Ветряная мельница любви

2

Валерия подумала, что собранные вещи, пожалуй, придется распаковать. Она не очень сожалела об этом, потому что надеялась, пусть несколько позднее, все-таки осуществить задуманную отцом поездку во Францию.

Граф оказался весьма капризным пациентом и без конца спорил с доктором и с сиделкой. А им ведь очень повезло, что удалось так быстро найти опытную пожилую сиделку. Не обращая внимания на протесты графа, она настаивала на неукоснительном выполнении предписаний врача.

Нога графа оказалась не в таком плохом состоянии, как первоначально опасались. У него был закрытый перелом и многочисленные ушибы: лошадь сбросила седока при попытке перепрыгнуть высокий барьер.

Валерия чувствовала себя виноватой. Ведь это она настаивала, чтобы лошади на скаковом кругу прыгали все выше. Ей хотелось, чтобы Крестоносец показал все, на что он способен.

«Бедный папа! — думала девушка. — Он будет так огорчен, что не увидит лошадей герцога».

В дверь ее спальни постучали.

Валерия сказала:

— Войдите.

Дверь отворилась, и она увидела перед собой брата.

— Привет, Тони! Я как раз сейчас думала, что придется теперь распаковывать наряды, которые я хотела взять с собой во Францию.

— Послушай меня, Вэл.

Так он называл сестру еще с тех пор, как был ребенком и не мог выговорить «Валерия». Он так и не привык обращаться к ней по-другому.

— Я слушаю, — ответила девушка, удивленная его таинственным тоном. У меня появилась грандиозная идея. Было бы здорово, если бы ты на это согласилась.

— На что именно? — Она присела на край кровати, приготовившись слушать.

Виконт огляделся, словно опасаясь, что их подслушивают.

— Я только что говорил с папой. Он очень расстроен, что ему приходится отказаться от намерения поехать во Францию.

— Еще бы! Но мы с ним съездим, когда он поправится.

— Он думает, что было бы ошибкой откладывать поездку, и попросил меня сопровождать тебя.

Валерия изумленно посмотрела на Тони. Ей эта мысль никогда не приходила в голову, но…

— Почему бы и нет? — ответила она. — Ты ведь увлекаешься лошадьми не меньше, чем папа. Но давай договоримся, что иных целей мы не преследуем.

Брат засмеялся:

— Ты думаешь так, а папа, я уверен, в глубине души возлагает большие надежды на твою встречу с этим необыкновенным герцогом.

— Почему «с необыкновенным»?

— По крайней мере, все так говорят о нем. Во Франции вокруг него много шуму, но твоя бабушка говорит о нем так, словно он император Карл Великий.

— Пожалуй, ты прав, — рассмеялась сестра. — А о его замке — как о садах Эдема.

— Нуда. И герцог в них Адам, а ты Ева, — заметил Тони.

— Вот этому не бывать! — воскликнула Валерия. — Выброси это из головы.

— Да я-то пришел поговорить с тобой совсем о другом, — сказал виконт, усаживаясь на стул. — Понимаешь, для меня это шанс, какой бывает раз в жизни.

— Ты о чем?

— О возможности увидеть канкан, который я давно мечтал посмотреть.

— Разве канкан танцуют не в Париже?

— Я рассказал своим лондонским друзьям, что вы с папой собираетесь ехать в Биарриц, и как ты думаешь, что я услышал в ответ?

— Понятия не имею.

— Парижский «Мулен-Руж» имел огромный успех, а так как Биарриц считается сейчас самым модным курортом во Франции, и то они там решили устроить у себя нечто вроде «Мулен-Ружа». И теперь там тоже танцуют канкан!

Тони произнес это с таким энтузиазмом, что сестра сказала:

— Я думаю, ты смог бы посмотреть его, пока мы будем гостить у герцога.

— Это вряд ли. И ты ведь знаешь, Бэл, сколько раз я упрашивал папу отпустить меня в Париж! И ведь как обидно! Все мои товарищи там уже побывали, видели и канкан, и вообще много интересного. А я слушаю их и чувствую себя неотесанным болваном.

