Волна страсти

Глава 26

Настал день бала у Стратморов. Ребекка и Кеннет пили в гостиной чай, чтобы немного подкрепиться и продержаться до ужина.

– Сегодня я намерен как следует повеселиться, – сказал Кеннет, взяв с тарелки очередное пирожное. – Все волнения позади, наши картины приняты, и ничто не мешает нам предаться веселью.

– Ты прав как никогда, – ответила Ребекка, разливая по чашкам чай.

Кеннет пил чай и смотрел на Ребекку, отмечая про себя, что она такая же воздушная и легкая, как и пирожное в его руке. Сейчас, когда он не был занят работой, желание оказаться с ней в постели стало просто невыносимым. Надо как можно быстрее окунуться с головой в работу, иначе это желание заполнит собой все его существо и лишит последних сил сопротивляться.

Эти мысли были прерваны появлением сэра Энтони, одетого в элегантный вечерний костюм.

– Привет, папа, – сказала Ребекка. – Я думала, ты уже уехал.

– Джордж и Малькольм сейчас заедут за мной, а пока я хочу сообщить вам последние новости. Ребекка, сегодня на выставке два человека спрашивали меня, не возьмешься ли ты написать их портреты, а женщины пристают ко мне с просьбой заставить тебя продать «Корсара». Предложения очень выгодные, но, как я понимаю, ты не собираешься продавать его.

– Ты не ошибся. Однако насколько они выгодные?

– Пятьсот гиней.

Ребекка чуть не выронила чашку.

– Да это же целое состояние!

– Да, цена высокая. А одна герцогиня предлагает за портрет даже тысячу гиней, но мне кажется, что она просто шутит.

Ребекка с улыбкой посмотрела на Кеннета.

– Вот ты и прославился, капитан.

– Мне придется отпустить бороду, чтобы никто не узнал меня, – мрачно заметил Кеннет.

– Вашими картинами тоже интересуются, Кеннет, – продолжал сэр Энтони. – Я советую вам не брать меньше трехсот гиней, а еще лучше постараться получить более высокую цену.

– Вы думаете, они того стоят? – удивился Кеннет.

– Каждая картина стоит той суммы, которую автор за нее просит. Вы недооцениваете себя. – Сэр Энтони направился к двери и, уже взявшись за ручку, добавил: – Полагаю, мне скоро придется подыскивать себе нового секретаря.

– Возможно, но пока говорить об этом рано, – ответил Кеннет, вспомнив о своем незавершенном расследовании.

В это время в доме появились Хэмптон и Фрейзер. Увидев, что дверь в гостиную открыта, они зашли поздороваться с Ребеккой и Кеннетом.

– Ну, молодые люди, вы превзошли самих себя, – сказал Хэмптон. – Твои картины, Ребекка, – высший класс. – Он посмотрел на Кеннета. – Я же говорил вам, что редко ошибаюсь, и рад, что подписал с вами контракт. Когда ваши рисунки будут изданы, мне придется одолжить у Ребекки «Корсара» и выставить его в витрине. После этого распродажа закончится в считанные минуты.

Кеннет застонал, а сэр Энтони весело рассмеялся.

– Ничего не выйдет, дядя Джордж, – твердо заявила Ребекка.

– Жаль, – ответил Хэмптон. – Вы лишаете меня блестящей рекламы.

Лорд Фрейзер с мрачным видом слушал этот веселый разговор, и Кеннет решил, что благородный джентльмен абсолютно лишен чувства юмора.

– Нам пора. Мы сегодня обедаем у Бенджамина Уэста. – Сэр Энтони окинул присутствующих многозначительным взглядом. – Уэст хочет поговорить со мной о том, чтобы я сменил его на месте президента Королевской академии искусств.

Наступила глубокая тишина. Кеннет видел, что Хэмптон весьма удивлен такому известию, а Фрейзер был просто потрясен до глубины души.

– Как замечательно! – воскликнула Ребекка и бросилась на шею отцу. – При поддержке действующего президента твой успех на выборах будет обеспечен.

