Весёлая вдовушка

1.

Последний отпрыск мужского пола на некогда пышном древе рода Крейтонов Эдуард Гэррэт, виконт Крейтон, знал о женщинах все — и хорошее, и дурное. Впрочем, когда дело касалось интимных отношений с той или иной прекрасной дамой, все сомнения у виконта отпадали разом. Плотские утехи ему чрезвычайно нравились — и на том он стоял непоколебимо.

Виконт не просто любил женщин — наслаждался общением с ними и вожделел их всех, до последней деревенской простушки.

Он упивался упругими пышными формами толстушек и смаковал изящную гибкость худеньких. Ему нравилось, как застенчиво смотрят на него снизу вверх малютки и бросают смелые взгляды в упор женщины высокого роста. Он равным образом ценил элегантность благородных дам и практичные наряды женщин из народа.

За редким исключением виконт находил приятность почти в каждой особе женского пола, попадающейся на его жизненном пути. Единственными созданиями, которые не пробуждали в нём ни малейшего желания, были самоуверенные и надменные придворные дамы — существа с рыбьей кровью, чья рассудочность не сулила и тени искреннего чувства. Их виконт избегал столь же старательно, как преследовал всех остальных.

А уж в охоте такого рода он знал толк — во всяком случае, до того, как два месяца назад не получил чин лейтенанта кавалерии его величества короля Карла. С тех пор виконту удавалось утешаться только со шлюхами, которые следовали по пятам за армией и оказывали свои услуги в походных палатках.

В эту небывало холодную октябрьскую ночь тысяча шестьсот сорок второго года угроза гражданской войны в стране вот-вот могла стать зловещей реальностью. На следующий день Гэррэт и его соратники должны были вступить в бой со своими же соотечественниками. И в этом крылась истинная причина того, почему Гэррэт решил провести ночь перед сражением в объятиях шлюхи — кто знает, возможно, это последняя в его жизни ночь.

И прежде женские ласки всегда служили лучшим доказательством, что он, Гэррэт, всё ещё существует на этом свете. Подтверждение такого рода перед лицом смерти было далеко не лишним.

Бурные утехи, длившиеся вот уже час, были грубо прерваны пьяными воплями графа Рейвенволда:

— Крейтон, говорит твой командир! Твоё время истекло. Кончай возню и выходи. Дай и другим выпустить пар!

Этим словам вторило недовольное ворчание — вокруг палатки явно собрались и все прочие сотоварищи Крейтона.

Гэррэт вздохнул и кончиком пальца провёл по утомлённому раскрасневшемуся лицу Мэй. Волосы девушки пахли грошовыми духами, и этот приторный аромат перебивал даже вечную вонь походного лагеря.

— У тебя красивые бровки, милая Мэй. Изогнуты, словно крылья чайки.

Отстранившись, Гэррэт присел на постели рядом с девушкой. В холодном воздухе палатки его разгорячённое нагое тело зримо источало пар. Гэррэт укрыл Мэй грязной простыней.

— Жалко отрываться от столь приятного занятия, детка, но надо идти. Ни к чему сердить приятелей-кавалеров перед первым нашим боем.

— Побудьте ещё немного. Я не возьму с вас за это и пенса. — Мэй бережно погладила его бедро. — Другие могут подождать. Вы, кавалер, стоите их всех — да и всякого мужчины на свете.

— Тронут твоим щедрым предложением, драгоценная моя, но вынужден его отклонить. — Гэррэт решительно встал. Ссора с графом Рейвенволдом совершенно не входила в его планы — тем более что до первого сражения остались считанные часы. Хотя он и прображничал со своим капризным и несколько напыщенным командиром всю дорогу от Лондона до Уорвика, ему не хотелось испытывать его терпение. Да и всякий знал, что у Рейвенволда терпения ни на йоту.

