Во власти соблазна

Глава 3

Стоя в кулисах, Фэнси слушала, как главные герои поют финальную арию оперы. Рядом с ней стояла Женевьева Стовер, исполнительница роли Барбарины.

– Ты очень бледная, – заметила Фэнси.

– С тех пор как начались убийства «с лепестками роз», мой брат провожает меня домой, – сказала Женевьева. – А сегодня вечером он не может, и мне так страшно идти одной!

– И все? – Фэнси улыбнулась. – Князь Степан с удовольствием отвезет тебя домой, прежде чем мы пойдем ужинать.

Лицо Женевьевы просияло.

– Не знаю, как и благодарить.

– Буду ждать тебя у входа.

Фэнси вслушивалась в музыку и пение, следя за рабочими сцены, которые общались между собой жестами. Убедившись, что никто на нее не смотрит, она вытащила из-за пояса бриджей рогатку, а из кармана – шарик.

Это нехорошо, подумала она, но быстренько отмахнулась от голоса совести. Примадонна поставила ей подножку, и она не может оставаться в долгу. Если ты подставляешь вторую щеку, это значит, что ты готова к дальнейшим оскорблениям.

– На твоем месте я бы этого не делала.

Фэнси перевела взгляд на свою новую подругу.

– Нет уж, раз Пэтрис подставила мне подножку, пусть не думает, что я ей не отплачу. – Подняв рогатку, она положила мраморный шарик на резинку и прицелилась в примадонну.

Фэнси не промахнулась – шарик попал Пэтрис прямо в щеку.

Испугавшись, примадонна сбилась с ритма. Голос ее дрогнул, зрители недовольно забормотали, но Пэтрис взяла себя в руки и продолжила пение.

В кулисы поспешил очень недовольный директор Бишоп. Через минуту к нему присоединился Себастьян Таннер.

С искаженным от ярости лицом Пэтрис Таннер покинула сцену и остановилась перед Фэнси.

– Я до тебя еще доберусь! – Примадонна посмотрела на Женевьеву и добавила: – И до твоей подруги тоже!

Фэнси самодовольно ухмыльнулась, глядя на выведенную из себя актрису:

– У вас кровь на щеке.

Пэтрис Таннер поднесла руку к щеке, в ужасе уставилась на окровавленные пальцы и лишилась чувств.

Себастьян Таннер опустился перед женой на колени.

– Пэтрис не выносит вида крови.

– Женевьева, вы можете идти, – распорядился директор Бишоп и посмотрел на Фэнси: – А вы стойте здесь! – Он помог примадонне подняться и вернуться в гримерную.

– Удачи. – Женевьева сочувственно посмотрела на Фэнси и поспешно ушла.

А чего директор хотел? – подумала Фэнси. Не могла же она не отомстить примадонне! Это все равно что совершить профессиональное самоубийство. Упав в оркестровую яму, она могла покалечиться и навсегда лишиться возможности петь в опере.

Через несколько минут директор Бишоп вернулся и начал ее отчитывать:

– Если вы еще раз выкинете что-нибудь подобное, останетесь без работы. Осмелюсь заметить, это вполне устроит князя.

– Эту войну начала Пэтрис, – возмутилась Фэнси.

– А я ее прекращаю. – Директор Бишоп немного помолчал, глядя на нее холодным взглядом, и Фэнси почувствовала себя неуютно. – И маленький совет, мисс Фламбо. Не стоит верить всему, что пишут о вас в газетах. Незаменимых нет.

– Спасибо за совет, сэр. – Фэнси вздернула подбородок – она выглядела гордой, даже потерпев поражение. – Прежде чем предпринять что-нибудь еще, я подумаю.

– Было бы неплохо извиниться перед Пэтрис. – Не сказав больше ни слова, директор Бишоп повернулся к ней спиной и ушел.

Фэнси вернулась в гримерку, чувствуя, что ее уверенность в себе пошатнулась. Директор Бишоп в общем-то прав. Она вела себя отвратительно. Опера – это серьезная работа, а не детская игра, и придется смириться с выходками примадонны до тех пор, пока ее собственная звезда не засияет гораздо ярче и не затмит Пэтрис. К чему эти разборки?

Если Фэнси лишится работы, все ее планы рухнут. Не имея источника дохода, она будет вынуждена выйти замуж, а мужчина сможет превратить ее в жертву любви. Как это случилось с мамой.

