Год от Рождества Христова 1648-й. Прошло ещё три года
Элизабет проверила содержимое тяжёлой корзины в руках у Гвиннет, а затем без посторонней помощи выбралась из кареты. Последняя пара хороших ботинок погрузилась в грязь по самые щиколотки, и Элизабет, выбираясь на сухое место, неприлично высоко задрала полы вдовьих юбок. Ступив на зелёную траву лужайки, она прикрыла глаза ладошкой от яркого солнечного света и крикнула кучеру:
— Подай немного вперёд, Тиррел! Дорога ещё не совсем просохла.
Старик покраснел.
— Простите, миледи.
Когда карета остановилась на сухом месте, из неё вылезла недовольная Гвиннет и присоединилась к хозяйке.
— Не понимаю, почему вы не уволите его, миледи? Он с трудом находит дорогу даже к своей собственной кровати. Совсем слепой.
— Тише, Гвиннет. Он тебя услышит.
Элизабет пошла вниз по травянистому склону к неказистому каменному дому, который смотрел окнами на море. Отойдя подальше от кареты, она вполголоса продолжала:
— Тиррел верой и правдой служил двум поколениям Рейвенволдов. Ты хочешь, чтобы я прогнала его и тем отблагодарила за верную службу?
— Простите, миледи, — устыдилась Гвиннет. — Я совсем не то хотела сказать… то есть… Я деньги имею в виду… Вы ведь не прогоните меня, правда? Даже если миледи не сможет платить мне, я её не оставлю.
— Спасибо, Гвиннет, но будем надеяться, что до этого не дойдёт.
Элизабет приложила уже так много сил, что-бы спасти своих домочадцев от верной голодной смерти.
— Этот бунт все так усложнил. Я молю бога, чтобы он поскорее закончился, но здравый смысл говорит мне, что это дело не одного месяца.
На самом деле Элизабет просто не знала, как долго ещё сможет прожить на те крохи, что оставил ей Рейвенволд. С каждым месяцем королевская власть требовала от своих сторонников всё больше и больше: парней для армии, золота, чтобы им платить, провианта, чтобы кормить их.
В поместье скоро вообще не останется жителей, подумала Элизабет, только женщины, дети да старики. А ведь, чтобы прокормиться, нужно, по крайней мере, ловить рыбу и работать в поле. Что она будет делать, когда у неё вовсе не останется рабочих рук? Что будут делать сотни семейств, которые регулярно обращаются к ней за помощью, защитой и советом? Элизабет один за другим задавала себе эти проклятые вопросы… И даже под тёплым мартовским солнцем её пробирала дрожь.
— Миледи хорошо себя чувствует? Может, нам следует вернуться?…
Элизабет, не замедляя шага, уверенно шла по полю, оставленному под пар.
— Нет. Просто… Гусь прошёл по моей могиле.
Ветер взметнул тяжёлые чёрные юбки, раздул их колоколом, пряча от глаз дорогу. И всё же Элизабет радовалась редкому солнцу и лёгкому бризу. В воздухе реял свежий солоноватый аромат моря, и это показалось Элизабет хорошим предзнаменованием. Дай-то бог, чтобы такая погода продлилась подольше!
Войдя в калитку, женщины направились к низкому каменному дому, который много лет служил пристанищем семье Эдмундсон. До порога оставалось лишь несколько шагов, когда в доме с грохотом распахнулась дверь и во двор высыпала шумная ватага детворы.
— Это миледи, мама! Миледи приехала!
Как обычно, дети кольцом окружили Элизабет и Гвиннет. Графиня ласково погладила грязную кудлатую головёнку трёхлетнего Уильяма.
— Здравствуй, Уильям, — произнесла она торжественно и обратилась к старшенькой — Лоне, застенчивой девочке лет десяти, которая прижимала к бедру голопузого малыша: — Ну, Лона, как сегодня чувствует себя ваша мама?
Мурзатая девочка зарделась от смущения, отвела взгляд и чуть слышно прошептала:
— Ей стало лучше, и она малость окрепла, миледи, — спасибо тушёному мясу, что вы привезли. Правда, с постели она всё ещё не поднимается.
