Властелин воды

Глава 28

Мод очень обрадовалась их возвращению. Похоже, она даже Клауса рада была видеть. Как Анне-Лизе и остальным удалось помешать Мод покинуть стены коттеджа, для Бэкки осталось загадкой, которую она совершенно не готова была разгадывать, хотя и подозревала, что без травяных отваров не обошлось.

Они прибыли на рассвете, и Анна-Лиза сразу же занялась раной Клауса, прикладывала к ней травяные припарки и поила его настойками из черники и мелиссы, чтобы сбить жар. Она наполнила его комнату маленькими горшочками, в которых плавали благоухающие цветы ромашки. Под горшочками постоянно горел огонь, как в курительницах, наполняя комнату тонким ароматом. Она утверждала, что ароматный дым, который Клаус вдыхает, будет его оберегать. От чего именно, Нэкка так и не поняла, но спросить не осмелилась, заметив в глазах домоправительницы слезы печали, которые не просыхали с момента их приезда.

Клаус мог потерять связь с астралом, но астральные методы врачевания действовали на него все так же безотказно. На следующее утро, как только встало солнце, после двух часов, проведенных наедине с Генриком, он готов был отправляться в путешествие в Шотландию. На Анне-Лизе, которая стояла впереди слуг, собравшихся в большом зале, чтобы пожелать им счастливого пути, лица не было. Клаус подошел к ней, и она положила ему в руку маленький мешочек с пахучими травами. На счастье, ваше высочество, – пробормотала она. – Используйте их осмотрительно. Вы сами поймете, когда… и как…

На этот раз Клаус не стал журить ее за упоминание его бывшего титула. На его лице застыло ласковое и любящее выражение. Это было прощание. У Бэкки, наблюдавшей со стороны, на глаза навернулись слезы. И хотя вслух этого не говорилось, она и без того знала, что он никогда больше их не увидит.

С тем же выражением на лице Клаус усадил ее в ожидающую на дорожке повозку с грумом, возницей и форейтором, которых Свен нанял на постоялом дворе в Бодмин Мур. Было бы предпочтительнее отправиться в почтовой карете, но им это не подходило, ведь почтовая карета вмещала двоих, а с ними еще ехала Мод. Четверка лошадей нетерпеливо гарцевала на месте, двое мальчишек-посыльных оседлали ведущих в упряжке, чтобы двигаться быстрее. Грума определили на сиденье позади экипажа, возницу усадили на козлы, где он и замер, будто аршин проглотил, с замотанным кнутом с длинной ручкой.

Как только все расселись, Клаус тростью постучал по крыше, приказывая вознице трогать. Когда в воздухе раздался свист кнута и повозка тронулась по грязной дороге на северо-запад, он даже не оглянулся. Мод, которую граф специально усадил так, чтобы скрыть от нее происходящее, тоже не выглянула, поэтому можно было считать, что все обошлось. Бэк-ка все видела и не была ни капли удивлена отсутствием дома, Генрика и остальных. Правда, кровь отхлынула от ее лица, по коже прошел мороз. Теперь они действительно остались одни!

Она вздрогнула, и Клаус крепче прижал ее к себе. Тепло его сильной руки на плече успокаивало. Она заговорила только после того, как Мод задремала. Но даже теперь она старалась говорить приглушенным шепотом.

– Нам предстоит долгая поездка, – сказала она. – Отец узнает, куда мы направляемся. Он догадается и поедет вслед за нами.

– Я был терпим к вашему отцу только ради вас, mittkostbart, но теперь мое терпение подошло к концу. Я смогу устранить его и без астральной магии, если в этом будет нужда, и я сделаю это… но только если будет нужда. Я что-то не уверен, что в основе его отвратительного отношения к вам лежит безумие. Это бессердечное, эгоистичное, ограниченное существо, которое не интересует ничего, кроме азартных игр. То, что он однажды готов был расплатиться вами в своих играх, это еще куда ни шло, но дважды! Я не боюсь говорить вам это все сейчас, когда мы уже далеко. Генрику понадобился весь его талант убеждать, чтобы я сдержался и этот нахал не получил по заслугам, черт его побери! Он ваш отец, но учтите – может настать день, когда я закрою на это глаза.

– Отец всегда был игроком. Но после того как умерла матушка, он только этим и живет. Он одержим игрой, и таких, как он, довольно много, судя по его так называемым друзьям, которых я видела. Они приходят и уходят, как тени, днем и ночью. Злобные, гадкие приживалы с безумными горящими глазами, бьющиеся как мухи в его паутине, если он выигрывал, что случалось нечасто. На этот раз он перешел все границы. Это огорчает меня, но я не могу больше терпеть, поэтому никогда туда не вернусь. Никогда, никогда!

