- Где ты был? – спрашивала я. – Где, крот небесный тебя побери, ты был?! Почему так задержался?! Эймери, отвечай немедленно! Ты слышишь меня?!
Эймери не отвечал. Мы вышли из КБД, прошли по скверу, зашли в его дом – я не думала о том, смотрит ли на нас кто-нибудь, и вообще ни о чём не думала. И вот дверь за нами закрылась, и мы стояли в темноте, совсем близко, замерев, словно считая удары сердец наперегонки.
- Где же ты был? – выдохнула я куда-то ему в ключицу. Он даже пах как-то по-особенному, иначе. И всё же это был он. Настоящий. Живой. Мой.
- Это неинтересно.
- Сам ты неинтересный! Ты… лечился?
- О, небо, нет. Говорю же, ничего особенного. Принимал участие в одном расследовании. Успешнее, чем здесь, но куда более скучно. Расспрашивал чьи-то галстуки, подвязки и сюртуки. Отказаться, в общем-то, не было возможности. Записку и то еле передал.
- Я места себе не находила!
- Разве? Не верю. Наверняка ты прекрасно справлялась с этим и нашла не то что одно место, а сотни самых разных мест, – его холодные ладони спустились чуть ниже поясницы. Ладно, кому я вру, вовсе даже не чуть. – Как там животные? Что-то их не слышно.
- Я их съела.
- Вообще-то, я просил немного не о том...
Я обняла его ещё крепче, что-то внутри тикало и токало, тягуче переливалось.
- Глист паршивый, я по тебе скучала.
- Привыкай, малявка. Но про помолвку – это ты зря. Не торопи события.
Я гладила его по лицу, по груди, по животу, чувствуя даже не возбуждение, нет, почти физическую потребность его касаться.
- Не надо, Хорти.
Эймери мягко перехватил мои руки, и я вдруг ощутила какую-то странную неровность на его ладони.
- Что это?
- Порезался. Ничего особенного, – как-то неловко хмыкнул Эймери. – А, ну да, ты к такому не привыкла... Будет долго заживать.
Я зачарованно разглядывала пересекавшую левую ладонь выпуклую тёмную царапину длиной в палец. Да, он прав – не привыкла. У благоодарённых такое лечилось минут за десять.
- Это мелочь, а главное, мне-то можно уже не бояться никаких инфекций, - нарочито бодро сказал Эймери. Наклонился, погладил прибежавшую наконец-то Ксюту. – У меня такого добра ещё есть. Вот тут, – он похлопал себя по бедру. – Как раз тот самый, после которого я и хватанул ту заразу. Отвратительно смотрится.
- Дай посмотреть, – я взялась за пояс его брюк, Эймери отодвинулся почти испуганно. В других обстоятельствах я бы засмеялась.
- Не стоит. Как ты? Как всё? Забыла лайгон окончательно?
- Каждый день вспоминала. Правда, до практики дело так и не дошло.
- Кто бы сомневался…
Я хотела расспросить его обо всём: что за расследование, где оно проходило, чем именно он занимался? Хотела рассказать о встрече с Трошичем, о страданиях директрисы. О том, как сходила без него с ума, как не могла уснуть. О том, как мало осталось времени. Но сказала только самое малое, что могла:
- Я боюсь... боюсь не успеть.
- У тебя вся жизнь впереди, Хортенс.
Я легонько толкнула его вперёд, и он опустился на кресло, а я склонилась сверху. Мы так давно были знакомы, а я ещё столького о нём не знала.
- Шрам надо срочно рассмотреть, – прошептала я. – Во всех подробностях. Вдруг я такой больше никогда не увижу.
- Дурочка. Впрочем, может, действительно нужно показать. Чтобы ты пришла в себя.
- Не приду, – я наклоняюсь ещё ниже и тону в нём, как в воде.
***
Внезапный грохот заставил нас остановиться и замереть.
- Что это? – шепнула я.
- Не зн... ох, крот небесный!
Эймери осторожно отодвинул меня, покрутил головой, торопливо застегнул брюки, одёрнул рубашку, крикнув мне:
- Стой на месте! И не смотри!
Я послешно остановилась, прислушивалась, но не слышала ничего, кроме его приглушенных шагов. Снова раздался какой-то шум – и наступила тишина. Посидела ещё минут пять, а потом ойкнула: Эймери шел ко мне, держа на руках крысюка и – я не поверила собственным глазам - легонько его поглаживал.
- Всё в порядке, никого не сожрали, враги повержены. То есть, вовсе нет никаких врагов. Инстинкты вдруг напали на кошку, а кошка – на мышку. Клетка упала, дверца открылась... Я уж подумал – всё, дружок, корешки наверх, но нет. Этот хвостатый мальёк ещё побегает по земным лугам перед Небесным. Думаю, всё же пришло время ему освободиться от власти коварных двуногих, пока окончательно не привык, что эти суровые божества поставляют ему еду, как верноподданные. А ты даже не сопротивлялся, хороший мальчик... Как сердце-то стучит, даром, что размером с ноготь.
