Весна, которой нам не хватит

Глава 10. Две линии смерти

Следующий день шёл, как обычно. Я общалась с девочками, сидела на занятиях, правда, не на всех: пришлось просидеть в директорском кабинете целый час вместо лекции по истории. И в то же время не могла перестать думать о том, что мне рассказал Эймери. Честно говоря, не могла решиться поверить и довериться ему до конца.

Я снова разбирала какие-то документы, пыль от которых, кажется, въедалась в пальцы.

- Малье Лестор, а где хранятся студенческие научные работы прошлых лет? Куда их девают?

Директриса посмотрела на меня без особого удовольствия.

- По-разному. Какие-то остаются в библиотечном архиве, какие-то утилизируются.

- А от чего это зависит?

- От оценки на экзаменационной защите. Работы с высоким баллом и рекомендацией научного руководителя к продолжению исследования.

- А можно запросить работу из архива?

- Научный руководитель может.

Директриса пила чай, то и дело стукая фарфоровой чашечкой по блюдцу – это монотонное звяканье раздражало, но приходилось терпеть.

- Какое сегодня число? – внезапно спросила она, а я вспоминала несколько секунд, прежде чем ответить.

- Двадцать второе.

- Весна в разгаре, - с лирическими интонациями произнесла малье Лестор и неожиданно добавила. – Терпеть не могу весну.

- Вот как?

Сегодня у неё явно было подходящее настроение для праздных разговоров «за жизнь», нежели для работы. У меня возникло большое подозрение, что она нуждалась не столько в помощи по рабочим вопросам, сколько в примерной слушательнице рядом.

- Весна всегда как-то по-особенному на меня действует. Знаешь, я ведь вышла замуж весной, совсем молоденькая, мне еще и восемнадцати не было. Я его почти не знала, но была в такой эйфории...

Я кивала, перекладывая бумаги, а сама думала и думала. Думала и думала – о своём. О нашем с Эймери.

…Поверить ему, начать помогать – значит, выдать Ноэль и Дикьена. Не хочу их вот так выдавать, без доказательств. Работодатели Эймери подозревают в убийстве кого-то из скверных, тайно оказавшихся в Колледже, но при этом не хотят их спугнуть. А я отчего-то уверена, что Дик и Ноэль, о специфике дара которой я так ничего толком и не узнала, не виноваты.

- Знаешь, тогда мне казалось, что я уеду из дома, и буду сама создавать свою жизнь, что всё будет зависеть только от меня, и новая жизнь будет такой безоблачной и правильной. Родители в детстве не слишком-то баловали, у меня ведь была капризная младшая сестра и больной младший брат, взрослым было вечно не до меня. Я так надеялась, что муж будет носить меня на руках!

…Преподавателя по лайгону мальёка Реджеса Симптака обнаружили слуги рано утром в мужской купальне. Бесповоротно мёртвого. Каким-то чудом удалось не поднять шум, всё было проделано быстро и аккуратно, слуг-свидетелей по-быстрому допросили и уволили с повышенным пособием и приказом не покидать город, место трагедии осмотрели, тело увезли. По заключению экспертов, смерть наступила в результате утопления, но каким образом сильный и здоровый – за исключением небольшой хромоты в результате давней детской травмы – мужчина утонул в купальне, где максимальная глубина воды не превышала полутора метров? И что он вообще там делал ночью?

- Мой муж женился на мне, чтобы отомстить другой женщине, которую действительно любил. Старше меня на десять лет, представляешь, Флорис? Наверное, ты права, что выбираешь ровесника, у которого за плечами нет ещё десяти лет жизни без тебя, жизни, которую тебе никогда уже не заслонить и выгнать из его памяти...

…Реджес Симптак не был пьян, в его крови не нашли никаких порочащих его честь веществ, сердце было здорово, следов борьбы не найдено... Единственная настораживающая странность – ожоги на лице и ладонях, напоминавшие результат воздействия химических веществ. Судя по всему, кто-то плеснул в лицо преподавателю кислотой, тот потерял равновесие и свалился в воду, прямо в одежде, после чего захлебнулся.

- Только через год я поняла, что он совсем не любит меня, и вернулась с Небесного луга на землю. А потом потеряла ребёнка. И мужа тоже. Я думала, что не переживу это всё.

