Властелин воды

Глава 4

Клаус приосанился и вошел в зал, где его ожидал дородный, безупречно и по последней моде одетый мужчина, в котором угадывалось некоторое сходство с дочерью. Правда, ограничивалось оно лишь цветом волос, напоминающих золотистое пламя, хотя у отца и посеребренных сединой на висках, и глазами, цвет которых представлял собой нечто среднее между зеленым и карим.

Барон Гильдерслив, скрестив руки на груди, сосредоточенно изучал вид за окном через ажурную кованую решетку.

– Вы хотели видеть меня, сэр? – спросил Клаус.

– Если вы хозяин поместья, то да.

– Разрешите представиться, граф Линдегрен к вашим услугам. – Клаус щелкнул каблуками гессенских сапог и склонился в легком поклоне.

– Барон Седрик Гильдерслив. Давайте сразу перейдем к делу: я ищу свою дочь Рэбэкку. Она путешествует с горничной и недавно должна была проезжать здесь. По крайней мере, об этом говорят записи в журнале, сделанные на постоялом дворе, где она наняла карету. Она несовершеннолетняя, да к тому же еще и беглянка, сэр. Я хотел бы найти ее прежде, чем она успеет впутаться в неприятности и серьезно себе навредить, путешествуя без мужского присмотра.

– Я искренне вам сочувствую, но не понимаю, какое это может иметь отношение ко мне, сэр, – ответил Клаус.

– Я же только что сказал, – нетерпеливо буркнул барон. – Мне доподлинно известно, что она должна была проезжать здесь. По этой дороге можно проехать в карете, а поскольку ваш дом – единственное жилище, находящееся в непосредственной близости от дороги, то с моей стороны было бы неосмотрительно не осведомиться, не видели ли вы ее.

– Я бы с радостью сказал, что видел, – ответил Клаус, – но, к сожалению, это не так. Я сам только вчера поздно вечером приехал из-за границы в это поместье на лето вместе с прислугой. Не хотите ли присесть? Простите за бестактность, но вы немного раскраснелись. Я могу предложить вам освежиться – чай или что-нибудь… покрепче, прежде чем вы возобновите поиски.

Барон сделал отрицательный жест рукой.

– Спасибо, не нужно, – сказал он. – Я должен идти. Согласно записи в журнале смотрителя станции, она направляется в Плимут, где, глупышка, наверняка сядет на корабль, направляющийся в одному Богу известном направлении. Я должен перехватить дочь до того, как она взойдет на борт.

– Жаль, что я ничем не могу вам помочь, барон Гильдерслив, – сказал Клаус как ни в чем ни бывало, – но, как уже сказано, я только приехал и…

– Да, да. Не буду вас больше задерживать, – нетерпеливо перебил его барон. В дверях он вдруг остановился и обернулся. – И все-таки… Вы уверены, что не видели ее? – спросил он, прищурившись.

Клаус рассердился.

– Это уже оскорбление! – воскликнул он. – Я предложил вам – заметьте, абсолютно незнакомому человеку – из сострадания к вашему положению воспользоваться моим гостеприимством и передохнуть, если вы неважно себя чувствуете, а вы вместо благодарности обвиняете меня во лжи, сэр!

Барон примирительно развел руками.

– Дело не в этом, – сказал он. – Во мне прочно укоренилось недоверие к… иностранцам, милорд. На то были свои причины, но это уже совсем другая история, и, боюсь, у меня нет времени ее рассказывать. Я всего лишь обезумевший от горя отец. Я встревожен и, боюсь, буду и дальше поступать безрассудно, пока не верну ее. У вас есть дети, милорд?

– Насколько я знаю, нет.

– Иначе бы вы меня поняли. Рэбэкка обещана в жены порядочному, солидному джентльмену. Лучшей партии не сыскать, но она, очевидно, считает иначе и хочет это доказать, пойдя мне наперекор. Но все, что она может этим продемонстрировать, сэр, это лишь собственную глупость. Я собираюсь убедиться в том, что никто не покусился ни на ее жизнь, ни на честь, и мне все равно, скольких это может задеть.

– Тогда не буду вас задерживать. Мой человек проводит вас, сэр.

Появился Олаф, жестом приглашая гостя к выходу. Барон наспех поклонился и последовал за ним.

