Во имя любви

9

Принцесса сидела в кресле и изучала расписание. Как всегда, листок со списком дел на день лежал у нее на столе, заботливо приготовленный Хосефиной. Однако Фелиса не могла сосредоточиться. В ее прекрасных комнатах ничего не изменилось, но она изменилась целиком и полностью. Больше всего на свете ей хотелось бросить дурацкий листок в угол, пойти в книгохранилище и, как только Алекс откроет ей дверь, запечатать ему губы поцелуем… Раньше, чем он заговорит, возразит ей, напомнит о долге. И тело ее, и душа стонали от тоски по его прикосновениям, от воспоминаний, как нежные и сильные руки гладили ее по спине, перебирали волосы. Он так хотел ее! Фелиса не могла ошибиться, она чувствовала в его поцелуях страсть и жажду. Почему же тогда он остановился на полпути?

Она смяла листок с расписанием. И вдруг заметила на столе еще один, исписанный аккуратным мелким почерком Маннеса. Сердце Фелисы болезненно сжалось.

Как она могла забыть? Ведь она же обещала зайти почитать на ночь маленьким племянникам! Гисабель и Педро, должно быть, ждали ее допоздна. Представить страшно, как расстроились бедные малыши и как обиделся Маннес! Вот и первые плоды ее безумного увлечения: она забыла о трех близких людях, которые на нее рассчитывали.

Фелиса поспешно пробежала записку глазами. Потом, до крайности изумленная, перечитала снова, думая, что, должно быть, неправильно поняла. Маннес не мог иметь этого в виду!

Фелиса почувствовала в глазах предательскую влагу. Она-то ожидала обвинений, а получила благодарность! Но сомневаться в искренности брата было невозможно. С ума сойти: ее благодарили за отказ от выполнения долга!

Она расправила листок с расписанием и добавила строчку-напоминание: «Вечер — Маннес и дети, чаепитие». Потом откинулась на спинку кресла и предалась размышлениям, которые мучили ее ночь напролет.

Алекс Вуд, нежный и любящий. Алекс, носящий в душе и на теле следы неизвестной ей трагедии. Алекс, отказывающийся раз за разом говорить о себе…

— Почему, Алекс? Почему ты не доверил мне своего горя? — прошептала она, запуская пальцы в волосы.

Какую страшную тайну хранит этот человек? И почему так настойчиво советует ей встречаться с мужчинами — другими мужчинами, — если она ясно видит, что он любит ее?

Придя к неожиданному решению, Фелиса потянулась к телефону. Через несколько минут она уже соединилась по собственной линии с шефом дворцовой службы безопасности Луисом Альваресом. Она быстро объяснила, чего именно хочет, и попросила полной конфиденциальности.

— Эта информация нужна мне лично, Луис. Я не хочу, чтобы вы делились ею с кем-то еще, и ни в коем случае не стоит использовать ее против мистера Вуда! Я бы попросила вас также не говорить ничего моему отцу.

— Как скажете, ваше высочество, — отозвался Луис, бывший глава детективного агентства, прозванный «леонским Шерлоком Холмсом». — Думаю, через несколько дней у меня будет что вам сообщить.

— Спасибо. И пожалуйста, если у вас есть более срочные дела, не откладывайте их из-за меня. Это всего-навсего моя прихоть, она не имеет большой важности.

— Да, ваше высочество.

Принцесса положила трубку, уверенная, что вскоре получит ответ на свой вопрос. В профессиональных качествах Луиса Альвареса никто не сомневался. С одной стороны, она знала: Алекс будет недоволен, если узнает, что кто-то копался в его прошлом. Но с другой — в качестве работодателя Фелиса имела право знать, кто занимается ее любимым проектом. И неважно, что это только повод, а на самом деле ей ужасно хочется избавиться от тревоги.

В глубине души Фелиса была уверена, что Алекс не преступник, находящийся в бегах, что он вообще не способен ни на что дурное. Она уже наводила о нем справки: ни одной судимости, никаких контактов с полицией. Значит, он стыдится рассказать о каком-то своем горе, ставшем для него «скелетом в шкафу». Если она узнает, в чем дело, то, возможно, сможет ему помочь.

Так гораздо лучше, чем все время предполагать разные ужасы. Тогда Алекс сможет любить ее без страха, а она — спокойно дарить ему свою любовь… Потому что вчера ночью, под яркими звездами Средиземноморья, Фелиса окончательно поняла, что влюбилась в Алекса Вуда. И больше всего на свете ей нужна была его ответная любовь.

