Волна страсти

Глава 17

Придя в себя, Ребекка с дотошностью ученого принялась изучать лицо мачехи Кеннета. Несмотря на правильные черты и пропорции, в нем было что-то жесткое и отталкивающее.

– Не ожидал встретиться с тобой сегодня, – холодно заметил Кеннет, сжимая руку Ребекки и тем самым как бы защищая ее. – Если мне не изменяет память, порядочные женщины целый год носят траур по умершему супругу и не выезжают в свет.

– На мне черное платье, дорогой. Бриллианты лишь оттеняют его. – Гермион жестом указала на свое платье, плотно облегающее роскошную фигуру, и на сверкающие драгоценности, достойные членов королевской семьи. – И конечно, я не танцую, хотя твой отец наверняка возражал бы против заточения его вдовы в четырех стенах на целый год. Он был самым щедрым из мужей и всегда потворствовал моим капризам.

Кеннет с презрением посмотрел на мачеху.

– Возможно, – сказал он, – но отец также всегда уважал семейные традиции.

Леди Кимболл пропустила это замечание мимо ушей и с любопытством оглядела Ребекку.

– Вы дочь сэра Энтони, не так ли? Иногда я вижу вас снующей вокруг вашего дома. Вы выглядите премиленько в обносках вашей матери.

– Довольно, Гермион! – резко оборвал ее Кеннет. – Прибереги свои колкости для меня и не оскорбляй невинных людей.

– Если ты думаешь, что малышка Ситон невинна, то глубоко ошибаешься. О ней ходит много самых разных слухов. Советую тебе не пренебрегать ими. – Гермион окинула пасынка надменным взглядом. – Этот шрам портит тебя, хотя ты никогда не отличался красотой. По крайней мере ты остался в живых. Я была рада услышать об этом, ты же знаешь мою доброту.

В какое-то мгновение Ребекке показалось, что Кеннет убить готов свою мачеху, но он не потерял самообладания.

– Убирайся, Гермион! – гневно бросил он. – Нам нечего сказать друг другу.

Но прежде чем Кеннет успел увести Ребекку подальше от назойливой родственницы, она подняла руку и фамильярно погладила его по щеке.

– Ах, Кеннет, дорогой, тебя все еще мучают угрызения совести? Я думала, ты повзрослел и теперь воспринимаешь все по-другому. – Гермион краем глаза посмотрела на Ребекку. – Если хочешь, мы можем вспомнить старое и наверстать упущенное.

Намек был настолько прозрачным, что Ребекка опешила и в страхе посмотрела на Кеннета. В его глазах был такой ужас, как будто ему нанесли смертельный удар. Ребекка поняла, что ей надо как можно скорее увести его от мачехи, но, перед тем как уйти, она бросила на Гермион уничтожающий взгляд и с презрением заметила:

– Берегитесь, леди Кимболл. Ваше лицо уже стало таким же омерзительным, как и ваша черная душа.

Гермион задохнулась от ярости и открыла рот, чтобы ответить, но Ребекка уже тащила Кеннета за собой, и они скрылись в толпе, которая вынесла их к парадным дверям. Ребекка и Кеннет покинули зал. С лица капитана не сходило страдальческое выражение.

В холле было с десяток ниш, в которых стояли кресла и горели лампы, чтобы гости могли побеседовать там наедине, не опасаясь быть услышанными. Во всех нишах уже сидели парочки, и только одна, в самом конце холла, была свободна. Ребекка затащила туда Кеннета и силой усадила в кресло.

Оставшись стоять, она положила руку ему на плечо и заглянула в лицо. Он побледнел, скулы обострились, шрам стал заметнее.

– Вы были любовниками? – тихо спросила Ребекка.

Кеннет закрыл глаза и судорожно сглотнул.

– То… то, что случилось, ничего общего с любовью не имеет. Когда мой отец женился на ней, я оканчивал Харроу. Вернувшись в Саттертон, я старался подружиться с ней, хотя ясно видел, что под красивой внешностью скрывается уродливая душа. Она мне совсем не нравилась, но меня влекло к ней. Она была дьявольски соблазнительной, и ни один мужчина не устоял бы перед ней.