— Уже кончил, ваша светлость! — выкрикнул Гэррэт, вызвав очередной взрыв грубого хохота и сальных шуточек, затем нагнулся и вытащил из-под постели сапоги. Из потайного кармана в правом сапоге он вынул два шиллинга и золотой соверен — всё, что прошлым вечером уделила ему фортуна после карточной игры. Шиллингов было явно недостаточно, а вот соверен уж точно превышал стоимость купленных ласк.

Чуть поколеблясь, Гэррэт пожал плечами и положил все три монеты в ладошку Мей.

Девица не верила своим глазам и даже не скрывала ликования.

— Соверен? Милорд, конечно, не думает, что… мне кажется, шиллингов вполне достаточно. — Впрочем, кулачок юной шлюхи уже намертво сжимал драгоценную добычу.

Тем временем Гэррэт натянул рубаху.

— Сдачи не требуется. — Он пригладил рукой густые волнистые волосы. — Если завтра останусь в живых, появятся и деньги. А если погибну — какой от золота прок?

Он надел мягкие, буйволовой кожи ботфорты и поднялся, чтобы уйти.

— Смотри, не спусти все сразу. Прощай, Мей.

Выходя из палатки, он заметил, как девушка прижимала монеты к обнажённой груди, все ещё не веря своему счастью.

Десятью часами позже Мей лежала посреди догорающих обломков палатки, убитая случайным ядром. А в сотне шагов от неё, у подошвы холма Эрдхилл, Гэррэт и Рейвенволд спиной к спине отбивались от мятежников, стремясь подороже продать свою жизнь.


В шестидесяти милях от поля сражения, в Лондоне, Элизабет, графиня Рейвенволд, решила, что пора любой ценой выбираться из постели. Она поднялась, хотя каждое движение отдавалось в её голове острой болью, к горлу подкатывала тошнота, и с каждым вдохом женщине казалось, будто ей в рёбра впивается острый клинок.

Ей нужна помощь. И нужен друг — такой, кому можно доверить свою тайну и не опасаться при этом, что её выдадут. Элизабет решила ехать к Анне Мюррей.

Увы, саму себя обмануть невозможно, и молодая женщина, не успев сделать и нескольких шагов, рухнула прямо на лестнице, подтвердив тем самым, что она едва в состоянии двигаться.

Пока графиня, тяжело припадая на ушибленную ногу, ковыляла к туалетному столику, она старалась подготовиться к тому, что увидит в зеркале. Тщетные старания — опустившись наконец в кресло, Элизабет с ужасом воззрилась на совершенно незнакомое, распухшее, обезображенное синяками лицо.

Судорожный вздох исказил её распухшие, разбитые губы.

Хотя Элизабет не раз клялась себе никогда впредь не допускать подобного, все её усилия шли прахом. Рейвенволд, как обычно, не предупредил о своим визите. Когда три дня назад она вернулась из лавки, то застала мужа в своей спальне. Пьяный, злобный супруг с нетерпением поджидал её и на сей раз, похоже, был готов на всё. Только бы укоренить своё семя в её многострадальном лоне.

Элизабет хотела убежать, но этим ещё больше раззадорила мужа — точно так же его всякий раз раздражал её упрямый отказ восторгаться его грубыми ласками. Рейвенволд, однако, был столь же умён, сколь и жесток. Даже проклиная жену за бесплодие, он знал, как наказывать её, не нарушая при этом главного — её способности к деторождению.

Он ударил Элизабет по лицу, выкрутил ей руку, чудом не сломав, потом нанёс чудовищный удар под рёбра, разорвал и содрал с неё платье, после чего повалил жену навзничь и принялся кусать за груди, пока они не начали кровоточить. Элизабет уже почти лишилась чувств, и тогда Рейвенволд стал остервенело лупить её кулаками, заставляя раздвинуть ноги. Раз за разом он грубо овладевал ею, пока не изверглось семя, оросившее её бесчувственное лоно. При этом, правда, он не бил её по животу — боялся повредить детородные органы.

Когда всё кончилось, муж, не сказав ей ни слова, оседлав лошадь, умчался прочь, чтобы присоединиться к королевской армии в Уорвике. Он даже не попрощался с женой — сказал только слугам, что уезжает на войну.

