Вернувшись, я обнаружила, что он сменил предложенное мною кресло на более жёсткое, с ортопедической подушкой. А ещё успел включить музыку и плеснуть себе что-то в низкий толстостенный бокал. Заметив меня, Мартин убрал звук проигрывателя на минимум и вынужденно вздохнул.
Оставив чашки с шоколадом на кофейном столике диванной зоны, я тоже устроилась у камина и натянуто улыбнулась.
– Забавно, что ты не желаешь со мной поделиться даже любимой музыкой, – с укором проговорила я и упрямо уставилась в мужское лицо. – А я, может, тоже хочу просто сидеть у камина, слушать Лепса и пить… э-э… что ты там пьёшь? – вдруг потерялась я в своей же претензии.
– Виски, – подсказал Мартин, и я благодарно кивнула.
– Точно, виски! – взволнованно воскликнула, но совсем скоро горько улыбнулась.
– Я думал, что ты хочешь горячий шоколад, – пояснил он своё единоличное пьянство, но тут же признал ошибку и выставил спрятанную за ножкой кресла бутыль. – К тому же у тебя есть вино… – напомнил Мартин мой неудачный ход, и я почувствовала очередной прилив неловкости.
– Вино – это, конечно, хорошо, но чтобы ослабить контроль и избавиться от навязчивой идеи мониторить происходящее, мне нужно что-то посерьёзнее.
– Ни в чём себе не отказывай, – посоветовал Мартин и подвинул бутыль ближе ко мне. – Бокал за потайной дверцей над камином, – махнул он рукой, нехотя, но всё же признавая, что двигаться лишний раз ему не в кайф.
А пока я возилась, Мартин сделал щедрый глоток и блаженно закрыл глаза, то ли наслаждаясь мгновениями, в которые я не мелькаю, то ли всё-таки купажом. Я сделала глоток чуть скромнее, торопливо протолкнула его в горло и неловко закашлялась. Потому что всё пошло наперекосяк!
– Прости, наверно, я, действительно, не должна была увидеть то, что увидела… – принялась скоро оправдываться я и старательно зажмурилась. – Не должна была именно сейчас… Да и… есть вероятность, что я не так поняла и…
– Ты всё поняла правильно, – пресёк Мартин мои мучения, и тогда удалось выдохнуть. Справившись с самобичеванием, я смогла на него взглянуть.
Пришлось отметить излишнюю жёсткость в привычных чертах лица, чрезмерную сосредоточенность.
– Что с тобой случилось? – тихо спросила я, фактически ступая на хрупкий лёд так и не восстановившегося доверия, но в этот раз Мартин не стал отшучиваться и изображать непонимание.
Он колко ухмыльнулся, поднял бокал, предлагая выпить ещё, но в то время как он пытался нагнать «нужный» настрой, я лишь пригубила.
– Ничего нового. Разбился на машине. Так бывает с теми, кто любит погонять.
– Давно?
– Иногда мне кажется, что другой жизни я уже и не помню… – покачал он головой… – Больше двадцати лет назад! – чётко проговорил, и я не знаю, как удалось сдержаться и не ахнуть.
Правда, теперь я смотрела на Мартина больше тайком, а он всё равно заметил и широко улыбнулся.
– Жаждешь подробностей? – понял он и как-то отчаянно кивнул. – Если в двух словах, то было несладко. Шесть лет я провёл в инвалидной коляске, потом наметился прогресс.
– Кресло, которое стоит у тебя, выглядит моложе, – зачем-то попрекнула я, в ответ на что Мартин беззвучно рассмеялся.
– Верно… удобная вещица… пульт управления, опять же… – покачал он головой, но потом резко выдохнул. – Не хочется чувствовать себя слабаком, но порой даже у меня сдают нервы. Потому что каждый день – борьба. Потому что каждый день приходится начинать сначала. И весь так называемый прогресс держится лишь на силе воли и титанических усилиях. Не только моих собственных, но и на усилиях реабилитологов, массажистов, мануалов, которые со мной работают.
– Но ведь ты ходишь!
– И обезболивающие таблетки ещё никто не отменял! – весело добавил Мартин, я же отчего-то на него разозлилась.
– А что говорят врачи?
Мартина покоробило, но ответ у него в запасе был:
– Юль, ну а что в таких случаях говорят врачи?.. Предлагают ряд диагностических операций с сомнительным процентом успеха и огромными рисками. После них я могу вообще не встать! Извини… – опомнился он и стиснул зубы. – Всё в порядке, правда. Из-за бури ноет всё тело и, возможно, я сгустил краски. А инвалидное кресло – это так… стимул двигаться вперёд, не оглядываясь! Где там твой шоколад? – примирительно улыбнулся он и меня отпустило. Вот, в ту же секунду!
