Элина
С трудом открываю глаза, чувствуя дикое жжение и головокружение. Несколько минут распахиваю и смыкаю глаза, чтобы прийти в себя и хоть что-то начать соображать. Память подкидывает мне события, произошедшие до того, как я оказалась в этой постели.
Пришёл Тигран. Глеб заметил меня. Я спустилась. Красавин стал меня оскорблять. Потом Ляля… а потом… я убила Глеба, выпустив в него всю обойму пистолета Тиграна. Дальше была истерика, и больше ничего не помню.
Я его убила… И правда убила… Убила… Меня теперь посадят? Не думаю… если я сейчас не в тюрьме, то точно не посадят.
— Проснулась? – слышу голос Тиграна по правую сторону от себя.
Поворачиваю чугунную голову в сторону голоса, наталкиваясь взглядом на одевающего рубашку мужчину. Правая сторона кровати смята, что свидетельствует о том, что я в этой кровати спала не одна.
— Тигран? – оглядываю комнату. – Где мы? Это же не бордель…
Небольшая комната в чёрно-белых тонах. На стене над кроватью висят фоторамки с неизвестными мне людьми. Около одной стены огромный шкаф, на другой висит телевизор, а четвёртая зашторена, словно вся состоит из стекла. Из мебели лишь шкаф, кровать, две тумбы и небольшой столик у окна с пепельницей и сигаретами на нём.
— Конечно, не бордель, — подтверждает мои мысли Тигран. — Я, что, совсем больной, приводить ребёнка в тот отстойный гадюшник? Чего ребёнку там делать? Здесь жить будете.
— Ребёнка? – резко вскакиваю. – Ляля! Где она?
— Играет в своей комнате в куклы или уже не в куклы. У неё игры меняются каждые пятнадцать минут. И откуда столько игр придумывает?
— Играет? Не понимаю… — растерянно шепчу. – Что происходит, Тигран?
— В каком смысле? Ты лежишь в кровати, отдыхаешь. Твоя дочь в соседней комнате играет. Накормлена хлопьями с молоком и парочкой бутербродов с «Нутеллой». Извини, я не знаю, чем питаются дети, поэтому купил то, что видел в рекламе. Ей, вроде, понравилось.
Конечно, понравилось. Малышка любит утром себя баловать сладким, но Глеб считал, что ей лучше утром есть каши на воде и без сахара. Ляле это не нравилось, но она пихала в себя через силу, чтобы Глеб не злился и не срывался потом на нас. Когда он уезжал, то я разрешала Ляле чай с сахаром и кашу варила на молоке. Ляля жуткая сладкоежка, но Глеб не разрешал ей быть собой.
— Ты накормил Лялю? Сам? – удивлённо смотрю на мужчину.
Чего-чего, а такого я точно не ожидала. То, что он мог привезти нас на какое-то время к себе, пока всё не уляжется, ещё как-то было допустимо в моих мыслях, но… кормить ребёнка, пока я сплю…
— Да, — кивает. — И сам выпил кофе, который, вообще-то, готовить ты мне должна. Такого ужасного кофе, как сегодня, я ещё никогда не пил, — передёргивает плечами. – Ужасный кофе, и с чего я решил, что смогу приготовить его сам? Тебя пожалел и не стал будить.
Это он сейчас на жалость давит или ругает? Вообще, что он говорит? О чём речь? Причём здесь кофе?
— Тигран, что происходит? Какого чёрта я и Ляля у тебя? Это потому что у меня началась истерика, — сглатываю. – И потом… я, кажется, отключилась?
— Отключилась, а после мы сделали тебе укол успокоительного, и ты проспала больше пятнадцати часов, — отвечает, присев на кровать лицом ко мне.
Смотрю в его глаза, но ничего не вижу. Ни раздражения, ни злости, ни агрессии, ни обиды… ничего негативного. Его будто бы уже не волнует то, что я чуть его не предала. Что приставила пистолет к его голове. Там даже нет осуждения за то, что убила человека… нет, Глеб не человек, но всё же… я отняла жизнь.
Я сама себя осуждаю, а он нет? Почему? Потому что они враги? Разве не боится, что я его тоже могу убить, если убила Красавина? Ведь я предала Красавина, убила его… доказала то, что неверна никому.
