Виолончелист

Глава 6

Он обалдел, когда увидел её в выпускном наряде. Просто остолбенел. В буквальном смысле забыл, как надо дышать — настолько невыразимо прекрасной выглядела Лера.

Она надела бирюзовое платье с белым воротничком, вроде бы совсем простого фасона — открывающее колени, с рукавами до локтя — и уложила на лопатки всю мужскую половину их школы, включая вечно поддатого лысого физрука. От неё невозможно было отвести взгляд. Макс застыл, как по команде “морская фигура, замри!”, и отмер только тогда, когда рядом нарисовался Вовка Каторгин из параллельного класса.

— Слышь, Макс, — произнёс он с лёгкой заминкой, — вы же с Леркой вроде того… дружите?

— Ну? — коротко отозвался Максим. Вовка нервно сглотнул.

— У неё есть кто-нибудь? И вообще, какие ей парни нравятся? Ты, наверное, в курсе?

Максим смерил его презрительным взглядом: рыжеволосый, лопоухий и веснушчатый Вовка метил, ни много ни мало, в Леркины кавалеры! Это было просто смешно.

— У тебя нет никаких шансов, — отрубил он. — Лерка сходит с ума по смуглым кареглазым брюнетам, а не рыжим ушастикам.

Это, конечно, был блеф чистой воды… но Максим и сам не знал, какой тип парней подруге наиболее симпатичен. Слишком уж разные физиономии и фигуры он наблюдал рядом с ней весь этот год.

— Ну, как я тебе? — разыскав Максима в толпе выпускников, Лерка завертелась перед ним, кокетливо уперев руки в бока, крутанулась вокруг собственной оси, отчего платье, заволновавшись, на миг взметнулось, а затем опало, обволокло, обхватило, ласково обняло её умопомрачительные колени. — От самого Жерарда Гольмана, представляешь?! Обожаю его наряды… купила со скидкой в бутике, когда в прошлый раз была во Франции… Нравлюсь? — тараторила она, сияя глазами и зубами.

— Очень, — обретя наконец дар речи и шумно сглотнув, ответил Максим. — Ты здесь самая красивая.

— Наденька тоже ничего, — заметила Лера мимоходом, глядя ему в лицо с каким-то странным выражением ожидания.

— Я её… даже не заметил, — отозвался он честно.

Она довольно улыбнулась, а затем обвела глазами празднично украшенный актовый зал. По старинке, собрались на выпускной бал прямо в школе, хотя в последние годы всё популярнее стало отмечать праздник в каком-нибудь кафе или ресторане, а то и вовсе на теплоходе или турбазе.

— Даже не верится, Макс, что мы с тобой скоро расстанемся… — она схватила со стола бокал шампанского, осушила его залпом, а затем в каком-то храбром отчаянии тряхнула локонами:

— Пойдём, потанцуем?

- “Спляшем, Пегги, спляшем”, - поправил он её, откуда-то находя в себе силы шутить.

Они обнялись и заскользили по залу под музыку — какой-то современный хит, кажется, “Гостей из будущего”.

— Лер, я давно хотел тебя спросить… — теряясь от её пристального взгляда, начал Максим. Она смотрела ему прямо в лицо, щёки разрумянились, руки были горячими и, лёжа на его плечах, жгли даже через рубашку. — А какие парни тебе вообще нравятся?

Её губы приоткрылись, и Лера быстро провела по ним языком, словно раздумывая над ответом. Он жадно следил за каждым её движением.

— Ты, — наконец, сказала она просто.

— Что? — он даже не сразу сообразил, о чём речь. — В каком смысле?

— Мне нравишься ты, дурак. Уже очень давно.

Как он мог понравиться ей — таким? Неловким, неумелым, торопливым…

Хорошо, что мамы не было дома — в тот вечер она аккомпанировала популярному исполнителю старинных русских романсов в пушкинском Доме Культуры, и после концерта осталась с ночёвкой у приятельницы. Таким образом, питерская квартира была полностью в распоряжении Максима — хоть на всю ночь, до самого утра!.. Им с Лерой некуда было спешить, но они всё равно спешили. Удрали с выпускного, как заговорщики — многозначительно переглянувшись и поняв друг друга без слов.

