Веселая вдовушка

16.

Элизабет пробудилась от собственного пронзительного крика. Вокруг царила непроглядная тьма, и в этой тьме что-то грохотало и непрестанно двигалось.

Но почему у неё всё плывёт перед глазами? Её напоили, одурманили… или отравили? Как бы то ни было, Элизабет чувствовала себя ужасно — голова просто раскалывалась, а тело болело так, будто её исколотили палками.

И ещё её мучила жажда — за глоток воды она, казалось, отдала бы сейчас все на свете… Неужели Рейвенволд опять её избил?… Но это же невозможно! Рейвенволд умер.

Сильные руки обхватили её, принялись укачивать, словно малое дитя.

— Шш! Все хорошо, девочка. Теперь ты в безопасности. И мы едем домой.

Знакомый голос отчего-то успокоил Элизабет, объятия мужчины мигом воскресили в её памяти обрывки неясных, но омерзительных воспоминаний — грубые руки похотливо шарят по её телу, лицо обжигает чьё-то зловонное дыхание…

А потом её били кулаками по лицу — с такой силой, что, казалось, переломится шея. Верёвки впились в кожу на запястьях… Элизабет забилась в объятиях мужчины, пытаясь высвободиться, но сильные и одновременно нежные руки держали её крепко.

А потом она наконец вспомнила все и перестала вырываться.

— Мои лекарства, — едва слышно пробормотала она.

— Лекарства? А что с ними приключилось, Бесс? — отозвался все тот же знакомый голос.

Бесс? Так её не называл ни один человек на свете. Вернее, один всё-таки называл…

— Где я? — спросила она спокойным и ясным голосом и сама подивилась своему спокойствию.

— Ты в полной безопасности и в объятиях своего мужа, Бесс. Все дурное позади. Эти ублюдки не причинят тебе больше вреда.

— Крейтон! — выдохнула женщина и замолчала. Всё-таки она снова оказалась в плену. Должно быть, виконту удалось удрать от «железнобоких», и он заплатил за неё выкуп.

— Ах, Бесс, — с иронией произнёс виконт. — Неужели тебе — после всего, что мы пережили, — не хочется называть меня Гэррэтом?

Элизабет промолчала. И зачем это Крейтону понадобилось её спасать? Ему этот брак принёс ничуть не больше счастья, чем ей, Элизабет. По сути, Крейтону было бы даже удобнее, если бы Габбинсы с ней разделались. Они ведь и так собирались убить её — даже несмотря на выкуп.

Правда, эти разговоры велись до тех пор, пока Элизабет не узнала о болотной лихорадке. В сущности, Элизабет сама спасла себя, когда стала лечить заболевших детей. Теперь, вспоминая мучительные и страшные дни, она громко судорожно всхлипнула.

Приникнув щекой к колету Крейтона, захлёбываясь от слёз, Элизабет бессвязно поведала ему свою историю.

— Всемогущий господь, — рыдала она, — совсем ещё маленькие детишки, даже младенцы… умирали у меня на руках. Я из сил выбивалась, чтобы их спасти, истратила почти все свои лекарства, учила тамошних женщин тому, что знаю сама, — но ничего не помогало.

Стоны и вопли несчастных матерей до сих пор эхом отзывались в её памяти.

«Цыганская лихорадка» — вот как называлась эта хворь. Чаще всего она оказывается смертельна. В конце из тридцати ребятишек в живых остались только восемь.

Элизабет спасло то, что она уже переболела лихорадкой, но дети — в большинстве своём слабые, рахитичные, вечно страдавшие от недоедания, — оказались совершенно беззащитными перед этой напастью.

— Они были такие беспомощные, — шептала Элизабет, цепляясь за колет Гэррэта, — но видел бы ты, какой беззаветной верой в меня светились их глаза… А потом… а потом… почти все они умерли. Один за другим… один за другим…

Теперь она вцепилась в Крейтона так, словно виконт был единственным якорем в бушующем враждебном море.