Она подошла к зеркалу, чтобы заняться утренним туалетом. Да, настало утро следующего дня, день ее рождения позади. Теперь ей двадцать шесть.

Фелиса застонала. Двадцать шесть лет, через каких-то четыре года будет тридцать. У любой девушки ее возраста за плечами уже несколько любовных историй, множество веселых приключений… Молодость — лучшая пора жизни. А она вчера впервые позволила себе сделать что-то просто так, для удовольствия. Как будто быть молодой для принцессы — непозволительная роскошь.

Фелиса решила, что непременно заберет себе книгу сказок. Еще один подарок на день рождения она заслужила.

Алекс склонился над манускриптом, сжимая ладонями виски. Работа не клеилась. Еще бы, всего несколько часов назад его целовала желанная и прекрасная женщина впервые за… За сколько же лет? Кажется, последний раз он был с женщиной лет сорок назад, когда жил в Америке под очередным вымышленным именем. Так что неудивительно, что сейчас ему в голову не идут никакие детские сказки.

Да и Питер, прибывший час назад, — нельзя было не подивиться оперативности Хосефины! — чувствовал себя явно не в своей тарелке. В Лондоне он всегда казался спокойным и уравновешенным, никогда не задавал лишних вопросов и выглядел так, будто напрочь лишен всяческих чувств. Однако едва он прибыл в Леон, с ним начало происходить что-то странное: как будто стены дворца давили на него. Таким нервным и одновременно угнетенным Алекс никогда не видел своего секретаря. Тот смотрел на старые книги, как на призраков, а когда шеф окликал его, едва ли не подпрыгивал за своим столом.

Впрочем, Алекс не мог ни в чем его винить. Питер привык к просторному лондонскому офису с окнами в полстены, системой кондиционирования и растениями в кадках, создающими подобие зимнего сада. А тут ему приходилось работать в подземелье, где единственное окошко находится наверху лестницы, где стоит запах вековой пыли и старых книг. А перед глазами вместо роскошной панорамы Сити — серые каменные стены, освещенные электричеством. Да и смена климата могла дурно сказаться на здоровье пожилого человека.

Алекс налил в стакан воды — запить таблетку аспирина — и обратился к секретарю:

— Питер, по-моему, вас утомляет подземелье. Я попросил бы вас провести некоторое время в дворцовой библиотеке и кое-что сделать для меня.

Секретарь поспешно встал, явно радуясь возможности оставить книгохранилище.

— Да, сэр?

— Найти по каталогу все существующие варианты детской сказки. Она называется «Проклятый рыцарь», хотя название тоже может варьироваться.

Светлые глаза Питера широко раскрылись.

— Как, сэр? «Проклятый рыцарь», вы сказали?

— Да. Вы знаете эту сказку?

Питер на мгновение задумался.

— Кажется, нет. Хотя в названии есть что-то знакомое. Может быть, попадалась в манускриптах. Это нужно вам для работы?

— Да, — как можно небрежнее сказал Алекс. — Тут возникли некоторые сложности с датировкой сборника сказок.

— Хорошо, я постараюсь все исполнить.

Питер потер подбородок своим обычным жестом, выражающим задумчивость, стряхнул с брюк пыль подземелья и удалился.

Алекс посмотрел ему вслед, недовольно хмурясь. Раньше Питер никогда не задавал ему вопросов. Что это нашло на его секретаря? Какая ему разница, для чего Алексу нужна та или иная информация? Неужели он начал что-нибудь подозревать — или просто недоволен им? По возвращении домой нужно будет повысить Питеру зарплату…

Но тут Алексу пришла в голову печальная мысль. Скорее всего вернуться домой ему уже не придется. Если королевское книгохранилище Леона не даст ответа на важнейший вопрос его жизни, возвращаться в Лондон будет нельзя. Слишком надолго он там задержался, пришло время начинать все сначала. Инсценировать свою гибель, скажем в автокатастрофе, и искать новый дом в какой-нибудь средиземноморской стране, под новым именем. Об Алексе Вуде в связи с музейным проектом слышали слишком многие, да и Питер стал проявлять любопытство… Слава Богу, хоть не останется фотографий.

Ладно, вместо того чтобы поддаваться рефлексии, надо работать. Просто невозможно не найти искомого в таком богатейшем собрании древних книг! Если не здесь, то нигде, а это значит здесь, и только здесь!