Все это было более или менее известно Валерии. Она знала, что у отца твердые представления о том, где можно, а где не следует бывать Тони. По ряду причин Париж был для него запретным местом. Она понимала, как это огорчает брата, и постаралась успокоить его:

— Я думаю, у тебя будет возможность посмотреть канкан, пока мы будем гостить в замке, хотя и сомневаюсь, что папа разрешит нам с тобой провести несколько дней в Биаррице.

— Да уж конечно, не разрешит. Папа мне уже сказал, чтобы я проводил тебя, оставил в замке герцога и сразу возвращался домой.

— Тогда с этим ничего не поделаешь, — вздохнула Валерия, впрочем, нисколько не удивленная.

— Но выход есть, именно это я и пытаюсь тебе объяснить, — возразил Тони.

— Так объясни, потому что я не вижу, каким образом ты сможешь посмотреть на канкан, разве что герцог сам захочет отправиться туда.

— Ему-то это зачем? У него свой дом в Париже. Он может в любое время посетить Монмартр.

Валерия не стала объяснять брату, что герцог уже отнюдь не в его возрасте. «К тому же, — думала она, — вряд ли этот заносчивый аристократ снизойдет до вульгарных развлечений легкомысленной молодежи».

Бабушка в свое время рассказывала Валерии, что канкан произошел от танца chahut [4], который появился после Франко-Прусской войны и был любимым развлечением простонародья. Его танцевали на деревянных подмостках в уличных кабачках, где подавали дешевое вино.

— А ты сама там когда-нибудь бывала? — спросила Валерия.

— Конечно, нет, дитя мое, — ответила герцогиня. — Но мужчины… Вряд ли они могут удержаться от соблазна поглядеть, как женщины во время этого танца задирают ноги самым нескромным образом.

— Но почему же все столько говорят об этом? — спросила Валерия.

Герцогиня на секунду задумалась.

— Тут дело еще и в том, что танцевать канкан — действительно трудно.

— Отчего же?

— Для этого требуется большая физическая выносливость и хорошая тренированность. — Она стала рассказывать (хотя сама не была этому свидетельницей), как девушки танцуют без партнеров-мужчин.

— Представь себе, что танцовщицы кружатся на одной ноге, одновременно подняв другую вертикально и поддерживая ее рукой!

— Здорово! — воскликнула девушка.

— А самый волнующий момент состоит в том, что, заканчивая танец, танцовщица должна «сесть на шпагат», вытянув обе ноги в стороны горизонтально, так, чтобы они оказались на одной линии.

Валерия захлопала в ладоши:

— Но ведь это почти невероятно!

— С точки зрения простонародья, — сухо ответила герцогиня. — Не заблуждайся, Валерия, это приземленный, животный танец, его исполняют в дешевых, прокуренных кабаках, где запах вина и табака мешается с запахом дешевых духов.

Несмотря на столь презрительный отзыв бабушки, Валерия была немного заинтригована. Она понимала, что Тони не могла не злить собственная неосведомленность, в то время как все его друзья рассуждали о канкане со знанием дела.

Если действительно канкан танцуют в Биаррице, немудрено, что брат всеми правдами и неправдами будет добиваться возможности его посмотреть.

Но и поощрять Тони Валерии не хотелось. Она знала, что отец придет в ярость, если узнает, что его сын ведет себя неподобающим образом.

Чтобы не огорчать брата, девушка нерешительно сказала:

ѕ Может быть, что-нибудь еще получится.

ѕ Только если ты примешь мой план, — ответил Тони

ѕ А чего ты хочешь?

ѕ Папа попросил меня написать герцогу письмо с извещением, что сам он, к сожалению, не может приехать, но пришлет меня, и что я очень хотела бы посмотреть лошадей герцога.

ѕ Но ведь все это так и есть?

ѕ Так ты хочешь сказать, что мы приедем двадцатого, а на самом деле, если все будет хорошо, мы сможем быть в Биаррице уже восемнадцатого.

ѕ Так ты хочешь сказать, что мы… — Валерия с трудом подбирала слова, настолько ее поразила выходка брата, — что мы приедем туда на два дня раньше, а герцог об этом не узнает?

ѕ Конечно! — ответил Тони. — И таким образом у меня будет два вечера, чтобы посмотреть канкан!