Я смотрела на него и давила неуместную улыбку. Эймери заметил это и тоже мне улыбнулся, немного смущенно.
«А ведь до шрама-то мы так и не дошли…»
- Так как ты тут жила? – почти светски осведомился Эймери, не сокращая расстояние между нами. Но даже так я чувствовала его близость.
- Вчера мы с мальёком Трошичем выпили чай в одном кафе... – начала я, и улыбка с лица Эймери пропала напрочь.
- Хортенс, это совершенно лишнее.
- Послушай, мы просто поговорили о скверных. Не называя никаких имён…
- Он лжец и лицемер. Настоящий политик.
- И, тем не менее, кое-что было интересным, – я рассказывала, а Эймери демонстративно смотрел в сторону. – Знаешь, сегодня ночью мне пришла в голову одна мысль. Ты и Реджес жили вне приюта. Делайн и остальные ребята в приюте... А почему?
- Потому что им негде было жить. Их семьи отвернулись от них, почему же ещё, – как-то особенно сердито отозвался Эймери. – Кто-то с рождения мыкался по приютам, а кого-то вышвырнули из родного дома.
- Я тоже так думала, но... У меня появилась ещё одна версия. Ее можно проверить, наверное, если отыскать родителей Ноэль или Дика и расспросить. Но в целом, это необязательно. Я почти уверена, что права.
Эймери молчал, прислонясь спиной к стене, а я уставилась на потолок, размышляя вслух.
- Я вот думала, почему ребята так легко смогли поступить в КИЛ, я имею в виду, не то что бы очень легко, но ведь они запросто прикинулись благоодаренными. Про Реджеса мы думали, что он неодарённый вовсе, а вот Лажен легко освоил водную стихию и прикинулся благим. Ты и Реджес владеете… владели… у вас только по вашему скверному дару, тогда как у приютской пятёрки – по сути по два! Может быть...
Я, наконец, обернулась к Эймери за ответом – и увидела, как изменилось его лицо. Застывшее, похожее на восковую маску. Крыса по-прежнему лежала, пригревшись, в его руках – сказать по правде, выяснить половую принадлежность грызуна мы так и не удосужились. А сам Эймери слепо и неподвижно смотрел куда-то вдаль.
- Эй, – позвала я, но он не отозвался, не шевельнулся, и вот тут мне стало страшно, я подбежала и потрясла его за рукав.
Сознание возвращалось к нему словно издалека. Эймери будто даже дышать начал заново. Медленно моргнул раз, другой, потом принёс клетку и водворил крысу обратно. Перевёл взгляд на меня.
- Что такое? – одними губами спросила я. Эймери не ответил, а я вдруг догадалась. – Что-то увидел? Когда взял крысу, да?
- Нужно кое-куда прогуляться, – вместо ответа выдал он. – Желательно не затягивать.
- Куда? – коротко отозвалась я, ничего не понимая, но не задавая лишних вопросов.
- Недалеко. В любом случае тебе нужно возвращаться, а мне отметиться у Аеша и навестить хотя бы первый курс.
***
Мы собрались, оделись и вышли, так толком и не поговорив. Но уже в скверике любопыство зашкалило, и я решительно остановилась.
- Объясняй немедленно, куда мы идём!
Эймери выдохнул, тоже остановился. Сунул руки в карманы плаща.
- Ты права. Объяснить нужно, но это очень непросто. Я погладил эту кротову крысу и действительно увидел... кое-что интересное. Но животное – это всё же животное, оно считывается совсем не так, как сотворённый человеком предмет. Предмет отражает действительность куда более чётко и полноценно, животное так или иначе переосмысливает увиденное. Очень трудно объяснить, но… Жизнь дикой крысы состоит из всем понятных вещей: выживание и продолжение рода. И в то же время... смотри, как доверчиво она пошла на руки.
- Хочешь сказать, она была домашней?
- Домашней однозначно нет. Прирученной отчасти – возможно. Вероятно.
- Не понимаю! Просто скажи, куда мы идём.
- Я видел в её воспоминаниях коридоры и трубы.
- Ну, да. Я же говорила тебе, где я её нашла. Подвалы под Колледжем. Они там бегают.
- Маленькое дикое животное. Оно выживает. Ищет еду и всякое такое. Но его память об этих подвалах наполнена… я не сказал бы, что это свет, тепло, радость, но если переводить на человеческий язык… Это были особенные воспоминания.
Я задумалась. Потом решительно помотала головой.