Алекс присел возле очередного сундука и осторожно достал оттуда несколько книг. Потом отнес пыльные манускрипты к своему столу. Начал он с верхнего — того, что в сундуке лежал в самом низу. Черная рукописная книга толщиной в три пальца, с изъеденными ржавчиной железными застежками, — какой-то реестр, судя по титульному листу…

Сердце Алекса словно пропустило один удар, а затем бешено забилось.

«Iudicium» — гласило первое слово — «суд». «Maleficarum» — было второе — «ведунов». «Leon, 1213–1233». «Процессы колдунов, проходившие в королевстве Леонском с 1213 по 1233 год. Реестр епископальной инквизиции, составленный нотариями епископа Урсельского для новоназначенных представителей инквизиции монашеской».

Реестр охватывал двадцать лет — со смерти арагонского короля дона Педро до назначения Понтия д'Эспира папским инквизитором. Тысяча двести тридцать третий год — год основания доминиканской инквизиции. Епископские нотарии составили полный список происходивших за последнее время процессов в помощь отцу доминиканцу, только что прибывшему в страну…

Боль усилилась, пронизывая голову от виска до виска как огненный гвоздь. Алекс переворачивал хрупкие от времени листы книги. Вынужденные признания, смертные приговоры, пожизненные заключения… Указ дона Педро Арагонского, предписывающий сжигать еретиков на костре, — новое слово в светском правосудии относительно преступлений против церкви.

Это может еще ничего не значить, сказал себе Алекс, стараясь унять сердцебиение… Или может значить все. Хотя бы одно упоминание о Черном Барнабе! В двенадцатом году слухи о нем достигали даже королевского двора, значит, он должен был «засветиться» в инквизиционных реестрах. Алекс переворачивал страницу за страницей, несмотря на головную боль, жадно вчитывался в мелкие буквы. Чернила, которыми пользовался безвестный писец, местами выцвели, но книга сохранилась куда лучше, чем могла бы.

— Сэр…

Алекс оторвался от чтения. Он и не заметил, как прошло несколько часов. Никогда еще ему так не претило общество его разумного, деловитого секретаря.

— Простите, что отрываю вас, сэр, но я исполнил ваше поручение.

— Так быстро?

Алекс захлопнул реестр и поднялся навстречу Питеру, принимая из его рук стопку книг и несколько листков с выписками.

— Я принес вам все имеющиеся варианты сказки. А это ссылки на испанскую версию. Мне показалось, что нести вам энциклопедию ради одной страницы неразумно. И еще венецианский вариант, «Рыцарь и колдунья».

Алекс с трудом сглотнул. То ничего, то сразу все. Ему казалось, что голова вот-вот разорвется от боли, не в силах вместить столько информации одновременно.

— Спасибо вам, Питер. Вы… очень ценный работник. И вот еще что: сейчас чудесный солнечный день, так почему бы вам не прогуляться? Посмотрите столицу, отдохните, акклиматизируйтесь.

Питер взглянул на шефа с неподдельным изумлением.

— Вы это серьезно, сэр? Сейчас всего три часа дня, и я не имел в виду…

— Ступайте. — Заставив себя улыбнуться, Алекс помахал рукой. — Подышите воздухом, вы нуждаетесь в отдыхе. — В то время как сам он нуждался в полном уединении.

— Да, сэр. Но если вам все-таки нужна моя помощь, — Питер бросил заинтересованный взгляд на книги на столе, — я был бы только счастлив поучаствовать…

— Ступайте! — Возможно, это прозвучало слишком резко, но Алекс не мог более сдерживаться из-за головной боли. Он даже прикрыл на миг глаза и закончил извиняющимся тоном: — Простите за грубость, я просто немного устал.

Работа изматывает, да и атмосфера подземелья тяжеловата для меня.

— Я мог бы вернуться часа через два и помочь вам. И, если буду проходить мимо аптеки, — Питер кивком указал на пузырек с аспирином, — я куплю вам еще таблеток.

— Спасибо, Питер, вы меня весьма обяжете.