— А меня ты оставишь одну на яхте? Ты не можешь так поступить. Да и папе это совсем не понравится. А капитан обязательно все расскажет ему.

— Я подумал об этом. Мы не будем жить на яхте.

— Если ты оставишь меня одну в гостинице, выйдет еще хуже.

— Об этом я тоже подумал и решил, что ты пойдешь смотреть канкан вместе со мной.

— Что ты говоришь! — воскликнула Валерия. — Как я могу пойти на это? И представь себе, какой шум поднимется, когда все откроется!

— Ничего не откроется, если мы будем действовать по-умному, — заверил ее брат.

— Что ты имеешь в виду?

Тони улыбнулся, и на его лице появилось выражение, с детства знакомое Валерии. Оно означало обычно, что брат задумал очередную опасную шалость.

Ты должен понимать, Тони, — поспешно сказала она, — что я не могу сделать то, что огорчит папу и бабушку. Она так радовалась, что мы едем в гости к ее любимомугерцогу. Если мы сделаем что-нибудь вроде того, что ты задумал, это убьет ее!

— Ерунда! Твоя бабушка — француженка. А французы понимают толк в таких вещах.

— Но я на это не соглашусь, тебе придется смириться.

— Если ты только выслушаешь меня, я расскажу, как легко все можно проделать.

Валерия скептически улыбнулась, но промолчала, и Тони продолжал:

— Мы прибудем в Сен-Жан-де-Люз восемнадцатого. Порт находится в нескольких милях от Биаррица. Герцог в это время нас еще не ждет, поэтому мы сможем незаметно сойти с «Морской змеи». Я велю капитану бросить якорь в такой части порта, где яхта не будет заметна.

— А это не покажется ему странным? — спросила сестра.

— Я придумаю какое-нибудь подходящее объяснение. Потом мы остановимся в маленькой гостинице, о которой я слышал от друзей. Там мы и проживем двое суток.

Валерия хотела было что-то сказать, но решила свои возражения оставить «на потом».

— Ну а там, — продолжал Тони, — ты переоденешься в какой-нибудь роскошный наряд и превратишься в очаровательную вдову, мадам Эрар.

— Ты с ума сошел! — изумленно воскликнула Валерия. — С какой стати я стану это делать?

— Иначе, дорогая сестренка, ты не сможешь посмотреть, как танцуют канкан. В том обществе, которое там собирается, не может появиться молодая леди Нетертон.

— А почему ты решил, что я смогу преобразиться в мадам Эрар?

— Я помню, как ты участвовала в сценах, которые мы разыгрывали на Рождество. И ты имела огромный успех, когда играла одну из уродливых старших сестер Золушки.

— Ну, то было совсем другое дело!

— Игра есть игра. Да и кому там придет в голову обращать на тебя внимание, когда есть возможность посмотреть канкан!

Валерия подумала, что подобную вещь мог сказать только ее брат. Она невольно улыбнулась, а Тони продолжал:

— Тебе только нужно постараться выглядеть старше своих лет и сделать макияж, как делают все француженки, особенно когда они приходят посмотреть на что-нибудь сногсшибательное вроде канкана.

— Но… бабушка говорила, что ни одна… леди не пойдет в такое место.

Тони помолчал с минуту, а потом сказал, избегая смотреть на сестру:

— Я не могу себе представить там кого бы то ни было из наших родственниц. Но есть женщины, пусть не из высшего общества, но хорошенькие и элегантные, которые сопровождают мужчин в таких случаях.

Хотя он осторожно подбирал слова, Валерия поняла и воскликнула:

— Ты что же, хочешь сказать, что я… должна выдать себя за… даму полусвета?!

— А, так ты тоже слышала о них?! — удивился Тони.

— Конечно, слышала.

— Наверное, от своей бабушки?

— Она иногда упоминала о них, особенно о тех парижанках, которые славятся экстравагантностью и на которых и французы, и англичане иногда тратят целые состояния.

— На тебя едва ли кто-то истратит большие деньги, кроме меня, — заметил Тони.

— Но неужели ты всерьез просишь меня о подобной вещи? — переспросила Валерия.

— Конечно. Иначе, имей в виду, тебе придется оставаться одной в гостинице.

