Виолончелист

Глава 20

Концерт открывался пронзительной мелодией “Pie Jesu” Эндрю Ллойда-Уэббера.

Специально для этого номера были приглашены юные солисты знаменитого хора “Libera”. Мальчишки из прихода Святого Филиппа, облачённые в длинные белые одеяния с капюшонами, походили на ангелов — и пение их тоже было поистине ангельским. Макс играл, незаметно смаргивая невольно выступившие слёзы, совершенно захваченный музыкой — и для него не существовало больше ничего в целом мире. Музыка текла по его венам, как кровь, возвращала к жизни, напитывала силой и энергией, успокаивала израненное сердце…

Андрей, немного нервничающий поначалу — всё-таки, Макс прогулял самую ответственную и важную часть репетиций, да и явился на концерт, мягко говоря, не совсем в товарном виде — тоже постепенно успокаивался. Он видел, что друг держит себя в руках, полностью сосредоточен на выступлении и вдумчиво, с большим чувством, исполняет свои партии. Судя по атмосфере, царящей в зале, и по реакции зрителей — концерт получался просто отличным. Даже сам принц Чарльз пару раз позволил себе притопнуть ногой во время особенно зажигательных композиций, хоть это и не было положено ему по статусу.

Они играли “Ave Maria” Шуберта и “They Don`t Care About Us” Майкла Джексона, “Nessun Dorma” Пуччини и главную тему из “Лебединого озера” Чайковского…

Завершался концерт мелодией из знаменитого бродвейского мюзикла “Вестсайдская история”. Макс обожал его с детских лет, и сейчас, играя, чувствовал себя так, словно припал пересохшими израненными губами к источнику с живой водой. Он с огромным удовольствием водил смычком по струнам, умудряясь пританцовывать в такт — даже сидя на стуле. Макс давно уже не ощущал неприветливого дворцового холода, на собственных концертах ему всегда становилось жарко: хотелось сбросить дико мешающий пиджак, сорвать бабочку и остаться в одной лишь рубашке, засучив рукава для удобства. Лоб взмок от пота, глаза блестели сумасшедшим отчаянным блеском, а губы подпевали:

— I like to be in America!

O.K. by me in America!

Ev'rything free in America

For a small fee in America!

Это была поистине виртуозная игра — не только его, но и Андрея. Они перехватывали мелодию друг у друга, бросали её партнёру и отбивали, словно мячики для пинг-понга, и делали это легко, ненапряжно, будто шутили и забавлялись. Зрители в зале невольно затаили дыхание, наблюдая за этим необыкновенным поединком виолончелистов, в котором не было победителя, не было проигравшего — а была только эйфория от восхитительной музыки, от прекрасного исполнения, от драйва и бьющей во все стороны энергии молодых людей.

Финальный поклон… овации… и вот уже Макса с Андреем какими-то тайными ходами ведут в Тронный зал, где его высочество в узком кругу лично высказывает им своё восхищение и получает в ответ нескладные, но искренние поздравления с днём рождения… а затем их пытаются напоить-таки шампанским и угостить какими-то изысканными королевскими закусками…

Макс опомнился уже в гримёрной — когда Андрей снисходительно похлопал его по плечу.

— Я тебя недооценивал. Оказывается, ты умеешь вполне сносно играть, даже когда в дрова.

— Сносно? — возмутился Макс, с облегчением расстёгивая опостылевший ему концертный пиджак. — Да я отыграл божественно, не завидуй! И у меня просто похмелье, так-то, я вовсе не “в дрова”.

— А чего нажрался-то? С горя или с радости? Что там был за вопрос жизни и смерти, из-за которого ты чуть было не забил на концерт? — Андрей улыбнулся, но тревожные нотки всё равно звякнули в голосе.

— Да нет, конечно, не вопрос жизни и смерти… никто не умер, по крайней мере, — туманно отозвался Макс.

— Но что-то ведь произошло? Что-то с Дией?

— Дия?.. — оказывается, Макс о ней совсем забыл. — Нет, конечно. Там другое.

— Ммм… Но я прав — проблемы из-за бабы, верно?

Макс скривился, словно прожевал что-то горькое.

— Она не баба. В общем… Андрюх, давай не будем об этом?

— Слушай, после того, как из-за тебя я потерял лет пять жизни, взамен приобретя полбашки седых волос… тебе не кажется, что я имею право знать?.. — с укором спросил Андрей.

