Волки выбирают пряности

Букет 1. Предвестник перемен

Я устало прислонилась к стволу сосны и на миг прикрыла глаза. Шла седьмая ночь, которую мне предстояло коротать под открытым звёздным небом. Денег не хватало даже на еду, так что о комнате на постоялом дворе не приходилось и мечтать.

Стоило подумать о еде, как желудок тут же заурчал, напомнив, что я ничего не ела больше суток. Летом проще — можно было бы собрать ягод и хоть как-то утолить голод. А сейчас, в середине марта, природа только начинала просыпаться. В городах снег почти сошёл, но в лесу по-прежнему правила зима.

Колючий северный ветер пробирался под одежду и заставлял кутаться в шерстяную, затёртую до дыр шаль. Холодно. И ноги промокли — старые сапожки совсем прохудились.

Пытаясь согреть окоченевшие пальцы, я посмотрела вниз — туда, где простирался небольшой, окутанный вечерними сумерками, городок. Отсюда, с холма, он виделся как на ладони. Пестрящий вишнёвыми черепичными крышами и окружённый высокой каменной стеной. Город, названный в честь выращиваемой в его окрестностях специи.

Тамаринд.

Семь лет прошло с тех пор, как я видела его в последний раз.

Всего семь лет…а, кажется, это было в какой-то прошлой жизни.

Поправив перекинутую через плечо холщёвую сумку, я стала спускаться вниз. Мои жалкие пожитки составляла фляжка с водой, расчёска, щётка и зубной порошок. Вот и всё, с чем мне пришлось бежать из ненавистного дома. Хорошо, сумела взять хотя бы это. А ещё лучше, что в первое время всё-таки удавалось снимать ночлег. Какой-никакой душ и жёсткая постель лучше ледяной речной воды и подстилки из еловых веток.

До чего я дожила? Сама себе напоминаю уличную бродяжку. Хотя…почему напоминаю? Наверное, теперь я она и есть.

Спускаясь вниз, я постоянно поскальзывалась на мокром снеге. Замёрзшие ноги отказывались слушаться, а мысли о еде и тепле становились всё более навязчивыми.

Идти до города по главной дороге не стала. Вместо того чтобы двигаться напрямик, я выбрала окольный путь, лежащий через маленький пролесок.

То, что привратники не пустят меня в Тамаринд, не вызывало никаких сомнений. То, что сдадут турьерам — тоже. А всё из-за документов, по которым с лёгкостью можно понять, что я нарушила закон.

Иногда кажется, что к нам — выпускникам приютов, относятся не лучше, чем к двуликим. Человек, живший на попечении государства, после выпуска обязан отработать два года. Вариантов работы не так много, и каждый из них плох по-своему. Нет, возможно, кому-то везло больше, но меня хватило ровно на полгода. Место прислуги в доме зажиточного торговца можно было бы считать вполне сносным, если бы не личность этого самого торговца.

Мерзкий тип. Красноречивые взгляды. Недвусмысленные намёки.

И это при том, что жить предполагалось в его же доме. Даже не знаю, почему не сбежала ещё в первый рабочий день. Наверное, просто боялась и надеялась, что всё обойдётся.

Не обошлось.

Когда пару недель назад этот полупьяный увалень среди ночи ввалился в мою комнату, выбора не осталось. Просто огрела его по голове стоящей рядом вазой. До сих пор помню полный непонимания взгляд и распластавшееся на полу тело. Убедившись, что дух из этого самого тела никуда не делся, и на запястье бьётся пульс, я сделала то, что должна была сделать уже давно. Сбежала. Наспех побросала в сумку всё необходимое, прихватила документы и покинула дом. Повезло, что экономка была полуглухой, и даже устроенный шум её не разбудил.

Как выбиралась из города — отдельная история. Наверное, просто повезло.

Сейчас, идя по скользкой дороге, я вспоминала эти события и невольно вздрагивала. До сих пор не получалось отделаться от ощущения, что меня преследуют. Наверняка, очухавшись, бывший работодатель обратился к турьерам.

Вскоре я приблизилась к городской стене. Не выходя из пролеска, посмотрела на главные врата и обнаружила, что у них скопилась очередь. Кто-то пришёл пешком, кто-то подъехал на повозках.

Неожиданно позади раздался стук лошадиных копыт и поскрипывание телеги. Только я успела спрятаться в тени деревьев, как послышались недовольные голоса.