В воздухе запахло корицей, и Фэнси вспомнила няню Смадж: «Слушайся разума, дитя, но следуй за своим сердцем».

Что она делает, пытаясь избежать замужества? Слушается разума? Или следует за своим сердцем?

Выйдя из гримерки на последний поклон, Фэнси отметила, что примадонны на сцене нет. Ее охватило чувство вины за то, что она натворила, и девушка твердо решила, что извинится перед Пэтрис еще до того, как покинет сегодня театр. Может быть, удастся возобновить отношения.

Фэнси смыла грим с лица, и кожа ее запылала. Глаза девушки блестели от взволнованного предвкушения, пока она одевалась для ужина с князем. Фэнси выбрала темно-зеленое платье с вышивкой золотом – его вырез был очень высоким, гораздо скромнее, чем надела бы любая искушенная светская леди.

В дверь постучали.

– Войдите.

На пороге стоял князь, и его мужественная красота снова потрясла и восхитила ее. Он улыбнулся, показав свои ровные белые зубы. Этот мужчина совершенен во всем.

Фэнси решила, что он мог бы соблазнить и целомудренную монашку… но только не ее саму.

– Я сейчас видел директора Бишопа, – сказал Степан, входя в гримерную. – Он поморщился, когда я упомянул ваше имя.

– Директор сделал мне суровый выговор и строго предупредил.

– Я ведь советовал вам не совершать необдуманных поступков. – Князь Степан склонился над ее рукой. Его теплые губы прикоснулись к коже Фэнси, и по ее спине пробежал восхитительный трепет возбуждения. Решимость держаться подальше от мужчин заметно ослабла. – Вы само совершенство, английская Афродита… богиня Каллиопа.

– Полагаю, что поиски работы не увенчались успехом?

– Как вы догадались? – Степан подмигнул ей. – Может быть, вы обладаете сверхъестественными способностями?

– Что-то вроде этого. – Фэнси взяла его под руку, и этот жест показался ей таким же естественным, как дыхание. – Я загляну в гримерную Пэтрис Таннер, чтобы извиниться, и прошу вас – давайте завезем домой Женевьеву Стовер.

– Ваше желание – закон.

– Только если к этим желаниям не относится просьба оставить меня в покое?

Фэнси постучалась в дверь гримерной примадонны. Никто не ответил. Она постучала громче. Опять никто не отозвался.

Пэтрис с мужем уже ушли из театра. Что ж, придется извиняться завтра вечером.

Фэнси увидела, что подруга их ждет.

– Ваша светлость, позвольте представить вам Женевьеву Стовер.

Князь склонился над рукой девушки.

– Узнаю прелестную Барбарину.

Женевьева застенчиво улыбнулась:

– Надеюсь…

– Проводить вас домой – честь для меня, – прервал ее Степан. – Иначе я буду беспокоиться о вашей безопасности.

– Фэнси!

Девушка обернулась.

В дверях стоял Александр Боулд.

– Ты была великолепна! Фэнси улыбнулась.

– Рада, что ты нашел время послушать оперу, несмотря на занятость. – Она посмотрела на новую подругу: – Женевьева, позволь представить тебе Александра Боулда, моего давнего друга. Алекс работает вместе с констеблем Амадеусом Блэком, который пытается поймать убийцу «с лепестками роз».

Фэнси заметила, что Алекс с интересом смотрит на голубоглазую блондинку, и у той в глазах вспыхнул ответный интерес.

– Убийца «с лепестками роз» пугает меня, – призналась Женевьева. – Сегодня вечером мой брат не может проводить меня домой, как делает это обычно. Князь…

– Я сам провожу вас домой, – произнес Александр, протягивая ей руку. – И готов защищать вас даже ценой собственной жизни.

Женевьева посмотрела на Фэнси. Та кивнула. Тогда девушка взяла Александра под руку и удалилась вместе с ним.

Фэнси удовлетворенно улыбнулась. Ей нравился Апекс, и Женевьева тоже нравилась. Похоже, молодые люди и друг другу понравились.

– Браво, мадемуазель. – Фэнси посмотрела на Степана с недоумением, и тот пояснил: – Вы очень элегантно избавились от Боулда.

Фэнси одарила князя саркастической улыбкой.

– Ах, если бы я смогла совершить такое чудо и с вами! У того на лице появилось разочарованное выражение.

– Но вы ведь не хотите этого?

