Кеннет провел остаток вечера и большую часть ночи в работе с разведенной краской. Неудачные рисунки сжигались им на огне свечи. Поспав несколько часов, он вернулся к работе. Он приступил к картине, которая возникла в его голове, когда он ласкал Ребекку. Начало было хорошим.
Фон и контуры фигуры вышли вполне удачными, однако основная работа была еще впереди, и он не обольщался на свой счет. И тем не менее в нем затеплилась надежда, что со временем из него выйдет настоящий художник.
В это утро Кеннету было трудно сосредоточиться на своей секретарской работе: в голове роились образы и новые идеи, но ему все же удалось взять себя в руки и немного поработать.
Кеннет все еще находился в своем рабочем кабинете, когда туда зашел лорд Фрейзер.
– Добрый день, – с подчеркнутой медлительностью сказал он. – Я видел объявление в газетах. Примите мои поздравления. – Он поднес к глазам монокль и внимательно изучил лицо Кеннета. – Итак, вы виконт. Прошу прощения, если я не уступал вам дорогу. Не знал, что вы носите титул выше моего.
И хотя эти слова были произнесены с некоторой долей иронии, в них чувствовалось разочарование. Кеннет подавил вздох: он предвидел, как его титул повлияет на отношение к нему окружающих. Впервые лорд Фрейзер обращался к нему с видимым уважением, признавая в нем равного себе, а не простого лакея, и все же Кеннет предпочитал оставаться никем в глазах этого человека.
– Этот титул перешел ко мне совсем недавно, и я чувствую себя в новом звании так же неуютно, как в новых ботинках.
– Итак, маленькая Ребекка скоро станет леди Кимболл, – продолжал Фрейзер, играя моноклем. – Вы собираетесь представить ее вашей мачехе?
Все внутри Кеннета напряглось.
– Мы уже встречались с ней на балу в доме Кэндоверов. Вы с ней знакомы?
– О да! – воскликнул Фрейзер, и по его лицу было видно, что он слишком хорошо знаком с Гермион. – У нее очень острый язычок. Да вам, наверное, это доподлинно известно.
– Даже более чем, – сухо ответил Кеннет. – Всякий раз, когда я вспоминаю о ней, именно этот язычок и приходит мне на память.
– Вы не ладили с вашей мачехой? – спросил лорд Фрейзер, прислонившись к дверному косяку.
– После стольких лет, проведенных в армии, я ее едва помню. Однако следует признать, что на балу она выглядела прекрасно.
– Вдовство ей к лицу. – Фрейзер, прищурившись, взглянул на Кеннета. – Вы не ударили в грязь лицом. Ребекка – выгодная партия для того, кто на грани разорения. Вам повезло, что вы нашли место секретаря у сэра Энтони. Возможно, это не случайно? Вы так и не сказали, кто направил вас сюда.
– Если в следующий раз кто-нибудь намекнет мне, что я женюсь на Ребекке из-за денег, я скручу его в бараний рог.
Фрейзер испуганно захлопал ресницами: вместо домашнего кота, за которого он принимал Кеннета, перед ним оказался настоящий тигр.
– Простите, я не хотел вас обидеть. Ребекка настолько незаметна, что я совсем не знаю ее, хотя видел ее еще маленькой. Расскажите мне, какая она.
Кеннет колебался, не зная, что ответить.
– Застенчивая, но решительная, – начал он наконец. – Благородная и очень талантливая. Хорошая помощница своему отцу и беспощадный критик. Я думаю, что ее умение смешивать краски и дельные замечания очень помогают в работе сэру Энтони.
– Я не имел ни малейшего представления, что она как-то влияет на работу Энтони, – с искренним удивлением заметил Фрейзер.
– Вы же сами сказали, что она незаметна, – улыбнулся Кеннет. – Невидимая и такая же прекрасная, как лесная фея.
– Это слова влюбленного человека, – задумчиво произнес лорд Фрейзер. – Если все, что вы сказали, верно, ее замужество явится большой потерей для Энтони. – Он посмотрел на каминные часы. – Ну что же, мне пора. Пожалуйста, передайте мои поздравления и наилучшие пожелания Ребекке.