— Опять ни черта не продали! — в первом слышалась досада. — Да чтоб я ещё хоть раз поехал торговать в область!

— Ты каждый раз так говоришь, — хмыкнул второй, — и всё равно мотаешься туда раз в месяц. И нечего ныть, мы сбыли почти половину! Всё-то тебе мало…

Голоса принадлежали ремесленникам. Судя по всему, первый мужчина возмущался напрасно. Из-под грязной ткани выглядывали немногочисленные резные ложки, аккуратно сложенные глиняные горшки и расписные тарелки. Телега, действительно, была полупустой.

Пока уставшая лошадь тащила её к городским вратам, в моей голове созревала идея. Вот он — шанс попасть в Тамаринд! Не воспользуюсь сейчас, неизвестно, когда ещё появится такая возможность.

Как только ремесленники заняли последнее место в очереди, я решилась. Уже стемнело, и это обстоятельство играло в мою пользу.

— Приблизиться, залезть в телегу, накрыться тряпьём и надеяться на чудо, — мысленно повторила план действий и двинулась вперёд.

Я понимала, что иду на риск. Существовала большая вероятность того, что привратники захотят проверить содержимое телеги. Тогда мне конец. Даже если бывший хозяин не заявлял на меня турьерам, в документах ясно видно, что я не отработала контракт. А это в нашем государстве — преступление.

Стараясь ступать как можно бесшумней, я приблизилась к очереди. Никогда не думала, что буду радоваться противной слякотной погоде, но сейчас делала именно это. Серость, как и наступившие сумерки, была как нельзя кстати. Казалось, что окружающий мир заляпали грязной краской, отчего он утратил чистоту и яркость. Хорошо.

Я сделала ещё один шажок и, оказавшись у нужной телеги, пригнулась. Впрочем, эта мера была излишней. Очередь длинная, здесь темно, и привратники даже не думали смотреть в эту сторону. Их слишком занимало изучение карточек, которые предъявляли въезжающие в город.

Ремесленники продолжали о чём-то переговариваться и сидели ко мне спиной. Теперь оставалось самое сложное — незаметно забраться в телегу. Сердце моментально забилось чаще, и я непроизвольно задержала дыхание.

Под моим весом дерево негромко скрипнуло, заставив тут же замереть. Увлечённые разговором, мужчины даже не обернулись. Я подалась вперёд и добралась до того места, где валялась скомканная ткань. Аккуратно прилегла и, натянув её на себя, вновь неподвижно замерла. Закрыла глаза и представила, что сливаюсь с деревом. Я — невидимка. Меня здесь вообще нет.

Заржала лошадь. Звякнули глиняные горшки, и телега неспешно поехала вперёд. Очередь постепенно двигалась, и чем ближе становились ворота, тем больше я нервничала. В горле пересохло, а бедное сердце колотилось как у загнанного зайца.

Только бы получилось!

Попасть в Тамаринд мне жизненно необходимо.

Там остался единственный родной человек, с которым нас разлучили семь лет назад. И теперь я обязана его найти.

— Ваши документы, — отчеканил привратник, когда мы оказались у входа в город.

— Пожалуйста, господин турьер, — прозвучал услужливый голос одного из ремесленников.

Наступила тишина — отвечающие за порядок маги всегда отличались редким занудством и щепетильностью. Казалось, прошла вечность перед тем, как турьер вновь заговорил.

— Что везёте?

На этот раз моё сердце подскочило и, уподобившись хозяйке, замерло.

— Желаете взглянуть? — невозмутимо спросил ремесленник, даже не подозревая, на какие муки меня обрекает.

Второй тут же принялся перечислять:

— Горшки, посуда, пара глиняных игрушек. Не хотите приобрести? А, господин турьер?

Привратник его вопрос проигнорировал, и в следующее мгновение я услышала приближающиеся шаги. Задержав дыхание, принялась молить высшие силы о том, чтобы он передумал.

Пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста…

Внезапно я уловила совсем рядом какое-то движение. Послышался стук, а за ним звук срываемой ткани — не с меня, а с лежащей рядом глиняной утвари.

Крепко зажмурившись, мысленно повторяла как мантру: я невидимка, невидимка, невидимка…

— Хорошие горшки, — произнёс турьер, судя по всему, осматривая плоды гончарных трудов. — И что слышно в центре?