– А вам и не придется. Вы теперь моя, mittkostbart, моя драгоценная Бэкка, до конца наших дней.

– Вы уверены? – прошептала она. – Вы от столь многого ради меня отказались. Я так боюсь…

– Не бойтесь, – остановил он ее.

Но она опасалась, что он все же сомневается. Все внутри оборвалось, когда он не дал ей договорить. Ее захлестнуло полной тепла при звуке этого глубокого бархатистого голоса, от его дыхания, щекочущего кожу.

– Не придется, – повторил он.

Он приподнял пальцем ее подбородок и заглянул в глаза. Его взгляд горел желанием, ее же был затуманен слезами. Он нежно поцеловал ее веки – сначала одно, затем другое.

Я сам принял такое решение. И никогда не стану об этом жалеть. И давайте больше не будем к этому возвращаться.

Никогда. Моя мать, благодаря которой я появился на свет, была смертной, mittkostbart. Отец сразу после моего зачатия сделал то же, что и я сейчас. Разлука с ней была для него невыносима. Я познал все прелести обоих миров. Много таких, как я, бродит сейчас по земле, и еще больше последует за мной. Вы похитили мое сердце. Теперь оно принадлежит вам. Не мне. Теперь оно ваше, моя Бэкка.

– Но… вы даже не знаете…

Она не могла произнести это вслух. Она думала о его прошлом – об Илии и о том, что могло происходить между этими двумя астральными созданиями, – и чувствовала себя такой неопытной, неумелой, смешной с этой своей невинностью. Кровь ударила в виски. Момент для разговора был выбран как нельзя более удачно. Внезапно она поняла, насколько плохо они знали друг друга.

– О любовь моя, если бы вы только знали, насколько пусты и беспочвенны ваши страхи. Вы заняли мое сердце и мысли с того самого момента, как я впервые вас увидел. Я встречаю рассвет с вашим именем на устах, с ним я и засыпаю….

– А мои сны?

– Это были не сны, mittkostbart, – сказал он. В его голосе прозвучал смех – мягкий, мелодичный, оказывающий на нее такое же гипнотическое воздействие, как и его ласки.

Она ахнула. Одно дело – подозревать, и совсем другое – слышать это из его уст.

– Но я думала… и мы почти… я бы никогда не…

– Я знаю, что вы бы никогда. Я и сам не позволил вашему сну зайти слишком далеко. Но скоро, моя Бэкка, этот сон превратится в реальность… для нас обоих.

Клаус предпочел бы, чтобы расстояние между Корнуэллом и Шотландией было короче. Он и так остановился на самом быстром виде транспорта, двигались они по почтовому тракту, упряжка состояла из четырех лошадей, двоих из которых пришпоривали мальчики-посыльные. Но даже по самым смелым подсчетам их поездка должна была занять не менее четырех дней. И это при условии, что они будут делать очень короткие остановки – только для того, чтобы сменить лошадей и чтобы женщины могли привести себя в порядок. В худшем случае, если погода испортится и они будут останавливаться в гостиницах на ночь, может пройти неделя, прежде чем они доберутся до Гретна Грин. В любом случае не следовало забывать о различных непредвиденных обстоятельствах, которые могли значительно задержать их продвижение вперед, – погнутые колеса, разлившиеся реки, прихрамывающие лошади. Ни в чем нельзя быть уверенным, когда путешествуешь по большим дорогам.

Клаус рассчитывал, что, отдаляясь от побережья, бури и грозы они оставят позади. Но уже второй день пути был на исходе, а шерстяные пледы все еще были отнюдь не лишними. Погода наладилась. Стоило выехать из Корнуэлла, как они смогли насладиться последними летними деньками – воздух был пронизан теплом и спокойствием, ночью на небе загорались звезды и светила полная луна, которая опять пошла на убыль. Но она была больше над ним не властна, и хотя они проехали уже несколько водопадов, он больше не испытывал к ним тяги. Это было самой необычной частью его перевоплощения из Фоссгрима в человека. И дело не в том, что он скучал по этому – он совершенно не скучал. Он просто до сих пор не мог поверить в свою свободу и независимость. Он был свободен, как и его отец, – был волен жить, любить и умереть как смертный.

