Властелин воды

Глава 12

Бэкка места себе не находила. Осталось всего три дня до маскарада, тщательно подготовленного отцом, на котором объявят о ее помолвке. Договаривались насчет специального разрешения. Сэру Персивалю Смэдли не терпелось.

Она будет не первой, которую отдавали в супружеское рабство за карточные долги, – это было в порядке вещей, – но Бэкка ни за что не пополнит ряды этих безвольных, покорных созданий! Она уже сбежала однажды – сбежит еще раз. И будет сбегать снова и снова, если в этом возникнет необходимость. Все равно, куда. Она подождет. Она потянет время, чтобы втереться в доверие к отцу. А когда настанет удобный момент, когда он ослабит бдительность, она снова ускользнет. Она ни за что не выйдет замуж не по любви, да еще за слюнявого подхалима, у которого ноги колесом и который вдвое старше ее. Тем более, после того как побывала в объятиях мужчины, который души в ней не чает, который пробудил ее к жизни и поведал о телесных радостях, о существовании которых она даже не подозревала. Нет! «И о чем я только думаю?» – выговаривала она себе. Клаус Линдегрен даже не был человеком, как он сам в этом признался.

Бэкка бросилась на кровать. Она не будет больше плакать. Она никогда раньше не была великой плакальщицей и не собирается ею становиться. Ей понадобится сообразительность и находчивость, чтобы разработать план, как избежать уготованных отцом «радужных» перспектив на будущее. Но в чем бы ни заключался план, он не должен закончиться провалом, как ее последняя «гениальная» идея. И зачем только она подгоняла возницу? Зачем настояла на том, чтобы ехать в грозу? Лучше бы она никогда не встречалась с Клаусом Линдегреном. Хотя, с другой стороны…

– Что на этот раз, миледи? – спросила Мод, выходя из гардеробной с перекинутым через руку маскарадным костюмом. Взглянув на Бэкку, она неодобрительно покачала головой. – Нужно это примерить, чтобы посмотреть, как оно на вас сидит, – продолжала она. – Мы трудились над ним весь день, пока вы лили слезы в подушку. До маскарада остались считанные дни.

Ничто так не помогает осушить слезы, как приступ злости. Смерив горничную испепеляющим взглядом, Бэкка вскочила с кровати. Она решила, что в будущем на Мод рассчитывать не стоит. Эта неблагодарная дурочка была сама не своя с момента их возвращения в Гильдерслив Грейндж. Мод не поверила в то, что рассказала Бэкка, что и неудивительно, ведь Бэкка сама не до конца осознала, что все это происходило на самом деле. Но дело было даже не в этом. Больше всего Бэкку раздражала тупая покорность Мод, то, что она смирилась с фактом помолвки госпожи с этим отвратительным сэром Персивалем Смэдли. Неужели она не видит, как сильно Бэкка презирает это ничтожество? Разве не понимает, что выйти замуж за этого мужчину означает похоронить себя заживо?

Маскарад… Этот проклятый маскарад, черт его побери! И в кого Бэкке предстояло вырядиться? В греческую богиню в тоге из китайского шелка, с дерзко обнаженным плечом, в диадеме в форме позолоченной виноградной лозы и маске из виноградных листьев, тоже позолоченной, которая почти скрывала лицо. Будь у нее выбор, она бы никогда не оделась таким пугалом. Это уж отец постарался.

– Мне плевать на костюм, – взвилась она. – Мне плевать на этот маскарад! Плевать!

– Теперь уже ничего не поделаешь, миледи, – увещевала ее Мод. – Нужно делать то, что велел хозяин. Мы не должны были уезжать из Грейнджа. С самого начала было ясно, что это безумие, с самого начала. Мне не нужно было идти у вас на поводу.

Бэкка прикусила губу, чтобы не высказать то, что вертелось у нее на языке: горничной не стоит волноваться, что ее вовлекут в новую авантюру, она как-нибудь справится сама. Но если информация просочится, ничего хорошего из этого не выйдет. Мод Аммен слишком предана хозяину, а после их неудавшегося побега рисковать тем более не стоило.

– Если ты скажешь хоть слово…

– А я и не собираюсь говорить, миледи. Кто мне поверит? Они подумают, что у меня не все дома. Фоз… фосс… грант, так, кажется? Да мне прямая дорога в сумасшедший дом! У вас просто были странные видения после травяных отваров, которые готовила Анна-Лиза.