– Это будет еще через несколько лет. Я люблю Уэста и рад видеть его в добром здравии. – Сэр Энтони улыбнулся. – Но если понадобится новый президент, я всегда готов занять это место.

– Возможно, Том Лоуренс будет возражать, – с подчеркнутой небрежностью произнес Фрейзер, – но если Уэст так решил, значит, все пройдет великолепно.

– Энтони – самый подходящий человек, – сказал Хэмптон, пожимая другу руку. – Он посмотрел на Ребекку. – Кто знает, настанет время, и Кимболл возглавит академию искусств. Уже поговаривают о том, чтобы сделать его младшим членом академии. У тебя есть перспектива быть дочерью и женой президентов.

Это было всего лишь предположение, но Кеннет заметил, как Фрейзер побагровел от злости.

– Говорить об этом после того, как я выставил всего две картины, преждевременно, – сказал молодой художник. – Мне еще надо учиться и учиться.

– Я рад, что вы это сознаете, – резко заметил Фрейзер. – Будет жаль, если ваша голова закружится от успехов сейчас, когда вы еще ничего из себя не представляете.

Хэмптон неприязненно взглянул на Фрейзера.

– Нам пора ехать, – сказал он. – Всего доброго.

– Бедный Фрейзер, – сказала Ребекка, когда дверь за джентльменами закрылась. – Ему невыносимо видеть, как восходит чья-то звезда, в то время как его собственная, и весьма скромная, закатилась. – Она пританцовывая подбежала к Кеннету и обвила его шею руками, чуть не разбив чашку, которую он в это время ставил на стол. – Но все остальные так рады за тебя, что я не нахожу слов.

Отставив чашку с чаем, Кеннет привлек Ребекку к себе на колени.

– И все это благодаря тебе, дорогая. Если бы не ты, я бы никогда не решился выставить свои картины.

Он наградил ее легким поцелуем, который тотчас же перешел в бесчисленные поцелуи, более серьезные. Ребекка обвила его шею руками, губы ее раскрылись сами собой. Ее слюна была сладкой от пирожных. И вся она будоражила его кровь, отчего голова Кеннета пошла кругом.

Откинув назад голову, Кеннет попытался остановиться.

– Мы не должны целоваться в гостиной, – сказал он. – Нас могут увидеть.

Он заметил нерешительность в глазах Ребекки, которая быстро сменилась страстью.

– Ты прав, – сказала она. – Моя мастерская подходит для этого больше. – Ребекка потрепала Кеннета по щеке. – Лавиния сказала, что «Корсар» – мечта каждой женщины. Всем бы хотелось иметь такого любовника: упрямого, опасного, полного страсти.

Кеннет тяжело дышал. Он поставил Ребекку на пол и поднялся.

– У Лавинии слишком бурное воображение, – сказал он.

– Наоборот, она видит людей насквозь. – Ребекка вплотную подошла к Кеннету, так что ее грудь коснулась его груди. – Лавиния сказала, что портрет отражает мое к тебе отношение, и она не ошиблась.

Кеннет застыл на месте.

– А каким ты меня видишь?

– Мрачным. – Ребекка обхватила шею Кеннета рукой, лаская ее, теребила волосы на его затылке, ее грудь все теснее прижималась к нему. – Опасным. – Встав на цыпочки, она слегка укусила его за ухо.

Сердце Кеннета готово было выпрыгнуть. Желание переполняло его. Его тело напряглось, в паху заныло.

– Неотразимым, – продолжала Ребекка, ища губами его губы.

Глубоко вздохнув, Кеннет привлек ее к себе, не в силах больше сопротивляться. Она была как терпкое вино, будоражащее кровь и одновременно умиротворяющее его исстрадавшуюся душу и плоть. Его Лилит, демонесса, источающая страсть. Руки сами собой скользнули по ее спине, захватив упругие ягодицы. Каждой частицей своего тела он ощущал мягкую и податливую женскую плоть.

