Властелин воды

Глава 19

Бэкка проснулась от рокота волн. Шум в пещере стоял оглушительный – казалось, барабанные перепонки вот-вот лопнут. Она с трудом открыла глаза и увидела вокруг себя жемчужную дымку. Пляшущие огоньки вернулись. Они манили ее, шныряя между ощерившимися клыками сталактитами и сталагмитами, как будто только и ждали, чтобы устрашающие челюсти сомкнулись вокруг них. Они вели себя как малолетние сорванцы. Они даже вызвали у нее слабое подобие улыбки. Иррблоссы, так Клаус назвал их во сне. Сон. А как иначе она могла узнать это, если не из разговора с ним? Она раньше никогда не слышала такого названия.

Она не сомневалась в его возможностях. Как-то же он пришел к ней! Пусть не он, а его дух, но все же отыскал ее. Он окутал ее потоком мыслей, приласкал своей душой и подсказал путь к бегству. Она прижала ладони к вискам, стараясь вспомнить, снова услышать слова, что он говорил. Но в конце его голос уже угасал, к тому же она была так оглушена страстью, что не придала его словам особого значения. Все равно это был только сон.

Бэкка схватилась за голову и попыталась сосредоточиться. Что-то на букву «М», это она хорошо запомнила. Может, Майя… Мив… Мол, в конце концов? И почему это дурацкое имя вылетело у нее из головы?

Но времени для размышлений не было. Иррблоссывдруг скрылись – вошла Илия. Сдавленный писк, с которым они бросились врассыпную, означал боль, словно их пнули или хлестнули. Как странно… Ей не приходилось слышать, чтобы чудные блуждающие огоньки издавали какие-то звуки, по крайней мере как сейчас. А еще они никогда не подлетали близко, всегда держались на расстоянии. Илия наверняка застала их врасплох. Судя по выражению лица, она была способна на многое.

Илия медленно подошла ближе, держа в руке лампу со светлячками. Ее зеленоватые волосы мерцали, пухлые губы были недовольно поджаты, но это ничуть ни умаляло их чувственности. Русалка сунула лампу в нишу в стене пещеры и, уперев руки в бока, повернулась к пленнице. Бэкка сразу заметила, что на этот раз шарфа на ней не было.

– Ты так и не притронулась к еде, – заметила Илия и погрозила ей изогнутым, как коготь, пальчиком. – Зародыши пшеницы нелегко было собрать, пчелы тоже не хотели отдавать мед.

– Вот сама и ешь, – огрызнулась Бэкка. – Зародышипшеницы не в моем вкусе.

Русалка пожала плечами, отчего ее идеальная грудь колыхнулась.

– Ну и мори себя голодом. Посмотрим, что ты запоешь, когда твой желудок сведет от голода.

– Клаус будет не в восторге, когда узнает, как ты со мной обращалась, – сказала Бэкка. Какое же имя назвал он тогда? – Как можно быть настолько дурой, чтобы искренне полагать, что он просто так все это оставит?

– А он уже знает, – рассмеялась Илия, расхаживая взад-вперед по пещере. У нее была дурацкая привычка перебирать волосы. Создавалось впечатление, будто она пытается сосчитать пряди. – И я по-прежнему здесь, не так ли? И буду с ним еще очень-очень долго, люди столько не живут.

– Тогда почему бы тебе меня не отпустить? Или ты все же сомневаешься в нем или в себе, поэтому, рискуя навлечь его гнев, продолжаешь держать меня здесь?

Русалка снова пожала плечами.

– Пока я здесь, он надо мной не властен. В этом месте я Лорелея. Я правлю астральными островами, а мои служанки, которые и его тоже, живут здесь со мной. Он не осмелится прийти сюда, а мы можем навещать его в любое время, ухаживать за ним и ублажать. И так будет всегда.