Другие ребятишки не сводили глаз с корзинки, висевшей на руке Гвиннет, но спросить, что там, стеснялись. Зная, насколько все они голодны, Элизабет достала из корзины несколько яблок. Первое досталось восьмилетнему Тэнни.
— Держи, Тэнни.
Мальчишка уставился во все глаза на краснобокий наливной плод, хотел было сразу им завладеть, но сдержался и прежде неумело поклонился.
— Благодарствуйте, миледи.
Раздав яблоки остальным ребятишкам, Элизабет снова обратилась к мальчику:
— Тэнни, сбегай, пожалуйста, и скажи моему кучеру, что я пробуду у вас дольше, чем намеревалась. Потом возвращайся в дом. Вас всех нужно будет выкупать.
При одном упоминании о мытьё сердечная благодарность на чумазой мордашке Тэнни тут же сменилась испугом. Видно было, что ему не по душе эта процедура.
— Поспеши, Тэнни, — лукаво сказала Элизабет. — Я принесла сушёного инжира и сыра для каждого, кто будет купаться и при этом не расплачется.
Шесть замурзанных мордашек разом просветлели, и Тэнни не был исключением. Он издал торжествующий вопль и со всех ног припустил в сторону кареты, стоявшей на холме.
Гвиннет крикнула, обращаясь к галдящим ребятишкам:
— Ну-ка, малышня, быстро за водой, а я развожу очаг в доме, чтобы согреть воды для купания! — И, смягчив тон, добродушно проворчала: — Конечно, если найдутся дрова, чтобы растопить печь.
Отворив дверь, Элизабет отвела в сторону замасленную овечью шкуру, которая закрывала дверной проём. Внутри, в дальнем углу тёмной комнаты, на плоском, провисшем чуть не до пола тюфяке, лежала Ада Эдмундсон. Увидев Элизабет, она приподнялась на локте и попыталась сесть.
— Да благословит вас господь, миледи! Я знала, что вы приедете к нам, но угощения не приготовила. Нечем угощать-то, миледи. — Голос женщины был болезненным и слабым.
Элизабет подошла к постели и заставила больную снова прилечь на тюфяк.
— Берегите силы, миссис Эдмундсон, — сказала она и, придвинув к кровати трёхногий табурет, присела рядом с больной.
— Нет ли каких-нибудь известий о мистере Эдмундсоне? Я несколько раз писала в его полк, но не получила никакого ответа.
— Нет, миледи. — Ада прикрыла глаза, а её худое, измождённое лицо побледнело ещё больше. — Боюсь, он убит… но Лона говорит, что мы не должны терять надежды.
С тех пор как разразилась гражданская война и мужчин забрали в армию, Эдмундсоны, как многие другие семьи Корнуолла, едва сводили концы с концами. С болезнью Ады жизнь в её семействе и вовсе едва теплилась. Без деятельной помощи и поддержки Эдмундсоны умерли бы от голода уже полгода назад.
— Лона права, миссис Эдмундсон. — Элизабет погладила худую костлявую руку Ады. — Мы все должны не переставая возносить молитвы господу и надеяться на счастливое возвращение мистера Эдмундсона. Я молюсь об этом каждый день, как и о том, чтобы поскорее кончилась эта ужасная война.
Малыши притащили кожаные ведра, наполненные водой из бочки. Вслед за ними вошла Гвиннет с охапкой щепок и принялась раздувать тлеющие уголья в очаге рядом с лежанкой Ады.
Элизабет перевела разговор на другую, не столь печальную тему:
— Я написала в Лондон доктору Лоу о вашей болезни и перечислила все её симптомы — приступы лихорадки, потливость, слабость, высокую температуру. Он прислал мне удивительное новое средство из толчёной коры хинного дерева. — Она достала из корзины заткнутую пробкой бутыль тёмного стекла и вручила её Аде.
— Я приготовила микстуру из этого средства. Следите за тем, чтобы дети каждый день принимали её по одной чайной ложке. Вам же нужно принимать по три чайные ложки в день — одну утром, другую в полдень и ещё одну вечером. Доктор Лоу уверяет, что с помощью этого средства вы быстро встанете на ноги, а к детям не пристанет зараза.