- Бред какой-то! Аеш там постоянно бродит! Он бы заметил, если бы было что-то подозрительное. Ты хочешь сказать, он...
- Может быть, и не он. Не думаю, что он убредает так уж далеко от выхода из подвалов с его-то страхами.
Я сомневалась. Честно говоря, была уверена, что ничего в этих самых подвалах нет: я же тоже туда заходила! Но недалеко, да…
- Прямо сейчас?
Эймери заколебался.
- Вечером, – наконец решил он. – Нас могут заметить. Если мы с крысюком не сошли с ума, то Двадцатая находилась там в тот момент, когда крысюк обретался поблизости… Они явно нашли общий язык. И это была не разовая встреча.
- Пойдём к директору и поищем официально, – неуверенно сказала я. – Скажем: подозреваем, что студентка там заблудилась.
- Поднимем шум? Возьмём в свидетели крысу?
- Ты же официально занимаешься расследованием.
- Да брось, Хортенс. Это всё же не таинственный непроходимый лабиринт из детских сказок. А если она там? Выдадим нашу маленькую убийственную подружку общественности?
- Думаешь, она сама там прячется, по доброй воле..? – ужаснулась я. – Месяц или даже больше там сидит?! Убила Реджеса и скрывается?
- Звучит абсурдно, понимаю. Не знаю, Хортенс. Не хочу рисковать лишний раз, ни ею, ни остальными, хотя они бы пригодились. На самом деле, тебе тоже лучше не ходить. Постоишь на стрёме у входа. Мне-то в любом случае терять нечего.
- Ещё чего! – я возмутилась. – Один ты никуда не пойдёшь!
- Ладно, ладно. Вечером, в десять, – подытожил Эймери, огляделся на молчаливые деревья, окутанные ажурной клейкой первой зеленью и вдруг наморщил лоб. – Хортенс, я же привёз тебе подарок!
"Ты сам мой подарок", – хотела я сказать, но не стала выделываться, а Эймери покопался в карманах брюк и вложил в мою руку что-то холодное, очень тяжелое для такой компактной вещицы.
- Артефакт? – спросила я, искренне любуясь: несмотря на то, что выдающимся артефактором я за два года не стала и, похоже, никогда уже не стану, оценить хорошую работу могла. Эта была однозначно хорошей, качественной, хотя понять, для чего предназначалась совершенно непритязательная на вид, но явно стоившая баснословных денег вещица, я не могла.
- Ну, да. Я-то не очень в этом всём разбираюсь, но ты, наверное, знаешь, как такими пользоваться?
- Как пользоваться, знаю. А вот для чего он нужен...
Не чувствуется воздействия конкретной стихии, а это значит, что, скорее всего, артефакт создавали несколько одарённых.
- Потеря памяти. Насколько я понял, можно сконцентрировать... объект воздействия на определённом воспоминании и заблокировать его. А может, и вовсе стереть. Тут сложно.
- Да, при воздействии на сознание человека, никогда не получается единообразного эффекта, нас учили... Эймери, зачем это мне?
- Ну, мало ли. Захочешь списать на экзамене, поймают...
- Я не шучу!
- Тот парень, которого мы встретили во Флорбурге... он кому-то уже разболтал?
- Только Аннет. Но она неожиданно решила проявить солидарность, и сказала, что это и был мой жених, – я невесело хмыкнула. – Может, забудет…
- Навести его.
- Ты серьезно?!
- На все сто.
- Безумие какое-то.
- Согласись, мне навещать его ещё более странно. Я могу вызвать его на дуэль и убить, но это будет как-то негуманно.
- Идиот. Дуэли запрещены законом.
- Что я теряю? Ладно, не заводись. Используй, как тебе вздумается. Но желательно себе на пользу. Сделай это для меня.
Я сжала металлическую пластинку в руках. От неё веяло силой, хотя сам по себе активироваться артефакт и не мог.
...а если воспользоваться им иначе? «Себе на пользу», верно? Забыть Эймери, забыть об этой бестолковой влюбленности, которая ещё принесёт мне столько боли. Впрочем, на это у артефакта вряд ли хватит мощности. Воспоминания не стираются полностью, а блокируются, Эймери верно заметил. Чем они болезненнее, важнее, живее – тем быстрее блокада будет разрушена. Так и с ума сойти можно.
- Откуда он у тебя?
- Купил.
- Хм. А кто-то жаловался мне, что даже девушку в кафе сводить не может, – зря я это сказала, Эймери досадливо прикусил губу.
- Да, но...
Я наплевала на возможных свидетелей, прячущихся в кустах и за пеньками, и взяла его за руки. Очень-очень холодные руки.