Лорд Фрейзер ушел, а Кеннет вернулся к делам. Он попросил Ребекку перенести их сеанс на следующий день, и сейчас ему не терпелось оказаться у себя в мастерской и приступить к работе. Как только он закончит со счетами, сразу же возьмется за дело.
Ребекка завтракала, когда Кеннет вошел в комнату. По его лицу она без слов поняла, что дело у него спорится. Он весь светился от радостного волнения. Видя его нетерпение, она охотно разрешила ему пропустить сеанс.
Его отсутствие не повлияло на ее работу. Она провела день, работая над портретом корсара. Тщательно выписанный персидский ковер добавил восточного колорита его образу, придав ему еще большую живость. Она намеренно увеличила кота, придав ему сходство с рысью. Результат превзошел все ожидания, и довольная Ребекка радостно засмеялась. Интересно, что скажет Кеннет, когда увидит эту картину? Скорее всего, он возгордится, взглянув на такое удачное отображение собственного «я». Портрет получился хорошим, пожалуй, лучшим из всех, что она писала ранее.
Ребекка обедала в одиночестве. Отец уехал в Королевскую академию искусств, а Кеннет вообще не появился. Сначала она хотела подняться к нему в мастерскую, чтобы напомнить о незыблемой семейной традиции обедать вместе, но потом передумала. Если к нему пришло вдохновение и он испытывает радость от первой победы, то лучше его не беспокоить.
После обеда Ребекка вернулась к себе в мастерскую и продолжила работу над портретом летящей вниз женщины. Каждый раз этот образ наполнял ее сердце печалью, но она считала своим долгом закончить картину. Может, тогда печаль и душевные страдания отпустят ее.
Мастерская Кеннета имела общую стену с мастерской Ребекки, и временами она слышала слабые звуки, доносившиеся оттуда, но дверь ни разу не открылась. Судя по всему, он был поглощен работой. Не то чтобы она беспокоилась или сгорала от любопытства, но так или иначе Ребекка наконец решила принести ему обед. Возможно, он просто потерял счет времени, а пустой желудок давал о себе знать.
Ребекка спустилась на кухню и поставила на поднос тарелки с мясом, сыром и хлебом, добавив к ним графин с вином и два высоких стакана.
Держа в руках поднос, она осторожно поднялась по лестнице и постучала в дверь. Ответа не последовало. Ребекка с некоторым беспокойством осторожно нажала на ручку двери.
Кеннет был в комнате и, погруженный в работу, стоял перед картиной. С десяток свечей освещали его мольберт, оставляя часть комнаты в тени, поэтому он не заметил прихода Ребекки. С нахмуренными бровями и упавшими на лоб волосами он усердно работал. Тоненькая кисточка казалась игрушечной в его больших, грубоватых пальцах.
Ребекка улыбнулась, заметив полоску краски на лице Кеннета. «Красная охра», – подумала она. Он снял с себя башмаки – по всей вероятности, для того, чтобы не разбудить слуг, комнаты которых располагались неподалеку. Он снял также сюртук и галстук, расстегнул ворот рубашки, что позволяло Ребекке видеть его широкую, лоснившуюся от пота грудь. Она с откровенным удовольствием рассматривала его. Богатырского телосложения и в то же время по-кошачьи гибкий и ловкий, он действительно походил на пирата или грозного воина. Но характер настоящего Кеннета был намного сложнее и интереснее, чем облик байроновского героя.
– Я подумала, что вы проголодались, – громко сказала Ребекка.
Кеннет резко обернулся, но, увидев Ребекку, широко улыбнулся.
– Вы напугали меня. Я, кажется, увлекся и забыл об обеде.
– И не только об обеде. Сейчас уже около одиннадцати. – Ребекка поставила поднос на стол. – Догадываюсь, что работа продвигается успешно.
– Вы были правы. Мне действительно был нужен новый подход к работе маслом и образ, вдохновляющий меня. – Кеннет положил на стол кисть и палитру и взволнованно зашагал по своей крошечной мастерской, напомнив Ребекке тигра в клетке. – Сначала работа продвигалась медленно, но постепенно все произошло так, как вы и предсказывали: волна страсти захватила меня, накрыла с головой. Я никогда в жизни не испытывал ничего подобного, даже в те прекрасные минуты, когда полностью отдавался рисунку. Меня поразили неисчерпаемые возможности масляных красок и тот результат, которого можно добиться с их помощью. Мне нравится, как они легко ложатся на холст; кисть не тянет мне руку.