С помощью князя Фэнси забралась в карету. Он сел рядом и самодовольно улыбнулся. Девушка тут же сообразила, что, с его точки зрения, все идет как надо.

Фэнси скрыла раздраженную гримаску, отвернувшись к окну, и провела ладонью по кожаному сиденью. Мягче, чем коленки у леди. Определенно особы королевской крови наслаждаются роскошью.

– Где мы ужинаем? – Если он скажет «у меня дома», она просто выпрыгнет из кареты.

– В «Belle Sauvage».

– В «Прекрасной дикарке»?

– «Belle Sauvage» – это заведение на берегу реки, рядом с постоялым двором, – сказал Степан. – Я подумал, что вкус привычной еды вашей матери – французской – раздразнит ваш аппетит.

Фэнси искоса посмотрела на него:

– А что едят русские?

– Оперных певиц.

Она рассмеялась и снова пожелала, чтобы князь был таким очаровательным.

«Belle Sauvage» располагалась на очень красивом берегу Темзы. Трехэтажное здание с террасами смотрело на поросший лесами, уединенный Ил-Пай-Айленд. Эркер у входной двери выходил на улицу и украшал белый фронтон здания.

Темное дерево и затененные укромные уголки создавали интимную атмосферу. За столиками, расставленными в небольших нишах и освещенными свечами, сидели гости и беседовали приглушенными голосами.

Князь Степан заказал мидии, приготовленные в вине и сервированные в раковинах, и обратил все свое внимание на Фэнси.

– Расскажите, что же произошло с директором Бишопом и Пэтрис Таннер, моя милая Каллиопа.

– А кто это?

– Каллиопа означает «обладающая дивным голосом». Это дочь Зевса, одна из девяти муз, – объяснил Степан.

Фэнси улыбнулась комплименту. Было лестно слышать, что он не забывает ее сценический успех.

– Директор Бишоп напомнил мне, что незаменимых в этом мире нет.

– Вы намерены следовать его совету?

– Да.

– Мудрое решение, – одобрил Степан. – Расскажите мне о себе и вашей семье.

– Габриэль Фламбо была самым младшим ребенком, седьмой дочерью французского аристократа, – сказала Фэнси. – Она со своей няней оказалась в Лондоне совсем без денег – единственная из Фламбо, кто уцелел во время террора.

– С няней Смадж?

Фэнси покачала головой.

– Няня Смадж появилась позже. Когда умерла мамина няня, мама пошла на прослушивание в оперу. У нее был многообещающий голос, но ее карьере не суждено было сбыться. Она встретила отца, и тот настоял, чтобы она уволилась. А потом мама забеременела.

Степан поднял бокал и глотнул вина.

– И тогда появилась няня Смадж?

– Как самая младшая из Фламбо, мама привыкла, что за ней все ухаживают, – сказала Фэнси. – Няня Смадж, ее собственная няня, мой отец.

– Няня Смадж помогала вашей матери растить вас и ваших сестер?

– Скорее мама помогала няне Смадж растить меня и моих сестер, – поправила его Фэнси.

Степан вскинул брови.

– То есть няня Смадж была вам как мать?

– Вот именно. – Фэнси подняла свой бокал и, сделав вид, что пьет, уставилась на губы князя. Она гадала, что почувствует, если его губы прильнут к ее губам. Каковы они на вкус? И как эти сильные руки будут прикасаться к ее телу, его длинные пальцы ласкать ее плоть?

– Фэнси, куда вы исчезли?

Она с трудом улыбнулась, пытаясь избавиться от невольно нахлынувшего вожделения, и, чтобы скрыть неловкость, продолжила беседу:

– Няня Смадж родом из Шотландии, с высокогорья, она была замужем, но муж ее умер. Няня обожала корицу. – Фэнси возвела глаза к потолку, заставив Степана улыбнуться. – Мы ели сладкие палочки с корицей, коричное печенье, коричный хлеб, коричные булочки, коричные бисквиты, коричные лепешки… – Фэнси понизила голос до заговорщического шепота: – Няня считала, что корица – это смысл жизни.

Степан расхохотался. Он был просто в восторге от девушки. В Фэнси Фламбо пленительно сочетались сила и ранимость, чувственность и невинность, ум и красота.

Фэнси заслуживала большего, чем быть его любовницей. Она не создана для адюльтера. Все эти подкупающие черты ее характера просто требовали для нее честного брака.