- Прости. Слушай, я всё понимаю. Честно. Неужели ты думаешь, что мне действительно важно, сколько у тебя денег, какую часть из них ты заработал, а какую дал тебе отец, мой или твой, и всё остальное? Если ты взял его деньги для того, чтобы помочь мне, я это ценю. И я знаю, как трудно тебе это всё далось. Спасибо. Ты… я знаю, ты чувствуешь себя не очень-то здорово из-за этого, но меня всё устраивает. Меня устраиваешь ты, целиком, за исключением заразы, которая обосновалась в тебе безо всякого на то права. Я не такая уж избалованная принцесса, какой казалась тебе когда-то, Эйми.
***
День тянулся долго, бестолково, суетливо, я никак не могла сосредоточиться на занятиях, думая о том, что мог увидеть, погладив, как следует, крысу, Эймери. Чего нам ждать от подвалов. И правы ли мы, пытаясь не поднять шума, откладывая до вечера поисково-исследовательскую экспедицию. А ведь с Леа или тем же Диком идти было бы куда надёжнее…
...но подставлять их страшно.
Впрочем, на самом деле, крыс покинул подвалы пару четыре недели назад, даже чуть больше! И если Делайн и была в подвалах тогда, то сейчас её там совершенно точно нет.
...и тогда действительно нет смысла торопиться и брать кого-то с собой. Да и волноваться тоже. Максимум, что нам светит – это отыскать парочку болтливых канализационных труб. И всё же у меня зуб на зуб не попадает. В десять вечера уже совсем темно, но это совсем другая темнота, не такая, как зимой или осенью. Она чиста и прозрачна.
На мой вопрос о ключах Эймери отмахнулся и сказал, что состарит замок. Спорить с ним я не стала.
***
Вероятно, Эймери подстраховывался, не прося официального содействия у администрации Колледжа, хотя и имел на это полное право. Замок – обычный, навесной, который вешали на ночь снаружи, он действительно состарил. Я заворожённо, как и всегда, следила за действием его необыкновенной магии: как крепкое молодое железо, предварительно смоченное влажной тряпочкой, покрывается неприятной даже на вид рыже-бурой корочкой. Площадь воздействия – изогнутая дужка – была совсем небольшой, и справился Эймери минут за десять.
- Поразительно и разрушительно, – не без сарказма сказала я, когда он дёрнул за поверженный замок и сорвал его: не беззвучно, но без особых проблем. Темнота перед нами была куда гуще темноты сада, словно специально пришедшая из детских кошмарных сказок. Газовые светильники, впрочем, горели исправно, круглосуточно, просто они были расположены дальше и отчего-то темноту не развеивали.
Эймери взял меня за руку. Не то что бы я умирала от ужаса, но это было приятно.
- Тебя никто не заметил?
- Надеюсь. Я попросила девчонок помочь мне перелезть через забор. Причину объяснять не стала, они уже привычные. Зря ты волнуешься о моей репутации, она уже безнадёжна испорчена. К чему вопрос?
- Ты будто светишься.
«Просто ты вернулся»
- Так и есть. Подсвечиваю окружающее пространство. Мой огненный дар.
- Выглядишь, как призрак.
- Не бойся, их не существует.
- А жаль. Я приходил бы по ночам в вашу спальню и пугал Гийома. Эй, прекрати щипаться...
Я щёлкнула его по носу.
- Куда мы идём? Куда ноги ведут, или у тебя есть более конкретная информация?
- Попробую поспрашивать светильники.
Мы шли, не особо заботясь о том, чтобы запомнить дорогу, дальше и дальше – всё равно под светильниками были стрелочки-указатели, не заблудишься. Надеюсь, не фальшивые... С учётом крысиной паранойи мальёка Аеша, в подвалах могло быть всё, что угодно. Вокруг было тихо, за исключением наших шагов. Один раз я врезалась в крысоловку, да так, что она отлетела на несколько метров в сторону. Пару раз мы встретили крыс, пугливо шмыгнувших прочь и не выказавших ни малейших признаков одомашненности или прирученности. Нечего было и думать о том, чтобы их отлавливать и допрашивать: мы не настолько ловкие, да и покусанными быть не хотелось. А светильники общаться не желали – Эймери мрачно погрозил им кулаком.
- Как познакомились твои родители? – спросила я первое, что пришло в голову. Не было сил выносить эту давящую тишину.
- Обыкновенно. Он был женат. Она молодая и наивная. Потом родился я, он предложил ей деньги, она отказалась поначалу, потом стала брать – я часто болел. Записывала в тетрадку, чтобы отдать в будущем, наверное. Я её как-то нашёл, тетрадку эту учётную, уже тогда, когда мама поняла, что у меня за дар и забрала из школы. Сидел дома целый год, скучал, перерыл все книжные полки – книг у нас было очень много. Сперва не догадался, что к чему, зато потом понял.
- А ты видел его лично? Говорил с ним?