— Дело не в том, что ты не имеешь права. Просто мне ни вспоминать, ни говорить сейчас об этом не хочется. Но, если совсем вкратце… я встретил свою первую любовь. Мы с ней… с детства знакомы. В школе вместе учились.

— Где встретил? Прямо в Индии?!

— Ну да.

— Как в кино, блин… очуметь можно. И что? — нетерпеливо поторопил он. — “Я встретил вас и всё такое?..”

— Теперь это уже неважно. Главное, сейчас я здесь, всё нормально, всё хорошо…

— Ну, если хорошо… — с сомнением протянул Андрей. — Ладно, поехали поскорее домой. Хочу кошмарно набухаться после такого охрененного стресса! Ты со мной или пас?

— Я с тобой.

— Не сомневался в тебе, алконавт сраный, — фыркнул Андрей. Макс поморщился.

— Сколько бранных слов вместо того, чтобы просто сказать, как ты по мне соскучился… Соскучился ведь? — он криво улыбнулся.

— Не то слово! — Андрей шутливо распахнул ему свои объятия.

В конце года заканчивался их совместный c Андреем контракт. Макс не планировал его продлевать и честно предупредил об этом и друга, и продюсера. Он собирался вернуться в Питер и уже там продолжать свою музыкальную карьеру. Концерты, выступления, записи альбомов, съёмки клипов?.. Всё это прекрасно можно делать и в России. И на гастроли выезжать оттуда же — в любую точку мира.

Не то, чтобы он как-то особенно сильно тосковал — напротив, давно уже считал Лондон своим вторым домом, иногда даже думать начинал по-английски, а не по-русски. Но… в последний месяц ему всё чаще снилось собственное детство. Мама, играющая на рояле. А ещё — питерские крыши, родной двор, знакомый до каждого камушка, изгибы узких набережных и это сумасшедшее, пьянящее обилие воды…

Во сне Макс снова и снова с замиранием сердца наблюдал за тем, как разводят мосты над величественной Невой. Дрожа от ужаса и восторга, пытался подстеречь призрак княжны Таракановой у Трубецкого бастиона. Взбегал по лестнице своей музыкальной школы на очередное занятие с Дворжецкой. Лакомился обожаемой жареной корюшкой…

И кто-то в этих снах неизменно был рядом. Касался его тёплой, мягкой, доверчивой ладошкой, вложенной в ладонь Макса. “Я тебе доверяю, — словно говорил этот жест. — Я всегда буду держаться за твою руку”. Но, как Макс ни старался — никогда не мог рассмотреть лица…

Андрей тоже не собирался всю жизнь торчать в Англии. Макс уезжал раньше него, но и друг не планировал застревать здесь надолго.

— Мир большой, — сказал он беззаботно, — для начала вернусь в Россию, а там посмотрим, куда меня дальше занесёт.

Макс уже несколько лет исправно вносил свою часть арендной платы за квартиру, но всё равно по привычке считал Андрюху хозяином. Вот и сейчас — съезжал он первым, словно освобождая по требованию занимаемую жилплощадь.

Пока Макс собирал и паковал вещи в своей комнате, Андрей сидел на диване в гостиной, потягивая пиво, и громко отпускал привычные ехидные комментарии в распахнутую дверь.

— Вернёшься под мамино крылышко, остепенишься, поскучнеешь, потолстеешь, женишься… не забудь пригласить на свадьбу, слышишь?

— Я никогда не женюсь, — покачав головой, серьёзно отозвался Макс, продолжая укладываться. До самолёта оставалось несколько часов.

— И правильно! — Андрей издали горячо отсалютовал ему бутылкой. — Я вот тоже не собираюсь жениться в ближайшие… ммм… как минимум, двадцать лет. Сколько свободных аппетитных девочек — и лишиться возможности замутить с ними ради какой-то одной? Ну, нет. Я не согласен! Мой формат: “Только постель, никаких обязательств!”

— Секс-террорист, — усмехнулся Макс. — Я заранее сочувствую всем твоим будущим девушкам.

— Зачем сочувствовать? Порадуйся за счастливиц! К примеру, пункт номер один в моей программе после возвращения в Москву: перетрахать всех балерин Большого театра.

Макс даже поперхнулся от неожиданности, застыв над раскрытым чемоданом.

— А балерин-то почему?

— Это моя прыщавая подростковая мечта!