— Всё идёт, всё меняется, — отозвался ремесленник. — Расширяют главную площадь, строят новые здания.

Они ещё о чём-то говорили, но я больше не слушала. Просто превратилась в сгусток нервов и сжалась в маленький комок. Хорошо, что рост небольшой. Как и вес. А, учитывая длительное голодание, наверное, вообще стала похожа на обтянутый кожей скелет.

— Ладно, проезжайте, — судя по громкости голоса, турьер отошёл от телеги и занял своё место у врат. — А утварь у вас, мастера, и впрямь хорошая. Только надо бы её ещё серебряным покрытием украшать. От двуликих.

Я не могла поверить в своё счастье.

Повезло.

Немыслимо повезло!

И всё-таки была неправа, когда говорила, что к выпускникам приютов относятся так же, как к двуликим. Тех вообще не любят. Кто-то боится, кто-то презирает. Никогда не разделяла всеобщего мнения на этот счёт. Разве умение оборачиваться зверями делает их хуже обычных людей или тех же магов?

Въехав в город, ремесленники направились к ближайшей таверне. Это я поняла по характерному запаху, проникшему даже сквозь несколько слоёв плотной ткани, и громкому шуму.

— А горшки как же? — спросил один мастер другого. — Что, так просто оставим?

— Чёрт с ним! — отмахнулся тот. — Здесь турьеры на каждом шагу, никто не полезет! А вот мне перед тем, как идти домой, надо выпить. Мегера моя сожрёт за то, что денег мало выручил. Нужно морально настроиться…

— Опять ты за своё!

Голоса становились всё тише и вскоре слились с общим гулом. Хлопнула дверь, ознаменовавшая, что мои «попутчики» вошли внутрь.

Ещё некоторое время я лежала неподвижно, прислушиваясь к тому, что творится вокруг. Шея затекла, руки и ноги окончательно замёрзли, но я уже перестала обращать на это внимание. Идущий из таверны гул был довольно громким, значит, телегу оставили неподалёку. Из плюсов — шум улиц звучал гораздо тише. Насколько мне удалось вспомнить, «Золотой петух» располагался в укромном переулке. Если за семь лет ничего не изменилось, то здесь вечно темно, и турьеры редко навещают это место. Только если завязывается драка, или разошедшиеся гуляки грозятся перебудить всю округу.

Я осторожно приподняла край покрывала и посмотрела наружу сквозь образовавшуюся щёлку. Вроде, никого. Собравшись с духом, откинула ткань полностью и быстро слезла с телеги. Всё-таки не ошиблась — ремесленники и впрямь остановились у «Золотого петуха». Единственным источником освещения служил тусклый, покачивающийся на ветру фонарь. Одинокий и поскрипывающий. Хотя, вру — ещё жёлтые окна, в которых отлично просматривались «внутренности» таверны. Стоило мне увидеть дымящееся жаркое, как желудок снова заурчал и скрутился в тугой узел.

Оставалось только удивляться, как я ещё не свалилась от голода и измождения. Впрочем, мой организм всегда отличался поразительной выносливостью. И это несмотря на хрупкое телосложение.

Соваться в таверну смысла не было. Нет денег — нет ужина. Простая и доступная истина. Опускаться до попрошайничества я тоже не собиралась. Гордость не позволит, да и лишнее внимание привлекать ни к чему.

Только теперь я осознала, что совершенно не знаю, куда податься. Без денег, без знакомых и фактически без документов. Все дела, из-за которых и пришла в Тамаринд, я решила отложить до завтра. Сейчас гораздо больше занимал ночлег и да — снова еда. Казалось, ещё немного, и я вообще не смогу думать ни о чём другом.

Инстинктивно пригнувшись, я незаметно прошмыгнула мимо таверны, пересекла улицу и скрылась в очередном немноголюдном переулке. Сколько сейчас времени? Наверное, где-то около девяти. До утра далеко. А ночь такая длинная…

— Заблудилась, девочка? — внезапно раздалось за спиной.

От неожиданности я вздрогнула и, резко обернувшись, увидела прямо перед собой ичши. Смуглая, с чёрными кудрявыми волосами, облачённая в многочисленные разноцветные юбки, надетые одна на другую. В ушах крупные серьги, шею украшает множество бус. На плечи накинут меховой тулуп — тёплый, наверное…

Проницательный взгляд чёрных глаз был прикован к моему лицу.