- Видел и говорил, – почти с отвращением сказал Эймери. – Не рассчитывай на него, Хорти. Он ничем не поможет. Хотя на могилку бы пришёл, думаю. Только скверным могил не полагается: сожгут и утилизуют. Или пустят на эксперименты.
- Перестань.
Кажется, фонари стали светить ещё тусклее – или вовсе норовили погаснуть.
- Не удивлюсь, если мы уже где-то под Флорбургом, – сказала я, чтобы сменить тему. – Идём и идём.
- Тебе кажется. Восприятие расстояния субъективно...
- Тсс! – перебила я, прислушиваясь. И Эймери тоже замер. Неожиданно погас ближайший к нам фонарь, и я заставила загореться несколько маленьких огоньков, похожих на перевёрнутые капли. Словно сгорели до фитилей восковые свечи – а пламя осталось...
- Ничего не слышу, – сказал, наконец, Эймери, мягко мазнув губами по моему уху. Я собиралась было согласиться с ним, но странный лязг повторился вновь: металлический, резкий. Эймери инстинктивно толкнул меня за спину, закрутил головой, пытаясь определить, направление звука. Я тоже – но безуспешно, он словно шёл издалека и одновременно сверху.
- Отойди! – шикнула я, заставляя пламя разгореться ещё сильнее и ярче: меня бы оно не обожгло, но вот Эймери... Огненные шарики покатились вперёд по коридору, с испуганным писком под нашими ногами заметалась ещё одна крыса.
Эймери пихнул меня в бок, я обернулась – и увидела металлическую дверь в стене, закрытую на внешний металлический заржавленный засов. Мы почти одновременно приложили пальцы к губам и шагнули к двери: кажется, тихое, едва слышное лязгание доносилось именно оттуда. Я сделала шаг к двери, но Эймери покачал головой и отодвинул меня, явно раздумывая, как поступить лучше. Положил руки на засов, неопределённо пожал плечами и потянул, открывая.
Щеколда противно скрипнула, но металлический штырёк проскользнул легко.
Лязганье прекратилось моментально. В образовавшуюся щель, чуть ли не оттолкнув нас, шмыгнула крыса.
Мы опять замерли, вслушиваясь, а потом услышали тихое поскуливание – никак иначе этот тонкий высокий звук я не могла назвать. Жалобное, едва различимое в необъяснимым образом звенящей тишине. Я не выдержала, потянула дверь на себя – и вошла внутрь пустого помещения: всё те же трубы на потолке, стылая, какая-то кладбищенская прохлада.
И запах. Отвратительный запах нечистот и грязного немытого тела. А ещё чего-то гнилостно-сладкого, слабый, но отчётливый.
- Дел! – первый звук моего голоса оказался постыдным сипом. Я откашлялась, ощущая спиной такое поддерживающее присутствие Эймери. – Дел, это я! Хортенс... Дел, ты тут?! Кто тут
И целую вечность спустя из темноты донеслось тихое, почти змеиное:
- Ш-ш-ш...
А потом приглушённый и жуткий слабый смех.
***
Девушка – я не могла воспринимать её как Делайн, сознание отказывалось – напевала, раскачиваясь вперёд и назад, сидя прямо на земле. Даже в неверном переливающемся свете моего огня было видно, какая она худая, истощённая, лицо буквально обтянуто кожей, волосы грязные, будто слипшиеся. Но это не так пугало, как выражение этого лица с заострившимися скулами и впашими глазами. Она бросила на нас беглый взгляд, словно птица равнодушно, мимолётно отметившая прилёт другой – и продолжила качаться, обхватив колени руками.
Под ней была какая-то подстилка, рядом на полу стояла пустая, будто собачья, миска, ведро с чистой водой, ещё одно ведро – понятно, для чего... и цепь, я видела самую настоящую толстую цепь! Металлический браслет туго обхватывал тонкое, как у ребёнка, запястье, с другой стороны цепь крепилась ко вбитому в стену металлическому кольцу. У ног девушки крутилась очередная бурая крыса.
Эймери сжал мою руку.
- Делайн, – собравшись с силами, окликнула я. – Дел! Делайн! Это мы... это я. Хортенс. Кто это сделал?
Она не реагировала. Не отвечала.
Эймери опустился на корточки, перебирал пальцами цепь.
Поднялся, выругался сквозь зубы.
- Кто? – тихо спросила я, а он с досадой отбрасил цепь.
- Не вижу. Кто бы это ни был, но никакой магии, никаких ярких эмоций... Делайн очевидно уже была без сознания или не в себе, а тот, кто притащил её сюда, был спокоен... Но тут был кто-то ещё. Нехорошее ощущение. Возможно, здесь кто-то умер или же… Давай-ка уходить отсюда. Сейчас надо оказать ей помощь, а мне сэкономить силы, ржавить металл – то ещё удовольствие. Делайн!