— Что ж, удачи на этом нелёгком трудовом поприще… Зная тебя, не сомневаюсь, что ты осуществишь то, что задумал.

— А как насчёт тебя? Не хочешь челлендж?* У вас в Питере есть Мариинка…

— Нет, спасибо. Я как-то равнодушен к балету.

За шесть с половиной лет в Лондоне у Макса скопилось не так уж и много вещей, даже странно. Больше всего было кубков, статуэток, дипломов да прочих наград за победы в многочисленных музыкальных конкурсах. Что ещё?.. Одежда, включая костюмы для выступлений, всякие приблуды для виолончели, несколько десятков компакт-дисков да старенький ноутбук. А ещё нужно было не забыть забрать пан-флейту — память о Пигги, и мраморную фигурку слоноголового бога Ганеши, инкрустированную самоцветами — подарок Дии. Как ни бесполезны были Максу эти безделушки, он не смог с ними расстаться. Вот, пожалуй, и всё его имущество, всё богатство… Ах, да! Маленькая золотая виолончель на цепочке, бесценное сокровище, которое Макс постоянно носил с собой.

Он с трудом застегнул разбухший чемодан. Весил тот всё же прилично…

— Хочешь, провожу тебя в аэропорт? — предложил Андрюха.

— Да ну тебя. Как будто мы влюблённая парочка, — Макс улыбнулся. — Сам доберусь, спасибо. Хотя, знаешь… я буду по тебе скучать.

Андрей заморгал, изображая, что тронут до глубины души и вот-вот расплачется.

— Мне вся эта сцена до одури напоминает какое-нибудь сентиментальное бабское кино, — он смущённо почесал в затылке. — Вот это вот всё, знаешь… когда два лучших друга прощаются навсегда, и один из них оборачивается у самых дверей, и швыряет на пол свой чемодан, и они бегут друг другу навстречу, крепко обнимаются, хлопают друг друга по спине, и кто-нибудь говорит: “Я люблю тебя, брат!” — а другой отвечает: “Я тоже тебя люблю!” — и все зрители рыдают, рыдают, рыдают…

— Ну уж не дождёшься, я не стану швырять чемодан и тем более признаваться в любви, — фыркнул Макс. — Но мне реально будет не хватать тебя и твоих дебильных шуточек.

— Как ты смеешь называть мой тонкий искромётный юмор дебильными шуточками? — Андрей сделал вид, что оскорбился.

— Ну, а как ещё это назвать?.. Что ты позавчера заявил на шоу Грэма Нортона?** Кажется, что твоя эрогенная зона — это четвёртый палец на левой ноге? — Макс не выдержал и захохотал, выкатывая чемодан из спальни в гостиную.

Такси уже ждало внизу. Макс посмотрел на часы, а затем неуверенно перевёл взгляд на друга.

— Ну… пока, что ли?

— Учти, что я намереваюсь приезжать к тебе в Питер всякий раз, когда мне не с кем будет душевно бухнуть! — честно предупредил Андрей. — Расстояние-то смешное…

— Я всегда буду тебе рад, — серьёзно произнёс Макс.

У самых дверей он всё-таки приостановился, обернулся… и сделал вид, будто бежит к Андрею, как в замедленной съёмке, распахнув объятия.

— Да пошёл ты, придурок! — заржал Андрюха, отмахиваясь. — Так и знал, что ты непременно отчебучишь напоследок что-нибудь в этом духе!

— Скажи спасибо, что я не стал при этом вопить: “And I will always love you…” и кидаться тебе на шею со страстными поцелуями, изображая финальную сцену “Телохранителя”!*** — засмеялся и Макс.

Андрей сконфуженно отвёл взгляд.

— Чёрт, выметайся уже поскорее отсюда, а? У меня аж в носу защипало. Я, конечно, порыдаю всласть, но только не в твоём присутствии. Не хочу, чтобы ты был свидетелем моей маленькой слабости.

Макс снова от души засмеялся, шутливо двинул ему напоследок кулаком в плечо, подхватил одной рукой футляр с виолончелью, а другой — чемодан, и, больше не оглядываясь, вышел за дверь.

___________________________

*Челлендж (от англ. challenge) — вызов, в контексте словосочетания “бросить вызов” или “принять вызов”.