И пока я отвлеклась на то, чтобы подать ему горячую чашку, успела сто раз отругать себя за эту несвоевременную, а, главное, ненужную жалость.
– Я не нашла корицу, так что будем пить так.
Мартин тут же скривился:
– Не люблю без корицы. Наверно, её спрятали там же, где и вино! – проговорил он и игриво подмигнул мне.
Воздержаться от улыбки было просто невозможно! А уже в следующее мгновение я буквально прыснула от смеха.
– На тот момент я не придумала ничего лучше! – попыталась я оправдаться.
– В таком случае ты могла хотя бы не брать бокалы, которые стоят на соседней полке, – указал он на ошибки, и ахнуть мне всё же пришлось.
– То есть я была на грани провала?
– Не знаю, о какой грани ты говоришь… В следующий раз такой откровенной халтуры я не потерплю!
– А он будет? – отчего-то взволнованно выдала я. – Это следующий раз?..
Мартин понял, о чём я, и напряжённо сглотнул.
– Два дня у тебя есть точно.
– Всего два? – не сдерживая порыв, воскликнула я. – А что потом?
– А потом снег расчистят, и появится выбор, – улыбнулся он, но в глазах скрывалась печаль. Точно как у чудовища в сказке про аленький цветочек. Вот только… я уходить не собиралась и не знала, как бы деликатнее об этом сообщить.
– Разве я не сделала выбор сегодня утром? – проронила я. Мартин благосклонно улыбнулся.
– Можешь считать, что это была репетиция.
– Но так нечестно! Я не обязана переживать этот волнительный момент дважды! А ещё заметила, что ты готов говорить о чём угодно, только не о себе!
– Обо мне уже всё сказано. Разве нет?
– М-м… дай подумать… – делая вид, что размышляю, смаковала я его позитивный настрой. – Мне кажется, есть ещё белые пятна!
Мартин ожидаемо рассмеялся.
– Это даже звучит страшно… Что ты хочешь знать?
– Ну… например, чем ты занимаешься. Это очень интересно!
– Обычно девушек интересует состояние моих счетов.
– Не знаю, не знаю… Наверно, ты общался с какими-то неправильными девушками. По вызову! – непрозрачно намекнула я на недавнее приключение, и Мартин притворно закатил глаза.
– Долго будешь мне это вспоминать?
– Буду! Но сейчас не об этом. Я слышала, что у тебя своя галерея, и есть мастерская. Смею предположить, что ты художник. Ну… или скульптор! – обрадовалась я наличию вариантов. – Дашь мастер-класс?
– Ну вот, ты снова выбиваешься из общепринятых стандартов. В таких случаях принято требовать, чтобы я написал твой портрет.
– Значит, всё-таки художник! – едва не взвизгнула я от переполняющего меня восторга. – Работаешь сейчас над чем-нибудь? Обещаю, что в мастерскую без твоего позволения ни ногой! Я и сама когда-то увлекалась… – скромно упомянула я, но не стала заострять внимание. – Понимаю, что каждая работа – это как ребёнок: любимый, долгожданный…
– Я писал, когда дом был только в проекте, потому мастерская и появилась. Сейчас бы даже не стал тратить на это драгоценные метры.
– Я не верю тебе! – отчего-то вскинулась я, не понимая, как можно добровольно отказаться от этого удовольствия.
– Теперь если и пишу, то нечасто. А выставляюсь и того реже.
– Это неправильно! Ты должен продолжать творить. Я почему-то уверена, что ты безумно талантлив!
– Отлично! – рассмеялся Мартин моему заявлению. – Потому что вера в успех – это уже добрая половина дела.
– Ты поэтому не любишь людей? Они не оценили то, что ты готов был показать миру?
– Юль, в тебе живёт романтик… – по-доброму улыбнулся Мартин и отрицательно покачал головой.
– Значит, после аварии…
– Не могу сказать, что всё произошло одномоментно. Авария – да, она отсеяла многих из близкого круга. Но дело даже не в этом. Просто однажды я задался вопросом: «А зачем мне общество в принципе? Что оно мне даёт?»
– Так… И что же?