Ему было нужно взять её за руку, чтобы состарить цепь.
- Делайн, он тебе поможет...
- Нет, – вдруг с мягкой улыбкой, неуместной на этом жутком из-за полубезумного взгляда лице, сказала Делайн. Кое-как поднялась, шагнула к Эймери сама – он не отшатнулся, смотрел на неё, хотя мне бы было страшно до одури, настолько она в этот момент походила на безумную Ройну из сказок – ту, что выкопалась из могилы, чтобы навестить любимого. – Привет, Тридцать первый. Думал, я тебя не узнаю?
- Привет, Двадцатая, – в тон ей ответил Эймери. – Ты выросла.
- Мне было так паршиво, – я едва разбирала, что она говорит. – Я так... виновата. Я не хотела, Тридцать первый. Это всё он, не я!
- Кто – он? – Эймери обхватил таки её запястье с металлическим браслетом, и хотя я понимала, что он просто хочет снять его, хотя я знала, что здесь опасно, что нужно срочно уходить, мне на мгновение стало не по себе. В отличие от меня, Делайн была человеком его круга, его мира. Они понимали друг друга куда лучше, чем мы с ним. Подходили друг другу. И когда Делайн неожиданно обняла Эймери, а он свободной рукой погладил её по острым исхудавшим плечам и спине, я не выдержала и отвернулась.
Только по тихому лёгкому звяканию я понимаю, что Эймери закончил ржавить металл.
- Идём, – он потянул Делайн за руку, но она неожиданно замотала головом и снова заскулила, накручивая пряди сальных волос на пальцы.
- Нет. Я... я же не могу.
- Почему?
- Я должна остаться здесь. Я должна. Я не могу.
Судя по голосу, Эймери терял терпение. Мы не знали, кто её приковал здесь и зачем, но он мог вернуться. И неизвестно, какой властью и силой обладал неведомый похититель.
- Двадцатая, ты сбежала из самого Джаксвилля! Я не смог, а ты смогла! Ты уже столько всего смогла… Ты и сейчас сможешь. Идём.
- Ты не понимаешь! – взвизгнула она и снова истерично расхохоталась. – Я убийца, Тридцать первый! Оставь меня! Иначе – кто знает, что случится?! Может быть, это будет повторяться опять и опять... Уходи. Уходите все! Зачем ты пришёл?! Зачем ты снял с меня это? Верни обратно! Я опасна... Не хочу!
Её голос тонул в земляном полу подземного лабиринта.
- Двадцатая, ты спасала остальных, – деланное спокойствие изменяло Эймери, он явно не хотел оставаться тут больше, ни тащить силой нашу упирающуюся находку. – А как же Тринадцатый? Без тебя он бы сгорел в пожаре Джаксвилля! И остальные тоже…
Делайн словно обмякла, опустила руки – тоненькие бледные веточки с паутинкой едва заметных вен.
- Тогда я была ребёнком, – сказала она. – Но потом... Уходи! Я же клялась себе, что больше никогда…
Эймери подхватил её на руки, как ребёнка, прижимая к груди, и я снова отвернулась, коря себя на все лады: не время и не место было проявлять собственничество, и всё же я старалась на них не смотреть. Мы шли не так уж быстро: хоть Делайн и казалась невесомой, неправдоподобно тонкой, наверное, нести её было весьма неудобно. Я шла впереди, подсвечивая стрелочки-указатели, и слышала, как Эймери тихонько увещевает Делайн успокоиться, как пытается осторожно расспросить, но все расспросы натыкались на очередной стон, приступ хохота или крик.
Жалость и злость душили меня. И стыд. Мы должны были, мы все обязаны были искать её! Она была так близко. И ей было так плохо... Даже если она убила Реджеса... Значит, он сам был виноват! Мы же, в сущности, совсем ничего не знаем.
Эймери говорил что-то тихо-тихо, я невольно вслушалась: он словно читал какие-то странные детские стишки… или заклинание.
Пусть болит у лесной куницы, у дикой птицы, у ежа колючего, у мороза трескучего, у мыша летучего, а у тебя не боли, не коли, под копытом коня в пыли, отпусти печали, пусть ветра их качают, пусть ветра их развеют, до небесного луга, до горящего круга, хоровода соцветий, уноси горе ветер…
- Пусти... сама пойду.
По моим ощущениям мы уже почти подошли к выходу. Я остановилась и обернулась на голос: Эймери осторожно ставил Делайн на ноги. Мне показалось, что её лицо стало уже не таким мертвенно-серым, но дело было не в цвете кожи: взгляд приобрёл подобие осмысленности. А вот Эймери выглядел куда более уставшим, чем ещё полчаса назад, и я вспомнила, что при желании он мог направить свой странный "старящий" дар на ускорение выздоровления. Вероятно, в некоторых случаях это были схожие по сути процессы.