Было уже поздно, когда они приехали на постоялый двор в Бате. Это была первая остановка, если не считать смены лошадей. Было ясно, что Бэкка измотана до предела. Она сладко спала на плече у Клауса, ее землянично-золотые кудри рассыпались по его жилету, и ему совершенно не хотелось ее будить. Она была такой легкой, а кожа под дорожным костюмом цвета спелой сливы такой розовой, гладкой, нежной… Ее кожа отпечаталась в его памяти. Ему даже не нужно было видеть ее прекрасное тело, чтобы чувствовать его податливость, наслаждаться его неповторимым сладким вкусом. Ему не нужно было целовать эти пухлые губы или перебирать ее прелестные локоны, чтобы испытать желание. Она зажигала в нем огонь. Невыносимое астральное брачное безумие было над ним невластно, но теперь на смену ему пришла страсть, его смертная мука, такая же невыносимая. Он был тем, кем был – чувственным созданием, независимо от ипостаси, в которой находился.

От ее ласкового, теплого дыхания, которое он чувствовал, гладя ее по щеке, он и сам учащенно задышал. Невинное вздымание и опускание ее груди, дурманящий аромат ее волос и полупрозрачной кожи, разбудили дремавшую внутри него силу, которая тут же воспламенила его чресла. Она могла быть такой податливой в его руках! Его мужское достоинство отреагировало незамедлительно. Это было даже хуже, чем брачное безумие Фоссгримов. Для его удовлетворения и целой жизни было мало. Как он это заслужил? Как он заслужил ее?

Подавляя стон, рвущийся из самих глубин его существа, о которых он раньше и не подозревал, он легонько коснулся губами ее лба. Мод, сидящая напротив, чуть не упала с сиденья, разбуженная пронзительным скрипом колес и криками грума, нарушившими тишину. Как только грум опустил подножку, Клаус выбрался из повозки и помог спуститься Бэкке и Мод. Он усадил девушек за исцарапанный деревянный стол в углу общего зала, оттуда можно было наблюдать за дверью, оставаясь незамеченными, а сам отправился договариваться насчет ночлега. Он не спускал с них глаз, пока платил за комнаты, заказывал эль и тушеную оленину. Ему было неспокойно, он жалел, что они вообще остановились. Он не хотел лишний раз тревожить Бэкку, но она была права, сказав, что Гильдерслив поедет за ними. То, что барон до сих пор их не догнал, было настоящим чудом и загадкой, которую Клаус готов был принять как дар свыше – от Бога, с которым на духовном уровне ему предстояло познакомиться поближе. Ленивые клубы дыма из глиняных трубок и сигар поднимались к незаделанным сваям потолка. Запах дыма смешивался с кисловатым запахом пропитавшегося элем дерева и смрадом немытых тел расположившихся здесь людей. В помещении нечем было дышать. Большинство посетителей либо уткнулись в тарелки, либо оживленно беседовали, но один джентльмен привлек внимание Клауса. Он стоял поодаль, пыхтя трубкой и упершись ногой в сапоге с отворотом в железную подставку для дров у незажженного камина, его пивная кружка стояла здесь же на каминной доске. Он был высоким и стройным, с хорошей мускулатурой, одет во все черное – начиная от бриджей до жилета под широким пальто с капюшоном, припорошенным дорожной пылью. Все это показалось Клаусу странным, потому что ночь была слишком теплой для подобного облачения. На мужчине была широкополая шляпа, которая прятала его лицо в тени, а разглядеть его черты было практически невозможно из-за отросшей щетины. Клаусу не понравился его взгляд, обращенный на Бэкку и Мод.

– Э-э, да у вас рука перебита, господин! Может, кликнуть лекаря? – спросил трактирщик, возвращая Клауса в действительность.

Он забрал сдачу, оставив трактирщику чаевые.

– Спасибо вам! – сказал трактирщик, удивленно таращась и крепко сжимая в грязной ладони монеты.

– Нет, это вам спасибо, – сказал Клаус. – Заслужили. По правде говоря, он уже успел забыть о дуэли. Лечение Анны-Лизы сотворило чудо – от раны осталась только небольшая припухлость. Он бы о ней и не вспомнил, если бы не замечание трактирщика. Если Клаус что-то в этом понимал, то к утру он сможет продеть руки в рукава плотно сидящего сюртука.

Он кивнул в сторону мужчины возле камина.

– Постоянный посетитель?

– Он? Только не здесь, господин. Никогда его раньше не видел. А зачем вам это?

Клаус пожал плечами.