Элизабет всеми силами старалась не думать о предстоящей битве — страшилась, что иначе она тысячу раз пожелала бы супругу смерти.

Она перекрестилась, радуясь втайне уже тому, что рядом нет мужа, затем склонила голову и стала молиться.

— Святая Мария, Божья Матерь и благословенная святая Анна, услышьте мою мольбу и донесите её до Отца нашего небесного. Пожалуйста, на этот раз пошлите мне ребёнка.

Элизабет молилась, а из-под распухших век бежали слезы, и не было сил их остановить.

— Помилуй меня, боже! Если я и теперь не забеременею, муж убьёт меня, и держать ему за это ответ придётся только на Страшном суде — да и в том я, признаться, не уверена.

Почему просила она милости божьей? Честно говоря, Элизабет и сама не знала этого. За всю жизнь к ней проявляли слишком мало милосердия — от кого бы оно ни исходило, — и слишком мало было у неё по-настоящему любящих и близких людей. Редким исключением являлась её сестра Шарлотта… Да ещё, пожалуй, Анна Мюррей. Теперь, когда Шарлотта гостила у королевы, коротавшей свои дни в изгнании в Париже, Анна оставалась единственным близким Элизабет существом.

Женщина, забывшись, тяжело вздохнула — и тут же собралась с силами и вызвала колокольчиком горничную.

— Миледи? — Гвиннет была тут как тут.

Жалость так ясно читалась в глазах служанки, что Элизабет охватил жаркий стыд. Она отвернулась, опустила голову, пряча за спутанной гривой белокурых волос синяки под глазами и разбитые губы.

— Пошли человека к мисс Мюррей. Скажи — пускай ждёт меня на нашем обычном месте. Если она согласится, распорядись, чтобы кучер запрягал.

Гвиннет задохнулась.

— Но, миледи ещё так слаба! Конечно, если это необходимо…

Элизабет с трудом придала своему голосу желаемую твёрдость.

— Я знаю, что ты желаешь мне добра, Гвиннет, но сейчас у меня нет сил спорить с тобой. Пожалуйста, сделаем все, как в прошлый раз. Я не решаюсь послать за доктором. Ты же знаешь лондонских докторов — все они сплетничают напропалую. Граф будет вне себя, если когда-нибудь прознает о том, что случилось. — От слабости она поникла в кресле. — Беги же скорее, потом вернёшься и поможешь мне одеться.

Через четверть часа служанка возвратилась:

— Посыльный мчался всю дорогу до дома мисс Мюррей и обратно. Мисс Мюррей изволили сказать, что через час они будут ждать вас в обычном месте.

— Благодарение богу, — пробормотала Элизабет. — Анна сразу поняла, что мне необходимо увидеться с ней без свидетелей. Надеюсь, к тому времени я буду в состоянии встретиться с ней.

Даже с помощью Гвиннет одевание заняло у Элизабет более получаса. Каждое движение вызывало мучительную боль, и, чтобы не потерять сознание, она вынуждена была время от времени ложиться на кушетку.

Наконец она более-менее пришла в себя, оделась и была готова двинуться в путь. Гвиннет набросила на плечи Элизабет плащ и надвинула ниже капюшон, чтобы скрыть от любопытных глаз обезображенное лицо. Пока хозяйка не уселась в экипаж, девушка старательно поддерживала её за локоток.

— Лучше бы миледи предложила мисс Мюррей приехать сюда. Я знаю, она бы согласилась.

— Нет. Так будет безопаснее. — И Элизабет смолкла, сосредоточив все усилия на ходьбе. Шаг, ещё шаг… Как нужна ей сейчас сила — та самая, что помогала жить изо дня в день! — Мой супруг изничтожит Анну, если узнает, что она помогает мне. Уж это ты, наверное, уяснила?

Гвиннет нахмурилась:

— Знаю, миледи. Но уж на меня-то вы можете положиться…

Элизабет тяжело опёрлась на руку служанки.