Ребекка подбросила в затухающий огонь немного угля.
– Я так долго пишу маслом, что все, о чем вы мне сейчас рассказываете, кажется мне само собой разумеющимся. Теперь вы понимаете, как затягивает художника работа над картиной?
– Это именно то, о чем я так мечтал, – с горячностью ответил Кеннет. – Теперь я даже не в состоянии объяснить, почему еще вчера все казалось мне таким невозможным. Я готов посвятить живописи всю оставшуюся жизнь.
Кеннет был похож на солдата, вернувшегося домой с триумфом. Его радость была такой искренней, что Ребекка не могла не разделить ее. Она радовалась его успехам и смеялась вместе с ним. Сгорая от любопытства, она направилась к мольберту.
Кеннет встрепенулся.
– Ради Бога, Ребекка! Вам не стоит на это смотреть.
– У меня есть право учителя, – резко возразила Ребекка и, не давая художнику опомниться, подошла к мольберту. Взглянув на него, она в оцепенении застыла.
На портрете была изображена обнаженная женщина, как две капли воды похожая на нее.
Потрясенная, Ребекка не могла отвести глаз от картины. Кеннет использовал технику разжиженного масла, чтобы создать зеленый фон, напоминающий лес и поляну. На самом краю поляны стояла женщина. Одной рукой она опиралась о дерево, а другой протягивала яблоко.
Изящное тело обнаженной женщины было выписано с особой тщательностью и любовью. Ее розовая кожа излучала тепло и желание; локоны сверкающих рыжих волос ниспадали до самой земли и были похожи на яркое пламя. Какие-то едва уловимые детали в фигуре женщины напомнили Ребекке картину Боттичелли «Рождение Афродиты», когда народившаяся из морской пены богиня ступает на берег.
Но в образе, созданном воображением Кеннета, женщина была далеко не невинной, наоборот, она была чувственной и желанной. Ее губы были полными и зовущими; ее блестящие глаза цвета лесного ореха светились загадочной тайной, обещая неземное блаженство тому мужчине, который отважится принять запретный плод из ее рук. У Ребекки не было и тени сомнения, что прообразом этой богини служила она сама.
Ребекка с трудом отвела глаза от картины и взглянула на Кеннета. Его лицо было болезненно-напряженным, как будто он в страхе ждал, что она сейчас закричит от ужаса и с громким плачем выбежит из комнаты. Ко всему прочему он жаждал услышать оценку своему творчеству.
– Это… это прекрасная работа, – сказала Ребекка, подавив вздох. – Вы достигли желаемого результата, удачно использовав технику письма двумя видами масла. Полагаю, это Ева?
– Лилит, – ответил он внезапно охрипшим голосом. – Женщина, которую Бог создал еще задолго до Евы.
– Ах да. Помнится, вы говорили мне, что Лилит рыжеволосая. Мне она представляется первой независимой женщиной, боровшейся за равные права с мужчиной. Конечно, Адаму это не могло понравиться. – Ребекка снова посмотрела на картину. – Работа великолепная, хотя вы слегка приукрасили мифический образ. Ваша Лилит гораздо красивее меня.
– Нет! – горячо возразил Кеннет. – Она очень похожа на вас: красивая, чувственная, опасная!
В глазах Кеннета отражалось то же самое чувство, что и в глазах созданной им женщины. Ребекка всей кожей ощущала его необузданное желание, в этом у нее не было ни малейшего сомнения.
Эта безбрежная страсть породила в ней ответное желание, с которым она безуспешно боролась весь день. К черту приличия! В его глазах она красива и желанна; волна страсти уже захлестнула их с головой, и пора, отбросив всякую стыдливость, покориться ее воле и окунуться в море неземного блаженства.
Ребекка сбросила с себя шаль. На ней было платье, застегнутое сверху донизу на пуговицы из слоновой кости. Удивляясь своему бесстыдству, Ребека расстегнула первую пуговицу.
– Вам, наверное, хочется знать, не подвело ли вас ваше воображение, – сказала она.