– Незачем… пока. Кроме того, хорошие манеры у него полностью отсутствуют. Кто-то должен ему сказать, что так пристально смотреть неприлично.

Трактирщик покосился на мужчину и проследил за его взглядом, направленным на Бэкку и Мод, которые, ничего не подозревая, мирно беседовали о чем-то в углу.

– Э-э, господин, нельзя привозить такую милую пташку в места, как это, чтобы не привлечь взгляды мужчин.

Клаус хмыкнул, оценивая ситуацию.

– Ведь вы не собираетесь устраивать ссору, не так ли? – заволновался трактирщик.

– Нет, – ответил Клаус, – но пусть моя рука не вводит вас в заблуждение. Если ссора начнется, то можете поставить все до последнего гроша на то, что я выйду победителем.

Незнакомец даже не смотрел на него. Все его внимание по-прежнему было приковано к Бэкке и Мод. Сняв сюртук, Клаус перекинул его через локоть поврежденной руки и начал протискиваться к угловому столику. Он уселся между женщинами, спиной к стене, чтобы следить за теми, кто входит и выходит, оставаясь незамеченным. Он то и дело поглядывал на мужчину в черном, который сейчас внимательно изучал свою кружку. Возможно, все это ему только показалось. Наверное, трактирщик прав: Бэкка слишком миловидна, чтобы на нее не обратили внимание, да еще и в общем зале придорожной гостиницы.

Разносчица брякнула перед ними кружки, расплескивая пену по столу, и пошла за едой. Как только она скрылась из глаз, Клаус перегнулся через стол и сказал:

– Я снял комнаты. Ваши с Мод смежные. Хотелось бы, чтобы они оказались прилично обставленными, но от таких мест, как это, не знаешь, чего и ждать. Моя комната по коридору напротив, все хорошо просматривается. На всякий случай. Бэкка нахмурилась.

– Что-то не так? Вы выглядите… озабоченным.

Клаус бросил на нее многозначительный взгляд, который заставил девушку замолчать, потому что подошла разносчица и принялась составлять с подноса тарелки с тушеным мясом. Чем меньше будет известно этим людям, тем лучше.

– Я смогу свободно вздохнуть, только когда мы снова выберемся на большую дорогу. Рядом с камином стоит человек… Нет, не смотрите! Не надо показывать, что вы его заметили, просто взгляните украдкой. Вы знаете его?

– Кого? – спросила Бэкка озадаченно.

Клаус посмотрел в сторону камина, но мужчины там уже не было. Его кружка осталась стоять на каминной доске, в свете свечи на изрезанном дереве видны были даже влажные кружки от донышка. Он пристально осмотрел все углы, но мужчины и след простыл. Наверное, это все-таки было игрой воображения. В любом случае, он не станет тревожить дам своими подозрениями. Он позволил себе расслабиться, и втроем они принялись за еду. Мясо, на его вкус, было слишком жирным и пересоленным, и его изрядно поперчили, чтобы перебить неприятный запах. Но Бэкка и Мод, казалось, совершенно не замечали этого. После изматывающей поездки они были очень голодны, а Клаус слишком занят своими мыслями, чтобы заострять на этом внимание. Как только они закончили есть, Клаус отвел девушек наверх, где проводил Мод в комнату к Бэкке, чтобы она разложила туалетные принадлежности хозяйке и приготовила ее ночную рубашку. Когда Бэкка собралась было пойти за ней следом, он увлек ее к себе в комнату и заключил в объятия.

– Я хотел поцеловать вас на ночь, но не на глазах у служанки, – пояснил он. Главное, что рядом была она! Приближающаяся погоня, нависшая над ними угроза как со стороны людей, так и фэйев, болезненный ритуал отторжения, который ему довелось пережить, – все это выглядело бледным и незначительным по сравнению с главной наградой, его Бэккой, такой хрупкой и теплой, которую сейчас он прижимал к себе. Она значит для него все, и так будет всегда! Он почувствовал, что одним только невинным поцелуем на ночь дело не ограничится. Собственно, он понял это, едва увлек ее на порог своей комнаты. Она тоже знала это, он прочитал это в ее взгляде. Он почти ощущал невидимые шелковые путы, которые сплели их воедино. На этот раз они пойдут до конца…

Секунду он смотрел в ее широко распахнутые карие глаза, в которых плясали отблески пламени одинокой свечи у изголовья кровати. Ее губы призывно приоткрылись, и он понял, что пропал. Он со стоном обрушился на нее в жадном, исступленном поцелуе, в который вложил все обуревающие его чувства. Его мужское достоинство набухло и затвердело, вдавливаясь в ее податливую плоть, трепещущую под тканью дорожного платья. Как же идеально они дополняли друг друга – как две половинки одного целого! Как он мог отпустить ее, не вкусив ее страсти, не растворив ее в себе?