При этих словах лицо Ады скорбно искривилось и по её щеке покатилась крупная слеза.
— Что случилось, миссис Эдмундсон?
Элизабет с трудом разобрала едва слышный шёпот женщины:
— У нас нет чайной ложки, миледи.
Элизабет опешила. Как она ни старалась, все предугадать невозможно. Она порылась в корзине и нашла серебряный столовый прибор, который захватила для себя — на случай, если бы им с Гвиннет взбрело в голову по дороге перекусить.
— Ну конечно, как я только могла забыть? Чайная ложка — это часть лечения. Она обязательно должна быть серебряной, вот я и прихватила с собой одну — вместе с лекарством.
Видя подобную расточительность, Гвиннет неодобрительно кашлянула.
Элизабет строго глянула на служанку и передала ложку Аде.
— Сейчас мы с Гвиннет устроим небольшую уборку в доме, искупаем детей, а затем, перед уходом, поставим на огонь похлёбку.
Зажав серебряную ложку в одной руке, Ада разрыдалась и едва слышно прошелестела:
— Я никогда не смогу отблагодарить миледи за её доброту, но милосердный господь все видит и воздаст вам за милосердие. Уж и не знаю, миледи, зачем вы так стараетесь — мы ведь даже не католики.
— Не нужно сейчас об этом, — мягко сказала Элизабет. — Голод и болезни не различают ни католиков, ни протестантов. Господь бог требует от нас помогать друг другу. Кроме того, все мы — верноподданные его величества короля Карла.
Вечернее солнце давно уже скрылось за холмами, когда Элизабет вернулась в замок Рейвенволд. Едва карета остановилась, к ней приблизился одетый в ливрею незнакомец — плотно сложенный мужчина средних лет.
Склонив голову в поклоне, он произнёс:
— Миледи, я привёз срочное послание для мадам графини Рейвенволд.
Когда Элизабет осознала, что посыльный говорит с сильным французским акцентом, у неё перехватило дыхание. Что-то, должно быть, случилось в Париже с Шарлоттой! Страх волной окатил её, впился ледяными пальцами в сердце.
— Я — графиня Рейвенволд, — сказала она, выбираясь из кареты и показывая гонцу в подтверждение своих слов фамильный перстень Рейвенволдов, который она носила на среднем пальце. — Дайте сюда письмо.
Гонец снова поклонился, затем достал из сумки у пояса сложенное вчетверо послание. При свете факела Элизабет сразу различила печать королевы Генриетты, и у неё от волнения мгновенно пересохло в горле. С минуту помолчав, она с трудом выдавила из себя хриплое: «Спасибо».
В эти опасные и смутные времена лишь самое страшное событие могло оправдать немалые расходы и огромный риск, сопряжённые с доставкой корреспонденции из Франции.
— Господи боже, молю тебя — пусть у Шарлотты всё будет хорошо!
Рано оставшись без матери, сестры помогали друг дружке выжить в холодном отцовском доме, где царила атмосфера безжалостной муштры и самодурства. После смерти отца Шарлотта стала для Элизабет единственным родным человеком. Если бы что-нибудь случилось с сестрой, Элизабет осталась бы на белом свете одна-оди-нешенька.
«Её величество королева Генриетта-Мария шлёт приветствие своему союзнику и вассалу графине Рейвенволд. Это сообщение отсылается по личной просьбе леди Виндхэм…
«Шарлотта, — пронеслось в голове Элизабет. — О, пожалуйста, милосердный боже, не допусти, чтобы что-нибудь случилось с Шарлоттой!»
…Леди Виндхэм, нашей высокочтимой и преданной фрейлины, с самой настоятельной просьбой о том, чтобы графиня в кратчайший срок прибыла навестить свою сестру, которая серьёзно больна. Нами приняты все необходимые меры. Посыльный, который доставит это сообщение, послужит графине в качестве сопровождающего. Сожалеем о несчастливых обстоятельствах, послуживших поводом настоящего послания.
