Уткнувшись мордой в подушку, Потоцкий спит сном младенца. А меня кроет. Триггерит не по-детски. Закрывшись в душевой кабинке, я подставляю лицо под прохладную струю воды. Хочу смыть с себя его запах, его прикосновения. Всего его хочу… смыть с себя.
Ну зачем он опять это делает? В этот раз нам точно так же не повезёт, как и одиннадцать лет назад, и даже как в прошлом году.
— Прочь из моей головы, — шепчу устало.
Плакать не хочется. Хочется бить и крушить всё вокруг, желательно — о его голову, чтоб наверняка.
Приняв душ, кутаюсь в белый гостиничный халат. Из мини-бара достаю маленький шкалик финляндской водки — мне хватит. Айкос в одной руке, во второй — водка и мобильник.
Дверь балкона тяну на себя и оборачиваюсь, чтоб посмотреть на него спящего. А ему пофиг, после секса спит как убитый. Лучше бы реально прибило его где-то. Переплакала бы.
Качаю головой. Дура, Настя. Бога побойся, нельзя же живому человеку желать смерти, а этот ещё и любимый. Но я реально мучаюсь, точнее, это он истязает мою душу — всю её наизнанку, а затем — вдребезги. И так уже дважды.
На балконе кайфово. Небо с россыпью мелких звёзд, на них хочется смотреть и ни о чём не думать. Но блядь… Я сижу тут и думаю: какой он нереально охуенный, как целует меня до мурашек по коже. Но это всё лирика. Качественный секс — не залог здоровых отношений, для гармонии нужно гораздо больше. А этот бык палец о палец не ударит, чтобы построить что-то больше, чем обычный трах. Ему комфортно не париться, он так привык со своей бывшей женой. Людка из кожи вон лезла, чтоб ему угодить. Но я же не Людка, я ломать себя ради него не собираюсь.
Финляндия нормально заходит даже без закуски. Во рту горько, в душе — ещё хуже. А я фоткаю ночное небо Южной Пальмиры, пишу пост в Инсте: «Она протягивала ко мне руки, которые я не знал, как взять, и поэтому я поломал ей пальцы своим молчанием. Джонатан Фоер».
Не знаю, следит ли за моей «Инстой» Потоцкий, но мне как бы пофиг. Я люблю делать подобные посты, прикрепляя к ним красивые фотки, как сейчас это звёздное небо. Если вдруг собьюсь с пути, Инста напомнит, как бывает больно и что оно того не стоит.
Просидев на балконе хороший час, возвращаюсь в номер. Он всё ещё дрыхнет. Простынь сползла с его нагого тела, задержавшись небольшим островком на ягодицах. Широкая спина с хорошо развитыми мышцами. Р-р-р… Не смотри на него, Настя. Успокойся и ложись спать.
Но мне не спится, до самого утра ворочаюсь. Веки свинцовые уже.
На рассвете меня всё-таки выключает. Обычно я не помню своих снов, а этот — такой яркий. Мне снится свадьба, красивая очень. Я будто вижу себя со стороны: в белом платье, фата до самого пола и с красивым букетом белых тюльпанов. Такая счастливая, улыбаюсь… Потоцкому? Ну ладно, пусть хоть во сне у нас всё будет хорошо.
Дышать становится тяжело, будто сверху меня придавило бетонной плитой.
Просыпаюсь, сонными глазами пытаюсь сфокусироваться, взглядом зацепиться за что-то знакомое.
Тяжело дышать, потому что на мне его рука и нога. Всю меня сковал, оплёл, как лиана. Начинаю шевелиться, и он просыпается.
На ухо бурчит мне что-то несуразное. Толкаю его в плечо.
— Просыпайся, — прикусываю язык на том моменте, когда хочется назвать его скотиной.
— Доброе утро, — хрипло на ухо. — Не брыкайся.
— Отодвинься от меня, ты горячий.
— М-м-м… Ты бы предпочла рядом Айсберг?
— Я бы предпочла тебя не рядом, — хочу выбраться из его объятий, но только ёрзаю пятой точкой по его утреннему стояку.
Нависая сверху, отводит в сторону упавшую на моё лицо прядь волос.
— От тебя воняет, Потоцкий.
— Прости, я как-то забыл про зубную щётку.
— Я сейчас про перегар. Не дыши на меня, пожалуйста.
Смеётся.
— Это ты виновата.
— С хрена ли? Я в твою глотку вискарь не заливала.
Крутой манёвр и я оказываюсь под ним. Хлопая ресницами, смотрю на его помятую морду. Бесит сука…
— Ты мне сердце разбила, детка. Из-за тебя я вчера нажрался как скотина.
— Не обольщайся, у скотины нет сердца.
— Ещё как есть.