Неожиданно она обняла его, сцепила тонкие пальчики у него на спине и всем телом прижалась к его восставшей плоти. Он испустил стон, который исходил из самых глубин его существа. И она застонала с ним в унисон, когда его язык проник глубоко в нее, чтобы испить ее медовой сладости. Он осушил ее до дна, утоляя свою невероятную жажду.

Дрожащими руками он расстегнул на ней корсаж, лиф и то, что было под лифом. Скользнув языком по выгнувшейся навстречу шее, он захватил губами ее грудь и темнеющий сосок, который налился тяжестью в предвкушении поцелуя. Бэкка затаила дыхание. Она запустила пальцы ему в волосы и прижала его голову к груди. Он посасывал сначала один сосок, потом другой. Его естество пульсировало, прижатое к ней. Внезапно он снова застонал и, обхватив ее лицо руками, заглянул ей в глаза. Он пристально вглядывался в бездонные колодцы, в которых в свете дрожащего язычка пламени свечи плескалось желание.

– Это не сон, mittkostbart, – сказал он. Его сердце билось, как птица в клетке, дыхание стало прерывистым и учащенным, а набухший член вот-вот готов был взорваться.

– Я-я знаю, – прошептала она в ответ, глядя ему прямо в глаза. Клаус уронил голову ей на плечо, на лбу у него выступила испарина. Он отчетливо ощущал, как кровь пульсирует в ее теле, стучит и поет, распаляя ее все больше. Он приподнял ее, оторвал от земли и закружил по комнате.

– Ваше плечо! – вскрикнула Бэкка.

– К черту плечо! – ответил он, и звук собственного голоса отдался в его ушах, как звон бьющегося стекла. – Больше нет магии фэйев, нет властелина воды, только человек – простой смертный, который любит вас!

Страсть, что он зажег, вовек не утолишь! Он раздевал ее, пока она не осталась перед ним обнаженной – как когда-то в водопаде, овеваемая фонтаном невесомых радужных брызг. Сейчас ее тело не менее захватывающе купалось в пламени свечи. Не сводя с нее глаз, он снял сапоги, сорвал с себя, будто безумец, одежду и небрежно отбросил ее в сторону. Ее руки скользили по его мускулистой груди, ощупывали торс, узкую талию и бугрящиеся мышцами бедра. Когда ее нежные пальчики приблизились к изогнутому древку его члена, он дернулся в преддверии прикосновения, подхватил ее на руки и понес на кровать. Он был на пределе, и стоило ей только его коснуться…

Они лежали, плотно прижавшись друг к другу, поверх покрывала, и он чувствовал, как легкие толчки сотрясают ее тело. Она дрожала, но не от холода, а в предвкушении их слияния. Он читал это в ее взгляде из-под полуопущенных иск, чувствовал в ее ласковых прикосновениях. Он видел отблески опасения в ее затуманившемся взоре, но там была еще и дикая, необузданная страсть. Он слышал это в ее учащенном дыхании, чувствовал в прикосновении ее рук, которые не отпускали его и приятно холодили разгоряченную кожу. Он пробудил ее для плотских утех уже очень давно. Теперь она открылась навстречу этим незнакомым доселе удовольствиям, навстречу ему, как бутон, впервые распахивающий свои лепестки. Она была готова принять его. Он шептал ее имя, обрушив на нее шквал поцелуев.

– Вы уверены? – выдохнул он. – Еще не поздно… Ответом ему был жадный поцелуй. Она снова запустила пальцы в его волосы и всем телом выгнулась навстречу ему.

Застонав, Клаус развел ее ноги и принялся ласкать набухший, влажный бутон ее плоти – сперва нежно, пока она не начала извиваться под его пальцами и изгибаться, готовая отдаться. Его вздувшееся, твердое естество откликнулось на ее призыв, такой горячий и влажный. Клаус раздвинул ее бедра и расположился между ними.

Однажды он уже ощущал это мягкое гнездышко медно-рыжих волос – тогда он коснулся ее плоти и нашел в себе силы остановиться. Но не в этот раз! Его сердце билось в унисон с ее сердцем… Он заглянул в ее глаза с расширенными от возбуждения зрачками.