Всю дорогу до дома он просто молча стискивал её ладошку, точно боясь, что девушка передумает и сбежит в последний момент. Сердце колотилось, как бешеное. Максим избегал смотреть Лере в лицо, она тоже уставилась куда-то в сторону и взволнованно притихла.

Едва очутившись в спасительном укрытии квартиры, они накинулись друг на друга, как одержимые. Словно сорвало предохранитель. Максим со стоном впился ей в губы, такие сладкие, такие желанные, а она, лихорадочно дыша, запустила пальцы в его волосы, а другой рукой гладила его по спине.

Натыкаясь на углы и стены, роняя по пути какие-то вещи и спотыкаясь, задевая всё подряд, они, не размыкая объятий и не отрывая губ друг от друга, добрели до комнаты Максима и рухнули на его кровать.

Наконец-то Лера была в полной его власти — не во сне, а наяву. Правда, он и не знал толком, как к ней подступиться, отчаянно проклиная свою неопытность. Рука его несмело опустилась ей на колено и поползла вверх — туда, где заканчивалась резинка чулка. Ощущать ладонями атласную кожу было невыносимо приятно, так, что ёкало и становилось горячо где-то в груди. Ну, а то, что творилось в штанах… лучше вообще было не упоминать.

— Щекотно, — прошептала Лера, смешно наморщив нос. — У тебя пальцы шершавые…

— Это руки музыканта, моя дорогая китаёза, — выдохнул он, ободрённый её улыбкой.

— Так поиграй на мне, музыкант! — приказала она чуть дрогнувшим от предвкушения голосом.

Он тут же послушно притянул её к себе, как свою виолончель — прижался губами к затылку девушки, приобнял правой рукой, а левой принялся, точно играя на невидимых струнах, медленно водить руками по её телу, пока ещё спрятанному от него под платьем. Он нажимал пальцами на чувствительные точки и заставлял Леру выгибаться в жаркой истоме — так, что, казалось, она действительно звучит в его руках, подобно музыкальному инструменту. О, как чисто и красиво она звучала!..

Не выдержав долго этой мучительной, сумасшедшей, прекрасной пытки, Лера выскользнула из его объятий и повернулась к Максиму лицом. Её пальчики проворно пробежались вдоль ряда пуговиц на рубашке Максима, расстёгивая их, а затем ладони девушки прильнули к его горячей, вздымающейся груди и… заскользили вниз, к напряжённым мышцам живота.

— Ещё, — умоляюще выговорил он, — ещё потрогай меня, пожалуйста…

Они исследовали друг друга с восторгом и волнением первоокрывателей, чутко реагируя на отклик тел — своего и чужого. В ответ на просьбу Максима Лера несмело скользнула ниже, туда, где сейчас сосредоточились все его желания. Когда пальцы её достигли цели, он сжал зубы, чтобы не закричать. Не от боли — от удовольствия. Впрочем, это и было удовольствие на грани боли… Он старался не думать о том, проделывала ли она подобное с кем-нибудь ещё — то самое, что делала сейчас с ним.

Затем она торопливо помогала ему избавляться от рубашки, а он стаскивал с неё это чёртово платье, так мешающее ему сейчас. Ещё пара мгновений — и её чулки вместе с его штанами полетели на пол. Теперь они остались друг перед другом в одном нижнем белье. Он пожирал её тело глазами — и она так же возбуждённо, практически алчно, изучала его. Заметив, как потемнел его взгляд, Лера взялась обеими руками за застёжку бюстгальтера, щёлкнула ею и отбросила очередную ненужную вещь гардероба в сторону.

Шах и мат. Он разгромлен. Повержен. Он никогда уже не будет прежним. Он видел самое совершенное из того, что могла только сотворить природа…

Оставались ещё трусы — досадная, так мешающая теперь им обоим мелочь. Но и от них Лера с Максимом быстро избавились.

— Ты любишь меня? — внезапно вырвалось у него, когда он уже навалился на неё сверху, собираясь преступить ту самую сокровенную черту и одновременно умирая от страха облажаться, проклиная свою девственность, отсутствие хоть какого-либо опыта, боясь, что она просто оскорбительно высмеет его сейчас и убежит… но Лера уже сама подалась ему навстречу бёдрами, устраиваясь поудобнее — так, чтобы ему было легче сделать то, что он собирался.