Клаус подождал, пока захлопнется входная дверь, затем бросился к окну и сквозь решетку наблюдал, как барон Гильдерслив усаживается в двуколку и приказывает кучеру трогаться. Повозка выскочила с окольной дороги на главную, наперерез ползущему по ней экипажу. Тишину утра нарушили крики. Оба кучера выскочили и принялись яростно размахивать руками. Из окна двуколки высунулась трость барона и принялась описывать в воздухе бешеные круги, понукая лошадей.

Ни один экипаж не сдвинулся ни на йоту, и Клаус затаил дыхание. Меньше всего ему сейчас нужен был гость, пострадавший в аварии. Тем более такой гость, да еще когда наверху прячется его дочь. Этот мужчина был типичным sassanach[4], своим чванством и высокомерием полностью оправдывая это пренебрежительное прозвище. Это и многие другие выражения вошли в лексикон Клауса за время его пребывания среди шотландцев. Клаус не винил девушку за желание сбежать от такого отца. И сдобрил свою мысль рядом крепких словечек на шведском.

Запряженные в повозки лошади били копытами и вставали на дыбы, оба кучера с трудом их сдерживали. Не понятно, сколько бы еще так продолжалось, но показался третий экипаж, двигающийся с юга к месту столкновения. Это все и решило. Двуколка барона резко вильнула в сторону, съехав правыми колесами в кювет, пропахала борозду в размытой дождем земле, объехала затор и скрылась за углом, обдав остальные оба экипажа грязью из-под колес.

Клаус облегченно вздохнул. Он подождал, пока повозки разъедутся, каждая в своем направлении, и только тогда отошел от окна. Сейчас барон вряд ли вернется – его приезда следует ожидать, когда он узнает, что Рэбэкка так и не доехала до Плимута. В реке найдут карету, а это слишком близко от его дома. Будет проведено расследование, что ему нужно меньше всего. Поэтому от кареты нужно избавиться. Есть только один способ сделать это, но он может быть осуществлен только с наступлением сумерек. Он знал точно – дело не терпит отлагательств. Он должен принять решение и сделать это как можно скорее.

Из комнаты Бэкки не было видно дорогу, окна смотрели на лес, что делало ожидание еще более томительным. Она живо представила себе отца, взбирающегося по винтовой лестнице, чтобы силой вытащить ее из дома. Сердце рвалось из груди, в горле пересохло. Неужели граф предаст ее? В случае необходимости отец мог быть очень убедителен. Сложно представить, что он мог наговорить. А если ему удалось убедить графа в своей правоте, и граф сам передаст ее отцу в руки? Это было весьма вероятно, учитывая их с графом столь недолгое знакомство.

Несмотря на скудный опыт общения с мужчинами, она успела изучить друзей отца и пришла к выводу, что мужская солидарность – страшная сила и двое мужчин всегда найдут общий язык. Она принялась мерить шагами комнату, но застыла на месте, заслышав стук в дверь. И только когда постучали во второй раз, она смогла пересилить себя и подойти к двери.

Нет, судя по стуку, это был не отец. Он бы кричал и ломился так, что дверь ходуном ходила, готовая сорваться с петель. Она распахнула дверь навстречу Клаусу Линдегрену, на губах которого сияла лучезарная улыбка. Он поклонился и протянул руки ей навстречу. Она со вздохом облегчения бросилась в его объятия, не задумываясь о том, что это может быть неверно расценено. К тому же это было сделано из лучших побуждений – чтобы ее успокоить, привести в чувство. Но она не была готова к урагану эмоций, которые захлестнули ее в этих сильных объятиях. Она чувствовала обвившие ее руки, твердые и горячие. Воображение некстати нарисовало его стоящим обнаженным над водопадом. Эта картина уже не в первый раз всплывала перед ее глазами. Какой-то неясный гул кружил ей голову, и только его крепкие руки не давали ей упасть… нежно убаюкивали… будили в ней неведомое ранее ощущение женственности. Внезапно она почувствовала себя распустившимся цветком. Такие чувства были постыдны, недопустимы. Также как и ощущение его набухающей плоти. Она напряглась, упершись обеими руками в его грудь.

– Вот видите, mittkostbart, – сказал он невозмутимо и отстранил ее, словно только что не был возбужден и не возбудил ее. – Я же говорил, что все обойдется.

– Он ушел? – спросила она, мужественно выдерживая взгляд этих невероятных глаз. И едва не ахнула. Они были с серебряными прожилками!

Он кивнул.

– Все закончилось, миледи.