И снова плакала, вспоминая уже не только умерших малюток, но и свою сестру Шарлотту, и свою мать, и даже ребёнка, которого у неё, Элизабет, никогда не будет. Она рыдала до тех пор, пока не выплакала все слезы.

В Эксетере Гэррэт разжился адресом врача, который сказал, что у Элизабет ничего серьёзного — ссадины и царапины, не более того. Путешествие можно было продолжать, и виконт, не мешкая, увёз жену в Бристоль.

После того, что приключилось с Бесс, Гэррэт стал беспокоиться за её душевное здоровье. После бурной исповеди в карете она не проронила ни слова. Просто смотрела перед собой в пустоту или, свернувшись клубочком, лежала на самом краю постели — подальше от Гэррэта, — временами забываясь неспокойным сном. Одно хорошо — в переполненной гостинице им удалось найти приличную комнату.

Через два дня, впрочем, Элизабет пришла в себя — настолько, что всей душой возмутилась, узнав, что они находятся в Бристоле.

— Да с какой же стати?

— Что поделаешь, девочка, иногда приходится ездить и в Бристоль, — отозвался Гэррэт, сидевший у её изголовья. — Да, Бристоль — ну и что здесь такого? Я вообще решил отвезти тебя домой. Нашла, понимаешь, на меня такая блажь!

— Но Бристоль ведь в тридцати милях севернее Рейвенволда!

— Рейвенволд? — Гэррэт покачал головой. — Вот уж куда я тебя не повезу. Мы едем домой — в мой родной Чествик.

— Чествик? — Элизабет вскочила, прижимая ладони к ноющим вискам. — Да ведь это в Шропшире, рукой подать от Шотландии! Неужели, сэр, мне нужно напоминать вам, что там в разгаре гражданская война! Нет, в самом деле — какого чёрта мы должны тащиться в Шропшир, если Рейвенволд — вот он, совсем рядом…

Гэррэт даже обрадовался такому бурному проявлению чувств, но всё же решил настоять на своём.

— Видишь ли, Чествик и твой дом тоже — не забывай об этом. Как-никак ты замужем, и от этого отмахнуться тебе не удастся. И ещё… — он впился взглядом в Элизабет, — пора тебе, знаешь ли, познакомиться с моей семьёй!

— С твоей семьёй? — Элизабет с трудом представляла себе семейство, породившее на свет такого распутного проныру, как Крейтон. Признаться, до сих пор она ни разу не вспомнила о том, что у неё есть родственники по линии мужа.

Крейтон скроил ироническую улыбочку, которая её всегда так раздражала.

— А ведь тебе любопытно, согласись? Да это же у тебя на лице написано!

— Это значит, что я готова тащиться через всю страну только для того, чтобы полюбоваться на твоих родственничков? — горячо возразила Элизабет. — А где Гвиннет?

— Она скоро приедет. Я отослал в Рейвенволд Тэнни и Уила с распоряжением, чтобы она готовилась выехать в Чествик. Разумеется, она заберёт с собой все твои вещи.

— Позвольте вам сообщить, сэр, что вы — совершенно невозможный тип. — Элизабет повыше подтянула одеяло над грудью. Неожиданно она заметила, что ворот и манжеты её ночной сорочки украшены кружевами, каких ей прежде не доводилось видеть. — А это ещё откуда? Это не моя рубашка!

— Я купил её, когда ты спала.

— Хотелось бы знать, каким волшебным образом эта рубашка на мне очутилась?

— Никакого волшебства. Я сам её на тебя надел. После того, как основательно вымыл тебя в ванне и присыпал кожу порошком серы…

— Ты меня купал? — перебила Элизабет и, словно пытаясь спрятаться от Гэррэта, натянула одеяло до самого подбородка. — Но этого не может быть! Я ничего не помню…

Крейтон пожал плечами:

— Видишь ли, я решил не дожидаться, пока ты проснёшься, чтобы тебя выкупать. Дело в том, что в твоей одежде блохи просто кишели — впрочем, как и в моей. Сказать по правде, нам обоим — и тебе и мне — хорошая ванна была просто необходима.