Но… князь и оперная певица? Об этом будут сплетничать все последующее десятилетие. А с другой стороны, двое из его братьев выбрали себе жен, неподходящих с точки зрения общества и неодобренных им. Рудольф женился на воровке-карманнице, хотя и дочери разорившегося графа. А Виктор – на дочери купца. И оба очень довольны.

Фэнси изучала князя, погрузившегося в глубокое раздумье. Он больше не был безымянным, безликим, презренным аристократом. Степан был просто мужчиной, обаятельным и привлекательным. Пожалуй, даже слишком привлекательным.

Как можно удержаться и не влюбиться в этого неотразимого мужчину? Фэнси сомневалась, что сможет побороть свои чувства. Князь обладал хваткой бульдога и не желал принимать «нет» в качестве ответа.

– Расскажите о ваших сестрах.

Интересно, подумала Фэнси, а если она расскажет ему всю жестокую, эксцентричную правду про сестер и про саму себя, это его оттолкнет? Или он решит, что она лгунья, или сочтет достойной кандидаткой в Бедлам. В любом случае он наверняка помчится прочь, спотыкаясь в своих дорогих башмаках, лишь бы поскорее оказаться подальше от нее. А именно этого она и хочет, не так ли?

Степан вскинул брови.

– Я думал, это очень простая просьба.

Фэнси вспыхнула.

– Вы хотите настоящую правду?

– Я не хочу ненастоящей правды.

– Обещаете, что никому не расскажете?

– Я уважаю ваше доверие.

– Ну ладно, ваша светлость. – Фэнси положила вилку на тарелку и аккуратно промокнула губы салфеткой. – Правда в том, что мои сестры обладают особыми талантами, необычными дарами от Всемогущего.

Его губы дернулись.

– Объяснитесь, пожалуйста.

– Белл обладает не только красотой, но и нежной душой, – начала Фэнси, глядя ему в глаза, чтобы заметить первые признаки недоверия. – Она способна исцелять руками. Кстати, ее «чувствуют» даже растения. Поэтому она такой искусный садовод.

На лице князя не появилось и тени сомнения, что удивило Фэнси – таланты ее сестер были слишком необычными, чтобы люди в них поверили.

– Блейз умеет разговаривать с животными и…

– Поэтому она и узнала, что мисс Гигглз не любит Таннеров?

– Да. – Князь реагировал не так, как она ожидала. – Блисс может определить, о чем думают люди, особенно если она к ним прикоснется.

Его темные глаза сощурились, но он ничего не сказал. Что думает князь – лгунья она или сумасшедшая?

– Бог одарил Серену великолепным оперным голосом, талантом играть на флейте и сходством с ветром, – сказала Фэнси. – София, художница, разбирается в людях по цвету их ауры.

Черная бровь выгнулась дугой. Так что же он думает – лгунья или сумасшедшая?

– А Рейвен, седьмая дочь седьмой дочери, обладает множеством талантов. – Фэнси улыбнулась самой своей сладкой улыбкой. – Она может передвигать предметы силой мысли.

Степан расхохотался, но резко замолчал, заметив ее рассерженное лицо.

– Вы мне не верите?

– Я не сказал, что не верю.

Пропади ты пропадом! У этого князя хватка крепче, чем у двух бульдогов.

– А вы, Фэнси? Какой у вас скрытый талант?

– Я вижу, слышу и чувствую то, чего не могут другие. Думаю, и вы тоже.

– Что вы имеете в виду?

Фэнси неопределенно улыбнулась, но ничего не сказала. Будет ли нормальный мужчина все еще сидеть здесь, рядом с ней, а не мчаться сломя голову прочь? Может, это знак свыше? Или от няни Смадж?

– А теперь вы расскажите мне о себе, – попросила Фэнси, снова приступая к еде.

– Ваш покорный слуга вел ничем не примечательную жизнь, – вздохнул Степан. – Я самый младший из пяти сыновей, один из которых остался в Москве. Княжна Эмбер, моя кузина, вышла замуж за графа Стратфорда.

– А как вы жили в России?