Генриетта-Мария, королева Британии».
Глухой стон вырвался из груди Элизабет. Целый день потратила она, оказывая помощь Аде Эдмундсон, женщине, с которой едва была знакома, в то время как её единственная сестра лежит больная и, может быть, в это самое время умирает. А ведь она, Элизабет, уже успела раздать все лекарство доктора Лоу! Ах, если бы она оставила себе хоть самую малость! Возможно, эти микстуры помогли бы и Шарлотте…
Но, может быть, ещё не поздно помочь сестре? Возможно, Шарлотта ещё жива? Сколько времени понадобится курьеру, чтобы добраться до Корнуолла? Элизабет поднялась из-за стола.
— Где посыльный? Мне нужно сейчас же переговорить с ним.
— В кухне, миледи. Я сейчас приведу его…
— Погоди. — Она остановила Гвиннет. — Я сама к нему спущусь. Ты же оставайся здесь и начинай укладывать вещи. Сегодня вечером мы уезжаем во Францию.
— Сегодня вечером? Но миледи так утомлена… И путешествовать сейчас вовсе не безопасно. Вне всякого сомнения, миледи может и подождать…
— Я не могу ждать! — отрезала Элизабет. — Все объяснения потом. Собирай вещи.
Посыльный в одиночестве сидел за длинным кухонным столом и уплетал за обе щеки тушёное мясо. Увидев графиню, он перестал жевать и вскочил. Элизабет опустилась на лавку с ним рядом.
— Прошу вас, продолжайте трапезу, — любезно сказала она и, заметив, что мужчина заколебался, добавила: — Вы должны поесть как следует, поскольку я хочу выехать как можно скорее.
Посланец кивнул и снова сел за стол, но есть не стал — понимал, что графиня пришла перемолвиться с ним словом.
Элизабет хотела узнать только самое главное. О другом она расспросит посыльного королевы по дороге.
— Как долго вы добирались до Корнуолла?
Он ответил по-английски с сильным французским акцентом:
— Десять дней, мадам графиня.
Боже, как долго! Элизабет едва сдержала горестный стон. Шарлотта могла уже умереть. Или поправиться.
— В письме сказано, что приняты все меры для моего приезда. Что это значит?
— Краб, он ждёт в Граавзенд.
— Краб? — От удивления у Элизабет брови взлетели вверх.
— Oui, мадам. Краб. — Гонец нахмурился, догадавшись, что графиня его не понимает.
— Это слово значит vaisseu. Vous com-prenez? — Посыльный движением руки изобразил плывущий корабль.
— Ах, корабль!… А Граавзенд, стало быть… Грейвсенд! — выдохнула Элизабет. — Он же на другом конце Англии!
Француз пожал плечами:
— Блокада.
— Но до Грейвсенда в карете тащиться больше недели! Даже если скакать верхом, мы едва ли доберёмся туда за пять дней. Неужели нельзя отплыть из другого порта — поближе?
— Нет, мадам la comtesse. Это должен быть Граавзенд.
— Но дороги сейчас совсем непроезжие! — подумала вслух Элизабет.
Затем она вспомнила о лошадях, принадлежащих её покойному супругу. В конюшне до сих пор стояли три великолепных боевых жеребца. Они с Гвиннет могли взять себе двух, а третьего отдать посыльному. На дорожные расходы хватит и её скудных запасов. Элизабет с надеждой посмотрела на француза и с трудом растолковала ему свою идею.
— Нет-нет! — воскликнул гонец. — Это очень опасный, мадам la comtesse. Мы дольжен ехать в карета. Мятеж. C'est trop — опасно есть ехать верхом.
Посыльный был, конечно, прав. Не говоря уже о том, что, хотя сама Элизабет ездила верхом неплохо, Гвиннет могла лишь вскарабкаться в седло — да и то с большим трудом. Вряд ли служанка выдержала бы долгую скачку. Да и ей, Элизабет, никак нельзя отправляться в путь без доверенной спутницы.