– Будет больно… поначалу, – прошептал он, задыхаясь. – С этим ничего не поделаешь, mittkostbart.

Бэкка тихо застонала и кивнула, притягивая его к себе. Его ласковые пальцы доводили ее до исступлении. Он вошел в нее резким, стремительным толчком. Она не вскрикнула, только сдавленно всхлипнула. В изгибе ее губ проскользнула легкая нерешительность, но она снова потерлась о его пальцы, которые с такой сладкой жестокостью мучили ее.

Клаус словно молния скатился с кровати, выпрямился и одним движением овладел ею. Прижав Бэкку к завешенной гобеленом стене, он вошел в нее и утробно зарычал. Этот стон прокатился по всему его телу, отдаваясь в ней. Сжав ее нежные ягодицы, он заставил ее обхватить себя ногами. Она обвила руками его шею, а он тем временем двигался внутри нее – быстро, горячо, в бездумном неистовстве. А она следовала за ним в заданном ритме, впуская его все глубже, растворяя в своей нежной влаге, выжимая из него все до последней капли.

Теперь им управляло безумие совсем иного рода, какого ему еще не приходилось испытывать. Стремительное, неистовое соитие захватывало дух, едва не останавливая сердце. Теплая струя его семени ворвалась в нее, вызвав волну облегчения. Она стала его…

Обессилевшая, задыхаясь, Бэкка уронила голову ему на плечо.

– Ваша рана! Вы истекаете кровью!

– Тс-с-с… – прошелестел он. – Это пустяки. Травы Анны-Лизы мигом поставят меня на ноги.

Она поднял ее, перенес на кровать и бережно уложил на покрывало. Плеснул воды из кувшина в глиняную кружку, смочил полотенце и, склонившись, бережно обтер ее.

Бэкка беззвучно застонала от восторга. Он обнял ее, прижимая к себе.

– Вы моя, mittkostbart, – прошептал он ей на ухо. – Наконец-то вы моя.

– Это стоило вам слишком дорого, – сказала она со слезами в голосе, хотя глаза оставались сухими.

Он крепче прижал ее к себе.

– Зато я обрел рай на земле. Пока смерть не разлучит нас.

– Не говорите о смерти, – воскликнула она, порывисто прижимаясь к нему, да так плотно, что снова разбудила его страсть. – Раньше смерть была вам не страшна, но сейчас…

– Тс-с-с… – успокоил он ее. – Ни одно божество не может быть таким жестоким.

Но стоило ему вспомнить об отце, как мороз пробежал по коже. Он отогнал от себя эти мысли. Он не станет повторять ошибки отца. Он лежал в объятиях Бэкки, пылая страстью, которая сильнее, чем смерть. Иначе быть не могло.

Прошло немало времени, прежде чем он встал с кровати. Потом помог подняться и ей. И снова заключил ее в объятия.

– Я бы хотел быть с вами до самого рассвета, но этого делать нельзя. Ваша горничная будет волноваться. Это довольно любознательная особа, и незачем давать ей почву для размышлений. Пойдемте. Я помогу вам одеться и провожу до комнаты. Завтра мы отправимся в путь, чтобы освятить брак, только что заключенный между нами, любовь моя. И ничто не должно нам в этом помешать.

С трудом заставив себя отпустить ее, он помог ей одеться и оделся сам. В коридоре было пусто, но он был почти уверен, что, резко открыв дверь, ударит по носу излишне любопытную горничную, которая наверняка подслушивала. Проводив Бэкку до комнаты, он повернул ее к себе и обхватил ее лицо ладонями.

– Когда я выйду из комнаты, вы должны запереть за мной дверь, mittkostbart. Я в нескольких шагах от вас. Если что-то случится, вам достаточно только закричать, и я тут как тут.

– Вы чем-то обеспокоены… – прошептала Бэкка, прижимаясь теснее и обвивая его шею руками.

Ее близость была для него настоящим испытанием. Он снова хотел ее! Желание навсегда остаться в этом прекрасном, чутком к его ласкам теле переполняло его. Значит, такова человеческая любовь! Астральное брачное безумие блекло по сравнению с ней. Его посетила было мысль остаться с Бэккой на ночь, но это было опасно в его состоянии, да и горничная спала всего в нескольких шагах, за стенкой.