Я машинально попятилась.

— Боишься? — слегка прищурившись, хмыкнула ичши. — Меня бояться не надо. Пойдём, накормлю. И на ночлег устрою.

Настолько устала, что мне было всё равно. Тем более, как и к двуликим, предубеждения к этому вольному народу я никогда не испытывала. Хотя и в гадания их не верила. Ичши часто пользовались своими минимальными магическими задатками и дурили людям голову.

Как бы то ни было, не мне судить. Все выживают, как могут.

Женщина развернулась и, поманив меня пальцем, двинулась вглубь переулка. Мы шли довольно долго. Хотя, возможно, это только для меня минуты превращались в часы. Двигалась машинально и не думала вообще ни о чём. Яркие юбки ичши казались сигнальным маячком, не позволяющим потеряться в лабиринте серости. Под ногами хлюпала мартовская грязь. Дороги здесь не чистили, и талый снег лежал некрасивыми тёмными комьями.

Я очнулась только в тот момент, когда мой «маячок» внезапно остановился. Перед нами возникло старое заброшенное здание — с дырявой крышей и разрушенным крыльцом. Ичши толкнула входную дверь, и та, жалобно скрипнув, пропустила нас внутрь.

Пахло затхлостью и сыростью. Где-то поблизости раздавался глухой стук капель. Мы прошли несколько пустых комнат и поднялись на второй этаж, куда вела узкая прогнившая лестница.

В помещении, где мы оказались, лежали соломенные тюфяки, на которых сидело ещё несколько человек. Старуха, двое мужчин, одна молодая женщина и ребёнок — девочка, лет десяти. Самой примечательной, пожалуй, была старуха. Худощавая, морщинистая, с выбивающимися из-под платка прядями седых волос. Она сидела, закутавшись в несколько шерстяных одеял, и читала какую-то потрёпанную книжку.

— Чужих привела? — не поднимая взгляда, спросила старая ичши.

Проигнорировав вопрос, моя провожатая кивнула на свободный тюфяк и велела:

— Располагайся.

Меня дважды просить не требовалось. Игнорируя немигающие взгляды присутствующих, я скомкано поздоровалась и заняла предложенное место. Стоило присесть, как усталость стала просто невыносимой. Возникло ощущение, что меня придавили чем-то мягким и очень тяжёлым. Голова слегка кружилась, но стоило прикрыть глаза, как стало гораздо легче.

— Эй, да она совсем измотана, — словно из-за ватной стены донёсся до меня мужской голос.

За ним последовал какой-то шорох, и через несколько мгновений я ощутила на своём плече тёплую руку.

— Поешь, — предложила проводившая меня ичши. — Если сейчас ляжешь спать на голодный желудок, завтра не встанешь.

Она протянула мне большое красное яблоко, горсть лесных орехов и добавила:

— Всё, что есть. Но это лучше чем ничего, правда?

Я была с ней согласна. Не заботясь о манерах и чужом мнении, буквально вгрызлась в предлагаемое угощение. Была настолько голодна, что съела даже яблочные косточки. Орехи оказались на удивление сытными.

Только утолив голод, я осознала, что, вероятно, лишила кого-то ужина. Стало немного неловко, но приятное чувство тяжести от какого-никакого перекуса пересилило прочие чувства.

Веки слипались, и, поблагодарив за угощение, я вновь легла на тюфяк. Устроилась на боку, положив ладони под голову — всегда любила так спать.

— Как тебя зовут-то? — спросила ичши, когда я практически уплыла в манящие бездны сна.

— Юта, — пробормотала, не открывая глаз, и в следующее мгновение отключилась.

Меня разбудило ощущение чьего-то близкого присутствия. Показалось, что кто-то бесшумно подкрадывается и протягивает ко мне руки. Наверное, из-за дикой усталости меня бы не смог разбудить даже ужасный грохот. Но вопящая об опасности интуиция смогла.

Я резко открыла глаза и обнаружила около себя черноволосую девочку. Стоило мне проснуться, как маленькая ичши резво отскочила назад и спрятала руки за спину. Не нужно было видеть, чтобы понять — она украла брошь. Это украшение я носила, не снимая, и всё последнее время прятала под накинутой шалью. Две переплетающиеся между собой буквы, соединённые с изящным цветком, были моим единственным напоминанием о прежней жизни. Брошь была дорогой — из белого золота. Только заботами доброй воспитательницы удалось её сохранить, живя в приюте. Даже не сосчитать, сколько раз пытались отобрать.