— Я знаю, что тебе можно доверять, Гвиннет, и благодарна за это богу.

Минут через двадцать Элизабет с немалым трудом выбралась из кареты и, почти не хромая, вошла в лавку модистки. Гвиннет, как то было велено, осталась ждать хозяйку в прихожей.

Пошатываясь, Элизабет остановилась у входа и опёрлась на лепное украшение у двери.

Анна Мюррей стояла у стены с зеркалами, спиной к Элизабет, и с довольной улыбкой смотрелась в большое зеркало, примеряя великолепную широкополую шляпу с белыми страусиными перьями. Но тут она увидела Элизабет и побледнела как смерть.

— Миледи! Что случилось?

Вернув шляпку модистке, Анна поспешила к подруге.

Она схватила Элизабет за руки — и та, вздрогнув от боли, едва слышно пробормотала:

— Все хорошо, не волнуйся. Просто мне нужно немного посидеть.

Модистка, явно изнывавшая от любопытства, поспешно принесла лёгкое креслице для Элизабет.

Анна извлекла несколько монет из кошелька и вложила их в ладонь модистки.

— Я беру и эту шляпку, и другую — ту, что примеряла раньше… Теперь, пожалуйста, проследите за тем, чтобы нас не беспокоили. Мне нужно поговорить с леди наедине.

Модистка молча кивнула, заперла входную дверь в магазин, сдвинула портьеры на окнах-витринах и неслышно исчезла в глубине швейной мастерской. Только после этого Анна бережно подняла капюшон, скрывавший разбитое лицо Элизабет.

— Боже мой! — невольно ахнула она, прикрыв ладонью рот, и из её глаз брызнули слёзы. И тут же сострадание к подруге обратилось в ненависть к её мучителю.

— Клянусь, я все отдам, чтобы только всадить твоему муженьку пулю в лоб!

— Анна, прекрати сейчас же! — Элизабет бросила нервный взгляд в сторону швейной мастерской. — Криками здесь не поможешь.

— Может быть, и не поможешь. — В тёмных глазах Анны плескалось негодование. — Но не пытайся уверить меня, что ты упала на лестнице. Я не поверила этому в прошлый раз и, уж конечно, не поверю и сейчас. — Она бережно утёрла слезу, блеснувшую в уголке распухшего глаза подруги.

— Не бойся, Анна не оставит тебя в беде. Мы поедем ко мне домой. Отец прежде, чем стать ректором в Итоне служил при дворе учителем-опекуном в королевской семье, а матушка до сих пор служит младшей экономкой в покоях принца Генриха и принцессы Элизабет. У моих родителей остались влиятельные друзья при дворе, и уж те добьются, чтобы лорд Рейвенволд поостерёгся впредь распускать руки.

— Нет! Никого не посвящай в мои семейные дела, не то муж наверняка убьёт меня.

Элизабет в панике откинулась на спинку стула, и тут же в груди её с новой силой полыхнула обжигающая боль. Перед её глазами вспыхнули и закружились звезды, а затем все скрылось в непроницаемой тьме.

Она очнулась от острого, неприятного запаха и с трудом оттолкнула от лица склянку с нашатырём.

— Уберите эту дрянь!

Затем Элизабет открыла глаза и увидела, что Анна стоит перед ней на коленях, а Гвиннет растирает ей руки.

— Мне… больно дышать, — жалобно прошептала Элизабет.

— Силы небесные, — пробормотала Анна, — он сломал тебе ребра.

Она заткнула пузырёк с нашатырём и, жестом подозвав Гвиннет, сказала:

— Помоги мне приподнять твою госпожу. Ей нужен врач.

— Никаких докторов, — возразила Элизабет. — От них больше сплетен, чем помощи.

— Этому можно довериться, — убеждённо заверила Анна. — Это друг. Он живёт в гостинице за этой лавкой. Мы пройдём чёрным ходом, и никто не узнает, что ты была у него. Помнишь те микстуры, способствующие зачатию, которые я приносила тебе? Так вот, выписал их для меня доктор Лоу. Он снабжает меня травами и лекарствами, и к тому же он отличный хирург.