– Родился, учился, вырос и переехал в Англию. – Степан пожал плечами. – У нас с братьями тут деловые интересы, это позволяет нам жить безбедно. Как самый младший, я много страдал из-за насмешек старших братьев. У отца никогда не было на нас времени, но старший кузен часто брал нас на охоту. Владимир, тот брат, что живет в Москве, всегда оставался дома с отцом, а мы четверо с удовольствием готовили себе еду на костре и спали под звездами. Однажды мы с Михаилом лежали на спине и смотрели в ночное небо. Он спросил меня, что ближе – Москва или Луна. Разумеется, братья никогда не дадут мне забыть, что я выбрал Луну, потому что ее мы в тот момент видели, а Москву – нет.

Фэнси рассмеялась. Эти веселые воспоминания трогали ее сердце, постепенно меняя к лучшему ее мнение об этом мужчине. Она никогда не думала, что аристократы – это обыкновенные люди со своими надеждами, мечтами, страхами…

– А кто ваш отец? – внезапно спросил Степан. Хорошее настроение тут же испарилось.

– Бесчувственный аристократ.

Степан перегнулся через стол и накрыл своей ладонью ее руку.

– Ваш отец любил вашу мать и своих дочерей.

– Мама его любила, – сказала Фэнси, – а он ее жестоко обидел.

– А вы?

Она смотрела на него непонимающим взглядом.

– Вы его тоже любили?

– Наверное, но однажды он просто уехал и больше не вернулся.

– С тех пор вы и возненавидели аристократов? – спросил Степан.

– Как вам сказать… Что касается отца, я никогда по нему не скучала, – отрезала Фэнси. – Он разбил сердце матери, а не мое.

– Уклончивый ответ. – Степан пожал плечами. И решил сменить тему разговора. – Завтра вечером мы с вами пойдем на бал к графу и графине Уинчестер, это родственники моей невестки, – сказал вдруг Степан.

– Вы можете идти, – решительно заявила Фэнси, – но на меня не рассчитывайте.

– Вы будете меня сопровождать.

– Я не хожу туда, куда меня не приглашают.

– Я вас приглашаю.

– Я имею в виду – общество. Могу себе представить кривые взгляды, когда я появлюсь с вами.

Степан ухмыльнулся:

– Дорогая, общество – это я. И я обещаю не бросать на вас кривых взглядов весь вечер.

Фэнси никак не могла решить – то ли улыбнуться, то ли стиснуть зубы. И тут ей в голову пришла старая как мир отговорка:

– Мне нечего надеть.

– И все? – Князь похлопал ее по руке. – Об этом я позабочусь.

– Не станете же вы покупать мне платье?

– Стану.

– Вы всегда поступаете по-своему?

– Бедняжка Фэнси, рожденная самой первой. – Степан одарил ее своей самой обворожительной улыбкой. – Младшие всегда получают то, чего хотят.

Фэнси снова переменила мнение: хватка трех бульдогов. А с другой стороны, убедившись в пренебрежении общества, князь наконец оставит ее в покое.

– Хорошо, Степан. Я пойду с вами на бал.

– Я в этом и не сомневался.

Чуть позже княжеская карета остановилась перед домом семейства Фламбо на Сохо-сквер. Князь выбрался наружу и спустил на землю Фэнси. Девушка заколебалась, не зная, прощаться ли или пригласить князя в дом.

– Спасибо за вечер, он был на удивление приятным.

– Я провожу вас до двери. – Степан взял ее за руку и повел вверх по трем ступенькам. – Давайте ключ.

– Это не обязательно.

Степан изогнул темную бровь и протянул руку:

– Ключ.

Фэнси отдала ему ключ. Открыв дверь, Степан отошел в сторону, пропуская ее, и вошел в холл следом.

Как и в прошлый раз, Паддлз примчался в холл, прыгнул на князя, пригвоздил его к стене и начал лизать лицо. Степан захохотал.

– Сидеть! – приказала Фэнси.

Пятнистый мастиф с черной маской на морде повиновался и сел, помахивая хвостом.

– Хороший мальчик, Паддлз. – Степан потрепал пса по огромной голове и повернулся к Фэнси. Он чмокнул девушку в щеку и положил ключ в ее ладонь. – Спокойной ночи, мадемуазель. Пусть вам приснятся хорошие сны.

Не прибавив ни слова, Степан вышел за дверь и скрылся в своей карете.

Он не поцеловал ее на ночь.

На следующий вечер Фэнси сидела на табурете в гримерке и рассматривала свое отражение в треснувшем зеркале. Почему он даже не попытался поцеловать ее? Что с ней не так?