Руку мою прикладывает к своей груди в том месте, где у нормального человека бьётся сердце. А у этого — часовой механизм, чтобы часики могли тик-так.
— Пусти, Дань.
— Не хочу, — тянется ко мне с поцелуем, а я голову демонстративно отворачиваю в сторону.
— Ночь закончилась, тебе пора свалить.
Вздыхает. С меня перекатывается на спину.
Встав с кровати, брожу по номеру, собирая разбросанные по полу шмотки. Его брюки и рубашку швыряю в него же. Носки его вонючие вместе с трусами даже трогать не собираюсь. Нахер пусть идёт и чем быстрее, тем лучше.
— Насть?
— Что?
— Ты сейчас серьёзно, что ли? Ночью же всё было хорошо.
— Тебе показалось. Секс мне понравился, а вот ты сам — как-то не очень. Уходи, Потоцкий.
Сев на кровати, растерянным взглядом по мне мажет. Вверх. Вниз.
— Значит, всё по-старому?
— Какой догадливый, — скрестив руки на груди, смотрю на него неотрывно. — Уходи. Я сейчас серьёзно.
Вздыхает. И молчит.
Поднявшись с кровати, даже не пытается прикрыться. А я не смотрю на него специально, просто не успела отвести взгляд. Бог мой… Лучше бы он поскорее оделся и свалил ко всем ебеням, пока меня кроет. Боюсь передумать. Ну а вдруг шестерёнки в моей голове сломаются, и всё начнётся заново?
Второй день свадьбы Лёхи проходит без вчерашней помпезности. Гостей раза в три меньше, я почти всех знаю. Вся наша компания тоже в сборе. Друзья общаются на привычные темы, пьют, едят и шутят. А я ловлю на себе взгляды Данила и отворачиваю голову в сторону, когда случается глаза в глаза.
Он смотрит на меня из-под насупленных бровей, не скрывает недовольства. После того как он ушёл из моего гостиничного номера этим утром я проплакала целый час. Ругала саму себя за слабость, упрекала за трусость. Но всё же сумела взять себя в руки, договорившись с совестью, что этот секс был неизбежен, но он был в последний раз. Потому что скоро я вернусь домой и продолжу жить своей привычной жизнью, в которой у меня всё заебись.
— Насть, не хочешь выйти? — предлагает Света, кивая на выход.
Соглашаюсь и уже через несколько минут, оказавшись за углом ресторана, Света затягивается своей электронкой.
— Все ребята завтра собираются у нас с Женей на даче, может, и ты придёшь? — интересуется подруга.
— Вряд ли, Свет. Я к родителям хотела поехать в гости.
— Очень жаль. Извини, что я сейчас прямолинейно скажу, но ты стала другой, Настён. В нашем общении появилась неловкость. Я к тебе и так, и эдак… Ты очень отдалилась.
Пожимаю плечами. Мне нечего ответить на эту констатацию фактов. Всё так и есть.
— Дело в Даниле или ты не хочешь говорить на эту тему?
— Не хочу, прости.
Света вздыхает, говорит, что всё понимает. Ещё не отболело. Не время ещё отболеть — без двух недель прошёл год, как моя жизнь сделала крутой поворот. Сгорела фотостудия, а любимый мужчина отпустил в свободное плавание, когда я так остро нуждалась в нём, когда меня держать нужно было стальными тисками… рядом с собой.
К девяти часам вечера я собираюсь уходить. Молодожёны давно слиняли, а пьяным гостям, половина из которых уже не в адеквате, как-то пофиг на меня.
Девчонки отжигают на танцполе, а ребята заняты бурным спором: как всегда любители немецкого автопрома обсирают всех остальных.
— Ребят, я пойду уже, — говорю достаточно громко, и все мужчины одновременно поднимают на меня взгляды.
— Насть, такси вызвать? — предлагает Жека.
У нас в компании так сложилось, что ребята меня всегда провожают домой. Я же всю жизнь одинокая девушка, мне априори приключения прилетают на пятую точку, а друзья у меня классные, беспокоятся о моей безопасности — даже сейчас выпивший Женя заботится, предлагает вызвать такси.
— Я проведу Настю, — отвечает молчавший до этого момента Данил.
Всей компанией смотрим на Потоцкого. Если кто-то что-то и понял, то молчит.
— Буду благодарна, — говорю Данилу и машу рукой остальным мужчинам, мол, пока, со мной всё будет ок.
Разворачиваюсь и шагаю вперёд, цокая каблучками по керамическому граниту. Обогнав, Потоцкий открывает передо мной дверь, тактично отходит в сторону. Киваю ему и с нереально быстро колотящимся сердцем выхожу на улицу.
— Нам сюда, — коснувшись моей руки, Данил немного отходит в сторону, понимая, что этот жест был лишним.