Элизабет от изумления открыла рот.

— Блохи? Бог мой! Да у меня в жизни блох не было.

— Должен тебе сказать, что когда я тебя нашёл, они ползали по тебе всюду. И часть милых тварюшек мгновенно нашла пристанище и в моих одеждах. — Гэррэт выразительно поскрёб пятернёй себе голову и ухмыльнулся. — Но ты не беспокойся, мне удалось от них избавиться. Почти.

Элизабет торопливо откинула одеяло, оглядела себя — и охнула от ужаса. Дело было даже не в крохотных красных точках блошиных укусов — руки её, плечи и грудь были покрыты ссадинами, синяками и кровоподтёками, на запястьях багровели следы верёвок. Женщина со стоном откинулась на подушки, стараясь не смотреть на Крейтона.

— Разве можно в таком виде знакомиться с людьми, — всхлипнула она. — Твоя семья… Разве я могу предстать перед твоими родственниками с избитым и обезображенным лицом?

На лице Гэррэта ясно читалось сочувствие. Он отлично понимал, что испытывает сейчас Элизабет.

— Не глупи, — сказал он, помолчав. — Тебе нечего стыдиться. Уверен, мать и сестры не откажут тебе ни в сочувствии, ни в помощи.

Голос его звучал так искренне, что помимо воли Элизабет поверила этому непостижимому человеку. Между тем он продолжал:

— Что было — то было. Самое главное, что ты осталась в живых. И не забывай, Бесс, мы едем домой.

Хотя дороги подсохли и погода стояла безоблачная, до Чествика они ехали целую неделю. Всю дорогу Гэррэт развлекал супругу рассказами о своей семье, но Элизабет с трудом верилось, что все эти люди такие уж замечательные. В конце концов, это родственники Крейтона!

Карета остановилась у ворот в стене, сложенной из песчаника. Высокую арку над воротами украшал геральдический щит с изображением трёх сверкающих звёзд и единорога.

Едва привратник увидел в окне кареты лицо своего хозяина, он сразу же распахнул ворота.

Элизабет в жизни не видела ничего красивее, чем поместье Гэррэта. За античной колоннадой ворот виднелись заросшие лилиями пруды, по которым горделиво плавали лебеди. Подъездная аллея была усыпана красным гравием, а в конце дубовой аллеи высился трёхэтажный дом из красного кирпича.

Элизабет невольно пригладила растрепавшиеся волосы. Она слышала, что Крейтоны богаты, но не ждала увидеть такую роскошь.

Перед лицом всей этой красоты и богатства Элизабет, облачённая в простое чёрное платье, почувствовала себя крайне неуверенно.

— Ты только не волнуйся, — сказал Гэррэт, — выглядишь ты чудесно. — Как будто прочёл её мысли.

— А я и не волнуюсь, — бросила Элизабет. Лакей помог ей выйти из кареты. Крейтон галантно предложил Элизабет согнутую в локте руку — и тут двери дома распахнулись.

Во дворик выпорхнула шумная стайка юных особ разного возраста, за которыми едва поспевала пухлая женщина с приятным нестрогим лицом. В один миг перебежав лужайку, девушки со всех сторон обступили Крейтона.

— Гэррэт! Почему ты не предупредил нас о своём приезде?! — восклицали они наперебой, обнимая виконта. — Такой переполох! Мама едва не лишилась чувств!

Гэррэт смеялся, обнимая и целуя всех подряд, а двух золотоволосых близняшек лет десяти без малейших усилий подхватил на руки.

Элизабет стояла в стороне от этой живописной семейной сцены, не зная, горевать ей или, наоборот, радоваться, что домочадцы Крейтона пока не обратили на неё ни малейшего внимания. Но тут к молодой женщине подошла приятная седовласая дама.