Словом, не оставалось ничего другого, как ехать в карете. Элизабет утешала себя тем, что карета хотя бы укроет её от злых людей и слишком любопытных глаз. К тому же дорога до Грейвсенда пролегает неподалёку от Лондона, и поблизости от столицы она сможет отправить весточку доктору Лоу. Попросить у него ещё немного порошка хины и толчёной ивовой коры. Если у доктора Лоу будут эти порошки, если он сможет передать их в Грейвсенд прежде, чем корабль выйдет в море…
Как много этих проклятых «если»! И самое главное из них — как она будет жить дальше, если Шарлотте уже ничем не поможешь?
Спустя восемь дней изнурительной тряски по грязи и ухабам карета графини Рейвенволд достигла Грейвсенда. Как и было задумано, из Кингстона Элизабет отправила в Лондон парнишку с запиской к доктору Лоу. И теперь, выйдя из кареты и прогуливаясь по портовой набережной Грейвсенда, она высматривала в пёстрой толпе посланца доктора. Прогуливаться пришлось долго, и Элизабет уже совсем было пала духом, когда у неё за спиной прозвучал знакомый женский голос:
— Элизабет? Ну, наконец-то! Благодарение всевышнему!
Элизабет узнала бы этот голос из тысячи.
— Анна, ты?! — Она порывисто обернулась, спеша заключить в объятия Анну Мюррей. Лицо подруги было скрыто под большим капюшоном длинного плаща.
— Что ты здесь делаешь?
Анна улыбнулась и извлекла из-под полы плаща огромный свёрток, обёрнутый в промасленную ткань и перевязанный тесьмой.
— Доктор Лоу получил твою записку, но не смог доставить лекарства сам. Ему пришлось сидеть у постели тяжелобольного, а посылать с поручением малознакомого человека он не захотел. Вот потому-то я и оказалась здесь.
Она вручила Элизабет драгоценный свёрток.
— Он передал тебе хинный порошок и размельчённую ивовую кору и ещё добавил несколько новых трав, которые могли бы помочь твоей сестре. Там внутри записка с рецептом и инструкция, что и как употреблять.
Несмотря на смертельную усталость и боль во всём теле после долгого и утомительного путешествия, Элизабет ощутила новый прилив сил.
— Что бы я только делала без тебя и доброго доктора Лоу? Вы всегда приходите мне на помощь. — Она взяла свёрток, полезла в кошелёк и протянула мисс Мюррей несколько золотых монет.
— Я прослежу, чтобы мой агент передал тебе недостающую сумму.
Анна покачала головой и отвела руку Элизабет.
— Я не возьму твои золотые. В Париже без денег не проживёшь. Заплатишь, когда вернёшься.
— А ты как же? — спросила Элизабет.
Мать Анны умерла в прошлом августе, и Элизабет не знала, как ухитрялись существовать Мюррей на одно только крохотное жалованье отца.
— Ты недавно потеряла мать, и я не могу позволить…
— У нас с отцом всё в порядке. Мы даже можем предложить тебе маленькую ссуду.
— Да благословит тебя господь, Анна! Сейчас же, до отплытия, напишу своему агенту в Лондоне. Он проследит, чтобы тебе заплатили все сполна.
Элизабет сжала монеты в ладони и улыбнулась.
— Француз, который меня сопровождает, пошёл разузнать, где в порту стоит наш корабль. У тебя будет время подняться на борт?
Анна с привычным для неё беспокойством огляделась по сторонам:
— Время-то у меня есть, но давай лучше поболтаем в карете. Так оно будет безопаснее и для меня, и для тебя тоже. Не нужно, чтобы нас видели вместе.
— Как скажешь. — Элизабет распахнула дверцу экипажа и обратилась к служанке: — Гвиннет, ты не прочь немного поразмяться? Нам с миссис Мюррей необходимо поговорить наедине. — Графиня сунула служанке горсть мелких монет. — Вот, возьми. Уверена, ты не откажешься от горячего супа или похлёбки. Тут неподалёку есть харчевня. Поешь как следует и не забудь принести тушёного мяса для нас с месье Галло.
Счастливая Гвиннет унеслась прочь выполнять поручение хозяйки. По своему обыкновению, Анна без обиняков перешла прямо к делу:
— Откуда ты знаешь, что мне нужно поговорить с тобой без свидетелей?