Ребекка кивнула. Она только что собственными глазами видела Гермион и почувствовала эту соблазнительность, а потому могла легко представить, что тогда испытывал неопытный впечатлительный юноша.

Кеннет глубоко вздохнул.

– Сначала все шло как будто неплохо и в доме царило спокойствие. Гермион понимала, что она мне несимпатична и я не одобряю их брака, но до открытых стычек дело не доходило. Постепенно отец стал отстраняться от управления имением, но я не винил его за это и старался обходиться своими силами. Затем я узнал о его намерениях заложить имение и купить дом в Лондоне. Это повергло меня в отчаяние, но я решил не затевать ссору и предложил ему оставить меня в Бедфордшире в качестве его управляющего, а поступление в Кембридж отложить до лучших времен.

Кеннет помолчал.

– Мне казалось, это найдет отклик в его душе – ведь столько лет было потрачено на мое обучение управлению имением, но он догадался, что я не одобряю его намерений и поэтому решил отказаться от университета. Он пришел в ярость от моей дерзости и весь свой гнев выплеснул на меня, не поскупившись на унизительные слова. Я был в отчаянии и впервые в жизни решил напиться. Схватив бутылку бренди, я убежал в свою комнату. К тому времени когда я ее опорожнил, ко мне пришла плачущая Гермион и сказала, что невыносимо страдает от своей вины в ссоре отца и сына.

Голос Кеннета сорвался. Наступила гнетущая тишина.

– Рыдая, она упала в твои объятия, и природа взяла свое, – закончила за него Ребекка, понимая, что он не в силах продолжить. – Все получилось очень естественно.

– He вижу ничего естественного в том, чтобы переспать с женой своего отца. – Кеннет поморщился от отвращения. – Я сделал это не владея собой. Здесь переплелось все: злость, похоть и то, что я был мертвецки пьян. Мне хотелось доказать и себе, и Гермион, что у нее подлая душонка. Однако подлецом оказался и я сам.

Кеннет открыл глаза, и Ребекка увидела в них нестерпимую боль.

– После этой гнусной истории я не мог больше оставаться в Саттертоне. Я попрощался с сестрой, взял с собой те деньги, что у меня были, и уехал. Спустя два дня я завербовался на военную службу. Я сделал это отчасти потому, что мне надо было на что-то существовать, хотя основной причиной послужило мое прегрешение. Мне тогда не хотелось жить. Прежде я никогда даже не помышлял о военной службе, да еще простым солдатом.

– Не стоит так строго судить себя, – сказала Ребекка, тихонько поглаживая Кеннета по плечу. – Ты ни в чем не виноват. Гермион сделала это преднамеренно. Неужели ты этого не понимаешь? Она знала, что ты вечно будешь терзаться чувством вины. Эта ведьма наверняка надеялась, что ты или повесишься, или пустишь себе пулю в лоб. И ты почти исполнил ее желание – покинул родной дом. Без тебя она могла вертеть твоим отцом как хотела.

– Боже милосердный! – воскликнул Кеннет. – Неужели она настолько цинична!

– Я глубоко уверена в этом. Ты был настолько простодушен, что не заметил победного блеска в ее глазах.

– Так мне и надо, – с горечью заключил Кеннет. – Я смалодушничал, и она победила. Она разорила мое родовое гнездо, походя разбив десятки жизней ни в чем не повинных людей. Она лишила мою сестру наследства и заставила Бет прозябать в бедности. Если бы я тогда сумел справиться со своими чувствами, мне бы не пришлось бежать из дому. Мне бы удалось успокоить и переубедить отца. Я мог все это предотвратить.

– Напрасно ты так считаешь, – задумчиво сказала Ребекка. – Гермион не остановилась бы ни перед чем. Она изобрела бы десятки других способов избавиться от тебя. Возможно, в следующий раз она бы подстроила весьма правдоподобную сцену, когда отец застал бы вас вдвоем, и мачеха бы в два счета доказала, что ты пытался ее изнасиловать.

– Господи! – воскликнул потрясенный Кеннет. – Мне такое даже в голову не могло прийти, но что, если бы это случилось?

– Из-за этой женщины ты прошел через все ужасы войны. Тебя могли бы убить там. – Ребекка обхватила Кеннета за шею и прижалась щекой к его щеке. – О мой дорогой!