Валерия колебалась. Ей вовсе не улыбалось сидеть одной в какой-то гостинице, ожидая прихода брата. Она сделала последнюю попытку спасти положение:

— Прошу тебя. Тони, не делай этого, — сказала она умоляюще. — Представь себе, какой будет скандал, если все это откроется! Папа после этого уже никогда не сможет тебе доверять.

— Он и теперь мне не доверяет, — возразил брат. — Когда я попросил разрешения съездить в Париж на Пасху, он ответил: «Не раньше, чем через год». А когда я сказал, что мне уже двадцать один год и я человек самостоятельный, он заявил: «Если ты поедешь в Париж без моего разрешения, я лишу тебя содержания». Но ведь это нечестно. Я уже не ребенок, а со мной обращаются, как с ребенком.

— Я знаю, что, когда у тебя появляется такое настойчивое желание отправиться в Париж, это не сулит ничего хорошего, — возразила Валерия. — И папа подарил тебе на Рождество замечательных лошадей, а в августе ты едешь в Шотландию!

— Знаю, знаю! Я должен быть благодарен отцу за маленькие милости. Но не могу же я в самом деле побывать в Биаррице и не увидеть канкан!

Тон, каким это было сказано, выражение лица Тони свидетельствовали о том, что он не намерен отступать от своего решения. Он был готов на все, чтобы увидеть желанное зрелище, согласится она его сопровождать или нет. Валерии оставалось только выбирать: идти с братом смотреть канкан или сидеть одной в гостинице. Она сказала:

— Объясни поподробнее, чего ты хочешь от меня.

— Так ты согласна? — радостно воскликнул Тони. — О, Бэл, ты прелесть! Я обещаю тебе, что это будет самое замечательное развлечение, которое только можно себе представить.

— Надеюсь. Но я очень боюсь, что папа узнает об этом.

— Не узнает, я уж постараюсь! Самое главное — делай все так, как я придумал.

— Но что же мне надеть, когда я буду изображать эту… как ее там?

— Мадам Эрар.

— Только бы мне не забыть это имя!

— Не забудешь. А «Бэл» можно оставить. Кроме меня, тебя так никто не называет, и звучит оно слегка на французский лад.

Валерию крестили в честь малоизвестной итальянской святой, которую почитали и во Франции. Таково было желание ее матери. Чтобы угодить английской родне, девочку, кроме того, нарекли более традиционно: Мария-Аделаида. Конечно, «Вэл» действительно называл ее только брат, да и вообще вряд ли кто во Франции спросит, как ее зовут. И все же Валерия опасалась, что однажды она забудется и на подобный вопрос ответит «Валерия Нетертон».

— Ну ладно, пусть я буду «мадам Эрар», — сказала она. — И какой же наряд мне выбрать?

— Что-нибудь шикарное и такое, чтобы ты в нем выглядела немного старше своих лет.

Валерия открыла свой гардероб и безнадежно махнула рукой. Как и положено дебютантке, большинство ее платьев были белыми, несколько — нежно-розовыми и светло-голубыми. Вдруг ее осенило:

— Я вспомнила! Кузина Гвендолин оставила здесь множество своих нарядов, когда уезжала в Африку.

— Гвендолин всегда выглядит шикарно, — согласился Тони.

Гвендолин было около тридцати лет, и она обожала сверхмодные наряды. Она с мужем уехала посмотреть сафари и должна была вернуться не раньше чем через три месяца. Свои туалеты их двоюродная сестра оставила в одной из комнат, которую называли «лиловым залом». Валерия решила позаимствовать одно-два платья кузины и упаковать их без помощи служанок.

— Нужно будет взять их из ее комнаты сегодня же вечером, когда слуги будут ужинать, — сказала она.

— Верно. Но тебе понадобится не только вечерний туалет. Днем в гостинице ты тоже должна будешь выглядеть не так, как обычно.

— Постараюсь тебе угодить. Но все-таки эта затея кажется мне безумной. Не могу отделаться от страха, что папа или герцог узнают о ней. Тогда нам обоим несдобровать.