Она тепло улыбнулась Элизабет и обратилась к юным щебетуньям:

— Девочки! По-моему, вы совершенно забыли о хороших манерах. Разве не видите, что у нас гостья? Гэррэт, представь же нам наконец молодую даму.

— Разумеется, — без особой охоты согласился Крейтон. — Позволь, матушка, представить тебе мою жену, графиню Рейвенволд. Лично я зову её Бесс.

После этих слов воцарилась мёртвая тишина. Гэррэт криво усмехнулся и, чтобы прервать затянувшееся молчание, сказал:

— А это, Бесс, моя мать — ныне вдовствующая виконтесса Чествик.

Произнёс он эти слова столь напыщенно, будто речь шла о вдовствующей королеве — однако при этом подмигнул и Элизабет, и матери.

Юные сестры Крейтона очнулись от замешательства и разом ринулись к Элизабет, наперебой засыпав её вопросами. Галдёж поднялся невероятный.

Отчаявшись прекратить это безобразие, виконтесса взяла Элизабет за руки и расцеловала её в обе щеки.

— Очень рада знакомству, мой друг. Да… и зовите меня, пожалуйста, Кэтрин. Или вы предпочитаете более официальное обращение — скажем, мадам свекровь?

Элизабет растерялась.

— Если вы позволите… «леди Кэтрин» будет в самый раз.

Она попыталась вежливо улыбнуться виконтессе, но без особого успеха.

— Меня зовут Элизабет.

— Милости просим в нашу семью, Элизабет.

Виконтесса ещё раз дружелюбно пожала руки Элизабет и — в который раз — воззвала к дочерям:

— Девочки, ведите себя пристойно, или я запру вас в комнатах и вы не познакомитесь с леди Элизабет.

Галдёж мгновенно стих, и Крейтон начал представлять своих сестёр.

Старшей оказалась высокая брюнетка Мэри, которая первой кинулась ему на шею при встрече. За ней шла рыжеволосая Эдит пятнадцати лет.

— Мне уже шестнадцать, — обиженно поправила брата Эдит.

— Хорошо, хорошо, — шестнадцать. — Крейтон мило улыбнулся Элизабет. — Обожает ездить верхом, но ненавидит книги.

Oн перешёл к угрюмой большеглазой девочке с волосами цвета мёда.

— Это — Бекки. Ей — четырнадцать.

— Меня зовут Ребекка, — мрачно сообщила девочка, после чего — совершенно неожиданно для Элизабет — сделала книксен.

— Стало быть, тебя зовут Ребекка? — словно эхо, повторила слова девочки Элизабет.

Затем Крейтон положил руку на плечо стройной брюнетки с огромными карими глазами и личиком, напоминавшим формой сердечко.

— А вот это Эми. Ей всего двенадцать. — Тут Гэррэт наклонился к ушку девушки и шёпотом спросил:

— Ты по-прежнему терпеть не можешь мальчиков, дорогая?

Девушка вспыхнула, вскинула глаза на Элизабет и пробормотала:

— Смотря какие мальчики…

Крейтон изобразил на лице неподдельное удивление.

— Бог мой, деточка, ты действительно подросла!…

Потом он преклонил колено перед двойняшками и одарил девчушек ласковым взглядом. Элизабет сразу поняла, что эти девочки — его любимицы.

— Это Хоуп, надежда нашего рода, — сказал он. — А это Хонор, его честь и опора.

Гэррэт с лёгкостью различал близняшек, но для Элизабет они казались на одно лицо.

— Теперь разбегайтесь по своим комнатам, — велела леди Кэтрин и фамильярно обняла Элизабет за талию. — Пойдём, детка. Путешествие наверняка тебя утомило… Что бы ты предпочла: улечься в постель, поесть или, может быть, принять горячую ванну?