У него даже губы пересохли настолько, что из одной трещинки сочилась кровь.
Делайн покачнулась и вцепилась в рукав Эймери.
- Голова кружится. Как странно видеть вас... видеть хоть кого-то. Виски ломит… Какое сейчас время года?
- Всё ещё весна, – ответил Эймери. Губа его всё же лопнула, и он слизнул проступившую кровь языком.
- Дел, – позвала я. – Двадцатая или как там тебя... Что произошло? Как ты здесь очутилась? Даже Аннет по тебе скучала.
Дел скривилась, почти так же, как могла бы это сделать прежняя Делайн, независимая, бойкая и отчаянная. Как будто на лицо бездушного тряпичного маникена легла призрачная тень прежней живой настоящей девушки.
- Я не помню. Почти ничего не помню. Двадцать вторая опять плакала ночью... Я встала и вышла, не в силах это вынести. Мне тоже часто снились страшные сны. Детям нелегко убивать, а мне пришлось. Кроме тех, охранников в Джаксвилле, были и другие. Одна... девчонка хотела меня прирезать, там, в обычном приюте. И ещё был учитель, он заперся со мной в подвале, чтобы... И ещё… В общем, сны – это такая сволочь. Я вышла в сад. Голова гудела, а ещё стало холодно. Очень холодно, я выскочила так быстро, почти босиком... Пошла в купальню. Хотелось лечь в горячую воду и смыть с себя память. Дошла до порога. Постояла, представила, как пойду обратно с мокрой головой, и передумала. Нет. Нет, это было раньше… Не то.
Делайн закрыла лицо руками. Провела обломанными, обкусанными грязными ногтями по щекам, оставляя полосы.
- Да, точно. Мы должны были встретиться с тобой. В купальне. Я подумала – надо было сразу тебе рассказать. Ты не такая, как другие. Хорошая. Но я не хотела, чтобы ты знала о тех… смертях. Я просто хотела быть нормальной. Быть как все. И я задержалась в комнате, а потом в саду. Мне было страшно. Что ты осудишь. Испугаешься. Такая, как ты. Даже такая, как ты!
Делайн снова покачнулась, и Эймери поддержал её за плечи.
- Пойдём. Потом поговорим.
- Сейчас. «Потом» может уже не быть.
- Тот, кто тебя тут запер…
- Нет! Сейчас. Всё надо говорить… сразу. Я вышла в сад и села на лавку… в мёртвом садике. И увидела Ноля. Я всегда так крыс называла, с детства, они… свободные. Без номеров. Я подумала о свободе. И пошла за ним в подвалы. Он как будто звал.
- Как? – не поняла я. – Зачем?
- Я часто туда ходила, - хмыкнула Делайн. – Выпускала крыс из крысоловок. Кротова крысиная фея. Ну и вообще, мне там нравилось. Тихо, спокойно. По вечерам вообще никого нет.
- Но вход в подвалы только с территории КБД…
- Не только. Из КИЛ тоже есть, запасной, я давно его обнаружила. И он вообще не запирается, просто вешается навесной замок для вида – и всё. Я шла и… в общем, набрела на эту комнату. Отодвиинула замок зачем-то И увидела там мёртвое тело. А потом получила удар по голове. Отключилась. Пришла в себя там же. На цепи. С мертвечиной по соседству. Её только через неделю убрали. Крысы бегали… ели что-то. Меня рвало, зато и голод не мучал. Еду… еду и воду принесли позже. Сперва пила то, что из трубы текло. И вдыхала запах смерти. Надышалась на три жизни вперёд.
Она засмеялась, заплакала и снова засмеялась. Просветление, наступившее в результате воздействия магии Эймери, оказалось недолгим.
- Чьё тело ты видела? – тихо спросила я, уже догадываясь, каким будет ответ.
- Лиссы. Похоже, ей голову проломили.
- Кто…
- Не знаю. Я никого не видела. Однажды появилась вода, мешок сухарей, ещё что-то... Цепь оборвать не смогла. Дни шли… один за другим. Мысли путаются, – последние два слова Делайн проговорила особенно громко и отчётливо. – Я думала сперва, что умерла. Что это моя грядка на Небесном лугу такая: жить, глядя на последствия своего дара. Скверного, проклятого дара.
Она вытянула руку и погладила Эймери по щеке.
- Какой из тебя скверный… Тридцать первый, ты убивал когда-нибудь?
Я вдруг подумала, что стоит ей захотеть, и это касание тоже будет смертельным. Едва удержалась от того, чтобы не ударить её по руке, оттолкнуть от Эймери.