“У меня ведь нет презерватива”, - мелькнула в голове случайная запоздалая мысль. Мелькнула — и тут же истаяла, рассеялась, как туман, потому что те ощущения, что накрыли его потом, вытеснили всё остальное. Ненужное. Пустое. Бренное. О каком вообще предохранении можно думать, когда тебе семнадцать, а в твоих объятиях дрожит от еле сдерживаемого желания самая восхитительная девушка на Земле?!

Лера сдавленно ахнула, тут же притянула его к себе, прижимаясь ещё крепче, ещё ближе, ещё теснее, не оставляя ни миллиметра между их телами.

— Ты любишь меня, косоглазая? — задыхаясь, требовательно повторил он, и она на излёте собственного стона выдохнула:

— Люблю, цыган. Люблю. Люблю…

Лера оказалась девственницей.

Эта их совместная ночь после выпускного бала на долгие годы стала для Максима спасительной соломинкой, за которую он отчаянно и упорно цеплялся в своих воспоминаниях, чтобы не утонуть. Не захлебнуться. Не сдохнуть…

Он часто просыпался, чувствуя, что подушка намокла от слёз — от его слёз… Он плакал во сне, даже не замечая этого и не помня, что ему снилось. Но ощущение огромной, зияющей дыры в сердце — его было ни с чем не спутать. Эта дыра образовалась там только после того, как он потерял Леру… И неважно, находился Максим в этот момент в постели один или какая-нибудь приятная девушка скрашивала его холостяцкий досуг.

Девушек было много. Девушки были красивы, милы, некоторые из них — даже умны. Но… у них не было таких глаз. Таких губ. Таких волос. И пахли они не так. И на вкус были иными. И звучали… звучали тоже совсем, совсем не так — точно расстроенные музыкальные инструменты, резко и фальшиво.

Поэтому, проснувшись, он обычно долго ещё не мог успокоиться, снова и снова воскрешая в памяти ту ночь, бесконечно прокручивая её в голове, как любимый фильм. Фильм, в котором не было хэппи-энда. В котором так коротко расстояние от “я люблю тебя, цыган” до “чтоб ты сдох”.

— Привет, — раздался за его плечом хрипловатый со сна голос.

Максим, заваривающий в это время чай, невольно дёрнулся и чуть не облил себя кипятком. Резко обернувшись, он увидел Леру. Одетая в его футболку, едва прикрывающую бёдра, девушка стояла в дверях кухни, прислонившись к косяку: лохматая, с немного припухшими глазами и искусанными, зацелованными и оттого резко контрастирующими с бледной кожей лица ярко-красными губами — невыносимо красивая, пронзительно желанная, бесконечно любимая, сносгшибательная…

Он подался вперёд, сгрёб Леру в охапку и счастливо зарылся носом в её длинные волосы, вдыхая их аромат.

— Доброе утро, — прошептал Максим. — Как спалось?

— Прекрасно, — мурлыкнула она, нежась в его объятиях, как кошка, — если бы не твой оглушительный храп…

Максим рассмеялся, не обидевшись и не поверив: сам он до утра не мог заснуть, просто лежал рядом с Лерой и прислушивался к её дыханию, тихонько гладил её по плечу, целовал в висок… его распирало от переизбытка эмоций, он был так счастлив, что спать было бы настоящим кощунством.

— А тебя мама в детстве не учила, что врать нехорошо? — он шутливо куснул её за мочку уха. Лера хрипло засмеялась, и уже через мгновение Максим самозабвенно целовал её, прижав к стене. Единственное, чего ему сейчас хотелось — это усадить девушку на стол, стянуть с неё трусики и…

Однако здравый смысл, гостеприимство и голод (не телесный, а самый что ни на есть буквальный) возобладали над этим грешным сумасшедшим порывом.

— Что ты будешь есть на завтрак? — с видимым усилием отстранившись, спросил он. — Яичницу? Бутерброды? А может, сосиски сварить?

— Ты забыл, что я вегетарианка? — усмехнулась она. А он и в самом деле забыл. Да у него всё вылетало из головы в её присутствии…

— Значит, сделаю бутерброды с сыром, а не с колбасой. Яичницу-то можно?