– Он вернется, я знаю! – воскликнула она. – Когда не найдет меня…

– Тс-с-с… Даже если и так, я пошлю его искать вас дальше. – Он нахмурился. – Вы дрожите.

Проведя руками по ее плечам, Клаус взял ее руки в свои и поднес к губам. Он наградил ее медленным, нежным поцелуем, чувственным и глубоким. Бэкке следовало его оттолкнуть, но она не сделала этого – просто не смогла. Его теплое дыхание растопило тело, она не чувствовала ног. Казалось, прошла вечность, прежде чем он отстранился и заглянул ей в глаза. Мог ли он читать мысли? Да! Наверняка мог. Он снова нахмурился, а она не знала, куда девать глаза.

– Я зашел слишком далеко. Простите меня, – сказал он, отпуская ее руки. – Я постоянно забываю о царящей здесь… строгости нравов. Совсем не так, как у меня… на родине. Я смутил вас. Подобное объятие в моей стране не исполнено того смысла, который приписываете ему вы, англичане. Там, откуда я приехал, вы бы уже называли меня Клаусом – и никто не счел бы это фамильярностью, особенно после того как я спас вам жизнь.

– О, я не могу!

– Быть может, вы согласитесь хотя бы мысленно…

– Мысленно, милорд?

– Да. Всякий раз, думая обо мне… не могли бы вы мысленно произносить мое имя?

Такая просьба показалась ей странной, однако она кивнула, стараясь не смотреть ему в глаза. Почему у нее возникло ощущение, что она согласилась на нечто постыдное?

– В некоторых культурах спасение жизни означает, что спаситель получает власть над спасенным, несет ответственность за его безопасность и благополучие до конца своих дней. Разве не спокойнее от мысли, что вас есть кому оберегать – есть свой собственный хранитель души и тела на все времена?

– Мне это кажется немного… обременительным, – призналась Бэкка. – Ведь я буквально только что избавилась от одного такого «хранителя».

– О нет, mittkostbart, я не предлагаю себя в качестве…

– Конечно же, нет, милорд, – сказала она. Она не хотела, чтобы у него сложилось превратное мнение. – Это было бы неуместно, разве не так?

Он искренне рассмеялся.

– Не стоит спрашивать у меня о подобных вещах, – сказал он. – Мой ответ может вас шокировать. Но давайте прекратим этот разговор. Я не хотел вас обидеть. Все это сказано лишь для того, чтобы отвлечь вас от неприятных мыслей. Я понимаю… как вам сложно в этой ситуации, поэтому всеми силами стараюсь вас поддержать. Но, похоже, моя непринужденная беседа возымела прямо противоположный эффект. Не берите в голову. Давайте спишем это на радость оттого, что удалось так легко отделаться от вашего отца. Поразительно, как вы… не похожи. Если бы не пламя волос и не глаза, которые сейчас могут быть зелеными, а через секунду уже карими, мне было бы весьма затруднительно найти сходство между вами.

– У нас есть еще одна общая черта, милорд, – сказала она. – Это упорство. И так было всегда.

– Тогда, пожалуй, я составлю вам в этом компанию. Хотя после встречи с вашим отцом я бы с удовольствием исключил его из наших рядов. Именно благодаря упорству вы выбрались из кареты, миледи, и упорство поможет нам вместе преодолеть все испытания.

Бэкка весь день провела у постели Мод. Припухлость почти исчезла, но синяк остался. В основном девушка спала. Как-то она все же очнулась и узнала Бэкку, но снова провалилась в глубокий сон, стоило Анне-Лизе дать ей одну из своих настоек. Бэкка больше не видела Клауса – он не спускался ни к обеду, ни к ужину. Он исчез после их встречи на пороге гостиной, и остаток дня она провела в одиночестве.

С наступлением сумерек пришла Ула, задернула шторы и собралась было готовить Бэкку ко сну, но та наотрез отказалась. У нее были другие планы на вечер, а чтобы их осуществить, нужно было оставаться одетой. Бэкка объяснила свое нежелание ложиться спать книгой, взятой накануне в библиотеке внизу. Девушка сказала, что разденется сама, как только устанет читать, и отпустила служанку. Но стоило только Уле выйти, как она отложила книгу в сторону, потушила свечи и подошла к окну.

Раздвинув шторы, чтобы виден был освещенный луной лес, она уставилась на серебристую тропу и водопад, ниспадающий со скал в реку. Оставалось ждать. Пройдет ли он по этой тропинке снова? Если да, то она тайком отправится следом и узнает, что за обряд он там совершает.