– Не будет! – выкрикнула Бэкка, всем своим видом выражая протест. От злости она вспомнила. Мысленно она вернулась в сон, к голосу Клауса. Мэй, он сказал МэйОна готова была побиться об залог на свою жизнь – в общем-то, так оно и было. Безжалостный холодный взгляд русалки не предвещал ничего хорошего. Вряд ли она выпустит ее отсюда живой. От мысли об этом у Бэкки по спине пробежал холодок.

Тут внимание Илии привлекла ракушка, которая тускло поблескивала в углу. Русалка подняла ее и принялась крутить в крошечных ручках.

– Так, и что это у нас? – поинтересовалась она, поднося ракушку к уху. И невольно вздрогнула. – Это он тебе дал!

Бэкка рванулась вперед, натягивая путы, и попыталась выхватить ракушку, но русалка оказалась проворнее.

– Отдай сейчас же! – потребовала девушка, похолодев от мысли, что ракушка может навсегда остаться у мстительной русалки.

– Значит, все-таки он! – злобно воскликнула соперница. – Ладно, но теперь она моя!

Илия начала кружить вокруг Бэкки, подчеркнуто виляя бедрами и красуясь. Бэкка не спускала с нее глаз, следя, как русалка подбирается все ближе. Резким движением Илия выдернула из своих длинных струящихся волос какой-то предмет. Нечто, служившее ей гребнем, блеснуло в дрожащих отблесках светлячковой лампы. Светлячки внутри отвлекали Бэкку: они носились туда-сюда и жужжали, их крошечные тельца бились о стекло, словно пытаясь разбить его и вырваться на волю.

Бэкка переводила взгляд с лампы на медленно приближающуюся русалку. В слабом свете она рассмотрела в руке у соперницы длинную острую раковину, заточенную под клинок. Она блеснула, когда русалка сделала выпад в сторону Бэкки, целясь ей в шею.

Веревка, на которой держали Бэкку, была слишком короткой, чтобы увернуться от разъяренной русалки. Даже не было ничего под рукой, чтобы отразить атаку, за исключением разве что полупустой бутылки с майским вином. Не тратя времени на раздумья, она запустила ее Илии прямо в грудь. Затем вскочила на ноги и моля Бога, чтобы Клаус не обманул ее и эта часть сна оказалась правдой, выкрикнула:

– Мэй! Приказываю тебе выпустить меня!

На один ужасный миг мир застыл. Даже мошкара в лампе не шевелилась. Илия затряслась, ее длинные, почти до колен волосы разметались, словно от сильного порыва ветра, хотя в пещере не было и дуновения. Душераздирающий вопль вырвался из ее горла. От него стены пещеры заходили ходуном, а лампа треснула, выпуская наружу светлячков, которых раскидало в разные стороны. Они предпочли затаиться между сталактитами и сталагмитами, часть из которых откололась от свода пещеры и обрушилась в черную бездну, только осколки брызнули во все стороны.

Пещера осыпалась и проседала по мере того, как вопль становился громче. Жуткий звук пригвоздил Бэкку к месту. Такими же громкими песнями сирены заманивали корабли в опасные места, где волны в щепки разбивали их о рифы, а экипаж шел ко дну, становясь кормом для обитающих там созданий.

Илия крутилась волчком, все быстрее и быстрее, руки ее были вытянуты над головой. Бэкка затаила дыхание. В бешеной круговерти русалка превратилась в размытое пятно, откуда вылетела остро отточенная раковина и… перерезала лианы, которыми были связаны руки Бэкки. Затем, испустив последний леденящий душу крик, Илия отбросила ракушку Клауса и исчезла в ослепительном вихре осколков.