- Щенка, - ответил Эймери. Он не отшатывался и смотрел на Делайн спокойно. – Мне было девять. Ещё до Джаксвилля. Случайно.
Делайн вдруг обняла его, а я смотрела на них, чувствуя, что моя беспочвенная ревность прошла без следа.
- Куда сейчас? – спросила я.
- Ко мне, а потом посмотрим. Не думаю, что стоит возвращаться в КИЛ. Кто бы это ни был… Нам бы ещё пройти через охрану.
- Тринадцатому скажите, что… Или нет. Не говорите ничего.
Мы вышли: было уже совсем темно. Делайн шумно втянула воздух:
- Свежий… Пахнет изумительно. Даже курить не хочется.
…Я не услышала шум: почувствовала. Люди, человек шесть или семь, тёмные силуэты окружили нас в кольцо. Обезумевшим фейрверком замелькали огоньки над головами. Эймери выступил вперёд, заслоняя Дел и меня, заговорил с кем-то. Кто-то подхватил меня под руку – я обернулась, попыталась вырваться и увидела мальёка Аеша. Он был одет так, словно его подняли с постели посреди ночи: из-под плаща предательски выглядывал светло-сиреневый бархатный халат.
- Малье Флорис, вы-то как здесь очутились?! Что вообще происходит?
- Это я вас хочу спросить, что происходит! – зашипела я в ответ. – Под школой месяц находилась студентка! Прикованная цепью! Служанку убили! Вы не представляете…
- Малье Флорис, успокойтесь, ну-ну, всё обошлось.
- Обошлось?! – взвилась я. – Ваша студентка…
- Эта студентка не причинит вам вреда, не волнуйтесь. Сейчас мы всё решим.
- Вы с ума сошли?! Причём тут вред мне?
- Тихо, тихо. Идите-ка к себе, отдохните, успокойтесь, ложитесь спать, - бормотал мальёк Аеш и тянул меня за руку прочь. Я дёрнулась и подбежала к Эймери. Делайн стояла неподвижно с закрытыми глазами, жадно вдыхая воздух, а двое незнакомых мне мужчин – не охранники Колледжа точно – стояли по обе стороны от неё. Я разглядела только их одинаковую форму: черные удлиненные сюртуки с двойными рядами блестящих пуговиц.
- Что происходит?
- Малье Савиль хотят забрать… до выяснения всех обстоятельств, - сквозь зубы сказал Эймери.
- Каких обстоятельств? Куда забрать?! Кто?
- Не спрашивай. Иди к себе, Хортенс.
- Никуда я не…
- Иди! – рявкнул Эймери.
- Я не пойду!
- Не трогайте меня, - глухо сказала Делайн, не открывая глаз. Её голос разрезал пространство, как горячий нож масло. – Отпустите меня, и никто не пострадает.
Огоньки слепили глаза, носились над нами, как светлячки.
- Малье, не делайте глупостей, следуйте за нами…
Одетые в чёрное фигуры приблизились, круг ощутимо сузился.
- Я не пойду. Я не пойду! – вдруг заорала она. – Не хочу в клетку! Только не снова!
- Не трогайте её! – я тоже закричала. – Это опасно, отойдите, дайте мне с ней поговорить!
Но не успела.
Ближайший к Делайн мужчина, ухвативший её за плечо, захрипел, обхватил руками горло и рухнул, как подкошенный, второй запрокинул голову к небу и повалился, будто в затылке у него был магнит. Эймери дёрнул меня за руку и буквально отшвырнул прочь, так, что я врезалась боком в какое-то дерево.
Впрочем, в предосторожностях больше не было нужды. Делайн осела на землю, её голова безвольно запрокинулась на голову одного из поверженных черноформенных.
- Малье Флорис, здесь разберутся без вас! Немедленно вон! – директор Аеш снова схватил меня за локоть и буквально поволок прочь. Словно во сне я пошла за ним, потом увидела всклокоченную директрису, мальёка Грассвука, кого-то ещё… Я шла, уже не пытаясь сопротивляться, но отвели меня вовсе не в нашу комнату – это была безликая гостевая спальня с двумя пустыми кроватями. Заспанная служанка расправила мне кровать и принесла горячий и сладкий чай.
«Леа! Она может…» – я вскочила было, но потом снова опустилась на кровать. Нет. Их – тех – слишком много даже для дара Леа. Нельзя было подставлять ещё и её. И остальных… нет. Надо дождаться утра, дождаться Эймери. Он узнает всё, что можно, он поможет, он…
Я вскочила, отбросив кружку, дёрнула дверь и со злости пнула её мыском ботинка: кто-то предусмотрительно запер меня снаружи. Дверь оказалась крепкой, окно с решёткой. Пробиваться с боем сейчас не было смысла.
Оставалось дождаться утра.