Спустя некоторое время Бэкка устала стоять, придвинула к окну кресло и устроилась в нем. Ее тут же начало клонить в сон, и чтобы не заснуть, приходилось ежеминутно вскакивать с места. Только около полуночи ночное бдение было вознаграждено. Как и прошлой ночью, Клаус появился на тропинке – его ноги были окутаны мглой, а вокруг роились огоньки. Стараясь не терять ни секунды, она схватила пелерину, так как ночи были сырыми и прохладными, и вышла в холл. Там было пусто. Бэкка на цыпочках спустилась по лестнице и покинула дом незамеченной.

Ей потребовалось некоторое время, чтобы разобраться в обстановке, ведь она никогда раньше не бывала в этих местах. Ориентируясь на звук водопада и держась на безопасном расстоянии, девушка пробиралась по тропинке, стараясь не выпускать Клауса из виду. Его тело в свете луны казалось облитым серебром. Свечение подчеркивало его широкие плечи, узкую талию и плавный изгиб спины, делая акцент на упругих ягодицах и бедрах, словно увитых канатами мышц. Излучая свет, он ступал по устланной туманом земле.

На фоне первозданной природы он походил на небожителя. Сердце Бэкки учащенно забилось, по телу пробежала горячая волна, отчего она едва не упала на скользкий мох. Девушка наблюдала за чем-то сокровенным, не предназначенным для чужих глаз. Увиденное казалось почти сакральным, словно сама природа склонилась перед ним в благоговейном трепете. В лесу стояла мертвая тишина. Все застыло. И вдруг под ногами у нее хрустнула веточка.

Бэкка боялась пошелохнуться, глядя, как Клаус остановился и повернулся на звук, представ перед ней во всей неприкрытой красе. Она чуть не ахнула, сраженная увиденным. Он был великолепен! Она затаила дыхание и, казалось, не дышала, пока он не развернулся и не продолжил путь. Нельзя было допустить, чтобы ее застали в этом колдовском месте с ним. Только не после того, что произошло между ними ранее! Осторожно ступая, она постаралась идти медленнее.

Плоские, заросшие мхом камни образовали естественный спуск к водопаду. Клаус, не раздумывая, шагнул вниз, а Бэкка все не могла решиться. Если она пойдет за ним, то окажется как на ладони, а за туманом впереди не видно ничего, кроме редких скользких валунов. Она уже отошла от дома на приличное расстояние и если упадет или заблудится, то как найдет дорогу назад? Напряженно вглядываясь, она пыталась понять, что же находится впереди, там, где водопад впадает в реку. Сквозь завесу из пены и брызг проглядывало что-то темное. Именно туда и направлялся Клаус. Карета. Это была карета. Но стоило Бэкке моргнуть, как видение исчезло. Клаус тоже исчез, а вместе с ним и сонм призрачных огоньков. Может, это были те самые блуждающие огоньки из детских сказок? Невозможно! Она же никогда не верила в сверхъестественные силы! Значит, ей все это привиделось? Тоже нет. Еще секунду назад граф был здесь, а теперь исчез. Так легко и просто. Мгла тоже испарилась, открыв тропинку. Недолго думая, девушка принялась пробираться по поросшим мхом валунам вниз к реке, где еще совсем недавно виднелась разбитая карета.

Сколько Бэкка ни вглядывалась в залитую лунным светом гладкую поверхность, в пределах видимости не было ровным счетом ничего. В месте, куда упала карета, было слишком мелко, чтобы ее могло отнести течением вниз по реке. Это подтверждало и то, что их чемодан лишь слегка намок. И все-таки, куда же делась карета?

Она постояла немного и повернулась, чтобы взбираться наверх, туда, откуда спустилась, как вдруг носом к носу столкнулась с Клаусом. Вместе с ним вернулся и туман, который обвивал его обнаженное тело. Он не проронил ни слова и только, приоткрыв чувственные губы, смотрел на нее гипнотизирующим взглядом. В какой-то момент ей показалось, что он хочет ее поцеловать.

От неожиданности и нереальности происходящего из груди ее вырвался возглас, почти крик. Блуждающие огоньки были повсюду – они вспыхивали, мигали, касались ее! У нее закружилась голова, а пляшущие огоньки превратились в вихрь белых светящихся точек, туманивших взор. Теряя сознание, она снова вскрикнула и упала прямо в его распахнутые объятия.