– Ребекка, Господи, Ребекка! – Кеннет привлек ее к себе и усадил на колени. – Прости меня. Я совершенно разбит. Раньше я умел себя сдерживать и старался не вспоминать о своем позоре. Я запер свою тайну в самом укромном уголке души, но сегодня, когда я так неожиданно столкнулся с ней… все во мне перевернулось и выплыло наружу.

– Она знала о твоем благородстве и обратила его против тебя самого. – Ребекка уткнулась лицом в шею Кеннета, чувствуя щекой биение его пульса. С ее стороны было просто безумием сидеть у него на коленях, когда в любой момент их могли увидеть. Ребекка все это отлично понимала, но не двигалась с места.

Сердце Кеннета сильно забилось. Наклонив голову, он жадным поцелуем впился ей в губы, и этот поцелуй, как чувствовала Ребекка, был вызван скорее желанием заглушить нестерпимую душевную боль, чем страстью. Однако страсть не замедлила явиться – горячая, нетерпеливая. Она охватила и Ребекку. Их поцелуи стали жарче, и Ребекка желала, чтобы они длились вечно. Ей хотелось чувствовать влажность его рта, вкус его слюны, хотелось опять испытать то ни с чем не сравнимое чувство, которое она однажды уже испытала с ним.

Они забыли обо всем на свете; для них существовали только их жаркие объятия да всепоглощающая страсть. Рука Кеннета скользнула по ее бедру, сминая мягкий шелк платья. Ребекка чувствовал, как напряглась его плоть, и еще теснее прижалась к его груди. Теперь они были единое целое. Руки Ребекки ласкали его тело, жадные губы искали его поцелуев.

– Какое бесстыдство! – услышали они пронзительный женский голос. – Это просто безобразие!

Ребекка застыла, а Кеннет тихо выругался. Повернув головы, они увидели, что их окружает толпа гостей и общему негодованию нет предела. Только сейчас Ребекка осознала, что музыка стихла и гости направляются на ужин. Крик испустила престарелая вдова, которая сейчас стояла впереди всех, выпучив на них глаза и в ужасе прикрыв рот ладонью. За ее спиной стояли герцог и герцогиня Кэндовер, Майкл с Катариной и с десяток других гостей, на лицах которых был написан неподдельный ужас. Сцена убивала наповал: Ребекка на коленях у Кеннета.

Дрожь пробежала по телу Ребекки. Три часа всеобщего внимания и уважения, и вот она снова погубила себя, и на этот раз окончательно. И хуже всего то, что она предала доверие Майкла и Катарины, которые, несмотря на ее прошлое, распахнули перед ней двери своего гостеприимного дома и приобщили ее к сливкам общества. Уж лучше бы ей сейчас провалиться сквозь землю.

Из толпы гостей выступила Лавиния.

– Так вот вы где спрятались, мои влюбленные голубки. Не в силах дождаться помолвки, – заворковала она. – Сэр Энтони должен поторопиться с извещением.

Кеннет поднялся и поставил Ребекку на пол, обняв ее для поддержки одной рукой за тонкую талию.

– Прошу прощения, господа, – сказал он с обезоруживающей улыбкой. – Ребекка согласилась стать моей женой, и я совсем обезумел от любви. Я до сих пор не могу поверить в свое счастье. – Кеннет наклонился и поцеловал Ребекку, прошептав при этом: «Помогай мне, Рыжик, и мы спасем нашу репутацию».

Сбросив оцепенение, Ребекка вскинула голову и смущенно улыбнулась.

– Это я не могу поверить в свое счастье, – сказала она.

Катарина бросилась обнимать Ребекку, а Майкл пожал Кеннету руку, поздравляя его.

– Как чудесно! – воскликнула Катарина. – Когда я увидела вас вместе, то сразу поняла, что дело кончится помолвкой. Вы удивительно подходите друг другу. – Она расцеловала Ребекку.

Вслед за Майклом и Катариной их поздравили герцог с герцогиней, а затем и другие гости и даже вдова, у которой все еще был испуганный вид.

Только сейчас Ребекка осознала, что сообразительность Лавинии спасла ее от позора, превратив их с Кеннетом из презренных грешников в очаровательную влюбленную парочку, которая не могла обуздать своих чувств накануне помолвки.