– А в том-то и дело, что ничего! Общество, люди вокруг нужны только для самоутверждения. Чтобы было кому похвастать, какой на мне костюм, часы какой марки я могу себе позволить, с какой женщиной пришёл… А мне это уже давно неинтересно. Я живу не напоказ, а для себя. И занимаюсь тем, что по-настоящему увлекает, а не что круто, модно, статусно… Что даёт общество, кроме комплексов? Что оно делает, если не навязывает своё мнение? А мне чужое мнение не нужно!
– И всё же это как-то неправильно… Думать о жизни в таком ключе. А как же общение?
– Общение? С кем? Ты ещё не поняла? Никому и даром не нужен твой внутренний мир! Зато очень важно, чтобы ты был красиво одет, чтобы приятно пахнул. А, ну да... ещё, чтобы не грузил своими проблемами. Но это в идеале! – с насмешкой добавил Мартин. – Для этого я должен с макушкой погружаться в… «общество»? – брезгливо поморщился он, и я печально вздохнула.
– Здорово ты это сказал… Я до такой степени внутренней свободы ещё не доросла…
– Просто у тебя не было возможности посмотреть на происходящее со стороны. Ты всегда варилась в общем котле, а меня жизнь пережевала и выплюнула. И, знаешь, порой, с обочины бывает видно лучше, чем с самой высокой башни.
– Значит, дело всё-таки в той аварии, – некстати заметила я.
– Ну да! Истинное лицо многих, кого я считал друзьями, отчего-то пришлось мне не по вкусу.
– Но ведь нельзя всю жизнь обижаться.
– А я и не обижаюсь. Просто научился фильтровать.
– Но рядом с тобой сейчас только я…
– Значит, фильтр работает, – с уверенностью заявил Мартин, и поспорить с ним было трудно.
В этом разговоре мы так и не пришли к единому мнению, хотя прозвучавшие аргументы прочно засели в голове. И чем дальше мы заходили в суждениях, чем глубже копались в причинах и следствиях, тем больше я находила в словах Мартина не просто эмоции, недовольства, какие-то обиды… В его словах чувствовался той самый опыт. Опыт, от которого на кончике языка горчило.
Разойтись удалось только глубокой ночью. Я не чувствовала усталости, но над Мартином сжалилась и буквально нехотя заставила себя зевнуть. А вот отправиться в спальню не спешила. Вместо этого заняла место у окна, к которому успела прикипеть душой. Круглобокая Луна смотрела на меня, а я на неё. Выдуманный диалог с прекрасным и загадочным спутником Земли заставлял мои щёки краснеть то от смущения, то от прилива возбуждения.
Вот так, в ночной тиши, наедине с собой, я по-прежнему думала о Мартине как о мужчине. И он по-прежнему оставался загадочен и вызывал неизменное желание. Было немного обидно, что воспринимал меня как-то иначе… не как забавную зверушку, которую заводишь дома от скуки, но что-то около того. Я даже пробовала представить себе, как он пришёл к мысли, что пора бы уже что-то изменить, и вот к чему это привело… Представлять получалось слабо. Абсурдные идеи не желали уступать место логичным и простым. А затем на смену мыслям пришли эротические фантазии, и беседовать с безумной Луной стало просто невыносимо!
Я вдруг подумала, что бокал вина, который как-то незаметно ушёл следом за виски, был наверняка лишним! Внизу живота сладко заныло, и я застонала от обиды и разочарования. Мартин просто не имел права вот так уходить! Он же видел… и он всё понимал…
Я торопливо обвела языком пересохшие губы и воровато огляделась по сторонам, после чего крепко зажмурилась и запрокинула голову вверх. Пальчики скользнули под джинсы, но баловством лишь больше накрутила себя. «Какого чёрта ты тут изгаляешься, когда под боком такой классный мужик?!» – вслух возмутилась Луна в моей голове, и я прикусила губу, вынужденная с ней согласиться.
– И, правда, какого чёрта?.. – жалобно прошептала, заискивающе поглядывая в сторону лестницы.
Наверху было тихо, но в качестве звукоизоляции я убедилась самостоятельно. Даже если Мартин вздумает пригласить подружку и станцевать с ней пасадобль, я ничего не услышу. В голове тут же заиграла ритмичная мелодия, и я заёрзала на подоконнике ей в такт. А вот тот факт, что возле Мартина могла бы крутиться какая-то соблазнительная незнакомка, заметно омрачал настрой. Воспалённый возбуждением мозг требовал действий, и мне хватило смелости решиться на первый шаг.
– Я только посмотрю, – шепнула я ночной тишине, ну… и Луне заодно!