Воин

Глава 21

Разговор на лугу повлиял на Ранульфа сильнее, чем ему хотелось. Именно тогда его начали мучить сомнения. Уверенность в том, что Ариана ничуть не лучше известных ему вероломных дамочек благородного происхождения, сильно поколебалась.

Ранульф пристально наблюдал за ней, подмечая всякие мелочи, от которых решительно отмахивался раньше. Ариана была требовательной, однако слуги любили ее. И эту преданность Ариана честно заслужила: ее живость, ум, красота, добрый характер – все вместе и завоевало их верность. Даже собственный оруженосец Ранульфа, Берк, и тот осыпал Ариану похвалами за ее заботливость и успешное излечение его раны. Она сумела завоевать уважение и восхищение даже некоторых из его вассалов, в особенности Пейна Фицосберна, как с неудовольствием отмечал Ранульф.

Безусловно, Ариана отважна. Она переносила выпавшие на ее долю лишения и унижения с королевским достоинством и не просила пощады. Однажды Ранульф увидел, как она смотрела в окно, выходившее на восток, и взгляд ее был полон тоски и страдания, словно она мечтала о лучших временах, но на его вопрос Ариана лишь пожала плечами, улыбнувшись, и покачала прелестной головкой, не желая говорить о своей грусти или искать его сочувствия.

Правду говоря, Ранульф не мог найти особых недостатков в ее поведении. Ее практическая, проницательная натура была в то же время очень женственной и приятной, хотя острый язык и безрассудное неповиновение время от времени приводили его в бешенство.

Ее физический отклик тоже был приятным, да. Невероятно приятным. Никогда еще Ранульфу не встречалась женщина, которая столь полно могла удовлетворить его плотские потребности. В постели царственная дева превращалась в чувственную женщину, выполнявшую любые его желания, и он уже не хотел никакой другой любовницы.

И все же Ранульф не мог объяснить свою тягу к ней одной лишь чувственностью. Правда, что он испытывал к Ариане невероятное чувство собственности, но за этим крылось что-то большее.

Она заполняла все его чувства, каждую его мысль. «Я и в самом деле околдован», – с отвращением заключал Ранульф. Он думал о ней в самые неподходящие моменты, вспоминал, какая она сладкая на вкус, какое у нее шелковистое тело, во время скучных разговоров о доходах и арендной плате, улаживая ссоры между слугами, даже в самый разгар тренировочных поединков с вооруженным противником – весьма опасное время для того, чтобы отвлекаться мыслями. Ранульф не мог объяснить себе, что за непонятное чувство охватывает его время от времени, причем так неожиданно, что он не успевал от него защититься… новое, странное чувство, в котором он почему-то не хотел разбираться. Угрожающее чувство, и Ранульф знал, что должен противиться ему изо всех сил. Он не мог впустить Ариану за те барьеры, которые выставил, чтобы защитить себя.

Не мог Ранульф и полностью отказаться от своих подозрений. Но, говоря по правде, он заметил, что Ариана стала по отношению к нему более отзывчивой, более мягкой после того дня на лугу, хотя это можно было объяснить благодарностью. Ранульф понимал, что своей доброжелательностью к матери Арианы он пробудил в ней чувство долга, хотя и не завоевал ее полного доверия.

Ранульф сдержал свое слово и на следующий же день проводил Ариану к хижине и снабдил несчастную больную достаточным количеством провизии. Он сожалел, что не может сделать чего-то большего для леди Констанции. В порыве сострадания Ранульф отправил одного из самых доверенных рыцарей с отрядом вооруженных воинов в Нормандию, в Верней, чтобы срочно привезти оттуда свою наложницу, сарацинку Лейлу, которая неплохо разбиралась в искусстве восточного врачевания. Однако ничего не сказал об этом Ариане, опасаясь пробудить в ней напрасные надежды.

Кроме того, Ранульф изгнал из Кларедона Дину, отправив ее работать в один из отдаленно расположенных замков. Ему не нравились злоба и лживость Дины, и он не хотел терпеть служанку, которая была так мало предана своей госпоже.

Сводного брата Арианы, Гилберта, Ранульф освободил из заключения, посоветовав забыть о непокорности и безрассудстве. Впрочем, то, что сестру выпустили из подземелья, подействовало на юношу гораздо сильнее, чем любые угрозы, и теперь он сдерживал свои вспышки.

Через два дня после истории с леди Констанцией Ранульф получил послание с печатью короля Генриха.

