Мне только исполнилось шестнадцать. Чудесное время для новых открытий и свершений. Мы с матерью переехали в многомиллионный город, и я смотрела на мир большими глазами, наполненными непередаваемым восторгом. Её супруг, Пётр Алексеевич, щедро одарил провинциальное, хоть и не лишённое таланта, дитя вниманием, с его лёгкой подачи я оказалась в одной из лучших художественных студий. Настал период моих маленьких личных побед. Эмма, руководитель курса, не скупилась на похвалы. Правда, отрабатывать их приходилось с лихвой. Всё свободное время я проводила в студии, познавала азы, что обходили меня стороной прежде, ограняла талант, который пока ещё мерцал где-то в глубине «горной породы». Путь к нему был загромождён кривым, наивным представлением об устройстве мира. И Эмма слой за слоем стачивала налёт искажённых фантазий, заставляла прочесть жизнь иначе, избавившись от пошлости и модных тенденций.
«Только истинный талант способен расшевелить и покачнуть этот мир» – вдохновенно вещала она и благоговейно вздыхала. А я смотрела наставнице в рот и пыталась пропитаться хотя бы толикой того восторга, что наполняло её сердце в этот момент.
Процесс огранки затягивал с каждым днём всё сильнее. Я раскрывала себя и будто заново училась чувствовать. Стоя перед чистым холстом, едва ли осознавала, что мир переставал существовать, а душа наполнялась потоком магической силы, что двигала пальцы, заставляла сжимать в них кисти, один за другим наносить уверенные мазки.
Первая выставка была сборной. Только лучшие ученики студии, всего двенадцать человек. Эмма лично отбирала работы и из моих взяла совершенно невзрачный, с точки зрения матери, пейзаж, хотя я им гордилась. «Ты могла бы настоять и порекомендовать что-то более удачное» – капризно вздыхала она. «Петя выбрасывает в эту студию просто баснословные суммы, они могли бы учесть наше мнение». А впрочем, мать особо и не настаивала.
Первыми гостями выставки ожидаемо стали спонсоры студии, родители юных дарований и несколько именитых критиков, которые редко упускали возможность заявить, что молодёжь не умеет работать. Основной наплыв ожидался вечером и к этому событию, по рекомендации всё той же Эммы, мы готовились куда более осознанно. Ведь это был шанс не просто заявить о себе. Это была возможность найти того, кто прокричит о тебе всему миру! Вот тогда я и увидела Астафьева. И, признаться, влюбилась с первого взгляда. Знакомство с ним оказалось беглым, поверхностным – Эмма махнула рукой, мол, «не вариант», и тут же представила мне приятного старичка, а следом за ним пышную женщину в элегантной шляпе. Я старательно улыбалась, но мысленно была далеко. Витала в облаках, впитывая острый прилив вдохновения.
С того дня мои работы изменились. Они наполнились красками, в них появился особый вкус к жизни. Я пробовала себя в новой технике, экспериментировала, творила, а к концу дня начисто выгорала, чтобы за ночь набраться сил и восстать, словно птица Феникс из пепла.
Астафьев появился в студии только через несколько месяцев, но вот уже тогда целенаправленно и осознанно выбрал меня. Всё произошло быстро. Так, что я и понять-то не успела, что меня ждёт. Первая деловая встреча, вторая, какие-то общие фразы, тут же вылетающие из головы… Затем официоз из отношений ушёл, и мы встречались в кафе, в парке, на набережной.
Будучи старше всего на восемь лет, Астафьев словно прошёл три моих жизни! Как интереснейший рассказчик, Павел умел вовлечь в разговор, вытащить меня из застенок вдохновения. А ещё он осознанно заставлял глотнуть приземлённости, реалистичности. С ним можно было говорить обо всём на свете, поделиться тайнами, какими-то сомнениями, получить дельный совет. И совсем скоро я не представляла без него жизни. Влюблённость переросла в страшную привязанность, мысль избавиться от которой не приходила ко мне даже в дурном сне. Я парила, очарованная его обаянием. Я плыла, вдохновлённая его силой, искромётной энергией. Теперь вовсе не Пётр Алексеевич, а именно Астафьев занимался вопросами студии. Теперь он сам, а также нанятый им менеджер и даже штат юристов представляли мои интересы. Успех был головокружительным, а результаты впечатляющими.