— Почувствовала. Ты выглядишь такой озабоченной. Осторожной.
Анна выглянула в окно и кивнула, соглашаясь с подругой.
— Не думаю, что за мной следят… но и осторожность не помешает.
— Следят?! За тобой? Анна, что случилось?
— Просто я выросла — вот и все. — Молодая женщина откинула капюшон тяжёлого плаща и озорно улыбнулась. — Знаешь, то, что я была хорошей, послушной дочерью, принесло мне одни лишь сердечные муки, так что я решила впредь быть нехорошей. Поверь, это намного легче…
Из писем подруги Элизабет знала, что Анна и Томас Говард полюбили друг друга, но, когда Томас пришёл к ней свататься, мать Анны отказалась выдать за него единственную дочь — главным образом потому, что у Говарда не было за душой ни гроша. На протяжении трёх последующих лет несчастная Анна отстраненно наблюдала за тем, как мать одного за другим отваживала от неё женихов. Теперь же, после смерти матери, дочь наконец восстала.
Глаза Анны искрились.
— Я познакомилась с замечательным человеком. Его зовут полковник Бамфилд — он друг моего брата. Отец категорически против нашего сближения, но теперь я уже в таком возрасте, что его мнение меня волнует мало. Одно плохо-у меня нет знакомой свахи и я скорее всего умру старой девой.
Она выпрямилась и с вызовом глянула на притихшую подругу.
— Зато я уж точно не умру от скуки. Спасибо полковнику Бамфидду. Он чрезвычайно внимательный и остроумный любовник!
— Анна! Что ты такое говоришь? — Элизабет испытала несказанное удивление. Услышать подобное из уст благочестивой, набожной Анны она никак не ожидала.
— Я же сказала тебе, что выросла. — Анна ещё раз выглянула в окошко, а затем, понизив голос, произнесла:
— Я с радостью исполнила поручение доктора Лоу и привезла тебе лекарства, но взамен тебе придётся сделать кое-что и для меня. Пойми, это очень важно — можно сказать, вопрос жизни и смерти.
— Это касается полковника Бамфилда? — Как ни была она обязана подруге, всё же она уважала отца Анны и не хотела его обманывать.
Анна пожала плечами:
— Разве что косвенно… Он поручил мне доставить срочное послание для его высочества принца Уэльского. Я пыталась купить место на корабль во Францию, но сейчас на борт не попасть. И вот тут доктор Лоу сообщил мне о твоей записке. Наверное, это и есть божье провидение!
Пошарив рукой в складках капюшона, она извлекла на свет большой белый конверт.
— Ты доставишь это его высочеству?
Элизабет вспыхнула:
— Принцу Уэльскому?
Гвиннет, будучи постоянно в курсе самых последних сплетен, которыми её в изобилии потчевали всезнающие подруги, уже рассказала Элизабет о бегстве принца Уэльского в Европу. Крейтон, по слухам, бежал вместе с принцем, чему Элизабет, говоря откровенно, была несказанно рада. Она испытывала огромное облегчение от того только, что Крейтон уехал из страны! Насколько она была наслышана, виконт по-прежнему считался доверенным человеком принца. И вот теперь Анна просит, чтобы она, Элизабет, встретилась с принцем. Эта просьба пришлась молодой женщине не по вкусу. Встреча с принцем означала и встречу с Крейтоном, а уж это никак не входило в её планы.
— Я не могу… то есть, я могу взять письмо, но передать его должен будет кто-нибудь другой.
Анна замотала головой:
— Прости меня, Элизабет, но это дело такой важности, что никому другому доверить письмо я просто не осмеливаюсь. Только ты. И только его высочеству — из рук в руки. Лично. Иначе… иначе всё пропало!
Она вложила конверт в руки Элизабет и обхватила её ладони своими.
— Я бы не стала просить тебя об этом, если бы у меня была другая возможность доставить послание принцу.
Элизабет не приходилось ещё видеть Анну в подобном состоянии. Она была убийственно серьёзна — и одновременно вне себя от отчаяния.