— Верни, — негромко, но твёрдо потребовала я.

Девочка сделала ещё несколько шагов назад и оказалась у окна. Под первыми проблесками света, проникающими сквозь разбитое стекло, виднелась витающая в воздухе пыль. В этот момент ичши походила на маленький тёмный силуэт. Она была немного напугана, но расставаться с «добычей» явно не собиралась.

— Верни сейчас же! — потребовала уже громче и, поднявшись с места, приблизилась к ней.

Если бы эта вещь была простым украшением, я бы её подарила. Даже не задумываясь о ценности. Но для меня брошь значила гораздо больше, чем все сокровища мира.

Как только я подошла, девочка ловко увернулась и снова отпрянула назад. Она принялась убегать, и мне не осталось ничего другого, кроме как бежать за ней.

Через несколько мгновений маленькая плутовка подбежала к лестнице и уже собралась сигануть вниз, как вдруг на её пути, словно из ниоткуда, возникла старуха.

— Отдай то, что взяла, — велела она, испытывающе посмотрев на девочку.

Та потупила глаза, но сжала брошь её крепче.

— Отдай.

Артачилась девочка недолго. Пронизывающий насквозь взгляд пробрал даже меня, не говоря о той, на кого он был направлен. Развернувшись, девочка медленно приблизилась и с большой неохотой протянула мне брошь.

— Ты не злись на Шанту, — произнесла старая ичши, когда украшение вернулось на положенное место. — У неё мало развлечений, а брошь красивая.

Присев перед девочкой на корточки, я заглянула ей в лицо и улыбнулась:

— Если бы у меня было что-то кроме этой брошки, я бы обязательно тебе подарила, — протянув для рукопожатия руку, добавила. — Мир?

Шанта недоверчиво на меня покосилась и, в очередной раз спрятав руки за спину, попятилась и прижалась к бабушке.

Та погладила её по чёрным кудрям и мягко заметила:

— Она у нас нелюдимая.

В следующий момент я убедилась в том, что все в этом доме встают очень рано. В комнату поднялась ичши, которая привела меня сюда, и весело всех поприветствовала:

— Золотого солнца, аихара!

— Аихара, — улыбнулась старуха, продолжая перебирать волосы девочки.

Сперва я удивилась, но потом вспомнила, что, кажется, так в народе ичши принято желать доброго утра. А это их «аихара» что-то вроде выказывания любви и уважения.

В углу послышалась какая-то возня, за которой последовало недовольное бормотание:

— Поспать, черти, не даёте…

Похоже, мои выводы насчёт раннего пробуждения были преждевременными.

— Ладно тебе! — засмеялась «моя» ичши. — Такой день начинается, а ты ещё в постели! Или стар стал, а, Джур?

Мужчина присел на тюфяке и, окинув её выразительным взглядом, хмыкнул:

— Давно пора показать тебе, Рада, насколько я молод. Ты так удачно вспомнила о постели…сколько раз ты мне отказывала? Может, передумаешь?

В ответ ичши только покачала головой и снова засмеялась. Джур потянулся и, широко зевнув, взъерошил густые волосы. Похоже, ничего другого он и не ожидал.

Воспользовавшись возникшей паузой, я обратилась к Раде:

— Спасибо вам. И за ночлег, и за ужин.

— Какой там ужин, — отмахнулась та. — Вот сегодня подзаработаем и пообедаем, как следует. А выкать мне не нужно. У нас здесь все равны.

Про то, как именно они «подзаработают» уточнять не стала. Вместо этого решила разузнать о том, что меня волновало в первую очередь.

— Скажите…, - начала я и, прикусив губу, на миг замолчала, — вы не знаете, что сейчас с цветочным магазинчиком, находящимся на Южной площади?

— С «Белым Пионом»? — понятливо переспросила Рада. — Процветает, причём в прямом смысле. У тебя что-то связано с этим местом, так ведь? Что-то личное.

Если способности ичши предсказывать будущее вызывают сомнения, то вот гипнотизировать взглядом они, определённо, умеют. Проницательные чёрные глаза смотрели так пристально, словно видели саму душу. Казалось, Раде даже не нужен ответ — она и так всё про меня знала.

Распространяться на тему прошлого совершенно не хотелось, поэтому я промолчала.