— Нет, — Лера покачала головой, — я окончательно отказалась от яиц в этом году. Давно собиралась, но вот только сподобилась.

— Сумасшедшая, — вздохнул он. — Тебя и так ветер качает, а ты ещё и вегетарианишь… посмотри на себя в зеркало, бледня-бледнёй!

— Сейчас в моде такой анемичный тип девушек, — она улыбнулась. — К тому же, на фото я выгляжу толще, чем на самом деле… если немного поправлюсь — фотографы откажутся со мной работать, обозвав жирной свиньёй, и будут совершенно правы…

— А может, кашу хочешь? — предложил он миролюбиво, прерывая этот поток красноречия. — Сварить тебе овсянку или манную?

— Спасибо, Макс, я просто булку вареньем намажу, — она кивнула на стоящую на столе банку клубничного варенья. — И чай попью. Этого достаточно…

Макс старательно нарезал кружочками пахучий жёлтый лимон для чая. Лера, не удержавшись, тут же цапнула с тарелки один ломтик и с удовольствием запихала в рот. Рот Максима непроизвольно наполнился слюной — он явственно почувствовал во рту кислоту лимонного сока и поморщился, передёрнувшись.

— Бр-р-р… как ты так можешь… без сахара… — привычно покачал он головой, и Лера так же привычно показала ему язык и потянулась за новым кружочком.

— Кстати, я не рассказывал тебе эту бородатую музыкальную байку про лимон? — поинтересовался Максим, наливая чай и придвигая поближе к Лере булку, масло, печенье и пряники.

— Вроде нет, — покачала головой она, с удовольствием принимаясь мастерить бутерброд.

— У этого анекдота несколько вариаций, но самая ходовая — когда одного чувака выгнали из духового оркестра, и он, чтобы отомстить, явился на концерт в качестве зрителя. Уселся в первом ряду, привлекая внимание, и принялся демонстративно пожирать лимон на глазах у бывших коллег. Оркестр захлебнулся собственной слюной, у всех духовиков буквально свело челюсти, и концерт, разумеется, был сорван!

— Вот это классная пакость, — засмеялась Лера. — Надо запомнить!

Они мирно допивали по первой чашке чая, когда в замке завозился ключ. Максима как током ударило: мама! Он совершенно забыл о том, что она должна была вернуться из Пушкина… Лера бросила на него встревоженный взгляд, но Максим сделал над собой усилие и приказал ей сидеть спокойно и не дёргаться. В конце концов, они не делают ничего предосудительного — просто мирно завтракают. То, что Лера одета в его футболку, а сам Максим щеголяет в одних домашних штанах, с голой грудью (между прочим, со следами засосов), свидетельствовало не в их пользу, но не бежать же срочно переодеваться, так выйдет ещё глупее.

Мама вошла в кухню и предсказуемо едва не потеряла дар речи.

— Здравствуйте, Нина Васильевна, — кротко поздоровалась с ней Лера.

— Зд… здравствуй, Лера, — отозвалась она наконец.

— Доброе утро, мам, — кивнул Максим. — А мы вчера загулялись допоздна, сил провожать Лерку домой у меня уже не было… вот я и пригласил её переночевать у нас.

— Хорошо погуляли? — ровным голосом спросила мать, всё ещё пребывая в шоке и смятении.

— Да, прекрасно! Устали только, говорю же.

— Ну, — Лера решительно поднялась из-за стола, и женщину ожидал новый шок: она увидела, что девушка одета в одну лишь короткую футболку Максима, которая ничего толком не прикрывала, — спасибо за завтрак, Макс. Всё было очень вкусно. Мне пора, у меня сегодня съёмка после обеда. Всего вам доброго, Нина Васильевна!

— Я тебе позвоню! — пообещал Максим. С некоторых пор Лера обзавелась мобильным телефоном, она уже могла себе это позволить, так что поддерживать связь на расстоянии стало значительно легче.

Когда Лера, будто нарочно чрезмерно виляя бёдрами, отправилась в комнату за своим платьем, мать буквально рухнула на освободившийся стул и в панике покрутила пальцем у виска.

— Ты с ума сошёл! — сделав страшные глаза, громко зашипела родительница. — Вам по семнадцать лет… Господи, чем вы только думаете? И о чём?! Вы хотя бы предохранялись?..

