Телефон завибрировал, оповещая о сообщении.
«Еще не поздно. Мы можем все вернуть в самое начало».
Судорожно сцепив пальцами телефон, я быстро убираю его под салфетку. Артем не теряет надежды вытащить меня из моего личного ада. Тогда как я сама, кажется, уже совсем отчаялась.
Мгновенно подняв на меня глаза, Марк отвлекается от стейка.
— С кем-то переписываешься?
Голос и выражение лица безразличные, как всегда, и я не понимаю зачем он спрашивает. Заполнить пробелы в нашей вялотекущей беседе за ужином?
В последние дни он старается возвращаться с работы пораньше, чтобы мы вместе ужинали. Бутафория семейной идиллии не вызывает во мне ничего, кроме насмешки. Влажные пряди темных волос мужа упали на лоб, и он отбросил их небрежным движением. Ишь как торопился за стол. В домашней одежде с капельками воды на плечах он смотрелся куда менее строго, но я то знала, что это все оболочка. Его истинную сущность не замаскировать никакой одеждой.
И почему я не могу смириться? Весь его вид вызывает во мне гнев.
— Вита?
Я вдруг осознала, что серые глаза смотрят на меня в упор.
— Да? — отмерла я.
— О чем задумалась?
На моем лице появилась вежливая улыбка.
— Я подумала что было бы здорово летом высадить сорт роз Амбиенте. Они долго не осыпаются, да и сорт отличается пышным цветением. Сад красиво преобразится. — Лгать и скрывать настоящие эмоции я умела блестяще.
Хмыкнув, Марк молча смотрел на меня еще какое-то время. Я видела, что он не верит мне ни на йоту, но сказать ничего не мог. Я улыбнулась еще шире.
— Забавно, — наконец произнес он, отодвигая тарелку.
— Что именно? — невинно поинтересовалась я.
— Да так… — протянул он. — Чем хочешь заняться на выходных?
«Чем угодно, лишь бы тебя не было рядом». Вслух я, конечно, никогда не осмелюсь сказать такое. Если только в моей новой жизни, о которой я так упорно мечтаю. Артем ведь может помочь. Почему я отказываюсь?
— Можем слетать куда-нибудь на выходные. Побыть… — он запнулся и замолчал.
Его потерянное «вдвоем» так и не было произнесено. Ведь Марк знал что я его ненавижу. А поступаться своей гордостью и унижаться не в его правилах. Он никогда меня не уговаривал. Не в чертах его характера. Он заставлял, шантажировал, брал свое без спроса. Но не уговаривал.
К тому же меня не нужно уговаривать, ведь я и так безропотно соглашусь. Потому что у меня нет другого выбора.
— Чего ты сама хочешь? — неожиданно спросил он, и я уставилась на него во все глаза. Он опять хмыкнул. — Что за удивленный вид? Как будто ты хоть раз мне ответила на этот вопрос.
— Я хочу побыть с Машей, — честно ответила я.
— Вита, ты знаешь правила, — покачал он головой. — Это даже не обсуждается. Машу тебе я пока не готов доверить.
Злость вспыхнула на моем лице. И как я ее не пыталась подавить — не смогла. Вспыхивала как спичка, потому что это была моя самая болезненная тема.
— Я — ее мать! — воскликнула я.
— А я отец, — сухо парировал он. — Ты пыталась сбежать с нашей дочерью.
— Марк, я всего лишь хочу развода… — в изнеможении прошептала я. — И, конечно, свою дочь. Девочка должна жить с мамой.
— А я, значит, буду воскресным папой? — Его голос был очень спокоен, но я чувствовала исходящую от него ярость и угрозу. Плечи мужа напряглись, вся мощная фигура застыла за столом.
Зря я затеяла этот разговор. Бессмысленно, как и всегда. С ним бесполезно разговаривать, он же непрошибаем. Нужно действовать.
— Пока что воскресной мамой можно считать меня, — горько ответила я. — Твоя церберша строго следит, чтобы я не просидела около дочери ни одной лишней минуты. Надрессировал, молодец.