— Лучше бы ванну, — сказала Элизабет, вспоминая о своих синяках и ссадинах, но прежде всего — о блохах. Элизабет не простила бы себе, если бы блохи с её одежды перекочевали на платье матери или сестёр Крейтона.

— Ванна так ванна. Очень хорошо. — И леди Кэтрин повела гостью к дому.

Элизабет и помыслить не могла, что когда-нибудь войдёт хозяйкой в такой роскошный, благоустроенный дом. Её взору предстали огромные светлые покои с камином и навощённым паркетом. Лепные потолки были безупречно выбелены, а стены обиты штофом, имевшим в каждой комнате свой особый узор и оттенок. В высокие — в рост человека — окна лился яркий свет, и солнечные лучи буйствовали в огромной гостиной, оживляя причудливый орнамент турецких и арабских ковров. И всюду — в гостиной, комнатах, коридоре — стояли в вазах свежесрезанные цветы.

— Тебе нравится? — коротко поинтересовался Крейтон.

— Здесь очень красиво…

Наконец-то Крейтон улыбнулся.

— Это все твоё.

Леди Кэтрин буквально лучилась от гордости.

— Горничные сейчас приведут в порядок хозяйские покои.

Крейтон оцепенел.

— Мама, но это же твои комнаты…

— Леди Кэтрин! — испугалась Элизабет. — Я не вправе принять от вас такую жертву!

— Чепуха, милочка! — отмахнулась виконтесса и принялась раздавать команды своим девочкам: — Эдит! Скажи Бриджит и Мевис, чтобы приготовили свежее бельё. А вы, Мэри и Бекки, пойдёте со мной. Да, чуть не забыла — Эми, попроси Уинтона разжечь огонь в котле и принести две ванны в хозяйские покои.

Леди Кэтрин обняла двойняшек за хрупкие плечики.

— А для вас, девочки, у меня особое задание. Будьте так добры, сходите в сад и нарежьте самых красивых цветов для комнаты, где будет теперь жить ваша новая сестра.

Как ни странно, близняшки отправились выполнять порученную им миссию без малейших возражений.

Леди Кэтрин проводила их взглядом.

— Хорошие девочки, поверьте моему слову. Вот только их манеры оставляют желать лучшего… — Тут на пухлых губах леди Кэтрин расцвела улыбка. — И не вздумайте беспокоиться из-за обеда. К столу, мои милые, можете не спускаться. Вам все принесут наверх.

С этими словами леди Кэтрин ушла. Крейтон и Элизабет остались наедине.

Элизабет с отчаянием взглянула на Крейтона.

Как она могла сейчас настаивать на отдельной комнате — ведь тогда всему семейству станет ясно, что их брак только фарс! Меньше всего ей хотелось унижать виконта перед матерью и сестрёнками.

Гэррэт пожал плечами и, по обыкновению, иронически ухмыльнулся:

— Что скажешь, Бесс?

— Даже не знаю… У тебя такая добрая мать… Мне бы не хотелось её обидеть, но…

— Мы ведь с тобой как-никак женаты, Бесс, — голубые глаза виконта блеснули. — Когда ты, чёрт возьми, смиришься с этим?

— Смириться с еретическим, навязанным мне силой фарсом?

— Помнится, мадам, венчали нас не под дулом пистолета… — Крейтон с силой стиснул её запястья. — Ты же поставила тогда свою подпись? Другими словами, нравится тебе или нет, в глазах закона и бога мы с тобой женаты. Не говоря уже о том, что все моё семейство свято в этом уверено.

Гэррэт пошёл к лестнице, увлекая Элизабет за собой.

— Согласись, я был терпелив. Очень терпелив. Но теперь даже моё терпение подходит к концу. Чёрт возьми, жена ты мне или нет?

Крейтон притянул женщину к себе и жарко прошептал ей на ухо:

— В конце концов, кто знает? Вдруг тебе это даже понравится? По крайней мере, дамы до сих пор на меня не жаловались…