— Положись на меня! — самоуверенно заявил Тони. — Ты будешь выглядеть как француженка, а по-французски ты говоришь не хуже их самих — бабушка об этом позаботилась. Мне же хватит моих знаний, чтобы объясниться. Уверен, что ты получишь от канкана не меньшее удовольствие, чем я сам.

Валерия удержалась и не сказала, что сомневается в этом.

Но даже она не могла отделаться от мысли, что было бы интересно увидеть зрелище, о котором она столько слышала и которое не ожидала когда-нибудь увидеть.

Канкан будоражил воображение не только французов, но и жителей других стран. Не только ее бабушка, но и другие говорили об этом танце как о частице общего мифа о Париже, городе, ставшем «мировой столицей любовных утех». Валерия понимала, почему отец так настойчиво старается удержать эмоционального и слишком впечатлительного Тони от поездки в этот город.

Но Валерия сочувствовала и брату, который чувствовал себя униженным перед лицом своих друзей. «Уж лучше я буду с ним рядом, — убеждала она себя. — Один он легко может попасть в какую-нибудь неприятную историю, и даже помочь ему тогда будет некому».

И все же мысль об этой поездке пугала ее.

Вечером того же дня Валерия проникла в «лиловый зал», где хранились наряды кузины. Еще не оставив надежды отговорить Тони от его затеи, девушка сама уже мало верила в такую возможность. Она открыла гардероб Гвендолин и подивилась пестроте и роскоши ее туалетов. Трудно было себе представить, каким образом кузина могла достойно одеваться во время своего путешествия, если она оставила в Лондоне все эти сокровища. Валерия подумала, что Гвендолин, вернувшись, может объявить, что все это уже вышло из моды и ее гардероб нуждается в решительном обновлении.

В первую очередь Валерия заинтересовалась вечерними платьями. Она выбрала черное, явно привезенное из Парижа. Оно было отделано прозрачным белым шифоном, который скорее приоткрывал, чем прятал грудь. Низ платья украшали оборки.

Надев его, Валерия подумала, что теперь по крайней мере она не кажется дебютанткой.

Второе платье, которое она выбрала, было ярко-голубым, как небо в ясный день. Его украшали мелкие бриллиантики, которые на ходу сверкали и переливались, словно звездочки. Декольте показалось Валерии слишком откровенным, но для кузины это было то, что нужно. А в Биаррице, подумала Валерия, никого не удивит отсутствие чрезмерной скромности.

Оставалось выбрать шляпку, поскольку, согласно французской моде, шляпа считалась непременной деталью вечернего туалета. Валерия выбрала шляпку с перьями, которая, как ей показалось, должна была понравиться Тони.

Затем она спустилась в свою спальню, чтобы уложить в чемодан выбранные наряды. Все это время она чувствовала себя участницей какого-то странного заговора и боялась думать о том, что будет, когда они прибудут в Биарриц.

«Как могла брату прийти в голову такая опасная затея?» — спрашивала она себя снова и снова. Потом Валерия постаралась убедить себя, что все ее страхи, пожалуй, преувеличены. Герцог будет ждать их на два дня позже и не будет беспокоиться о ней.

Чем больше Валерия думала о герцоге, тем более нелепой казалась ей бабушкина затея. Как могла она стать женой человека, который намного ее старше, а главное, уже успел изведать все удовольствия от любовных утех, которые мог найти в парижском высшем обществе.

Бабушка часто говорила с внучкой об этом человеке.

Валерия знала, что как глава дома он занимал особое место среди своей родни. В Англии семейные традиции были иными. Конечно, отец Валерии пользовался уважением родных, и они советовались с ним в трудных случаях. Однако французы смотрели на главу семьи как на некое священное существо, которое вершило их судьбы.

Девушка поймала себя на мысли, что французские традиции отталкивают ее, и рассмеялась: это говорила в ней английская кровь. Ее британские предки относились к французским обычаям с чувством отчуждения и превосходства. Тут же Валерии пришла в голову мысль, что поддержать затею Тони — значит бросить вызов герцогу и французскому почитанию главы семьи, хотя сам герцог об этом и не узнает.

Ложась спать, она почувствовала, что выдумка брата ее больше не пугает.

«Пусть это, — подумала Валерия, — действительно будет наш небольшой заговор: Тони и я против „ужасного герцога“».