…Несмотря на то, что оставался какой-то крошечный шанс, что ожоги эти мальёк Реджес получил по неосторожности, вся ситуация выглядела нелепо: взрослый человек остаётся в Колледже на ночь, хотя до этого не брезговал своим личным домом во Флоттершайне. Идёт в купальню под утро, при этом мыться явно не планирует, поскольку полностью одет. Получает болезненные, хотя, очевидно, не смертельные ожоги – и тонет. Разумеется, никто не видел никаких чужаков, входящих или выходящих с территории КБД. Разумеется, круг общения преподавателя в колледже был огромным – сто шестьдесят девочек-учениц, сто шестьдесят мальчиков-учеников, плюс обслуживающий персонал, преподаватели, администрация. И оставалась-таки небольшая возможность проникновения чужака.

Задумавшись, я кивнула на последние слова директрисы, а потом их смысл дошёл до меня, хотя переключиться на её историю с трагической гибели мальёка Реджеса, такого живого, активного и симпатичного, совсем ещё не старого – оказалось, ему было всего тридцать восемь лет – было непросто. Но как вообще надо реагировать на подобные откровения?

- Ужасно. Я... очень вам сочувствую, малье Лестор.

- Да, это было ужасно. Несколько лет я была просто не в себе. А потом собралась, построила себя заново из обломков, вышла замуж ещё раз, заняла эту должность и теперь живу работой. Молодость и юношеские иллюзии утрачены безвозвратно, но мне всё ещё есть ради чего жить.

…Мальёк Реджес не был женат, не имел детей, с родителями и другими родственниками отношения имел хорошие, но не близкие, и жили они не в столице. Имел любовницу из простых, по совместительству работавшую у него экономкой. Но у мальи Самптии имелось несомненное алиби – она как раз отлучилась на несколько дней к родне, между прочим, в мой родной Флоттервиль.

"Почему заподозрили скверных?" – только и спросила я, а Эймери довольно сердито пнул сгнившую с зимы шишку.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

"Странностей на самом деле было множество и до этого события, просто они не вырисовывались в единую картину, каждая в отдельности казалась пустяком. Кто-то делал абсурдные вещи, словно послушавшись чужой воли, кто-то видел несуществующее… Взять хотя бы эту кислоту. Откуда она взялась? Такие вещи не продаются в магазинчиках на центральной площади. И в самом КБД нет химических лабораторий, практику по химии проходят за её пределами".

"Ну а при чём тут скверные?"

"Когда я учился в приюте, со мной был мальчик, который умел превращать воду в кислоту".

"Ты его подозреваешь? Что он может оказаться здесь?"

"Нет. Тот мальчик погиб в пожаре. Вскоре после того, как я оказался в доме Флорисов, мой приют сгорел. Дети погибли, часть преподавателей и слуг – тоже. Но никто не гарантирует отсутствия подобного дара у другого скверного. Его могли вырастить втайне. Такие случаи не редкость. Некоторые родители любят своих детей и не желают им клейма на всю жизнь".

"Ужас какой, - я поёжилась, стараясь не обращать внимание на то, как естественно он это сказал – «некоторые любят». - Но при чём здесь мальёк Реджес?! Не легче ли предположить, что кто-то достал вещество или получил его естественным путём, чем подозревать воздействие крайне редкого, к тому же запрещённого дара?!"

- Я по-хорошему в чём-то завидую тебе, Хортенс, - ностальгически проговорила директриса, медленно нанизывая на свои длинные пальцы кольца из простой деревянной шкатулочки: я уже заметила, что когда она пребывала в хорошем расположении духа, колец и других украшений обычно не носила. - Жить, когда душа твоя не знала ещё ни ненависти, ни любви... Поверь, та любовь, о которой ты можешь думать не сейчас – не настоящая. То есть, я хочу сказать, что она ещё не более чем бутон, которому только предстоит раскрыться в цветок. Наслаждайся своей беззаботной молодостью, не омрачённой воспоминаниями, вот – самый что ни на есть благой дар!

Выпила она с самого утра, что ли?! А мои мысли неизменно возвращались к нашей вчерашней встрече с Эймери.

…"Хортенс, скверных не распознаешь внешне, они даже благую стихийную магию могут развивать, если приложат определённые усилия. А среди педагогов половина неодарённых, слуги так вообще все. Единственное отличие от одарённых – им не помогают целительские снадобья, целитель уже допрошен, но список обращавшихся к нему крайне мал, здесь довольно редко происходят травмы или несчастные случае. И никто не гарантирует, что эффект помощи не был симулирован".