– Нас призывают? – спросил Пейн, когда Ранульф развернул пергамент и прочитал письмо.

– Нет, это поручение, – ответил тот довольно угрюмо, протягивая пергамент вассалу. – Леди Алиенора просит сопровождать ее, чтобы добраться до лагеря короля у Бриджнорта.

– И сопровождать ее, должен ее самый любимый рыцарь, – весело предположил Пейн.

Ранульф поморщился:

– Ты преувеличиваешь. Королева не только не благосклонна ко мне, а наоборот – делает все, лишь бы мне досадить. Она не простила меня за то, что две зимы назад я отверг одну из ее придворных дам, и знает, что я лучше пойду сражаться, чем окажусь в ее свите. Но оспаривать приказ короля не приходится. Скажи людям, что через три дня мы отправляемся в Лондон.

Этой ночью Ранульф долго лежал без сна, сожалея о задании, напоминавшем ему о том, что он больше всего презирал в благородных дамах. Королева Алиенора искусно управляла мужчинами и их желаниями, заставляя их выполнять свои требования, но была предана только самой себе. Она умудрилась, родив двух детей, расторгнуть свой брак с Людовиком Французским и обвенчалась с юным Генрихом Нормандским, потому что искала власти. Половина цивилизованного мира лежала у ног Алиеноры. Она привлекала к себе поэтов и льстецов, летевших к ней, как мухи на мед, потому что ее красота и остроумие были действительно выдающимися. При ее дворе постоянно интриговали и строили козни, а прелестная королева не только поощряла это, но и показывала пример.

«Можно придумать сотню поручений, которые я предпочел бы этому», – размышлял Ранульф. И – к своему удивлению – злился, что придется уехать из Кларедона. Ему придется в первый раз так надолго уехать отсюда за эти пять недель – в первый раз уехать от Арианы.

«Я не хочу покидать ее», – подумал он, и эта мысль испугала его.

Утром он встал рано, до того как проснулась Ариана, и поспешил на учебное поле, где довел себя почти до физического изнеможения, пытаясь избавиться от дьявольской одержимости этой женщиной. К сожалению, ничего не получилось.

Проведя ненужный многочасовой рейд по всем своим владениям, Ранульф вернулся поздно вечером и увидел, что Ариана ждет его в покоях, коротая время за шитьем. В очаге жарко пылал огонь, на столе стояла еда и вино, чтобы он смог утолить голод. Едва Ранульф вошел, Ариана отложила свое рукоделие в сторону и мягко приветливо улыбнулась.

Ранульф застыл на пороге. Ее светлые волосы блестели, как расплавленная медь, а гладкая, как слоновая кость, кожа мерцала неземной красотой. Ариана показалась ему похожей на фреску, которую он когда-то видел, – Дева Мария до рождения сына.

В сознании Ранульфа возник вдруг образ Арианы, беременной его ребенком, и это наполнило рыцаря таким страстным желанием осуществить это, что его затрясло. Пришлось отвернуться, чтобы скрыть свою слабость. Сколько он ни клялся себе оберегать сердце, он чувствовал, что в казавшейся неодолимой броне уже пробита серьезная брешь.

– Как прошел день, милорд? – негромко спросила Ариана, нарушив течение его мыслей, и встала, чтобы помочь Ранульфу снять доспехи.

Напоминая себе, что нужно сопротивляться теплоте этих серых глаз, Ранульф ответил сухо:

– Нормально.

Заметив испытующий взгляд, брошенный на него Арианой, рыцарь повторил свою клятву закрыть свое сердце и сознание от этого мягкого вторжения.

Но Ариана уже простила ему его плохое настроение. После того как он избавил ее от страха за судьбу матери, ее переполняла такая благодарность, что она не обижалась на резкости Ранульфа и на его привычную отчужденность. А когда ушел страх, появилась надежда. Надежда на то, что со временем Ранульф перестанет считать ее врагом и поймет, что Ариана много значит для него и, чтобы стать счастливым, она ему даже необходима.

В тот день на лугу она сумела заглянуть за тот непреодолимый барьер, который Ранульф воздвиг между собой и всеми остальными. Ариана тогда прикоснулась к самой уязвимой сердцевине рыцаря, к тому нежному месту в его душе, которое он всегда так тщательно оберегал. Он проявил перед ней нежную сторону своей натуры, на какой-то миг обнажил свое закованное в доспехи сердце, и теперь Ариана не сможет успокоиться, пока не разрушит этот щит целиком. Она страстно хотела избавить Ранульфа от его несокрушимой обороны, от его защитной брони. Она хотела, чтобы Ранульф снова потянулся к ней, нежно и доверчиво. Хотела облегчить эту мучительную боль в собственном сердце.