Он едва сдерживал себя, еще не зная ее тела; теперь же, когда он до мельчайших подробностей изучил его, сдерживать себя было совсем невмоготу. Воспоминание о нем приносило физическую боль. Ему хотелось видеть ее нежное тело снова и снова. Ему хотелось нежности, хотелось довести себя и ее до исступления. Хотелось погрузиться в это податливое тело. Хотелось видеть, как вспыхивают страстью ее глаза, как на смену этой жажде приходит утоление.

Нет!

– Лилит, ты настоящая демонесса. Ты украла мою душу и опустошила меня. – Кеннет с сожалением выпустил Ребекку из объятий. – Сколько раз можно повторять одну и ту же ошибку? Надо быть глупцом, чтобы совершить ее снова.

– Не вижу ничего глупого в том, чтобы желать и любить. – Ребекка потянула ленточку, и волосы роскошным золотым дождем упали ей на плечи. – Ты уже не просто секретарь моего отца. Ты виконт и признанный художник.

Кеннет молчал, сопротивляясь из последних сил.

– Мы уже ходили по лезвию бритвы, искушая судьбу. Неразумно вести себя так опрометчиво. Я готов поклясться, что не сумею вовремя остановиться. – Он потрепал Ребекку по щеке. – Ты опьяняешь меня.

Ребекка схватила его руку и положила себе на грудь, не сводя с него лихорадочно блестевших глаз. Кеннет застыл, не в состоянии отдернуть руку.

– Тебе не надо ни о чем беспокоиться. Лавиния научила меня предохраняться. – Ребекка слегка зарделась, но не отвела взгляда. – В мастерской есть все, что нужно, чтобы обезопасить наши отношения.

Последние бастионы Кеннета рухнули как карточный домик. Почему они должны отказываться от обоюдного страстного желания? Его долг по отношению к младшей сестре выполнен, работа на Боудена близка к завершению, и он почти уверен, что сэр Энтони невиновен в гибели жены. Пройдет несколько недель, а может, и дней, и он снова будет принадлежать самому себе. Полученные драгоценности спасут его от банкротства независимо от того, возвратит ему Боуден закладные или нет. Несмотря на оставшиеся долги, он скоро станет лордом Кимболлом, владельцем имения Саттертон в самом полном смысле этого слова.

Когда это все произойдет, он сможет наконец сказать… Словом, он сможет открыто заговорить о своем браке, если, конечно, Ребекка изменит свой взгляд на замужество.

А теперь… теперь они оба горят в огне страсти, и есть только один способ погасить этот огонь.

На этот раз он постарается думать не только о себе. Она умеет отдавать, он должен научить ее получать. Кеннет взял в ладони лицо Ребекки.

– Если корсар – желанный любовник, то ты желанная любовница. Страстная. Открытая. Безумно влекущая. – Он поцеловал Ребекку, и его поцелуй был жарким, от него зашлось сердце. – Подготовь себя, Лилит. Я больше не в силах сопротивляться.

– Хорошо, – ответила она. – Встретимся в мастерской.

Они порознь вышли из гостиной, хотя всякий, кто бы увидел их, сразу бы догадался об их намерениях. Ее распущенные волосы и разрумянившееся лицо говорили сами за себя. По лицу Кеннета тоже все можно было легко понять. К счастью, никто не попался им навстречу. Кеннет прошел прямо в мастерскую. Он разжег огонь в камине, расстелил рядом ковер, собираясь положить на него Ребекку, чтобы овладеть каждой клеточкой ее божественного тела.

Он снял башмаки, жилет, галстук, и тут вошла Ребекка. Он сразу заключил ее в объятия и крепко поцеловал.

Ребекка сняла с Кеннета рубашку и положила свои прохладные ладони на его тяжело вздымавшуюся грудь.

– Я так давно хочу этого, – прошептала она.

– Я тоже. Одному Богу известно, как страстно я желаю тебя.

С поспешной неуклюжестью Кеннет расстегнул пуговицы на платье Ребекки. Лиф платья упал, обнажив упругие груди. Как он и предполагал, под платьем у нее ничего не было. Она была наивно-бесстыдной. Нагнувшись, Кеннет взял в рот ее сосок. Он был как бутон розы, готовый раскрыться навстречу солнцу.