Итак, ее репутация спасена, но, Господи, какой ценой!

Последний час тянулся с ужасающей медлительностью, но Кеннету все это время удавалось сохранять на лице выражение счастливого влюбленного, которому его избранница отвечает взаимностью. Ребекка не отходила от него ни на шаг и со смущенной улыбкой принимала поздравления гостей и пожелания счастья, но Кеннету не нравилась горечь, затаившаяся в ее глазах. Им надо обязательно поговорить, прежде чем она окончательно сникнет.

К счастью, их уже ждала карета, и сразу после ужина они уехали домой, однако присутствие Майкла и Катарины не позволяло Кеннету начать этот нелегкий разговор. Он подозревал, что его верные друзья догадались, что не будет никакой помолвки, однако тактично молчали и не задавали никаких вопросов.

Кеннет с облегчением вздохнул, когда карета наконец остановилась у особняка Ситона. Ребекка держала его под руку, пока они поднимались на крыльцо и он открывал входную дверь. У нее даже хватило мужества с веселой улыбкой попрощаться с друзьями, но как только они вошли в дом, она отпрянула от Кеннета, и лицо ее под шапкой рыжих волос побледнело.

Желая хоть немного успокоить ее, Кеннет сказал:

– Мы легко отделались. Теперь нам предстоит несколько месяцев разыгрывать влюбленную пару, а затем мы объявим о разрыве нашей помолвки.

– И таким образом к моей репутации потаскушки добавиться еще одна – брошенная. – Ребекка сдернула с себя накидку и бросила ее на стул. – Великолепно!

– Разрыв помолвки вызовет только легкие пересуды, несравнимые с тем скандалом, который бы разразился, не вмешайся в это дело Лавиния. – Тяжело вздохнув, Кеннет снял шляпу и положил ее на стол. – Мне очень жаль, Ребекка, но, право же, вам не стоит выходить за меня замуж только потому, что мы совершили опрометчивый поступок.

– Был ли он случайным, капитан? – спросила Ребекка дрожащим голосом, стягивая перчатки. – Вы ведете дела моего отца и знакомы со многими документами. Разве вам не известно, что после смерти матери я стала богатой наследницей? Полагаю, что средств будет достаточно, чтобы выкупить ваше имение, да еще останется на то, чтобы начать собирать собственную коллекцию картин.

– Ради всего святого, Ребекка, неужели вы думаете, что я нарочно подстроил эту сцену, чтобы вынудить вас выйти за меня замуж? – спросил недоверчиво Кеннет.

Ребекка окинула его холодным взглядом.

– Полагаю, нет. Однако не понимаю, почему вы так упорно не хотите жениться на деньгах? Вы с удивительным упрямством отталкиваете эту простую мысль, абсолютно закономерную в вашем затруднительным положении.

Кеннет отвернулся, оглушенный ее словами, как артиллерийским огнем. Браки, заключенные по расчету, всегда вызывали у него отвращение.

– С детских лет я не сомневался, что богатство, титул и привилегии принадлежат мне по праву, – с горечью начал он. – Жизнь повернулась ко мне не лучшей стороной, и со временем моя самоуверенность испарилась. В то время как другие молодые джентльмены катались верхом, были заядлыми театралами и развлекались на балах, я брал уроки у жизни. Я понял, что у меня есть одно-единственное право – право бороться за свое существование.

Рот Кеннета скривился.

– На войне я находился под огнем, носил рваную одежду, голодал. Я увидел мир совсем другими глазами, мой характер закалился: юноша превратился в мужчину, побывавшего во многих переделках. Я усвоил хороший урок: люди, рожденные от проституток и обитавшие в сточной канаве, могут быть в сотни раз храбрее, сильнее и благороднее, чем я.

Все еще не глядя на Ребекку, Кеннет снял плащ и тщательно сложил его.

– Теперь я унаследовал титул, но это не сделало меня самонадеянным. Я прекрасно понимаю, что можно жить впроголодь, имея титул, и всегда ходить по лезвию бритвы. Это зависит от самого человека, а не от его титула. Мне придется подавить в себе гордыню, расстаться с надеждой и многими мечтами моей юности, но я хочу оставить за собой одно право: если когда-нибудь женюсь, то выберу женщину, которую полюблю.