– Не надо упоминать о ней, а тем более о графе. Он старался помочь мне, Мод. Я не хотела бы, чтобы у него были неприятности с моим отцом.

– Я же сказала, что буду немой как рыба, разве не так? – ответила Мод. Она вздохнула и заговорила чуть громче от неожиданной догадки: – Кажется, я поняла, в чем дело! Этот граф… Он овладел вами, пока вы были в беспамятстве! О миледи! Каким бы жалким ни казался вам сэр Персиваль, все же это человек вашего круга, не то что какой-то там сомнительный сосланный иностранец. Бог его знает, что он наделал в своей стране, что его оттуда вышвырнули. Нам еще повезло, что нас не прирезали в постели.

Бэкка не собиралась ее ни в чем переубеждать. Она узнала то, что хотела узнать. Ее тайна не раскроется… пока что. Что может произойти потом, это уже другой вопрос. Но в этом она могла полагаться только на себя.

– Если вы отказываетесь это примерить, – посетовала Мод, указывая на костюм, – то мне придется прикидывать на глаз, и платье будет болтаться на вас как мешок.

– Хорошо, – сдалась Бэкка, выхватывая из ее рук наряд. – Пусть висит. То, что я сейчас вижу перед собой, и так выглядит отвратительно.

– То есть вы хотите спуститься в этом поношенном платье? – спросила горничная. – Оно же помято, а к ужину ожидается ваш жених.

Бэкка снова закусила губу.

– Нет, – с трудом выдавила она. Нельзя сейчас себя выдавать, особенно когда в голове начал складываться план. – Можешь переодеть меня к ужину. Синий муслин, я думаю, сойдет. То, с фестонами.

Дальнейшие приготовления к выходу проходили в тишине. Горничная крутилась вокруг нее, поправляла платье, вплетала в волосы синие ленты, что-то ворчала себе под нос. Мод была взбудоражена приближающимся маскарадом и свадебной церемонией, все ее мысли были заняты только этим. За своими переживаниями Бэкка совсем забыла, как восторженно горничная относилась к домашним праздникам и красивой жизни. Мод всегда принимала такие вещи близко к сердцу, как будто они имели к ней самое прямое отношение. Бэкка слабо улыбнулась – горничная так самозабвенно погрузилась в свои мечты. Если бы также легко удалось провести отца вместе с сэром Персивалем…

Всех пригласили в гостиную выпить хереса перед ужином. Когда Бэкка вошла, отец и сэр Персиваль уже ждали ее там. Ей пришлось сильнее сцепить зубы, едва она заслышала их голоса, эхом разносящиеся по пустым залам Гильдерслив Грейндж. Как же грубо и вульгарно это все звучало! Как же грубо и вульгарно звучал каждый по сравнению с Клаусом!

Стоп! Она ведь обещала себе, что перестанет вспоминать о нем. Быль или небыль, но все это осталось позади. Он остался позади. Сейчас нужно было распутывать этот клубок, используя все имеющиеся в ее арсенале уловки.

Сэр Персиваль предложил ей руку и повел в столовую. Ростом он был почти с нее, приземистый толстый коротышка средних лет, от которого исходил неприятный запах алкоголя и немытого тела. Было впечатление, что он облился виски с ног до головы да так и заснул, не потрудившись раздеться, а запах виски тем временем смешался с потом и породил неповторимый «аромат». От такой дикой смеси ее начало мутить. Его коротенькие кривые ноги вечно были полусогнуты, хотя если бы он их выпрямил, как это сделал бы любой другой на его месте, имей он хоть каплю здравого смысла, то выглядел бы более выигрышно. Его волосы, бывшие некогда неопределенного коричневого цвета, сейчас посеребрила седина. Реденькие тонкие волоски были уложены в прическу а-ля Брут и щедро смазаны помадой, которая вкупе с запахом немытой головы нестерпимо воняла. Он трещал без умолку, причем нес большей частью сущий бред, щедро пересыпанный словечками из малопонятного игорного жаргона и рассчитанный исключительно на отца Бэкки. Было видно, что они только и думают, что о новом пари. А ей это было на руку! Пока все их мысли сосредоточены на этом, они не будут уделять ей слишком много внимания.