Анна ненадолго замолчала и накинула на голову Элизабет капюшон, чтобы скрыть от посторонних взглядов лицо подруги.

— Я хочу только, чтобы он осмотрел тебя. Три женщины медленно вошли в ворота многолюдной гостиницы. В глубине двора стоял ухоженный домик с вывеской над крыльцом: «ДОКТОР ЛОУ, ХИРУРГ».

— Пойдём уж, раз пришли, — увещевала Элизабет Анна. — Тут всего несколько ступенек.

В дверях женщин встретил сам доктор Лоу — худой седовласый человек с добрыми глазами.

— Проходите, проходите. Помогите даме лечь на кушетку в моём кабинете, но обращайтесь с ней с осторожностью.

Пока Гвиннет сопровождала Элизабет до дверей кабинета, Анна успела переговорить с врачом.

— Эта леди хотела бы остаться инкогнито. Я знаю, что могу положиться на вас, доктор Лоу. — Она многозначительно посмотрела на врача. — Боюсь, что, помимо повреждений на лице, у неё, возможно, сломаны ещё и ребра.

Доктор Лоу вошёл в кабинет, приблизился к кушетке, на которой лежала женщина, и озабоченно сдвинул брови на переносице.

— Хватит ли у миледи сил, чтобы пройти осмотр?

Элизабет и рада была бы отказаться, да не могла. Каждое движение вызывало у неё невыносимую боль.

— Я полагаю, да.

— Оч-чень хорошо. — Сдвинув тяжёлые шторы на окнах кабинета, доктор Лоу вручил Гвиннет аккуратно сложенную и накрахмаленную простыню.

— Я подожду за дверью, а ты помоги хозяйке раздеться, — обратился врач к Гвиннет. — Потом накрой её простыней, а затем, когда она будет готова, позовите меня.

Раздевание оказалось не менее болезненным, чем одевание, но заняло куда меньше времени. Через пятнадцать минут на Элизабет осталась только нижняя сорочка. В соответствии с указанием доктора Лоу Гвиннет устроила её поудобнее на кушетке и укрыла до подбородка чистой льняной простыней. Убедившись в том, что скромности хозяйки ничего не угрожает, девушка пригласила доктора, а сама села напротив, не спуская с него глаз.

Когда руки доктора Лоу легонько прикоснулись к её плечам, чтобы сдвинуть простыню, Элизабет покраснела от унижения, а её тело напряглось и одеревенело.

— Расслабьтесь, миледи. Я сделаю все по возможности быстро и постараюсь доставить вам поменьше неприятных ощущений.

Прослушав лёгкие длинной металлической трубочкой, он спустил простыню до бёдер, а затем принялся ощупывать живот сквозь тонкую ткань сорочки. Каждый раз, когда Элизабет вздрагивала от боли, доктор успокаивал её сочувствующим взглядом. Покончив с предварительным осмотром, врач снова закрыл женщину простыней до подбородка.

— Я должен осмотреть миледи с большим тщанием.

— Да, конечно, — едва слышно пролепетала Элизабет.

Доктор Лоу поднял нижний край простыни.

— Миледи, пожалуйста, согните ноги в коленях.

Доктор Лоу продолжал осмотр, Элизабет же прикрыла веки и помимо воли припомнила всех тех врачей и шарлатанов, с которыми ей довелось свести знакомство за последние четыре года. Всякий раз, встречаясь с новым врачом, она надеялась, что этот эскулап сумеет излечить её от бесплодия. Доктора были разные, но все, как один, требовали высокой платы за свои услуги, иногда заламывая безумные цены. Как бы то ни было, но она перебрала почти всех лондонских врачей, но, увы, никто не смог ей помочь.

Тогда-то и начались её беды с Рейвенволдом.