Алекс подождал, пока шаги секретаря затихнут вдалеке, и быстро просмотрел принесенные им книги. Вне всяких сомнений, в сказке рассказывалась история его самого, Алехандро де Ноласко. Варианты немного различались. Например, в испанском на месте колдуньи фигурировал старый колдун, что было куда ближе к реальности. Правда, безымянный колдун приходился отцом мальчику, а не братом. В венецианской версии мальчик не попадал в руки разбойников, он барахтался в глубокой реке, умоляя рыцаря вытащить его, иначе он утонет. Однако канва повторялась: мальчик звал на помощь, рыцарь отказывал ему, после чего мать юноши — или же его отец — накладывала на рыцаря заклятие вечной жизни. И что самое скверное, конец у всех версий был одинаковый. Вернее, конца не было вовсе.

Проклятый рыцарь скитался по земле, нигде не находя себе места, отверженный Богом и людьми. Вот и все, никакого избавления.

Алекс бросил последнюю из книг на стол. Здесь ответа нет, и не стоит пытаться его искать. Тоже мне, нянюшкина сказка… Он потянулся к пузырьку, отвинтил крышечку — и с ужасом обнаружил, что там осталось всего две таблетки. В стакане на столе не было воды, и Алекс проглотил таблетки всухую.

Во рту стало ужасно горько, но он даже не поморщился и вернулся к инквизиционному реестру. Вот где нужно искать спасение, а не огорчаться из-за глупой сказки. Алекс разбирал латинские слова, пропуская подробности пыток несчастных людей, заподозренных в колдовстве. Слава Богу, что сейчас не охотятся на ведьм: в современных условиях этот процесс стал бы стократ ужаснее.

Алекс старался обращать внимание в основном на имена, описания внешности и даты. Абзацы, в которых речь шла о женщинах, он не читал, чтобы не терять времени. Но и с мужчинами было достаточно возни. Допросы ведунов, которые похищали младенцев, портили градом посевы, губили скотину и так далее, занимали порой по несколько листов каждый.

Наконец взгляд Алекса наткнулся на параграф, от которого у него перехватило дыхание.

Аккуратным почерком писец излагал историю о колдуне пятидесяти пяти лет, черноволосом, бородатом, который был схвачен в деревне неподалеку от границы Леона с Кастилией. Его соседка, чье имя милостиво не упоминалось, обвиняла старика в насылании порчи на ее отца. Известный как целитель, старик якобы был приглашен, чтобы вылечить у ее отца глазную болезнь. После чего у отца случился припадок падучей, в результате которого парализовало левую половину его тела. Соседка обвиняла в болезни родителя неудачливого целителя, который, по ее словам, давно завидовал крепкому хозяйству их семьи и однажды повздорил с ними из-за земельного участка. Остальные свидетели, призванные следователями, подтвердили, что старик поселился в их деревне недавно, но уже был замечен в странном поведении, выдающем его связь с нечистым. Так, в полнолуние он регулярно ходил в лес за некими травами, никогда не появлялся в церкви и держал в доме черную одноухую собаку.

Процесс датировался тысяча двести двадцать вторым годом.

Алекс вспомнил свою встречу с Барнабе. Ему тогда можно было дать лет сорок пять, что для средних веков означало пожилой возраст, особенно применительно к простолюдинам, условия жизни которых были много хуже, чем у дворян. Значит, в двадцать втором ему бы исполнилось как раз пятьдесят пять или немногим больше. Барнабе считался целителем — это Алекс хорошо помнил… И еще он помнил, что после достопамятной встречи Барнабе вроде бы покинул пределы арагонского королевства, потому что там начались гонения на еретиков и колдунов. Разумнее всего ему было бы направиться в Кастилию, где тогда не преследовали инакомыслящих. Все сходится. Это не может быть не кто иной, как Барнабе.

Алекс дочитал о процессе по делу чернобородого старика до конца. Там сообщалось, что вина колдуна была доказана и признана им самим при применении допроса с пристрастием. После чего светский суд осудил его на смертную казнь путем сожжения на костре и несчастного переправили в темницу при королевском дворце до исполнения приговора.

Алекс отложил книгу. Стены расплывались перед его глазами, на лбу выступил холодный пот. Он знал, что такое «допрос с пристрастием». В тринадцатом веке это означало пытку дыбой и водой. Невольно рыцарь испытал острую жалость к Барнабе. Бедному старику пришлось пережить настоящий кошмар. Конечно, он был настоящим колдуном, Алекс узнал это на собственной шкуре, но сожжение… Такой участи он все-таки не заслужил!

Более того, приговор Барнабе звучал приговором и самому Алексу. Если колдун мертв, с ним вместе умерла последняя надежда освободиться от проклятия. Алекс уронил голову на стол и сжал руками разрывающиеся от боли виски. Последний шанс был потерян.