Арина
— Кто ж так дом держит? Грязь, плесень, паутина! Да еще и сам дом своевольничает — ты что ж его не приструнишь? Ведьма ты или кто?
Эти слова не отпускали меня даже во сне. И я изо всех сил пыталась доказать, что я ведьма, и дом меня слушается. И все у меня чисто, а плесень просто почудилась
И всю ночь во сне у меня шуршала метла, разгоняя несуществующих пауков и тараканов. Не сон, а кошмар.
— Арина, просыпайся уже, — прорвался в мои «веселые» сновидения недовольный голос то ли хорька, то ли куницы.
— Ты, хорек, не мешай спать, — прогундосила я, накрывая голову подушкой, но уже через мгновение эта подушка была с меня снята беспощадно, а кто-то чересчур меховой принялся стаскивать с меня одеяло.
— Я вообще-то горностай! — гордо завил этот зверь, выплюнув край одеяла, чем я и поспешила воспользоваться, натянув его на голову.
— А я — ведьма. Причем, не выспавшаяся. Уже проклятье даже вспомнила — продемонстрировать?
— Хватит дрыхнуть! — вместо того, чтобы испугаться, горностай, или кто он там на самом деле, проорал мне в самое ухо, отчего я вскочила на кровати и тихо застонала — шея и плечо так болели, словно я в одной позе спала всю ночь, и может даже не одну.
— Я не выспалась, — проныла я, пытаясь завалиться обратно, но тут «хорек» взвыл не хуже лося и рванул прятаться в мою разлохмаченную косу, а за ним в ту же косу пыталась занырнуть обувная щетка, которой я недавно туфельки начищала, чтобы по городу гулять, если вдруг кто-то путевый на свидание позовёт.
— Убери от меня эту сумасшедшую утварь! — орал ненормальный зверек, пытаясь вцепиться мне в ухо. — Она все утро меня помыть пытается — я уже, итак, белее некуда.
Глянула недоуменно на щетку, а та бухнулась тут же на кровать рядом со мной, словно и двигаться не умела никогда. Тут же осторожно из-за спины выбрался зверек — и правда белый и пушистый, а вчера был серый и всклокоченый.
— Это она тебя в нормальный вид привела? — удивилась я, а «хорек» злобно на меня посмотрел, а потом заверещал, словно его убить пытаются.
— Да у тебя тут вся утварь взбесилась — с самого утра уборкой занимается. Метла вон скоро до подпола доподметается, а занавески уже пятый раз стираются — уже скрипят и сверкают не хуже яхонтов.
Ишь, чего напридумывал: чтобы занавески сами стирались — да дом скорее сам себе порог прищемит. Огляделась, а вокруг просто вертеп какой-то: метла моя из комнаты в комнату вместе с веником носится и какие-то соринки соскабливает с пола, совок потом к ведру с боку на бок переваливается и в ведро все ссыпает, что не потеряет по дороге. Занавески действительно в тазике купаются, отжимаются, потом на колотуше крутятся и на окно зацепляются. Правда, если одна занавеска вдруг упадет на пол, то метла ее пытается сразу в совок замести, а остальные занавески идут отбивать товарку, а потом всем скопом опять купаться в тазик.
— Это что здесь творится? — в ужасе обратилась я к единственному в доме существу, способному хоть что-то сказать.
— Как что? Уборка полным ходом. Наверное, ты пожелала прибраться, а вся утварь тебя послушалась и принялась исполнять, — пояснил, плюхнувшись на попу, чистый горностай. — Ты в следующий раз ограничение что ли ставь: не больше одного раза или двух, ну, в крайнем случае, трех. А то эти тут уже по десятому кругу пошли намывать все. Давай, останавливай.
Я нерешительно выглянула в большую комнату, которая в детстве была и местом трапез, и детских игр, и общения взрослых. Там бедлам еще масштабнее и все еще в процессе. Добавилось еще замешивание теста — кадка порций на пять, не меньше. Представила, сколько пирожков испечь придется, и тут же спряталась в спальне, предварительно щелкнув пальцами, как когда-то делала мама, чтобы остановить уборку — у нее всегда хорошо получалось подобное.
— Как такое возможно? — задала вопрос в пустоту, даже не ожидая ответа, да только зверек ответил, проскакав предварительно по всей комнате.
— Так у тебя теперь сила твоя при тебе всегда будет — стабилизировалась. Осталось научиться управлять ею как следует да передавать мне излишки.
Я так и села на пол, благо он теперь совершенно чистый. Это что же получается, этот зверек не врал мне накануне?
— Так ты и правда мой фамильяр?
— Да, причем давно — десять лет. Я в тот день в ведьмин круг попал и не знал, как вернуться.
— И как звать тебя, фамильяр?
— Горностай Иша Горович из рода Куниц, — гордо заявил удивительный зверек с треугольной мордочкой, ясными глазками и хвостом в половину него. Присмотревшись, заметила, что по спине идет темно-рыжая полоса, лапки темноватые, а кончик хвоста черненький. Когда молчит — милашка, каких свет не видывал.
— Ну здравствуй, Иша Горович, — проговорила я, стараясь скрыть улыбку, так как и мама, и бабушка говорили, что при знакомстве с фамильяром нужно улыбаться в меру, чтобы ненароком не обидеть маленькое существо (или большое — кому кто достанется). — А меня Ариной зовут.
Вот и познакомились.
Странно себя чувствовала в тот момент: вот вроде осуществилось задуманное, а радости как-то не ощущается. Обрела фамильяра, а что с ним делать — не знаю.
— А ты надолго здесь? — на всякий случай уточнить нужно, а то мало ли.
И этот милаха открыл рот и превратился во вчерашнего вредного всклокоченного хорька (образно).
— Ты столько дел наворотила, пока меня рядом не было, что теперь разгребать — двух жизней не хватит.
Кто сказал, что обрести фамильяра — нереальное счастье для ведьмы? Это, наверное, были вредные храмовики, которые всегда себя противопоставляют ведьмам, хотя и мы и они всю жизнь боремся с монстрами, выходящими из ведьминых кругов.
— Ну раз ты так думаешь, — я поднялась с пола, демонстративно отряхнула руки и подол короткой сорочки, а затем направилась к кровати, — то можешь приступать к исправлению, а я как раз высплюсь. Для ведьмы здоровый сон очень важен — она красивее становится и добрее.
Скосила глаза на горностая, когда проходила мимо, и чуть не прыснула от смеха — на этой умильной мордахе такое возмущение написано было, что он вот-вот лопнет.
Как он говорил? Что ж я своевольный дом не приструню? Похоже, к наглым фамильярам тоже нужно подходить, как к своевольным домам. В конце концов, ведьма я или кто?