— Хорошо. Извини, — встаю с кровати, отметив, что на мне лишь огромная футболка и трусики. — Я сейчас приду в себя, и мы с Лялей уедем. Не хочу тебе больше доставлять дискомфорт. Спасибо за гостеприимство. Прости за всё…
— И куда ты? – улыбнувшись, спрашивает, наблюдая за тем, как я мечусь по комнате в поисках хоть какой-то одежды для себя.
— Ещё не придумала, — отвечаю, открывая дверцы шкафа поочерёдно. — Тех денег, что я взяла у Красавина, нам с Лялей должно хватить на несколько лет. Снимем квартиру, я найду работу. Ляля пойдёт в сад, а потом и в школу… Всё будет хорошо. Заживём, как нормальная семья. Ты обещал помочь с документами, — напоминаю ему.
— Хорошие планы, — со смехом произносит, продолжая забавляться зрелищем моего поиска хоть чего-то. – Удачи в реализации. Кофе я люблю турецкий по утрам и яичницу.
— М-м-м, хорошо, — нахмуренно отвечаю, не понимая, к чему он это.
Зачем мне знания о его предпочтениях? Я, что, ему готовить должна? Я вообще-то ухожу. Разве он не понял?
— Кстати, насчёт денег, — вдруг начинает Тигран и, потянувшись рукой, достаёт из тумбы пачку денег, которые я завернула в носок и спрятала у себя в лифчике. – Ты эти бумажки стащила?
— Да, — отвечаю, направившись к Айдарову. — Спасибо, что достал их… из моего бюстгальтера.
— Не за что, — отвечает и, достав зажигалку, идёт к пепельнице. Кидает на неё деньги и, чиркнув зажигалкой, поджигает купюры. Их мигом охватывает пламя.
— Что ты делаешь? – кричу и лечу к огню, чтобы хоть что-то спасти, но руки Тиграна меня перехватывают, не давая мне этого сделать. – Отпусти! Зачем ты это сделал? – брыкаюсь, стремясь к пепельнице, но от этого хватка лишь усиливается.
— В комнате было холодно, — спокойно отвечает Тигр. — Решил прогреть нашу спальню, а, как известно, ничего не греет лучше денег. Ты чувствуешь это тепло, куколка? Греет вены, не так ли? Ночью вернёмся к прежним техникам согревания, — подмигивает, улыбнувшись.
— Ты сжёг мои деньги! – кричу шокированно.
— Это не твои деньги, а деньги Красавина, которые ты стащила.
— И что? – восклицаю, наблюдая за тем, как сгорает последняя купюра. — Нам с Лялей надо на что-то жить, а ты взял и сжёг наши деньги. Как мы теперь уйдём? На что жить будем?
Тигран наконец меня отпускает, но не для того, чтобы я ушла, а для того, чтобы в следующую секунду прижать к зеркальной стене шкафа, заставив смотреть ему в глаза, которые сейчас горели от возбуждения и веселья. Первое я почувствовала даже нижней частью тела.
Моё дыхание вмиг участилось, как только он, закрыв глаза, вдохнул запах моих волос, словно зверь, почуявший добычу, пугая её тем самым, но только вот в случае Тиграна добыча тает от любого его действия. И это мне не нравится. Так сложнее попрощаться с человеком… знать, что он твоя слабость… ужасно. Смогу ли я потом прожить без него?
— А кто тебе сказал, что вы уйдёте? – шепчет прямо в лицо. — Я такого не говорил… — его губы расползаются в дьявольской улыбке. — Про кофе запомнила?
— Мы же… ты же… обещал! – протестую.
— Напряги память, Элина. Я не говорил, что отпущу тебя, а лишь молчал, когда ты так решила. А если ещё лучше покопаешься в воспоминаниях, то вспомнишь, что я сказал тебе однажды в постели: «Ты никогда не будешь спать с другими, и свободы ты не получишь, потому что ты моя...» Ты моя куколка. Я не отпущу тебя, Элина, — проводит языком по моим губам, словно оставляет поцелуй, который себе запретил. — А сейчас мне нужно по делам, а, как ты отметила, мы не в борделе, а вся моя работа именно там…
— Я сбегу!
— Только попробуй… — рассмеявшись, отвечает.