Огромная трещина расколола пол пещеры надвое. Стараясь не угодить в стремительно увеличивающуюся расщелину, Бэкка подобрала остро отточенную раковину и перерезала путы на ногах. Начался настоящий камнепад – куски скалы откалывались и летели вниз. Пол уже ходил ходуном, когда Бэкка дрожащими руками откопала наполовину засыпанную землей ракушку и, сжимая ее, словно спасительный трос, начала карабкаться по узкому козырьку, который вел на свободу. Отголоски крика сгинувшей русалки звучали еще долго. Свод пещеры начал медленно обваливаться, а скала, в которой она была вырублена, с жутким грохотом раскололась надвое. Потом воцарилась тишина – прохладная, темная, гробовая…

– Вы должны мне поверить, Гильдерслив. Я не знаю, где ваша дочь, – упорствовал Клаус. Он был связан веревками в винном погребе Гильдерслив Гейндж, а над ним стоял барон, сжимая в руке устрашающего вида хлыст. То, что они остались вдвоем, было слабым утешением. Хозяин перебрал с «синей отравой», к тому же был взбешен. При таких обстоятельствах свидетели были бы отнюдь не лишними.

– Ты лжец! – прогремел барон.

– Согласен, я обманул вас, – признался Клаус. – Но в этом была острая необходимость, и, к сожалению, я ничего не мог с этим поделать. Карета, в которой путешествовала ваша дочь со своей горничной, перевернулась на краю утеса у торфяных болот. Я вытащил их, после чего карета сорвалась в реку. Я предложил им воспользоваться моим гостеприимством, пока горничная не поправится. Ваша дочь, сэр, умоляла не выдавать ее вам. Она была против нелепого брака, к которому вы ее склоняли в качестве уплаты карточного долга. И что за человек…

Удар рукояткой хлыста не дал ему договорить.

– Тебя это не касается, – отрезал барон. – Мод рассказала, что ты опоил ее, опоил. Может, и мою дочь тоже? Конечно, иначе с какой стати она была бы так резко настроена против собственного отца!

Клаус сплюнул кровь с разбитой губы.

– Я не имею к этому отношения, – сказал он, с трудом ворочая языком. – Дочь ополчилась против вас еще задолго до нашего знакомства, Гильдерслив. Пока она была у меня, с ее головы не упал и волос. Она умоляла меня о помощи, и я ей помог. Вы на моем месте поступили бы так же. Она демонстрирует вам свой характер. Она убежала снова, но на этот раз я не встретился на ее пути, чтобы защитить. Если с ней что-то случилось, это будет на вашей совести, не на моей. Вы не заслужили такой дочери!

Барон нетвердой походкой бродил вдоль полок с вином. Джин давал о себе знать. Оставалось только предполагать, что, протрезвев, он прислушается к голосу разума. Но сейчас надежды на это было мало, а время дорого. Черт подери это проклятое человеческое время! Оно могло привести его к краху в обоих мирах. Если он в ближайшее время не попадет к Боскаслскому водопаду, его человеческая оболочка превратится в ничто, растает прямо у них на глазах. Эта мысль дарила злорадное удовлетворение. Он не мог избавиться от нездоровой мысли, что им всем пойдет на пользу воочию увидеть то, о чем, обливаясь слезами, поведала Мод. Он вообразил, как вытянутся у них лица. Если бы не Бэкка, то оно почти того стоило.

Мысли о том, что происходило сейчас в астральном изменении, сводили его с ума. С Илией шутки были плохи, и она отнюдь не дура. Он дал Бэкке средство, с помощью которого она могла выбраться из плена самостоятельно, так что ему не пришлось нападать на русалочью крепость, ставя под угрозу ее и свою жизни. Только бы у нее хватило смелости! Только бы она не сочла встречу их сознаний очередной ночной фантазией! Неизвестность стала для него настоящей пыткой. То, что делал с ним Седрик Гильдерслив в промозглом винном погребе, не шло ни в какое сравнение с этой мукой. В своем выборе он был совершенно один. Предательство по отношению к русалке поставило жирный крест на его дальнейшей жизни в астральном мире. Страшно представить, что будет, если и физический мир его отвергнет. Барон перестал мерить погреб шагами и повернулся к Клаусу. Этот человек сейчас напоминал развалину. Его подернутые пеленой, налитые кровью глаза сияли нездоровым блеском, а блеклые рыжие волосы торчали на голове, образуя уродливый нимб, подсвеченный пламенем свечи. Залитый вином костюм сидел на нем как попало, да и держал он себя с ужасающей небрежностью, при этом глаза его смотрели сурово и беспощадно.