Ребекка застонала и обвила его шею руками. Лаская губами ее грудь, Кеннет поднял подол ее платья и стал гладить ей ноги. Его рука коснулась сокровенной части ее существа, и по нему пробежала дрожь.

Кеннет хотел затопить своей нежностью Ребекку, сделать ее безмятежной и спокойной и погрузил пальцы в жаркую глубину ее тела.

– Да, да, – простонала Ребекка и растаяла в его сильных руках.

Кеннет распрямился и стащил через голову Ребекки платье. Она смотрела на него глазами, полными страсти.

– Я хочу, чтобы ты тоже разделся, – сказала она.

Кеннет стал срывать с себя одежду. Он так спешил, что пуговицы отлетали и падали на пол. Его горящий взор делал его похожим на «Корсара» – мечту каждой женщины.

– Твое тело настолько прекрасно, – смеясь, сказала Ребекка, – что я разрываюсь между желаниями ласкать тебя и рисовать.

– Живопись может подождать. – Кеннет подхватил Ребекку на руки и уткнулся лицом ей в шею. – У нас есть дела поважнее.

Ребекка стала легонько покусывать Кеннету ухо. Он застонал, чувствуя, как в его теле напряглась каждая жилка. Став на колено, он положил Ребекку на ковер у камина. Она сама была как огонь, такая близкая и такая желанная. Он лег рядом с нею и стал покрывать ее тело бесконечными поцелуями.

Ребекка извивалась под его ласками, трепеща от желания.

– Ну же, Кеннет, – шептала она, – возьми меня.

Ее руки ласкали его плоть, разгоняя огонь по всему телу. Не в силах больше терпеть этот огонь, он раздвинул ей ноги и вошел в горячую влагу. Забыв обо всем на свете, он отдался во власть ритма движения, желая лишь одного – утолить мучительную жажду. Ребекка помогала ему, стараясь войти в единый ритм, ласкала и целовала его. Волна страсти накрыла их с головой, закачала, закружила, пока не вынесла к желанному берегу – вулкану блаженства. Сейчас они слились в одно целое и душой и телом.

Конвульсии, сотрясавшие их тела, постепенно затихали, а вместе с этим возвращалось сознание. Кеннет перевел дыхание и лег на бок, крепко прижав к себе Ребекку. Откуда столько страсти в ее маленьком, хрупком теле? Как ей божественно удается довести его до полного исступления?

В комнате слышались только тиканье часов, треск поленьев в камине да учащенное дыхание влюбленных. Кеннет запустил руку в ее чудесные волосы. Лилит. Рыжик. Ребекка. В ней непостижимым образом сочеталось все: доброта и злость, колкость и нежность.

Оставалось только уповать на Господа, что со временем она будет принадлежать ему одному, потому что он никогда не сможет расстаться с ней.

Ребекка задремала в объятиях Кеннета. Большее доверие и вообразить трудно. Кеннет чувствовал себя счастливым, но время шло, и он зашевелился. Ребекка открыла глаза.

– Нам обязательно идти на бал? – спросила она.

– Боюсь, что да. – Кеннет нежно погладил ее по спине. – Я подозреваю, что Стратмор именно тот человек, который устроил похищение наших фамильных драгоценностей, и должен поблагодарить его, даже если он в этом не признается.

– Тогда надо идти. – Ребекка приподнялась на локте и принялась рассматривать Кеннета. Ее корсар. В нем было все, о чем говорила Лавиния, и даже больше. – Несмотря на твое участие в кровавых битвах, у тебя совсем нет на теле шрамов.

– Мне повезло: меня ни разу не ранили. Если бы такое случилось, я бы не был сейчас с тобой. Каждое серьезное ранение на войне кончается смертью или ампутацией. – Кеннет улыбнулся. – За исключением Майкла: он заговоренный.

Ребекка села и провела ладонью по спине Кеннета.

– Я чувствую здесь какие-то рубцы. Ты как-то обмолвился, что тебя пороли.