Но на следующее же утро Ариана поняла, как далека она от того, чтобы завоевать доверие Ранульфа.

День начался плохо, потому что от Пейна Ариана узнала, что Ранульф уезжает по делам короля и что Кларедон может посетить ни много, ни мало как сама королева Англии, Алиенора Аквитанская.

В раздражении от нечуткости Ранульфа Ариана поспешила осмотреть замок – и башню, и дворы, мысленно составить список бесконечных дел, требующих ее внимания. Хотя Ранульф и запретил ей самостоятельно управлять замком, но Ариана только под страхом тюремного заключения согласилась бы показать королеве Англии Кларедон не во всем его блеске.

Когда Ранульф пришел на обед, замок буквально гудел от приготовлений к его отъезду и возможному появлению леди Алиеноры. Взбегая вверх по лестнице, ведущей в его покои, Ранульф хмурился, видя вокруг суету, и сожалел о досадной необходимости готовиться к королевскому визиту, а также о неизбежных в этом случае огромных издержках. Иногда королевские визиты доводили неудачливых хозяев до нищеты.

Однако, войдя в холл, Ранульф резко остановился с ощущением, что ему нанесли удар копьем в живот. У дверей, ведущих в покои, стояли голова к голове Ариана и Пейн и смеялись.

Вид Арианы, так мило смотревшей на его вассала, вызвал у Ранульфа прилив тошнотворной ревности. Ее серые глаза светились весельем и – более того – восхищением этим высоким привлекательным рыцарем.

– Что такого смешного? – резко бросил Ранульф, и они вздрогнули.

Сразу посерьезнев, Пейн и Ариана переглянулись.

– Ничего особенного, Ранульф, – спокойно ответил Пейн. – Леди Ариана рассказывала мне, как король Стефан приезжал в Кларедон…

– Что, у тебя нет более достойного занятия, чем околачиваться тут и слушать всякие байки?

Пейн замер с таким видом, словно ему хотелось огрызнуться, но вместо этого он только коротко поклонился:

– Как прикажете, милорд.

Когда он ушел, Ранульф повернулся к Ариане. На его щеке дергался мускул.

– Даже и не пытайся завлечь Пейна своими уловками. Ничего не выйдет.

Глаза Арианы широко распахнулись – ее поразили угрюмый тон и несправедливое обвинение. Ранульф принял ее дружеские отношения с Пейном Фицосберном за флирт и начал беспричинно ревновать.

– Мы просто вели безобидную беседу, милорд, только и всего…

Взгляд Ранульфа не дрогнул. Сердце его колотилось о ребра, а в груди бушевали разрушительные, пугавшие его чувства.

– Ты принадлежишь мне, Ариана, – резко бросил он. – И лучше бы тебе примириться с этим.

– Я уже примирилась с этим, Ранульф, – ответила она со спокойной убежденностью, стремясь развеять его сомнения и подозрения. – Мне не нужен другой мужчина… ни любовник, ни муж.

Он долго и настороженно смотрел на нее, а потом отвернулся. Во второй половине дня неразумный гнев вроде бы оставил его, но холодность с лица так и не сошла.

Между ними воцарилось молчание, поэтому на заре следующего дня Ариана и Ранульф попрощались очень натянуто. Он занялся с ней любовью перед тем, как позвать своего оруженосца, чтобы тот помог ему одеться, а потом обращался к Ариане только для того, чтобы дать последние распоряжения. На ее пожелание хорошей дороги Ранульф ответил коротким кивком, не совсем веря в ее искренность.

Вот почему Ариана отпускала его с тяжелым сердцем. Из окна их комнаты она смотрела, как Ранульф, одетый в доспехи, сел верхом на своего могучего коня и поскакал впереди отряда через подъемный мост. За ним развевалось красное шелковое знамя с наводящим страх символом – черным драконом, стоявшим на задних лапах.

Когда они исчезли из виду, Ариана глубоко вздохнула. Она знала, что будет считать дни, пока Ранульф не вернется к ней целый и невредимый… Несмотря на ледяное равнодушие, которое он упорно проявляет к ней, она все же надеялась, что однажды сумеет смягчить его, сумеет преодолеть то затравленное выражение, которое видела в его глазах.