– Мод пустила крайне абсурдный слух, – сказал он. – Послушать ее, так ты и вовсе не человек. Она что-то там лепетала о водопаде и параллельном мире. У нее явно не все дома, но с чего вдруг она сочинила такие небылицы? В ее обвинениях должно скрываться зерно истины. Без этого не обходится ни одна сплетня. Что скажешь?

Клаус судорожно сглотнул. Одной ложью больше, одной меньше… Даже если он расскажет правду, барон все равно ему не поверит. То, что Мод поверила во все это, заставило его призадуматься. Он должен был это предвидеть. Уроженцы Корнуэлла вообще крайне суеверный народ.

– Может, еще добавить, чтобы язык развязался? – сказал барон, тыча хлыстом ему в лицо. – А если не поможет, в конюшне найдутся перья и смола – то, чего ты и в самом деле заслуживаешь.

– Откуда мне знать, что творится в голове у дурочки, у которой язык как помело? – ответил Клаус, стараясь придать голосу как можно больше убедительности. – Я рассказывал вашей дочери шведские народные сказки, в которых говорилось о водопаде. Наверняка эта глупая гусыня подслушивала, а теперь перевернула все с ног на голову, переврала мой рассказ, представив его как правдивый. У меня в имении находится довольно живописный водопад, который и вдохновил меня на сочинительство. Может, хватит об этом? Все это несущественно. Я хочу вернуть вашу дочь также сильно, как и вы. Она украла мое сердце, и я хочу сделать ей предложение.

– Ха! Да ты, я смотрю, простой как медяк, заморский парень! Щеголяешь франтоватыми нарядами, чудными рассказами и коварными уловками. Тоже сердцеед выискался! Соблазняешь юных леди, лишаешь их невинности…

– Невинности я никого не лишал, Гильдерслив.

– Я тебе вот что скажу, Линдегрен: скорее ад замерзнет, чем я выдам за тебя свою дочь. Она помолвлена, и если отыщется, то непременно выйдет замуж за сэра Персиваля Смэдли. Я уже дал ему свое согласие.

– Скорее, задолжал! – съехидничал Клаус, за что незамедлительно получил новый удар рукоятью, рассекший губу. Расплата, если бы это входило в его намерения, не заставила бы себя долго ждать – смерть этого борова была бы быстрой, легкой и такой, чтоб уж наверняка.

«Это все-таки ееотец», – напомнил он себе и, стиснув зубы, с достоинством выдержал ледяной взгляд барона.

– Ее это не вернет, – медленно процедил Клаус. – Я только что приехал. Я, видите ли, не готов был прекращать поиски, когда вы и ваша компания бросились назад за игорные столы. Я могу помочь вам, но только не сидя здесь на привязи. Освободите меня и позвольте помочь отыскать ее, дайте мне доказать свою невиновность. Либо передайте меня в суд, и покончим с этим. Если бы не высокомерие, вы бы давно уже поняли, что то, что вы делаете, – противозаконно! Если бы вы не были так ослеплены игрой и не показали себя таким непробиваемым, закоренелым эгоистом, то наверняка бы увидели, что я для Бэкки гораздо более выгодная партия. Смэдли не владеет ни титулом, ни состоянием, равными моему. Союз со мной принесет вам гораздо больше. А на что вы можете рассчитывать, породнившись с ним? На новые долги и новые расписки, которые не сможете погасить? Ха! Очевидно, он лучший игрок, чем вы. Да вас ничего не стоит ободрать, как липку.