Она ждала, что князь ее поцелует – разумеется, уважительно, – когда он доставил ее домой. Конечно, целовать в щеку – это тоже романтично, но Фэнси предполагала, что испытает свой первый в жизни настоящий поцелуй.

Отъявленный распутник, князь тем не менее не торопился приступить к делу. Разве только…

Фэнси сделала ладонь ковшиком и поднесла ее к носу. Она вдохнула, выдохнула и понюхала. Нет, ничем не пахнет, но нужно проверить еще разок, чтобы убедиться.

– Что это ты делаешь?

Фэнси резко обернулась. За ее спиной стояла Женевьева Стовер. Фэнси улыбнулась:

– Проверяю, чем пахнет мое дыхание.

– Спасибо, что познакомила меня с Алексом, – сказала Женевьева. – Он и сегодня провожает меня домой.

Фэнси порадовалась за самого старого друга и самую новую подругу, но вдруг вспомнила о своей младшей сестре. Рейвен испытывала сильное влечение к Алексу, она будет очень несчастна.

– Я рада, что вы нашли друг друга, – произнесла она вслух.

– А как прошел вечер с его светлостью?

– На удивление хорошо. Степан настаивает, чтобы сегодня после спектакля я пошла с ним на бал.

Дверь в гримерку открылась. В каморку вошел директор Бишоп, а мимо него проскочило мохнатое создание. Фэнси посадила обезьянку на колени.

– Как сегодня чувствует себя мисс Гигглз?

Обезьянка закрыла по очереди уши, глаза и рот.

– Пора научить тебя новому фокусу.

Директор Бишоп снял обезьянку с колен девушки и протянул ее Себастьяну Таннеру, стоявшему снаружи. Потом он поманил кого-то, и в дверях появилась женщина средних лет, следом за которой две молодые женщины несли какие-то коробки.

– Это мадам Жанетт с вашим вечерним нарядом. – Перед тем как выйти, директор глупо ухмыльнулся. – С ума сойти!

Мадам Жанетт ворвалась в гримерку и ловко развернула платье. Сшитое из лилового шелка, оно очень подходило к цвету глаз Фэнси. Ее помощницы достали туфли, чулки, нижнее белье, шаль, перчатки, ридикюль и веер.

– О, вы самая счастливая женщина на свете! – воскликнула мадам Жанетт. – Его светлость не поскупился на подарок!

– Не сомневаюсь, что князь оставляет в вашей лавке немало монет, – сказала Фэнси.

– Его светлость никогда не покупал подарков женщинам в моей лавке, – возразила мадам Жанетт. – Он заявил, что ваши глаза – как персидские фиалки, и потребовал оттенок ткани, который подчеркнет их редкую красоту.

– Он так сказал?

Мадам Жанетт кивнула.

– Большое спасибо. – Фэнси обвела вокруг рукой и добавила: – Извините, не могу уделить вам времени. Готовлюсь к выходу.

Мадам Жанетт и ее помощницы ушли. Женевьева с завистью посмотрела на платье и последовала за ними.

Фэнси ощущала, что петля князя затягивается все туже. Но она не желала выпускать из рук контроль над своей жизнью и закончить, как ее мать – жертва любви.

При мысли о том, что вечером придется появиться в свете, девушку охватили мрачные предчувствия, а руки у нее задрожали. Вдруг там окажется ее отец?

Нельзя об этом думать, иначе она погубит спектакль. Фэнси схватила шляпу Керубино и пошла к гримерной примадонны.

Дверь открыл Себастьян Таннер и, удивленно посмотрев на Фэнси, шагнул в сторону.

Не желая входить внутрь, девушка остановилась на пороге, дожидаясь, пока примадонна соизволит обратить на нее внимание. Пэтрис Таннер отвернулась от зеркала. Оно, как отметила Фэнси, было больше, чем у нее, и без трещины.

– Чего тебе? – Ненависть во взгляде женщины соответствовала ее ледяному тону. – Пришла полюбоваться на гримерную, которой так домогаешься?

– Я пришла, чтобы извиниться, – ответила Фэнси. – Я вела себя непростительно, но надеюсь, что вы все-таки сможете меня простить.

Пэтрис Таннер долго смотрела на нее, изучая с ног до головы, и это было весьма неприятно. Потом процедила:

– Я подумаю, – и отвернулась.

Фэнси смерила женщину убийственным взглядом: «Подумай, старая курица».