К тому же она верно подметила – он таки был обеспокоен. Возможно, присутствие того мужчины в общем зале действительно ничего не значило. Наверняка он был таким же путником, как и остальные, и просто восхищался неземной красотой Бэкки на фоне грубых, неотесанных бродяг. Но что бы там ни было, его присутствие сулило опасность. Он стал мрачным напоминанием о том, что цель еще далека. До Шотландии было неблизко, и хотя Клаус не хотел лишний раз пугать Бэкку, все же должен был сделать все возможное, чтобы она по собственной оплошности не попала в беду.

– Я не хочу испытывать судьбу, – сказал он, уткнувшись лицом ей в волосы и стараясь ее успокоить. – Я хочу, чтобы вы оставались в комнате, пока я не приду и не заберу вас утром. Не открывайте дверь никому, что бы вам ни говорили, – только мне. Вы можете это пообещать?

Бэкка кивнула.

– Я бы хотела, чтобы мы ехали дальше, не останавливаясь.

– Я хотел бы этого не меньше. Но путешествие слишком долгое, а вы уже на пределе. Если погода не испортится и не помешают непредвиденные обстоятельства, уже через три дня мы будем на границе… даже если придется ехать окольными путями. Мы должны отдохнуть. Неизвестно, что ждет нас впереди. А вдруг мы больше не сможем остановиться? Преследователям не так-то просто будет напасть на наш след, если мы изменим маршрут. Но такие дороги небезопасны, так как кишат всяким сбродом – беглыми каторжниками и разбойниками, устраивающими засады в уединенных местах, поэтому мы не сможем там останавливаться, чтобы передохнуть. Нам нужно пользоваться случаем, пока есть такая возможность.

Он приподнял ее голову и заглянул ей в глаза. В них было все, чего он так давно желал. Ее доверие согревало. Ее красота потрясала. Невинное искушение во взгляде заставляло его таять, лишало решительности. Не в силах сопротивляться соблазну ее влажных губ, он припал к ним, наслаждаясь их вкусом. Но поцелуй был коротким. Он не стал продолжать этот мучительно сладкий экстаз, так как не был уверен, что сможет выстоять.

Он отстранился со вздохом сожаления.

– Идите поспите, моя Бэкка. Ночь коротка, мы выезжаем на рассвете.

– Погодите, – остановила она его уже у двери, положив руку ему на плечо. – Можно вас кое о чем спросить?

– Спрашивайте.

– Я еще могу понять остальных… Но почему Генрик не смог поехать с нами? У меня есть Мод, а вам никто не прислуживает.

Клаус застыл в нерешительности. Какую часть правды он мог ей открыть? Какую часть она поймет? Он едва не рассмеялся. Разве она не видела воочию все загадки и чудеса астрального измерения? Разве ее не держали там в плену? Разве она не смогла сбежать от жестокого и сильного противника исключительно благодаря собственной отваге и смекалке? Тем не менее он не хотел пугать ее, поэтому ушел от ответа.

– Генрик действительно служил мне, но он никогда не был моим слугой. По рангу он намного выше, чем я. Я больше не могу переноситься в астральную реальность. Вы знаете об этом, mittkostbart. Но это не значит, что она не может достать меня… нас и нанести нам вред. Разве Генрик не говорил вам, что отныне, находясь в воде или пересекая водоем, вы подвергаетесь опасности? – Она кивнула, и он продолжил, не давая ей вставить и слова: – Это на самом деле так. Генрик может сделать для нас гораздо больше, пока находится в Ином мире, нежели в этом. Он ушел, но незримо с нами, и так будет всегда. Когда-нибудь я постараюсь вам это объяснить, но не сегодня. А теперь ложитесь спать, и пусть вам приснится день, когда никакие стены или двери не будут стоять между нами. А скоро так оно и будет!

Как только за Клаусом закрылась дверь, из соседней комнаты вышла Мод. Ожидая скрипа ключа в замочной скважине, Клаус шепотом пожелал Бэкке спокойной ночи из-за старой, изрезанной деревянной двери. Она прислушалась к его удаляющимся шагам и лязгу засова на его двери, затем повернулась к горничной.

– Запри и свою дверь, – велела она Мод, когда та подошла помочь ей раздеться.

– Я знаю… я… я слышала, миледи, – произнесла горничная, запинаясь. – Я переживала, а вас все не было и не было. Я только собралась идти за вами…

Уж в этом Бэкка не сомневалась. Что ей удалось узнать? «Наверняка все», – решила Бэкка уныло. А что ей мешало подкрасться к двери Клауса и подслушать? Девчонка неисправима, но выбирать не приходилось, поэтому нужно было мириться с ее пороками. Она не стала ее бранить. Какое это имело значение? То, чего горничная не поняла, пусть так и останется для нее загадкой. Все равно не поверит. К тому же сейчас, когда Клаус стал смертным, всей правды ей можно было и не знать. И все же Мод нужно было поставить на место. Она должна понять, что дурное поведение ей просто так с рук не сойдет.