– Да ну? – проворчал барон. – Какой мне толк от твоего шведского состояния?

– Мое шведское состояние уже переведено в английские фунты стерлингов. Я гораздо выгоднее, нежели вы, сэр, умею размещать свой капитал.

Барон схватил с ближайшей полки бутылку вина, откупорил ее и принялся пить прямо из горлышка, очевидно, стимулируя мыслительный процесс. Он успел осушить половину, прежде чем заговорил, но его перебил глухой стук в дверь.

– Что за задержка, Гильдерслив? – рявкнул Смэдли из-за двери. – Впустите меня! Я из него душу вытрясу.

– Я сам разберусь, – отрезал барон. – Если вы понадобитесь, вас позовут.

В ответ донеслось сердитое пьяное ворчание. Барон повернулся к Клаусу.

– Ты сам все слышал, – развел он руками. – Даже если я отпущу тебя, он так просто не отступится. Тебе еще предстоит встретиться с ним на дуэли.

– Да я только этого и жду! – ответил Клаус. – Если его не станет, помолвка аннулируется сама собой.

Барон не ответил. По-прежнему сжимая в руках хлыст, он изучал Клауса долгим, пытливым взглядом, затем после мучительно затянувшейся паузы развернулся и нетвердой походкой вышел, не проронив ни слова. Клаус обмяк и повис на распорках, поддерживающих бочонок с вином, к которым он был привязан. Он негромко вздохнул. В довершение всех бед стояк, на котором была закреплена бочка, был сделан из железа, а его близость отравляла астральных существ. Казалось, в бок ему уперлась пылающая головешка и прожигала там дыру. Он заерзал, стараясь отползти как можно дальше от смертоносного металла. Драгоценные дюймы, насколько позволяла веревка, он для себя выторговал, но при этом грязно выругался. Эта чертова железяка высосет из него последние силы, если барон в ближайшее время не вернется и не освободит его.

Удалось ли ему заинтересовать барона? Время покажет. Но у него не было времени, в том-то вся и беда. В его теперешнем состоянии, вплоть до полнолуния, когда он отречется от своего астрального наследия, дуэль в физическом мире была бы сродни самоубийству. После отречения он больше не будет зависеть от водопада. Он потеряет связь с астралом и станет самым обычным человеком. Он уже наполовину человек, эта половина вытеснит его астральное «я». Ему будет отказано в доступе в Иной мир, со всеми его радостями бытия. Какая часть магии этого мира исчезнет вместе с ним, никто точно не знал. Это будет зависеть от его мужества и от великодушия богов, которые, насколько он знал, никогда не были снисходительны к отступникам. Но это все произойдет не иначе как через старейшин и не раньше, чем истечет срок его брачного периода, когда вполне обоснованно можно будет утверждать, что он провалил свою миссию.

Лишь тогда он сможет отречься от наследия и от бессмертия. Кроме того, последует еще и расплата – церемония изгнания. Перед всеми он будет оскорблен, унижен и изгнан с позором, его имя торжественно вычеркнут из священных астральных анналов – в общем, повторится все, что ранее проделали с его отцом. Но ему было все равно. Это для него больше ничего не значило. Важным для него было лишь то, что остаток дней он проведет с Бэккой. Где-то на задворках памяти всплыла зловещая угроза Верховного Инквизитора выведать у богов его истинное имя и, произнеся его, прекратить его существование в обоих мирах. Однако Клаус решил пока не задумываться о таком исходе.

Он пошевелил челюстью и недовольно поморщился, когда из разбитой губы снова потекла струйка крови. Очищая сознание от всех мыслей для установления телепатической связи с Бэккой, он закрыл глаза и принялся повторять свое заклинание. Снова и снова он бубнил одни и те же фразы, вводя себя в транс, но по-прежнему ничего не видел и не слышал, кроме хлюпанья вина в бочонке, к которому прислонился спиной.