Ну как ей объяснить? Не рассказывать же Анне о Крейтоне и о том, что случилось той ночью в часовне! При одной мысли о виконте лицо Элизабет покрывалось жарким румянцем стыда. И если ей случится свидеться с ним вновь… Элизабет невольно сжалась, понимая, что на благородное молчание Крейтона рассчитывать не приходится. При дворе любому было известно, что этот повеса никогда не был истинным джентльменом. Разгульный образ жизни и романтические авантюры полковника Крейтона служили неиссякаемым источником придворных сплетен.
Нет, всё что угодно, но только не новая встреча с этим мерзким шпионом!
— Ты понимаешь. Есть вещи… То есть, я хочу сказать…
Анна отпрянула от подруги, и Элизабет прочитала в её глазах глубокое разочарование. Очевидно, дело и в самом деле было нешуточным.
Внезапно Элизабет осенило, что прийти на помощь подруге ей мешает одно только чувство собственного достоинства. Или, может быть, гордыня?
— Милая Анна! Я рада помочь тебе всем сердцем, но при дворе принца есть один человек, с которым я ни за что на свете не хотела бы встретиться вновь.
Анна одарила подругу проницательным взглядом.
— О ком это ты, интересно знать, говоришь? — Заметив, как лицо Элизабет пошло красными пятнами, она с минуту подумала и выпалила: — Ты Крейтона имеешь в виду? Только не говори мне, что ты…
Теперь Элизабет побледнела как мел. Неужели этот подлец уже по всей Англии разнёс сплетню, что она танцевала на могиле супруга?
— Господи, значит, это всё-таки Крейтон! — Анна уставилась на Элизабет так, словно видела её впервые в жизни. — Ну и дела! Мне бы никогда и в голову не пришло… Но послушай! Ты ведь совершенно не в его вкусе. Впрочем, полковник славится тем, что не пропускает ни одной юбки.
— Не говори чепухи! — Пошлый намёк подруги возмутил и одновременно успокоил Элизабет. Можно надеяться, что Крейтон, возможно, так никому и не рассказал о её позоре. Да — но как Анна, её лучшая подруга, могла подумать, что она и Крейтон?…
— Уверяю тебя — между нами не было даже намёка на роман или интрижку… И не будет!
Анна улыбнулась:
— Почём ты знаешь? Случись что-нибудь с полковником Бамфилдом, я погорюю-погорюю, а потом найду ему замену. Если рядом со мной в этот миг окажется Крейтон, то я уж не премину испытать его легендарные таланты на деле!
— Уж я-то делать этого не стану, можешь мне поверить! Этот Крейтон — законченный мерзавец.
— Вот жалость-то какая! — не удержалась Анна.
Элизабет не могла не улыбнуться ей в ответ.
— Анна, ты стала просто вульгарной женщиной.
Подруга залилась весёлым смехом.
— Мы с тобой, Элизабет, как две стороны одной монеты. Ты следуешь всем правилам, а я живу без правил. Ты подчиняешься, я восстаю, ты хорошая, а я дурная. Не знаю, правда, насколько хорошо у меня это получается.
— И вовсе ты не дурная, Анна. Ты самая лучшая, самая храбрая, самая честная женщина в мире.
Элизабет бросила взгляд на письмо, которое все ещё сжимала в руке. С тех пор, как умерла её мать, Элизабет старалась вести жизнь по возможности тихую и как можно меньше попадаться на глаза сильным мира сего. Это была своего рода игра в прятки с судьбой. Если сделаться маленькой и незаметной, рассуждала женщина, тогда, быть может, грозный рок минует её, не причинив страданий и боли. Она никогда не совершала рискованных, опрометчивых поступков, не нарушала общепринятых правил — но все равно получала от судьбы одни только удары и оскорбления. Коли так, то для неё, быть может, настала пора стать видимой?
В таком случае, полковник Крейтон, держитесь!
Она спрятала письмо в несессер.
— Я доставлю твоё письмо наследнику престола, Анна, и передам его принцу лично, из рук в руки — как ты просишь. Даю тебе слово.