**Шоу Грэма Нортона (англ. ”The Graham Norton Show”) — британское комедийно-развлекательное ток-шоу канала Би-Би-Си. Ориентировано на взрослую аудиторию. В шоу, наполненном острыми шутками и талантливыми розыгрышами, принимают участие известные киноактёры, певцы, музыканты и фотомодели. В конце зрителей неизменно ждёт живое музыкальное выступление.

***Имеется в виду фильм Мика Джексона 1992 года с Кевином Костнером и Уитни Хьюстон в главных ролях. Макс цитирует строчку из знаменитой песни, звучащей в финале фильма, которая в переводе с английского означает: “Я всегда буду любить тебя”.

А в Питере шёл снег…

Макс не успел на встречу Нового года, но вернулся домой аккурат к Рождеству. Город его детства выгядел сейчас светлым, чистым и словно принарядившимся к празднику. А ещё — каким-то спокойно-торжественным, величественным и одновременно добродушным.

Макс вышел из такси в своём дворе, остановился и, запрокинув голову, посмотрел на окна родной квартиры. Он не стал говорить матери точное время прилёта — не хотел, чтобы она суетилась, беспокоилась и ехала встречать его в аэропорт. Представил, как сейчас она удивится и обрадуется… На душе потеплело.

Таксист уже уехал, а Макс всё стоял и стоял возле парадной, не в силах сдвинуться с места. Чемодан у ног, футляр с виолончелью на спине: всё своё ношу с собой… Постепенно темнело, окна его дома приветливо вспыхивали одно за другим, как огоньки на новогодней ёлке. Впрочем, и ёлки тоже были — их можно было разглядеть в некоторых квартирах даже с улицы, через неплотно задёрнутые шторы.

Ему вдруг вспомнился такой же заснеженный зимний вечер. Макс тогда провожал Леру домой после концерта в музыкальной школе. Впервые они не ругались, не цепляли друг друга обидными словами и не подначивали, провоцируя очередную ссору — а просто разговаривали, с удивлением и радостью узнавая друг друга, будто только что познакомились. На Лерино лицо плавно опускались крупные мохнатые снежинки, таяли на щеках и оседали инеем на бровях и ресницах… Он в тот момент впервые поймал себя на странном желании — приблизиться и осторожно, тихонько, нежно-нежно подуть девчонке в лицо.

Лера… Его любовь. Его непрекращающаяся боль. Сколько бы времени ни проходило, а тяга к ней не ослабевала. Да, постепенно становилось легче дышать, легче вспоминать, легче принимать рассудком всё, что произошло между ними. Но его по-прежнему влекло к ней — до зубовного скрежета, до прикушенных до крови губ, до огня, закипающего в крови в ту же секунду, когда он вспоминал её — обнажённую, в своих объятиях… А может быть, это просто страсть, зов плоти, не имеющий никакого отношения к любви? Он не раз задумывался об этом. У них с Лерой была прекрасная дружба и отличный секс, но, когда они пытались строить отношения, как влюблённая пара… оба терпели полное фиаско. Разве любовь может быть такой беспощадной и уродливой, требовательной и опустошающей до предела?

…Он ведь нашёл её в одной из соцсетей вскоре после возвращения из Индии. Аккаунт был зарегистрирован не так уж давно, если судить по активности Леры в сети. Несколько профессиональных снимков — студийных и с модных показов, пара фотографий с подружками в кафе, котики-цветочки… короче, типичная страничка молодой, привлекательной и жизнерадостной девушки.

Макс долго думал, что ей написать, и с отчаянием понимал, что просто не найдёт, не подберёт сейчас нужных и правильных слов, которые следует произносить, только глядя в глаза своему собеседнику… Поэтому его сообщение вышло кратким, почти тезисным.

“Лера, нам нужно встретиться и спокойно поговорить. Я был неправ. Прости меня, китаёза. Я тебя очень люблю”.

На следующее утро, так и не получив ответа, Макс снова попытался зайти на её страничку и обнаружил, что пользователь Valeria Bogdanova отправил его в чёрный список.

Вот и вся любовь…

Сейчас же Макс снова видел перед собой её лицо, как наяву: не взрослой Леры, успешной красавицы-модели, а той самой девчонки, ближе которой у него не было никого на свете. Девчонка улыбалась — чуть лукаво и даже вызывающе, раскосые глаза смотрели внимательно и тепло…

— Уйди, Лера, — попросил он, сам не замечая, что говорит вслух. — Отпусти меня, пожалуйста.

