Ведьма и дракон. От судьбы в академии (не)спрячешься (СИ)

2.3

2.3

И снова утро. Промчалась по лесу и горным склонам, собирая травы набегу. Нырнула в пещеру. Дракон выздоравливал ни по дням, а по часам. Сегодня он уже сидел, завернувшись в покрывало, ждал меня.

- Говорила же, не вставать, - ворчала, сбрасывая валежник в углу и отставляя корзинку с травами в сторону.

- Я уже в порядке, только вот спина, - поморщился, - спина горит, словно каленым железом по ней водят. Но думаю, завтра смогу на ноги подняться. Меня должно быть ищут.

- Пока никто не искал, - пожала плечами, - ложись пока, и не вставай. Давай спину гляну быстро.

Дракон повернулся. Спина, как спина. Крепкая, теплая, мышцы стальные напряжены, гладкая кожа. Ни единой царапины. Едва удержалась, чтобы не провести ладонью вдоль спины. Нет, конечно, не для удовольствия. Нет. Только, чтобы напряжение снять, чтобы успокоить дракона.

- Ничего там нет, - выдохнула и поднялась. – Мне торопиться надо, я тут одежду принесла, но сначала повязки сменю, так что не поднимайся, пока не вернусь. Сейчас за водой сбегаю, - подхватила котелок и обернулась к выходу. - Матушка, - воскликнула я и подпрыгнула с испугу, как коза пчелою ужаленная в самое нежное место. Встала перед ней еще и руки раскинула, чтобы она уж точно не разглядела за моей спиной на еловых лапах раненого дракона.

- А чего это ты побелела, доченька? – сладость маминых речей заставила гулко сглотнуть. Ох, что сейчас будет… - Иль не рада матушку видеть? – едва ли не нараспев говорила она, а у меня в загривке волосы дыбом вставали. Такие речи означали, что матушка в ярости. А в ярости она страшнее голодного волколака, разбуженного в лютый мороз. – Иль помощи моей не рада? М? Где тут твой олень?

Щеки огнем загорелись, когда матушка дракона оленем назвала. Стыд-то какой.

- Ну, - она подошла вплотную, сдвинула брови к носу и без усилий отодвинула мою тщедушную тушку в сторону. Цепко оглядела представленную ее взору картину и таким же сладким голосом проговорила. – Ты ж погляди-ка, и не соврала ни словом. Олень-то и вправду молодой, смотри-ка и рогами еще не обзавелся, да красивый, да раненый.

- Матушка, - воскликнула возмущенно. Щеки горели так, что я даже ладони к ним боялась приложить. Можно и обжечься. Со мной и такое бывало.

Матушка взглянула на меня, прищурилась и вновь повернулась к дракону. И тут же побледнела. Застыла. Сжала руки в кулаки и обернулась ко мне. Я бросила взгляд на полураздетого мужчину, который, послушно лег, когда я попросила. Ну вот. Он смотрел на нас немигаючи. И глаза-то его и выдали. Желтые с темным вертикальным зрачком. Драконьи.

- Ты что же натворила, глупая!? – едва слышно выдохнула матушка.

- Ма, но он ведь погиб бы. Как же могла я его оставить на верную смерть?

- Как? – матушка словно задыхалась, хватала воздух и выдыхала с сипением, - а он, - мотнула в его сторону головой, - он бы перешагнул через тебя и не оглянулся. А уже через пару вздохов и не вспомнил бы, что на погибель оставил, будь ты на его месте.

- Ну и пусть, - надулась я и сердито смотрела на матушку. – Пусть бы и оставил. На его б это совести было. А я не могу. Не могу и все тут. Спать не смогла бы, если бы в беде оставила.

- Ты на нас беду накликала, милая, - словно обессилев выдохнула матушка. – Не жди добра от чешуйчатых, ох не жди. Ни добра, ни благодарностей. Одни лишь подлости с собой несут и беды.

- Это за что же вы нас так невзлюбили, уважаемая? – из глубины пещеры раздался слабый мужской голос.

- За что ж вас нам любить? А? – зло проговорила ма. – Али за высокомордие ваше? Иль за продажность вашей чести? Иль за то, что вы людскую судьбу поломаете, не задумываясь, ежели вам в том прок будет? Иль за то, что вы себя выше других мните? М? За что?

- Уж не знаю, чем вас обидели драконы, уважаемая, но не все мы так черны и порочны, как вы нас рисуете. Среди нас, как и среди обычных людей, иль ведьм, - он взглянул на меня, его губы искривились в извиняющейся улыбке, - есть как подлые, так и благородные, честные особи.

- Куда уж нам до вашего благородства, - выплюнула матушка. – Уходите. Уходите с наших земель и не возвращайтесь. - Мамин голос словно набирал силу. Он заставлял вжимать голову в плечи, окружал, обволакивал и проникал в самое сердце. - И к Маришке моей не приближайтесь. Иначе. Прокляну. Силы последние отдам. Жизнь отдам, но прокляну.

Я в недоумении смотрела на мертвенно бледную матушку. Дракон смотрел на нее с прищуром, будто готовый пригрозить в ответ. Но молчал. А матушка развернулась так, что юбка взметнулась, поднимая пыль и стремительно зашагала прочь.

- Я не понимаю, - прошептала, глядя в след матушке. – Не понимаю.

Хотелось броситься за ней. Обнять. Задержать. Расспросить. Но будто что-то останавливало. Матушка никогда не говорила, отчего так не любила драконов. И сейчас вряд ли скажет. Позже. Я обязательно спрошу обо всем вечером. Или завтра. А сейчас нужно помочь дракону.

На ватных ногах добрела до ключа, набрала воды, вернулась в пещеру. Гордан лежал с закрытыми глазами, словно снова уснул и обессилел. Дрожащими от волнения руками сняла повязки, обмыла раны. Дракон морщился и иногда шипел сквозь зубы, но молчал. Снова нанесла мазь, сменила повязки и поднялась.

- Тут, - махнула в сторону котелка и узелка, - немного хлеба, мясо вяленое, да огурцы свои, с огорода. В котелке вода. Мне пора, - закусила губу, чтобы сдержать слезы, которые рвались наружу.