Кеннет застыл, когда она расстегнула вторую пуговицу.
– Я уверен, что мое воображение не подвело меня, Ребекка. Для этого мне не обязательно видеть вас обнаженной.
– Вы так считаете? – Ребекка расстегнула еще одну пуговицу. – Мне кажется, вы не совсем точно уловили пропорции моего тела. – Она расстегнула следующую пуговицу.
Кеннет, как прикованный, не отрывал глаз от ее пальцев.
Когда последняя пуговица выскочила из петли, Ребекка с околдовывающей неторопливостью спустила платье с плеч и оно упало к ее ногам. Она всегда терпеть не могла одеваться слишком тепло, поэтому под платьем были только шелковые дымчатые чулки и тонкая сорочка из прозрачного шелка, позволявшая видеть все прелести ее тела.
Переступив через сброшенное платье, Ребекка скинула туфли и, вынув шпильки, тряхнула головой, рассыпав по плечам каскад своих чудесных волос.
– Настоящий художник всегда работает с моделью, Кеннет.
Шрам на щеке Кеннета побелел.
– Если вы сейчас же не оденетесь, меня ждут кнут и неизбежный поход к алтарю.
Ребекка весело рассмеялась и еще раз тряхнула головой. При неярком пламени свечей упругие локоны казались расплавленной лавой.
– Кто говорит о кнуте или браке? Для Лилит и корсара нет ничего важнее их страсти.
– Это только ваши фантазии, – охрипшим голосом заметил Кеннет, по лицу которого струился пот. – Остановитесь, Ребекка, умоляю. То, что вы делаете, запрещено. Неужели вы этого не понимаете?
– Вы правы, не понимаю. – Ребекка опустилась на стул и, не спеша подняв юбку, стала развязывать подвязки. Она знала, что ноги у нее красивые, и, к ее радости, взгляд Кеннета еще раз подтвердил это.
– Вы не должны оберегать меня, дорогой корсар. Я знаю, что делаю. – Она сняла чулки и, скатав их в комок, бросила в Кеннета, целясь в бугор, который выпирал из его бриджей. – Вот это самое место подсказывает мне, что мы должны оставить все условности и вместе броситься в бурный поток.
Машинально Кеннет поймал скатанные в комок чулки и сжал их в руках с такой силой, как будто хотел задушить своего личного врага. По его глазам Ребекка видела, что в нем борются два человека: джентльмен и пират. Да, он страстно желал ее, но проклятое чувство долга мешало ему принять окончательное решение. А что, если в этой борьбе победит джентльмен?
От этой мысли Ребекка содрогнулась. Простерев в мольбе руки, она двинулась к нему.
– Пожалуйста, Кеннет, – умоляла Ребекка. – Я умираю от желания.
Она взяла в ладони его лицо, и напряженное выражение исчезло с него. Он прикрыл ладонями ее руки и крепче прижал их к своим щекам, так что его щетина впилась ей в кожу.
– Да поможет мне Бог, Лилит, – сказал он срывающимся голосом. – Ты победила.
Он взял ее руки и положил их себе на грудь. Ребекка чувствовала, как тяжело бьется его сердце, когда его губы припали к ее губам. Все мосты были сожжены. Жаркая волна страсти захлестнула их, накрыла с головой и не отпустит до тех пор, пока не выбросит на берег их обессиленные тела.
Это был поцелуй пирата. Жадный, умелый. Ребекка обхватила его руками за талию и прижала к себе. Его руки легли ей на ягодицы и крепко сдавили их. Их тела сплелись в одно целое, предвкушая неслыханное блаженство. Их страсть рвалась наружу, алкала утоления.
Кеннет прервал поцелуй, и не успела Ребекка возмутиться, как его губы осторожно коснулись ее уха и нежными поцелуями покрыли шею. Со вздохом облегчения Ребекка откинулась назад и почти повисла в руках Кеннета.
– Лилит, – прошептал он, – ты вулкан. Ты завладела моей душой.
Ребекка просунула руки ему под рубашку, сгорая от желания ощутить его голое тело. Его шея и плечи были крепкими и сильными. Вытащив рубашку из бриджей, Ребекка ласкала его спину и грудь.