Отпусти…

В Лондоне он даже сходил один раз к психологу в надежде: а может, случится чудо и ему сумеют помочь? Расскажут, как можно выжить без любимого человека, который больше не хочет иметь с тобой ничего общего?

– Ваша проблема в том, что вы до сих пор мысленно не отпустили эту девушку, — сказал специалист. — На словах — да, сами попросили её уйти. Но отпускать — это отдельное искусство, им сложно овладеть.

— Сложнее, чем научиться играть на музыкальном инструменте? — пошутил Макс.

— Гораздо. Отпустить возможно лишь то, что вы однажды безоговорочно приняли. Запомните, принимать можно только абсолютно и безусловно. Признаваться честно: если было очень хорошо, то оно было. Если страшно, больно, тревожно или стыдно — тоже было. Если некрасиво, мерзко, отвратительно — всё равно, и оно тоже с вами было! Нужно прожить всё это, приняв и проявив: через смех, крик, слёзы…

— Или через игру на виолончели? — хмыкнул Макс.

— В том числе. Поймите, не отпустив старое, невозможно построить новое. Как завязать новые отношения, если мысленно продолжать цепляться за бывших любовников? Как устроиться на новую работу, не уйдя с предыдущей? Отпустить — не значит торговаться или допытываться, кто прав, кто виноват, как теперь с этим жить и что делать. Важен лишь факт, что это было в прошлом. Теперь этого нет. Всё!

Но разве Леры больше не было в его жизни? Да, физически они не остались вместе, но он постоянно ощущал рядом её присутствие. На концертах неосознанно искал взглядом её лицо среди зрителей в зале. Помнил запах её волос, звук её дыхания, вкус её кожи…

— Это и в самом деле непросто, — признался Макс. — Всё-таки, зачеркнуть всё, что было…

— Нет-нет, ни в коем случае не зачёркивать, вы не совсем верно меня поняли, — психолог покачал головой. — Не обесценивать. Не выкидывать в мусорное ведро, не сжигать, делая вид, что ничего не было. Выброшенное и сожжённое оставляет незаполненную пустоту в душе. Ушедшее в прошлое, но не отпущенное до конца болит при каждом прикосновении. Кое-как залатанные пробоины в сердце в конце концов не выдержат и прорвутся вновь.

— Понимаете, я очень её обидел…

— Понимаю. Но ваша реакция была естественной. Вам было больно, вы причинили боль в ответ.

— Разве это естественно? — Макс недоверчиво ухмыльнулся. — А как же — “подставь другую щёку” и всё такое?

— Если вы забиваете гвоздь и нечаянно ударяете молотком по пальцам, какова ваша реакция?

– Ну, какая… стандартная. Швыряю молоток, ору и матерюсь, — он пытался неловко шутить.

– Вот именно. То же самое в отношениях — в ответ на боль вы “отбрасываете” от себя её источник… и ругаетесь.

Макс опустил голову, уставившись себе под ноги, машинально взъерошил обеими руками волосы… дурацкая мальчишеская привычка, от которой он до сих пор не мог избавиться. Затем поднял глаза на психолога.

— Так что же мне делать?

Тот вежливо улыбнулся.

— Учитесь отпускать, это единственный уместный совет в данной ситуации. Зачерпните из себя — вдохом, и выпустите из себя — выдохом. С нежностью. Принятием. Благодарностью. Всё, что было с вами, было важно. Не плохо или хорошо, просто важно. Но оно прошло.

Почему слова психолога вспомнились ему именно сейчас, когда он стоял во дворе родного дома, ощущая, как опускаются на лицо пушистые хлопья снега? Может быть, потому, что Макс впервые почувствовал реальную готовность отпустить?..

Образ Леры всё ещё стоял перед глазами.

— Если я тебя отпущу — ты тоже это сделаешь? — спросил он неуверенно.

Она помахала ему пушистой варежкой — смешная, косоглазая, нелепая, любимая китаёза… Помахала — и исчезла.

Макс наклонился, набрал в ладонь горсть свежего снега и отправил себе в рот. Как в детстве.

Проглотил. Глубоко вдохнул. Зачерпнул Леру из груди, из самого сердца, со дна души. И — выдохнул. Наконец-то принимая и отпуская.

С любовью и нежностью…

КОНЕЦ ВТОРОЙ ЧАСТИ