Кеннет замолчал, и наступила напряженная тишина.

– Вы были весьма красноречивы, – громко и внятно сказала наконец Ребекка. – Прошу прощения за свои слова и за то, что мы попали в такое неблаговидное положение. В этом есть доля и моей вины. Возможно, моя вина даже больше: наученная горьким опытом, я не должна была терять голову, но… – Ребекка перевела дыхание. – Все, что Бог ни делает, – к лучшему. Однако… мне бы лучше было оставаться дома и не поддаваться уговорам.

Ребекка повернулась и направилась к лестнице, гордо подняв голову.

Кеннет тяжело опустился на изящный золоченый стульчик и закрыл лицо руками. Ребекка была права: им обоим следовало бы оставаться дома. Ему.хотелось изменить ее жизнь к лучшему, а вместо этого он подверг ее еще большему позору. Когда же наконец он поймет, что благими намерениями вымощена дорога в ад?

Он не имеет права винить Ребекку за ее подозрительность. Она уже знает, что он не до конца откровенен с ней, по его собственному признанию. Он вел себя как охотник за приданым, особенно когда имел неосторожность поцеловать ее в доме, полном гостей.

Конечно, его безрассудство можно оправдать встречей с Гермион, будь она проклята. Откуда ему было знать, что он столкнется с ней в первый же вечер своего выхода в свет? Хотя она не из тех людей, которые с уважением относятся к трауру, и об этом нельзя было не догадаться.

Она всегда была дрянью, но чтобы такой? Мало того, что она соблазнила его, так ей еще понадобилось рассказывать об этом Ребекке. А вдруг она все рассказала и отцу? Вот дьявол! При этой мысли у Кеннета кровь бросилась в лицо.

Ребекка, да благословит ее Бог, держалась очень достойно в таком щекотливом положении. Другая бы на ее месте в ужасе убежала, а она проявила выдержку и благородство. Хвала Господу, что у нее такое ясное и непредвзятое мышление.

А теперь из-за его преступной неосторожности они будут вынуждены объявить о своей помолвке. Возможно, при других обстоятельствах он сделал бы ей предложение. У него еще никогда не было такого взаимопонимания с женщиной и такого необузданного желания. Он мог бы легко влюбиться в нее. Вместо этого ему придется проявить благородство и по возможности скорее разорвать помолвку. Для него отрезаны все пути к женитьбе на Ребекке. Даже если он выяснит причину загадочной гибели Элен Ситон втайне от ее дочери, все равно о серьезных намерениях не может быть и речи: его уличат в стремлении жениться на деньгах.

Застонав, Кеннет тяжело поднялся и побрел вверх по лестнице. Переодевшись, он прошел к себе в мастерскую и принялся писать акварелью одну из батальных сцен. Возможно, таким образом он успокоится и приведет в порядок свои мысли.

Как только Ребекка вошла в свою комнату, силы покинули ее. Закрыв на ключ дверь – боялась ли она, что Кеннет догонит ее? стала бы она возражать, если бы это случилось? – Ребекка бросилась на кровать. Нет, жизнь ее ничему не научила! Если бы она не выплеснула на него свое горе в виде глупых обвинений, она не получила бы от Кеннета ужасающего признания, что не она женщина его грез.

Скорее всего, он просто относится к ней с симпатией, находя ее не лишенной привлекательности. Но это совсем не любовь. Кого он любил по-настоящему, так это свою красивую гордую партизанку. Кеннет не женится на ней даже ради спасения своего имения и сестры.

Ну так и она не хочет выходить за него замуж, как, впрочем, и за любого другого. Итак, на браке с Кеннетом поставлен крест. А как же быть с непреодолимым желанием любви? Она хочет, чтобы они оба сгорели в огне страсти.

Какие бы отношения с Кеннетом устраивали ее? Ребекка перевернулась на спину и задумалась. Стать любовниками! Вот это было бы прекрасно! Они будут жить в разных домах, и, когда у нее возникнет желание, она будет навещать его. Они будут заниматься любовью, и никто никому ничем не будет обязан.

Жаль, что жизнь – такая сложная штука!