Муж не всегда был таким жестоким. Шесть лет назад, когда они только поженились, он обращался с ней достаточно уважительно. Но время шло, Элизабет не беременела, и он становился всё более угрюмым, злобным и жестоким. Теперь же, когда Рейвенволд решил, что наследника ему не дождаться, он превратился в одержимого насилием дьявола.

— Миледи может опустить ноги. — Доктор Лоу снова укрыл её простыней. Затем он тщательно вымыл руки в тазу и насухо их вытер.

Элизабет незаметно за ним наблюдала. Доктор Лоу казался ей непохожим на прочих целителей. Что-то в его повадке, манере говорить и держаться говорило: он видит в ней, Элизабет, не только богатую пациентку, но прежде всего несчастную женщину. Он вернулся к кушетке:

— Теперь займёмся вашими рёбрами.

Прикосновения его рук были мягкими и осторожными. Через простыню врач ощупал каждое ребро, но Элизабет не смогла сдержать крика боли, когда он коснулся того места, куда Рейвенволд нанёс ей удар сапогом.

— Простите, миледи. — В его голосе звучало искреннее сочувствие.

Хирург опустил глаза и ещё раз ощупал сломанные кости, затем покачал головой:

— Боюсь, что мисс Мюррей права. У миледи сломаны по крайней мере два ребра. Возможно, и три, но переломы, если не ошибаюсь, закрытые, а стало быть, лёгкие не задеты.

Потом доктор Лоу обратился к Гвиннет:

— Помогите вашей госпоже одеться, а я пока приготовлю микстуру, которая снимет боль.

Он хотел уйти, но Элизабет удержала его за рукав.

— Доктор, вы осмотрели моё… моё чрево? — Она жарко покраснела, поскольку была вынуждена говорить вслух о таких интимных вещах. — Скажите, в чём причина моего бесплодия?

— У миледи всё в порядке, — уверенно ответил врач. — Скажите, месячные у вас проходят регулярно?

Элизабет кивнула.

— Тогда, возможно, ваше время ещё не пришло. — Доктор Лоу помолчал, а потом добавил с деланой весёлостью: — Я знал нескольких женщин — они не могли забеременеть до тех пор, пока в их жизни не наступали большие перемены. Будьте терпеливы, миледи. У господа на все свой срок, и срок этот не всегда совпадает с нашими расчётами.

Элизабет с трудом скрыла своё разочарование. Не могла же она сказать, что, если господь не поторопится благословить её ребёнком, она погибнет от руки собственного мужа?

— Анна рассказала мне, что вы составляете микстуры, способствующие зачатию. Возможно, вы слышали о каком-нибудь новом средстве?

— Странное совпадение… — покивал головой врач. — Я только что получил посылку с Востока, в которой есть редкие порошки и травы, обладающие нужными вам свойствами. Если миледи пожелает…

— Прошу вас, велите принести эти порошки и травы. Я куплю всё, что у вас есть. — Элизабет замялась: — В том, конечно, случае, если вы предоставите мне кредит на несколько дней. Я, знаете ли, забыла захватить с собой кошелёк.

— Не беспокойтесь, добрая леди, — заверил доктор Лоу. — Все эти восточные средства — ваши.

Теперь, если Рейвенволд и обнаружит, что Элизабет была у врача — она всегда сможет сказать ему, что искала новые средства, помогающие зачатию.

Доктор Лоу удалился, и Элизабет с помощью верной Гвиннет кое-как оделась.

Она только закончила шнуровать платье, когда в дверь постучали, и из прихожей донёсся голос Анны Мюррей:

— У вас всё в порядке, миледи?

— Впусти мисс Мюррей, — велела Элизабет служанке.

Гвиннет отворила дверь врачебного кабинета, и Анна проскользнула мимо неё к Элизабет.

— Здесь было так тихо… Я уж было подумала, что ты умерла. — Анна горько усмехнулась.

— Ещё не совсем, — нашла в себе силы отшутиться Элизабет. — Гвиннет, помоги мне пересесть вон в то кресло.