– Это, конечно, чудесно, что ты уже заперла дверь, – сказала Бэкка ледяным тоном, – но если я еще раз поймаю тебя на подслушивании, тебе не сдобровать. Мы уже говорили об этом раньше, и я не хочу снова к этому возвращаться. Тебе все ясно?

– Д-да, миледи, – произнесла горничная, беря в руки ночную рубашку, которую приготовила заранее.

– Хорошо. Тогда ты слышала, что сказал его светлость. Ночь коротка. Оставь это и ложись спать. Мы выезжаем на рассвете.

– Но разве вы не хотите, чтобы я помогла вам переодеться, миледи?

– Я сама о себе позабочусь. Марш отсюда. Я недовольна твоим поведением, Мод. И не позволю тебе совать нос в мои дела или частные разговоры. Лучше тебе это запомнить. А теперь ступай прочь.

Мод секунду потопталась на месте в нерешительности, затем сделала реверанс и выскользнула в соседнюю комнату, аккуратно прикрыв за собой дверь.

Бэкка перевела дух и подошла к окну. Из окна открывался вид на конюшни и кузницу. Скоро они с Клаусом остановятся на таком же постоялом дворе, но уже празднуя свою свадьбу. Равнодушная луна над головой освещала мрачное, полуразвалившееся здание. Было видно, как внутри пылает открытый очаг, а в нем лежат раскаленные докрасна инструменты. Было это хорошим или плохим предзнаменованием? Поежившись, она задернула занавески. Это напомнило ей шторы, которыми были занавешены окна спальни в Линдегрен Холле. Шторы, которые нужно было оставить задернутыми… Послушайся она Улу, и она бы не отправилась в безрассудное ночное путешествие. Этот простой жест изменил ее жизнь навсегда.

У нее перед глазами до сих пор стояла картина, как обнаженный Клаус идет сквозь дымку к водопаду, а вокруг него, словно озорная детвора, носятся светящиеся огоньки, которые, как она теперь знала, назывались Иррблоссами. Слезы затуманили ей глаза, и она глотнула вставший в горле комок. Однажды эти смешные блуждающие огоньки спасли ей жизнь. Неужели она никогда больше их не увидит?

Бэкка горестно вздохнула и в сердцах отвернулась от грязного окна. Что с ней такое? Откуда эта внезапная ностальгия, ведь она совсем недавно побывала в объятиях Клауса? Возможно, это уколы совести. Ради нее он отказался от слишком многого. Не пожалел ли он об этом? Смогла ли она оправдать его ожидания? Могла ли надеяться хоть когда-нибудь стать равной ему в искусстве обольщения – многовековом чувственном опыте, на уровне подсознания присущем расе, которая сама по себе была воплощением необузданной страсти? Сможет ли ее неискушенная невинность когда-нибудь удовлетворить все его потребности, не считая, что это сон? Кровь прилила к щекам и застучала в висках, когда она, потрясенная, вспоминала о ласках, которым они только что предавались. Проводя рукой по животу, она представила, как пылко и страстно он любил ее, как неожиданно и смело она ответила на чувства, о существовании которых раньше и не подозревала. Но все же…

Бэкка отбросила эти мысли, как делала уже не раз, когда они под покровом ночи закрадывались ей в душу. Но теперь, зная о том, на какие жертвы он пошел ради нее, теперь, когда назад дороги не было, теперь, когда ее фантазия, ее восхитительные сны превратились в реальность, отмахнуться от них было не так-то просто. Эти невеселые мысли так измучили ее, что она, обессиленная, упала на кровать. «Только на секундочку. А потом я переоденусь», – заверила она себя и тут же провалилась в сон. Мучительно волнующее ощущение его внутри превратилось в смутное воспоминание о боли, о которой Клаус предупреждал и к которой готовил, являясь ей в снах.

Через какое-то время ее разбудил звук, доносящийся от двери. Она часто заморгала, пытаясь собраться с мыслями. Который час? До утра было еще долго – свет не пробивался сквозь занавески, чтобы убедить ее в обратном. Она села на кровати и протерла глаза, стараясь прогнать остатки сна. Да! Она соскочила с кровати и подбежала к двери. Ей не показалось – оттуда действительно раздался скрежет…

– Клаус? Уже что, утро?