Максим никогда не обсуждал с матерью такие интимные вещи, и сейчас ему стало неловко.

— Мам, уверяю, это вовсе не то, что ты подумала.

— Не то?! Балбес ты мой непуганый, да у вас обоих всё на лицах написано!!!

Он смутился, не собираясь, однако, позволить матери относиться к случившемуся как к досадному недоразумению, произошедшему лишь по вине играющих гормонов.

— Я люблю Леру, — тихо, но твёрдо произнёс Максим. — Нравится это тебе или нет, но у нас всё серьёзно. Я хочу, чтобы она всегда была со мной. Как ты думаешь, если мы успеем пожениться ещё здесь, ей потом без проблем выдадут визу в Англию, чтобы она приехала ко мне?

Максим, конечно, слишком торопил события. Они не успели обсудить с Лерой их совместное будущее, он ещё не делал ей предложения, речи о том, что она последует за ним в Лондон, как верная декабристка, вообще пока не шло. Минувшей ночью все их разговоры были только о любви, но этого ведь недостаточно для совместного будущего, этого ничтожно мало! Впрочем, Максим был абсолютно искренен в своём порыве забрать Лерку с собой и собирался в самое ближайшее время переговорить с ней об этом.

— Куда “к тебе”? Какое “приехала”?! — всё тем же скорбным шёпотом застонала мама. — Сынок, ты меня просто без ножа режешь! Тебе сейчас надо заниматься изо всех сил, готовиться, думать о поступлении, об учёбе, о будущем, а не о том, чтобы тащить за собой какую-то девк…

— Замолчи! — резко перебил её он, побледнев. — Не смей о ней в таком тоне и такими словами… никогда!

Негромко хлопнула входная дверь — Лера оделась и ушла. Максим почувствовал, что с её уходом из него как будто моментально выкачали весь воздух. Настроение сразу же испортилось. Его пугала собственная зависимость от косоглазой — и в то же время он уже с нетерпением предвкушал новую встречу с ней. Новые поцелуи, новые объятия…

А мать всё ещё сидела за столом, уставившись на него в ужасе, и повторяла, как заведённая:

— Ты спятил, Макс… Нет, ты совершенно спятил!

…Нет, спятил он немного позже. Когда понял, что Лера пропала.

Максим не сразу начал беспокоиться.

Скучал, конечно, безумно скучал по своей китаёзе, но ничего не заподозрил и ни о чём не волновался поначалу. Расстроился, что не скоро теперь получится увидеться, но… она была так убедительна по телефону! Сперва сказала, что улетает на съёмки в Финляндию; затем, едва вернувшись, тут же упорхнула в Москву; потом перестала брать трубку, а после и вовсе без объяснений принялась сразу же сбрасывать его звонки.

Он целыми днями околачивался в её дворе, пытаясь понять, что, чёрт возьми, происходит. На стук в дверь никто не открывал, в квартире царила мёртвая тишина. Лера вроде бы упоминала, что летом мать собиралась пожить в деревне у своей родной сестры — той самой тёти Тони, которая когда-то приютила девочку на целый год… Да, но сама-то косоглазая где? Или она домой даже ночевать не приходит? А звонки почему сбрасывает, ну что ещё за ерунда?!

Через три с половиной недели, когда Максим весь извёлся от волнений, похудел и накрутил себя до настоящего безумия, на лестничной клетке он случайно столкнулся с Наденькой. Буркнул дежурное приветствие и собирался было прошмыгнуть мимо неё, но она не позволила: поймала его за рукав и притянула к себе, как нашкодившего котёнка за шкирку.

— Ты что, Макс, охренел? — без обиняков спросила она, и он поразился, что эти слова вылетели из уст нежной, деликатной, мягкой Наденьки. — Совсем чувство ответственности атрофировалось, да?! Как трахаться — так оба, а как расхлёбывать последствия — так тебя и след простыл?! Не ожидала…

— Когда это мы с тобой трахались? — ошалело переспросил он. Наденька закатила глаза.

— Совсем дебил, что ли? Я не про себя говорю, а про Леру.

— Что с Леркой? — машинально вскинулся он, и только потом, запоздало осмыслив то, что сказала Наденька, в испуге переспросил:

— Какие… какие последствия?