Бэкка непроизвольно скривилась, когда лакеи принялись подносить блюда. От одной только мысли о еде в столь омерзительной компании становилось дурно. Сэр Персиваль отложил в сторону свой веер из куриной кожи и с вожделением набросился на еду. Бэкка кое-как разделалась с супом-жюльеном, но совсем иначе обстояло дело с парной лососиной, поданной с лепешками из омаров и огурцами под соусом бешамель. Сэр Персиваль как раз взял в руки веер, так как в помещении было довольно душно, и принялся интенсивно обмахиваться, наполняя столовую своим тошнотворным запахом. К этому еще примешивался специфический запах рыбы, выложенной на большом блюде. Вместе они составляли адскую смесь, вдыхать которую было просто невыносимо. Бэкка еле сдерживалась, чтобы не вырвать у него из рук этот проклятый веер и не переломить его пополам. Помня о выбранной линии поведения, она решила пойти другим путем.

– Мне совсем немного, Смизерс, – сказала она лакею, который раскладывал еду по тарелкам. Затем мягко обратилась к сэру Персивалю: – Сэр, вы не могли бы… дуновение, которое вы создаете своим веером, портит мне прическу, а это нехорошо… Прошу вас, не обмахивайтесь пока.

– Да, конечно, моя дорогая, – ответил Смедли, роняя веер на стол, будто обжегшись. Веер пролетел в опасной близости от бокала, и несколько капель вина брызнули на него. Нетрудно догадаться, откуда взялись остальные пятна, красующиеся на туго натянутой куриной коже. Этот человек был невыносим!

Слезы комом встали в горле, не давая проглотить крошечный кусочек лососины. Как мог отец так с ней обойтись? Как мог обречь ее на брак с таким чудовищем? И за что, за карточный долг? Свою единственную дочь! Свою родную кровь! В этом человеке не осталось ничего святого, равно как и в другом. Она нежно любила отца, но не настолько, чтобы смириться и простить его предательство.

– Значит, дорогая, ты наконец-то поумнела, – констатировал отец, отвечая на свой же вопрос. – В понедельник сэр Персиваль отбывает в Лондон за специальным разрешением. Мы объявим об этом на маскараде, а сама церемония будет проведена, как только он вернется. Прямо здесь, в церкви святого Симфорианса. Знаменательное событие в разгар сезона. Да, Смэдли?

Сэр Персиваль энергично закивал с набитым ртом.

– Так скоро! – воскликнула Бэкка, роняя вилку. – Но я не готова! Мое приданое… Мне нужно еще съездить в Лондон, выбрать платье. Я уверена, что у сэра Персиваля хватит терпения, чтобы согласиться на это! К тому же все эти балы, званые вечера? Неужели я буду лишена всех радостей, которые испытывает каждая дебютантка перед помолвкой?

Она готова была на любые отговорки, лишь бы потянуть время.

– И почему в церкви святого Симфорианса, этой ветхой нормандской развалине? Почему не в одной из лучших церквей Лондона?

Отец только отмахнулся от нее.

– У меня нет средств на всю эту дребедень. Балы и званые вечера… Тьфу! Как по мне, так это выбрасывание денег на ветер. Я и так много в тебя вложил, моя девочка. А в церкви святого Симфорианса будут рады и фартингу. Не то что эти твои напыщенные лондонские священники. Да эти велеречивые мерзавцы обдерут меня как липку!

– А… – ответила она. – Я и забыла, что у нас не будет ничего, за исключением того, что вы поставили на меня, отец.

Что этого говорить не стоило, она поняла слишком поздно. Отец, сидящий в резном кресле, вперил в нее тяжелый взгляд. И тем не менее она не жалела о том, что сказала. С нее достаточно! В конце концов, она такая, какая есть: независимая, а не безвольная кисейная барышня, овца, которую ведут на заклание и которая расплачивается за чужие подлые и ничтожные деяния. Вот почему она и сбежала. Ни для кого не секрет, что независимость женщин ее класса не признавалась и тем более не приветствовалась. Но ей, пожалуй, надо вести себя более сдержанно и осмотрительно, иначе ее разоблачат. Эти два негодяя за столом напротив, которые с такой легкостью вершат ее судьбу, так просто этого не оставят. Что бы они ни сказали или ни сделали, ей нельзя забывать, что она знает кое-что, чего не знают они. А именно, что она никогда не станет женой сэра Персиваля Смэдли! Ни за что и никогда! Она приведет в исполнение свой первоначальный план и запрется в монастыре, если это потребуется.