Кеннет кивнул.

– Солдат часто наказывают плетью за разного рода провинности. В моем случае была дерзость. Меня приговорили к сотне ударов плетью.

– Ты был виноват?

– Целиком и полностью. Хоть я и завербовался на военную службу, я был высокомерным и кичился своим благородным происхождением. Я назвал офицера ослом. Он или не знал, что я будущий виконт, или предпочел сделать вид, что об этом не подозревает, но так или иначе приказал меня выпороть. Я был привязан к двум скрещенным копьям, и кнут чуть не содрал всю кожу с моей спины. – Кеннет ненадолго задумался. – Я сделаю этот рисунок для серии Джорджа Хэмптона. Порку сопровождает барабанный бой, и каждый удар плетью отмечается ударом по барабану.

Художественное воображение Ребекки помогло ей ясно представить себе эту картину.

– Ведь тебя же могли запороть до смерти, – сказала она.

– Этого бы не случилось. За экзекуцией всегда следит полковой врач, и он знает, когда нужно остановиться. Когда бедняга приходит в себя, врач оказывает ему необходимую помощь.

– Какой варварский обычай!

– Возможно, но весьма действенный. – На губах Кеннета появилась слабая улыбка. – Я узнал, что происхождение имеет значение только в самом обществе. За его пределами оно пустой звук. Поняв это, я стал образцовым солдатом.

Ребекка посмотрела на четкий профиль Кеннета и подумала о том, что именно его богатый жизненный опыт сделал его не похожим на других мужчин, которых она знала. Он сумел распроститься со своими привилегиями и воспитать в себе твердость и силу воли. Он прошел через все испытания, через все превратности судьбы и все же сохранил в себе чувство прекрасного. Имея такой жизненный опыт, он обязательно станет великим художником. Этот же опыт сделал из него непревзойденного любовника. Чтобы это понять, не надо обладать большим умом.

– А когда ты сам стал офицером, ты тоже отдавал приказы пороть солдат?

– Если это было необходимо. Когда имеешь дело с трудными людьми, приходится принимать жесткие меры. – Кеннет легко вскочил на ноги. – Пора возвращаться к мирским заботам, Рыжик.

Проявляя больший интерес к его нагому телу, чем к его словам, Ребекка взяла со стола блокнот и угольный карандаш и принялась за набросок.

– Мне надо будет написать тебя как Геркулеса. Идеальное сложение твоего тела и мускулатура достойны кисти художника. Надо спросить у дяди Джорджа, не хочет ли он заказать мне серию рисунков обнаженного мужского тела.

– Только посмей сделать это, и на следующей выставке появится портрет Лилит.

– Ни один джентльмен не позволит себе выставить этот портрет.

– Где ты видишь джентльмена? Ты хотела пирата, и теперь ты его имеешь. Опасный корсар, соблазняющий невинных девушек.

– Тогда мне не о чем беспокоиться, – рассмеялась Ребекка.

– Никто не вырвется из цепких рук опасного корсара! – вскричал Кеннет и бросился на Ребекку.

Она дернулась, пытаясь увернуться от него, но безуспешно. Кеннет выхватил у нее альбом и повалил на ковер, покрывая поцелуями все ее тело.

– Никто не убежит и от Лилит, от ее острых коготков, – сказала Ребекка, царапая ему плечи, лаская самые сокровенные части его тела.

Она оказалась прилежной ученицей. Кеннет застонал и, взяв ее за руки, распластал на ковре. Раздвинув коленом ей ноги, он сильным толчком вошел в нее.

Смеясь, они смотрели друг другу в глаза. Сердце Ребекки пело. Раньше она и не догадывалась, что можно заниматься любовью играючи. Она была счастлива и видела счастье в глазах любимого.

Его движения стали медленными, и Ребекка мечтала, чтобы это никогда не кончалось: чтобы они никогда не выходили из этой комнаты и не видели сумасшедшего мира, окружавшего их.

Но как бы ей этого ни хотелось, она ясно понимала, что такое никогда не случится.