в лицо:

— Нам колдовства уже с лихвой хватило. Убью тебя, ведьмовское отродье, может, и наше проклятье спадет!

Вцепившись в могучую ручищу, я зашептала:

— Никакого колдовства не будет. Я просто травки знаю. Пара компрессов, и все пройдет. Обещаю, никакого колдовства!

Кот-яга вылез из кустов и жалобно мяукнул, подтверждая мои слова. Бабусе совершенно не хотелось терять тело.

Гаврила несколько секунд сверлил меня глазами, а потом аккуратно поставил на землю и заговорил:

— Хорошо, старая, мы завтра с Глашей принесем тебе продукты по списку, и ты сделаешь свои примочки. Но если я заподозрю тебя в колдовстве, или ты нам не поможешь, прибью!

Ворота перед моим носом с мухомором все-таки закрылись. Я от облегчения даже пошатнулась.

— Ну и заварила ты кашу, — проворчал кот-яга, — Не подавиться бы теперячи…