– Вижу, ты все такая же своевольная и непокорная, – сказал отец, откладывая вилку в сторону. Он глубоко вздохнул и понурил голову. – Я поторопился с выводами, ты вовсе не поумнела, но это неважно. Это пройдет. Никакой поездки в Лондон за приданым не будет. Платье и другие мелочи можешь купить и в Труро. Я поеду туда с тобой и твоей горничной, а сэр Персиваль тем временем похлопочет в Лондоне насчет разрешения. Я не собираюсь тратить целое состояние, чтобы вывозить тебя на все эти чаепития, званые вечера и балы – заметь, без всякой гарантии от этих кровососов из Альмак – только ради того, чтобы ты могла гарцевать по бальной зале, как кобыла на «Таттерсоллз». Зачем мне все это? У тебя уже есть жених. Нет смысла класть приманку в уже захлопнувшуюся ловушку – не за мой счет. Я не курица, несущая золотые яйца. А теперь выйди из-за стола, но сначала извинись перед женихом. Ты была груба с ним.

Бэкка швырнула салфетку прямо в тарелку, разбрызгивая соус, и вскочила. Она с вызовом взглянула на отца. Изрядно захмелевший сэр Персиваль уставился осоловевшим взглядом в стол.

– Я не буду лицемерить и делать вид, что страстно хочу этого союза. Вам не удастся выдать одно за другое, отец, как бы вы ни старались успокоить свою истерзанную совесть. – Она окинула колючим взглядом сэра Персиваля. – И если уж речь зашла о помолвке, – добавила она, – вам не мешало бы дать моему жениху пару уроков личной гигиены. Он же смердит! Он насквозь провонялся отбросами, потом и мочой, не говоря уже о спиртных напитках, большую часть которых он вылил на себя, а не в себя. А вы еще пытаетесь меня унизить! Да быть изгнанной из-за этого стола вовсе не наказание, отец. Это самое настоящее избавление!

Оставив их сидеть с отвисшими челюстями, Бэкка круто развернулась на каблуках и зашагала прочь из столовой. Она бы с радостью бросилась в ночь, если бы не запертые двери. Вместо этого она поднялась по лестнице и заперлась у себя в комнате.

Убывающая луна, подмигивающая сквозь двери террасы, привлекла ее внимание. Она ступила на маленький балкончик, выходящий в сад. Такими ночами, если погода тому способствовала, сквозь ночную дымку до нее долетал свежий и чистый запах водопада. Бэкка набрала полные легкие воздуха, чтобы поскорее избавиться от зловония сэра Персиваля Смэдли, но вместе с запахом воды ветер принес ей и другой запах – запах Клауса. Куда он пропал? Куда исчез Линдегрен Холл? Это все не могло присниться! Хотя она очень хотела, чтобы некоторые моменты, а именно моменты близости с ним, оказались сном… но это был не сон. Его голос до сих пор звучал у нее в голове – это его обезоруживающее mittkostbart, иностранное ласковое обращение, произносимое хриплым баритоном, от которого пробирала дрожь. Что бы только она ни отдала, чтобы услышать это от него еще хотя бы раз! Да, его запах прочно засел у нее в голове, но тепло его объятий постепенно улетучивалось. Если он тогда сказал правду, она сделала то, что должна была. Она бы обрекла себя на пожизненное одиночество и страдание, если бы уступила его неотразимому мужеству, отдалась рукам, которые сулили райское наслаждение и о которых она до сих пор вспоминала с замиранием сердца. Еще немного, и она не смогла бы сопротивляться. Чувство самосохранения ее не подвело. Она правильно поступила, покинув Линдегрен Холл. Но она не покинула его. Он до сих пор ныл с ней. Она могла ощущать его вкус, запах, прикосновение. Маленькая ракушка, которую он подарил, всегда была с ней. Она достала ее из кармана и поднесла к уху. Словно по волшебству, оттуда донеслось размеренное дыхание могучего океана – его океана. Картинка довольно отчетливо предстала перед ее внутренним взором: величественные фьорды, огромные валы, увенчанные гребнями пены и обрушивающиеся на шведский берег. Ее нижняя губа задрожала. На глаза навернулись слезы. Она принялась усиленно моргать, чтобы отогнать их. Если она тогда сделала все правильно, то почему теперь не может его забыть, почему так щемит сердце?