Анна присела рядом, на подлокотник.

— Прости… Но ведь ты меня знаешь? Я не умею сдерживаться и выпаливаю первое, что взбредёт мне на ум. Не могу я молчать, глядя на то, что сделал с тобой Рейвенволд. Подлец!

— Да, то, что он содеял, — подло, но это — увы! — дозволено.

Голос Элизабет звучал глухо и обречённо. Дольше притворяться нет смысла — тем более перед Анной.

— Мой муж полагает, что вправе меня колотить — у него на то есть причина. Он последний в своём роду, и у него нет близких родственников. Я же не в состоянии подарить ему долгожданного наследника. Если он умрёт бесплодным, его титул и владение перейдут ко мне.

Анна удивлённо выгнула бровь.

— Не удивляйся. Хотя такие случаи крайне редки, тем не менее женщины в Англии имеют право наследовать титул мужа и всю его собственность. — Элизабет осторожно погладила распухшую губу. — Я понятия об этом не имела, пока Рейвенволд сам не рассказал мне. По-видимому, эта мысль не давала ему покоя и он представил все таким образом, будто я умышленно… извращаю природу и хочу помешать зачатию для того только, чтобы после его смерти завладеть землями и имуществом Рейвенволдов.

Безграничное удивление на лице Анны было красноречивей слов. Элизабет была благодарна подруге за участие и, начав рассказывать, уже не могла остановиться.

— Когда мы поженились, он таким не был. Мне всегда хотелось иметь детей — так же сильно, как и моему мужу. Думаю, поначалу он верил в это… но со временем Рейвенволд становился всё более желчным и подозрительным.

Молодая женщина всмотрелась в доброе, понимающее лицо Анны и решила, что нести в одиночку груз обвинений Рейвенволда ей, Элизабет, не по силам.

— Теперь же он убеждён, будто я забеременела, но сотворила над собой что-то такое… Ах, нет! Я не в состоянии этого повторить. Это слишком ужасно.

В глазах Анны заблестели слёзы.

— Он просто сошёл с ума, а сумасшедшие опасны. Тебе нельзя возвращаться домой, Элизабет. Если ты к нему вернёшься…

— Он меня убьёт, — закончила Элизабет. — Возможно, не сейчас, но если я не забеременею, он в конце концов забьёт меня до смерти, похоронит и возьмёт в жёны какую-нибудь другую женщину, что сумеет дать ему желанного наследника.

Анна порывисто схватила подругу за руку.

— Пожалуйста, поедем к нам домой! Только на несколько дней, пока ты не поправишься. Рейвенволд никогда об этом не узнает!

— Узнает — так или иначе, — Элизабет вздохнула и сокрушённо покачала головой. — Он расправится с любым, кто узнает правду. — Не в силах больше терпеть боль, она с усилием приподнялась и присела на самый край кресла — так хоть меньше кружилась голова.

— Боюсь даже думать о том, что сделал бы Рейвенволд, узнай он, что ты помогала мне. Он могущественный человек и способен принести много бед и тебе, и твоим родителям.

В эти смутные времена, когда Англия раскололась на два непримиримых лагеря и стояла на краю гражданской войны, даже самый незначительный слушок, распущенный Рейвенволдом, мог бы стоить госпоже Мюррей её положения при дворе. Рейвенволд, не колеблясь, раздавил бы любого, кто узнал бы его грязную тайну.

— Нет. Переехать к тебе я не смогу — даже не проси.

С помощью Анны Элизабет поднялась на ноги.

— Но и в Лондоне я не останусь. Когда мой муж уезжал, он приказал, чтобы слуги, как только я смогу передвигаться, упаковали вещи и увезли меня из столицы в Корнуолл. Он сказал, что гражданская война может разразиться со дня на день.

Анна нахмурилась:

— Хорошие же времена ты выбрала для путешествия!

— Здесь будет ещё опаснее, доложу я тебе — особенно в том случае, если мистер Кромвель и его пуритане одержат верх.

Загрузка...