— Ты хотя бы знаешь, что за брошь носишь? — неожиданно спросила старая ичши.

Вздрогнув, я перевела на неё удивлённый взгляд. Этот вопрос меня взволновал. Я понятия не имела, что обозначают буквы «В» и «Э», составляющие основу украшения. Не знала также и о том, откуда такая дорогая вещь вообще взялась в нашей семье. Единственное, что помнила, это как перед своим исчезновением мама приколола брошь к моему платью. Тогда она попросила, чтобы я сохранила её как память. А ещё сказала, что украшение является символом нашего рода. Затем грустно посмотрела, обняла и пообещала, что мы ещё встретимся. В тот момент я не понимала, что она имеет в виду. А на следующий день родители пропали.

За прошедшие семь лет мы так и не встретились.

— А вы? — отмерев, в свою очередь спросила я у старухи. — Вы знаете, что это за брошь?

Не отводя взгляда, она ответила:

— Догадываюсь, но тебе не скажу. Ещё рано.

— Что значит рано?! — я не сдержалась, но тут же себя отдёрнула и сбавила тон. — Простите. Просто для меня это очень важно.

— Всё узнается в своё время, — загадочно произнесла вступившая в разговор Рада. — Поверь, судьба штука интересная. Много сюрпризов тебе готовит.

А вот и знаменитые гадания. Можно подумать, эти слова являются какими-то уникальными. Подобные абстрактные реплики могут подойти любому.

Неожиданно Рада замерла и устремила взгляд в пространство:

— С севера ветер дует…

Кудри ичши слегка колыхались, словно в комнате действительно дул ветер. Крупные серьги слегка позвякивали. Показалось, что в промозглом воздухе промелькнул запах цветущих вишен.

Короткая, казалось бы, совершенно простая фраза, произвела впечатление. По коже пробежал мороз, и я смотрела на Раду словно зачарованная. В этот момент она совсем не походила на человека. Во всём её облике скользило что-то неуловимое…потустороннее. Недаром некоторые считают, что ичши могут приоткрывать завесу будущего. В такие моменты невольно начинаешь в это верить.

Серёжки снова звякнули — но на этот раз весело. Рада сбросила с себя оцепенение и стала прежней.

— Оставайся у нас на несколько дней, — широко улыбнувшись, предложила она. — И Шанте ты понравилась.

Спорное утверждение. Девочка по-прежнему смотрела на меня недоверчиво и несколько оценивающе. Очень знакомый взгляд. Несколько лет назад и я была такой же — потерянной и не доверяющей людям. Впрочем, с того времени немногое изменилось.

— Спасибо за приглашение, но не могу, — мягко возразила я. — Пора идти. Как вы…то есть, ты правильно заметила — всему своё время.

— Пусть идёт, — кивнула старуха и, опустившись на тюфяк, взяла в руки вчерашнюю книжку.

Больше не злоупотребляя их гостеприимством, я попрощалась с обитателями дома и спустилась вниз. Рада решила проводить, и когда мы оказались на улице, она тронула меня за руку и серьёзно произнесла:

— Всё наладится, Юта. Обязательно наладится. Я знаю, что говорю.

— Спасибо, — улыбнувшись, я подняла глаза и увидела Шанту, наблюдающую за нами в окно.

Рада проследила за моим взглядом и усмехнулась:

— Говорю же, ты ей понравилась.

Я на миг задумалась, а после негромко проговорила:

— Мне бы хотелось ей что-нибудь подарить. Можно, я ещё к вам зайду? Не в ближайшее время, конечно. Позже…

— Если сумеешь отыскать дорогу — приходи, — с лица ичши не сходила улыбка, но чёрные глаза продолжали смотреть серьёзно.

Эти слова были такими же странными, как и фраза о северном ветре. Наполненными такой же двусмысленностью, какой была сама суть ичши. Вольный народ, живущий по своим собственным законам. Не маги, не двуликие и не простые люди. Они всегда были особенными. А некоторые считали, что случайная встреча с кем-нибудь из них является предвестником скорых перемен.

Оставалось надеяться, что хороших.

— Аихара, — произнесла на прощание Рада, когда я развернулась, собираясь уходить.

Обернувшись, я бросила быстрый взгляд на окно второго этажа, но Шанты там уже не было.

— Всего доброго, — пожелала в ответ и, поправив съехавшую шаль, зашагала вперёд по пустому переулку.