"Тогда что навело на мысли о скверных?!"

"Основные направления скверных даров: причинение смерти и создание иллюзий. Всё дело в том, что мальёка Реджеса видели выходящим из Академии. Около девяти утра".

"А время смерти?"

"Ориентировочно пять утра. В девять, сама понимаешь, он выходить никак не мог, но тому есть свидетели. Проще поверить в скверного, использующего иллюзию, нежели в призрака".

"Даже если так... С чего они решили, что этот скверный имеет отношение к убийству?"

"С того, что он был одет в точности как Реджес на момент смерти. С того, что всех скверных начинают подозревать просто по факту их существования".

"Глупо было бы так светиться. К тому же иллюзии и кислота – вещи разные".

"Я знаю!"

Теперь Эймери раздражённо пнул горку сухих веток. Повернулся ко мне, глядя выжидательно и печально.

"Для чего ты здесь на самом деле? Чтобы раскрыть убийство или..."

"Ты же умная девочка, Хортенс".

- Ты умная девочка, Хортенс, - проговорила директриса, и я вздрогнула. - Надеюсь, у тебя в жизни всё сложится по-другому.

…«А… труп? Который ты допрашивал? Тебе удалось что-то узнать?»

«Воспоминания сохраняются отрывочно, в основном – самые сильные и болезненные. И уж если смерть была насильственной, иногда муки умирания вытесняют все остальные… Я почувствовал боль от ожогов. Агонию удушья. И лица, калейдоскоп лиц. Например, директрисы Лестор и директора Аеша. Но это логично – как преподаватель, он часто с ними общался. А вот страха я не почувствовал. Непохоже, чтобы он чего-то боялся перед смертью. Скорее, был раздражен. Если бы знать точно, что искать… Но из-за возможного применения иллюзии мы даже этого не знаем! Что мешало скверному прийти к Симптаку в облике того же директора или директрисы?!»

«А вещи? Вещи в купальне?»

«Стены допросить сложно, чем меньше предмет, тем легче установить с ним контакт. Вода обновляется, полотенца, коврики и прочие мелочи уже заменили… Вода сильно затрудняет контакт».

«Магия – как грязь, смывается водой».

«Ну… в некотором смысле. В общем, с допросом вещей в купальне не вышло».

«А светильники? Стеклянные плафоны?»

«У одного был неудобный ракурс. Во втором обнаружилась трещина».

«Какой капризный дар!»

«И не говори».

- Но сейчас... сейчас у вас всё хорошо? То есть, всё в порядке? - вырвалось у меня. Директриса покрутила кольца и улыбнулась привычной мне, сдержанной безупречной улыбкой.

- По крайне мере, прилагаю к этому все усилия.

Я выскочила в коридор, дошла почти до самой аудитории, где должен был начаться практикум по артефакторике, и вспомнила, что не отпросилась у директрисы на завтрашний день. Этак она меня и не отпустит, мало ли какие ещё личные тайны у нее за сорок – или сколько ей там лет – накопились и нуждаются в моих ушах?

Однако отпроситься удалось без особых проблем. Пожалуй, мне просто повезло заговорить с ней в удачный момент, когда неожиданно заявился директор КБД мальёк Аеш и принялся нудить о каком-то срочном ремонте в подвальных помещениях, где, якобы, прорвало какую-то трубу, и развелись крысы. Обсуждать подобное в моём присутствии малье Лестор явно не хотелось.

- Ну, чего тебе ещё? - нервно вопросила она, обнаружив, что я уже минут пять стою на пороге, слушая бесконечный поток жалоб невысокого бледного директора "мальчиковой" половины. - Нужно, так иди... невестушка. Любовь и семейная жизнь, пусть даже только будущая – это святое.

И я невольно покраснела, хотя директриса не сказала ничего особенного. И вспомнила почему-то вовсе не своё свадебное платье или тиару, а то, как мы с Эймери простились вчера. Он явно ждал так и не произнесённого мной ответа на вопрос о том, знаю ли я о скверных студентах и готова ли принести ему вещи своих соседок, а я…

Я протянула ему руку, хотя так старалась избегать его прикосновений, и мы обменялись рукопожатием, коротким, но крепким.

Меньше, чем могло бы быть.

Лучше, чем ничего.