Астафьев тоже огранял меня. Вот только уже не как художника, а как личность. Манеры, этикет, постановка речи… Стиль в одежде, круг общения и даже предпочтения в еде. «Успех – это не случайность, а тяжкий труд» – не уставал повторять он, давая понять, что важна и малейшая деталь.
Происходящее казалось сказкой, в которой я прожила несколько лет. А, отметив двадцатилетний юбилей, получила его признание и… предложение руки и сердца. Пока только предварительное, условное, ведь торопить меня Астафьев не хотел. Он так сказал…
Я старательно кивала, пока он втолковывал, что сначала следует завершить образование – навязанный им экономический институт. Я отчаянно улыбалась, пока Павел перечислял вершины, которые мне только предстоит постичь. А ещё он что-то говорил о работе… Ведь художник – это не профессия. Себя следует искать в новых интересных сферах жизни. Он говорил, а я заливалась задорным смехом, он объяснял, а я обнимала его и фантазировала о том, каким будет наш первый поцелуй. К слову, поцелуй случился тем же вечером и в тот момент я, без сомнений, была счастливейшим человеком на земле.
Что тут сказать… Павел умел мотивировать! Чужие наставления не обременяли. Я впитывала всё новое и хотела схватить ещё, больше, быстрее! Расстраивало лишь то, что за уверенные шаги к успеху я получала какие-то жалкие крохи мужского внимания. Астафьев был жёстким и принципиальным. Он чётко видел перед собой поставленную цель и двигался к ней напролом, сметая всё на своём пути. Сминал при этом и мои амбиции как женщины… как его невесты…
Прошёл ещё год, а я так и не получила официальный статус, который мне теперь едва что по ночам не снился! Нужно было подождать, потерпеть, ведь спешка в таких вопросах неприемлема. А впрочем… я была достаточно взрослой, чтобы осознавать: до его уровня я всё ещё не дотягиваю. Потому что пока делала шаг, Астафьев умудрялся совершить три! Пока я всего лишь срывала овации, он преумножал состояние и двигался вверх не только по карьерной, но и по социальной лестнице. Я всё ещё оставалась выскочкой с улицы, когда он лишь удобнее устраивался в нише, подготовленной ещё его родителями, а до этого их родителями… И единственным шансом заполучить не только его внимание, но и уважение – это стать личностью. Не придуманной пиар-менеджерами, а настоящей, достойной!
Упрямства мне было не занимать, а уж работать я тем более давно привыкла! Картины оказались отставлены в сторону. На время… конечно же, на время! И произошёл рывок. Стремительный и снова успешный. Да, я пользовалась полученными связями, но делала это умело и грамотно. Да, я шла по головам… Но ведь если, действительно, достойна, разве же это можно поставить в упрёк?.. А в душе теплилась уверенность, что вот тут уж Павел не посмотрит на меня свысока. Не посмеет… Да и не захочет!
Из всех сфер большого бизнеса я нашла наиболее подходящий мне по духу и добилась немалых высот. Должность директора рекламного отдела в его компании показалась мне достаточно интересной для эффектного финального выстрела. Будто наяву я видела, как он улыбнётся… конечно же, чуть сдержанно! Ведь эмоции не должны мешать объективности руководителя. Ну а затем обязательно признает мой успех.
В обход Павла я прошла несколько этапов собеседования, подготовила резюме, которое его наверняка удивит и порадует, ну, а сама встреча с большим начальником была назначена уже на следующее утро. Оставалось только забрать диплом. Торжественного вручения я дожидаться не хотела и зашла в деканат чуточку раньше оговоренного времени. Получив в довесок порцию похвалы и благодарность за отличную учёбу, я как раз направлялась к выходу из здания института и едва минула того, чтобы не оказаться сбитой с ног. От падения меня удержала крепкая хватка, а от первого шока широченная улыбка, проигнорировать которую было просто нереально.
Андрея на курсе знали все. Этот парень был поцелован судьбой. Яркий, харизматичный, переполненный позитивом, он умел вовлечь в свою игру даже самого настоящего скептика. Особой старательностью Андрей не отличался, да и вообще прослыл балбесом, но всё это парня абсолютно не портило. Он был удивительно лёгким, живым, подвижным. Обладал невероятной долей обаяния и порой казался совершенно безбашенным. Признанный красавец не вызывал в моей душе содрогания и трепета, но вот чисто эстетическое удовольствие, всё же доставлял.