— Ты вынуждаешь меня так поступать, — жестко бросил он. — Но я верю, что у тебя сейчас кризис, и он пройдет. Могу организовать тебе какой-нибудь бизнес, возможно, тебя это увлечет на какое-то время.
Я громко расхохоталась, отшвырнув от себя салфетку.
— Какой, к черту, кризис?! Ты просто шантажируешь меня дочерью, потому что другим не можешь! Наш брак — дерьмо собачье, и ты это знаешь!
— Не выражайся, — поморщился он.
Смотрел на меня исподлобья, ничего не отвечая. Но, видимо переварив свою злость, через минуту вздохнул. И как ни в чем не бывало продолжил:
— Можно слетать на французское побережье, там сейчас комфортная погода…
Дальше я не слушала, уставившись стеклянным взглядом в догорающую свечу. Огонек метался от моего дыхания, но никак не хотел потухнуть.
Сумасшедший. Он просто сумасшедший…
Последние ночи он вдруг поменял тактику. Спал все так же рядом, заполонив своим запахом все пространство в моей спальне, но не лез ко мне с ласками. Просто подтягивал к себе мое задеревеневшее тело, заключал в объятия и держал так всю ночь. И как я не старалась ночью вырваться от него и устроиться на краешке, он неизменно возвращал меня в свои тиски.
Подолгу не могли уснуть. Марк тяжело дышал мне в шею, я чувствовала, что он хочет меня, старалась лежать, не двигаясь. Странно, но он терпел, не трогал меня.
— Почему ты не позволяешь мне общаться с моей дочерью? — спросила я, когда в очередной раз он притянул меня к себе.
Прижатая к нему спиной, я ощущала как под лопаткой ровно стучит его сердце, грудь размеренно вздымалась от его дыхания.
Он не ответил.
— Ты меня тоже дрессируешь? — тихо прошептала я в темноте.
Марк вздохнул.
— Я не хочу чтобы ты думала о разводе. Ты его никогда не получишь.
Все во мне оборвалось. И когда заговорила вновь голос мой был тусклый и безжизненный.
— Я же никогда не полюблю тебя…
— Полюбишь однажды, — упрямо заявил муж, на секунду сжав пальцы на моей талии.
Злился. Рушил все окончательно вокруг себя, и никак не мог отпустить меня. Он же сам не любит меня! Что за дьявольское упрямство?! К чему этот вид счастливой семьи? Чего он хочет в итоге?
— Зачем я тебе?
Тишина за спиной пугала. Я не знала о чем там думал этот бессердечный человек. По моей коже прошли мурашки. Почувствовав это, он прижал меня еще ближе, накрыл плечо одеялом.
— Спи.
— Я не хочу спать. Я хочу говорить.
— Тема для разговора у тебя, к сожалению, только одна, — холодно отозвался супруг.
— Почему именно Маша? Лучше бы ограничил в средствах, вышвырнул бы всю одежду, — в сердцах бросила я.
— Потому что я знаю что имеет для тебя значение.
— Ты жесток…
— Я знаю. На войне все средства хороши. Мне действительно жаль, что в наших с тобой отношениях замешана Маша. Мне не хотелось, чтобы так произошло.
— Лжешь. Тебе не жаль, — покачала я головой.
— Я не собираюсь тебя переубеждать. Уже понял, что бесполезно, — с безразличием произнес он.
В опустившейся тишине было слышно наше с ним дыхание. Разное, никак не складывающееся в унисон. Горячие пальцы Марка чувствовались сквозь тонкий шелк сорочки. Всю ночь я не спала, размышляла о своем будущем. Рука мужа ощущалась тяжелой гантелей.
Утром, когда Марк проснулся, я притворилась спящей. Кровать подо мной прогнулась, а я, зажмурив глаза, мечтала о том, чтобы он поскорее убрался из комнаты. Было ощущение, что он пристально меня рассматривает, но в итоге Вольский поднялся и, собравшись, уехал на работу.
Совершенно разбитая и усталая после бессонной ночи, я взяла телефон в руки и, приняв решение, написала Артему сообщение.
«Я согласна».