— Беременность, милый, — сказала она почти с сочувствием.

— Разве не… она что… Лерка беременна? — выговорил он заплетающимся языком. — Но как это возможно?

— Представь себе, иногда от этих бессмысленных возвратно-поступательных телодвижений получаются дети! — снова вспылила Наденька. — Или ты будешь уверять меня, что не спал с ней?

— Да нет, я… мы… конечно, у нас всё было, но… чёрт, ты же сама видишь, что я впервые слышу об этом, она мне ничего не говорила! — воскликнул он. — Я вообще тут с ног сбился, разыскивая Лерку, она на мои звонки почти месяц не отвечает, я понятия не имел, что с ней происходит… Да где она сейчас?!

— В больнице, — отводя глаза, буркнула бывшая одноклассница, видимо, поверив его эмоциональной реакции. — Правда, Лера очень не хотела, чтобы ты об этом узнал. Уговаривала молчать хотя бы до тех пор, пока её не выпишут. Но… блин, как я могу молчать, когда такое происходит с моей подругой, а ты живёшь себе преспокойненько и в ус не дуешь?! Моя мать её к себе в отделение положила.

Максим с трудом вспомнил, что родительница Наденьки, кажется, имеет какое-то отношение к акушерству и гинекологии.

— У неё что, возникли проблемы с… беременностью? — выговорил он, запнувшись, словно пробуя на вкус это непривычное, чуждое слово, не имеющее доселе никакого отношения к Лерке.

— С беременностью — уже нет. А вот последствия спровоцированного выкидыша… там действительно есть кое-какие осложнения.

Максим почувствовал, что его голова сейчас взорвётся.

— Ты можешь мне толком сказать, что с ней?! — заорал он.

— Да эта дура вообразила, что можно решить проблему в домашних условиях, и приняла несколько упаковок постинора* сразу, — мрачно отозвалась Наденька. — Другая такая же дура из модельного агенства посоветовала ей это как действенный и безопасный способ… Овца тупая. Ну, а Лерка послушалась.

Макс ни черта не соображал во всех этих женских делах. Поражённый тем фактом, что Лера не только не сочла нужным поставить его в известность о своём интересном положении, но ещё и, не посоветовавшись, решила самостоятельно избавиться от ребёнка, он лишь торопливо уточнил:

— И?..

— Что — и? Это настоящий аборт, Макс, несмотря на ранний срок! — воскликнула она, досадуя на его дремучесть. — В итоге — сильнейшее кровотечение, “скорая” и выскабливание, потому что остатки плодного яйца так и не вышли.

Его замутило. Все эти жуткие, кошмарные слова, которые сейчас произносила Наденька… они не имели никакого отношения к Лере. К его милой, нежной, прекрасной Лере. Как она могла сотворить с собой такое?! Неужели сама мысль о том, что она беременна от Макса, была ей так противна?

— Мне надо немедленно её увидеть, — глухо произнёс он. Наденька понимающе кивнула:

— Да, конечно… моя мама всё устроит. Вообще-то, Лерка ещё слабенькая и слегка температурит, но я думаю, ненадолго тебя всё же к ней пустят. И по поводу огласки не беспокойся, — добавила она подбадривающим тоном. — Никто ничего не узнает, мама и об этом позаботилась. Так что трепать языками по вашему поводу не станут.

— Надь, да мне по барабану, станут о нас трепать языками или нет, я вообще об этом не думаю! — возмутился Максим. — Я просто хочу поскорее увидеть Леру…

— Ишь, умник какой выискался — по барабану ему, — недобро прищурилась Наденька. — Тебе-то что, действительно… упорхнёшь в свой Лондон — и ищи-свищи. А Лерке здесь дальше жить, между прочим, и работать. Да если её мать пронюхает… она же ей башку оторвёт.

Оглушённый фразой “ты упорхнёшь в Лондон, а ей здесь дальше жить”, Максим не нашёлся, что ответить, как возразить. Силы вдруг совершенно его покинули. Не хотелось ни говорить, ни тем более спорить, ни вообще видеть этот проклятый белый свет…

— Ладно, — буркнул он. — Поехали к ней скорее.

___________________________

*Постинор — препарат для экстренной контрацепции; метод предотвращения нежелательной беременности, применяемый после незащищённого полового акта.