Его «Ровер» тяжело не узнать. Заметив его, я ускоряю шаг и когда, находясь позади меня, Даня жмёт на брелок, дёргаю ручку дверцы на себя.
С нетерпением жду, пока Потоцкий устроится за рулём, и машина тронется с места.
Запустив мотор, Даня даёт ему немного времени прогреться и включает музыку. «Скорпионс» я узнаю с первых аккордов. С недоумением кошусь на Потоцкого. Этот человек только рэп слушает — сколько его помню.
Не задавая лишних вопросов, Данил везёт меня в гостиницу. Я смотрю в окно на свой любимый ночной город и вздрагиваю каждый раз, когда «Ровер» проезжает мимо знакомых до боли мест.
Ненадолго прикрыв глаза, позволяю себе окунуться в прошлое. Я обычная сельская девочка, приехавшая учиться в университет. Первый год мегаполис меня пугал своим шумом и масштабами. Я была в шоке, когда из точки «а» я добиралась в точку «б» два с половиной часа на маршрутке. Чуть позже я привыкла и даже умудрялась заняться чем-то полезными во время поездки в городском транспорте: поспать или же выучить конспект.
— Не холодно? — голос Данила вырывает меня из воспоминаний, Потоцкий врубил кондиционер в машине.
— Нет.
— Я закурю, ты не против?
Качаю головой. А сама боковым зрением палю, как он достаёт из пачки сигарету, как зажимает её губами, прикуривает и струю серого дыма выпускает в приоткрытое окно. Курит всё тот же «Парламент», что и всегда.
Субботний вечер без пробок. До гостиницы, что я сняла в центре города, добираемся за десять минут.
Дождавшись, когда Данил остановит машину, я спешу отстегнуть ремень безопасности.
— Может, кофе выпьем, Насть? — предлагает он, когда я уже собираюсь по-быстрому свалить.
Сомневаюсь. Заметив это, Потоцкий обещает, что сегодня приставать не будет. Мы просто выпьем по чашечке кофе, как делали это овер дофига раз в прошлом.
Он смотрит на меня таким выпрашивающим взглядом, что я невольно улыбаюсь. Странный такой. Утром я послала его прямым текстом, а он на кофе меня приглашает, будто совсем не оскорбился. На Потоцкого это не похоже.
— Насть, мы год не виделись. Просто пообщаемся. Мне интересно узнать как ты всё это время жила, чем занималась.
«Себя по кускам собирала, пока кто-то из нас двоих жил своей обычной кобелиной жизнью», — крутится на языке. Но вслух не говорю. Мы больше не будем о прошлом, потому что я больше этого не хочу. Надеюсь, он это тоже понимает.
— Хорошо, — соглашаюсь я в итоге.
В гостиничном ресторане на первом этаже занимаем уютный столик. Данил правда заказывает кофе: мне — латте с густой пенкой, но без сахара, как я люблю, себе — американо с молоком и, конечно же, он пьёт сладкий.
Сидя за столиком напротив него и рассказывая о своём бешеном ритме двадцать четыре на семь, я ловлю себя на мысли, что он заинтересованно слушает меня. Внимает моё каждое слово. А ещё он хмурится, когда узнаёт, что недавно у меня прихватил остеохондроз — сказывается сидячая работа за компьютером.
Кофе в чашке заканчивается. Сделав последний глоток, я смотрю на циферблат своих наручных часов. Мы просидели в ресторане полчаса, наверное, пора прощаться. Утром хочу встать пораньше и поехать на рынок. Рыбу куплю и привезу маме, я сто лет не ела её фаршированной рыбы.
— Спасибо за кофе, я уже пойду.
Резко поднявшись с дивана, Данил расправляет плечи. На меня смотрит взглядом чуть прищуренных глаз:
— Насть, когда ты уезжаешь?
— А тебе зачем? Хочешь увидеться?
— Хочу.
Качаю головой.
— Я напишу тебе, когда буду уезжать. Можешь провести меня на вокзал, — ухожу ни разу не обернувшись.
Знаю, он смотрит мне вслед. Взглядом тоскливым провожает. Возможно, ему нужен был этот год порознь от меня, чтоб осознать свои ошибки и сделать выводы. Только дело в том, что весь прошедший год я тоже не сидела сложа руки. Я прорабатывала свои психотравмы и уничтожала в себе зависимость от него. Было очень больно поначалу, порой наизнанку выворачивало. И пусть искоренить из своего сердца боль неразделённой любви до конца не вышло, сейчас я точно знаю: Данилу я больше не верю, точнее, благодаря ему я больше не хочу верить какому-либо другому мужику. Я теперь без любви, а по расчёту хочу, чтоб больше никто не смог мне сделать больно.