Поцелуи Кеннета становились все жарче и нетерпеливее. Его губы достигли ее груди и дотронулись до соска. Сначала языком, а затем легким покусыванием он принялся ласкать его. По телу Ребекки пробежал ток, и все внутри нее замерло.
Оцепенение скоро сменилось ознобом страсти, которая требовала выхода. Ухватив рубашку Кеннета за ворот, Ребекка с оглушительным треском разорвала ее и, спустив с плеч, отбросила в сторону.
– Мне давно хотелось сделать это, мой дорогой корсар.
Его торс был великолепным. Кеннет вздрогнул, когда руки Ребекки стали ощупывать его тело. До чего же прекрасен он был, с широкими плечами, мускулистой грудью, покрытой темными шелковистыми волосами, спускавшимися по животу и уходящими за пояс его бриджей! Он мог бы быть прекрасной моделью для греческого скульптора, ваяющего фигуру олимпийского атлета или бога.
Ребекка поцеловала впадину между его ключицами и двинулась ниже, покрывая его грудь страстными поцелуями, пока ее губы не коснулись сосков. Повторяя его движения, она начала ласкать их губами и зубами.
Запустив руки в волосы Ребекки, Кеннет перебирал их, самозабвенно отдавшись ее ласкам.
– Боже мой, Ребекка, – выдохнул он наконец. – Что ты со мной делаешь? У меня голова идет кругом.
Ребекка засмеялась и выпрямившись положила ему голову на грудь, с жадностью вдыхая запах здорового мужского тела.
Взявшись за подол сорочки, Кеннет легко стянул ее с тела Ребекки. Первым ее движением было прикрыть наготу руками, но, вспомнив о своем решении, она опустила руки, предоставив всю себя его взору.
Серые глаза Кеннета мерцали, как звезды на зимнем небе.
– Ты даже прекраснее, чем я ожидал, – сказал Кеннет, с восхищением глядя на нее.
Его руки стали ласкать ее тело, исследуя каждый изгиб, каждую ложбинку. Ребекка таяла от его прикосновений и желала лишь одного – чтобы он поскорее овладел ею.
Кеннет поднял ее на руки.
– Какая же ты легкая, – произнес он с удивлением. – Совсем как пушинка, и такая хрупкая.
– Хрупкая, но не ломкая, – смеясь, ответила Ребекка.
Ребекка привлекла его голову к себе и поцеловала. Она чувствовала его сильные руки на своем обнаженном теле, его взгляд, прикованный к ее груди. Как хорошо лежать в его объятиях, прижиматься к его сильному телу, чувствовать его запах!
Всего несколько шагов, и вот она уже на узкой кровати, застеленной грубым шерстяным одеялом, которым раньше укрывались слуги. Как приятно растянуться на его колючей поверхности и ждать, что сейчас произойдет самое восхитительное, что только может быть на этом свете!
– Я хочу увидеть тебя всего, – сказала Ребекка. – Ну пожалуйста.
Немного поколебавшись, Кеннет расстегнул бриджи и молча разделся. Теперь он стоял перед ней голый, и Ребекка с интересом рассматривала его. Сильный, мускулистый. Молодой греческий бог, спустившийся с небес на землю! Подавив в себе неуверенность, вызванную тем, что она может не соответствовать такому совершенству, Ребекка продолжала с пристрастием изучать каждую частичку этого восхитительного мужского тела.
Кенцет сел нах край кровати и склонился над ней. Резкие черты его лица казались мягче при свете свечей, шрам был почти незаметен. Ребекка подняла руки и за плечи притянула Кеннета к себе. В ее глазах блеснули слезы.
– Ты передумала? – спросил он с нежностью.
– Это слезы радости. Ты так прекрасен. Так прекрасен.
Меньше всего Кеннет ожидал услышать, что он прекрасен.
– Я не заслуживаю такого признания, – ответил он, думая о том, что будет преступлением с его стороны подмять под себя такое хрупкое тело Ребекки. – Кто уж поистине прекрасен – так это ты.
Ребекка улыбнулась ему загадочной улыбкой Лилит. Он гордился своим портретом, но ему никогда до конца не понять ее.
– Ты создана для любви, – продолжал Кеннет. – Твое тело ласкает взор, руки, губы. – Захватив прядь ее волос, он прижался к ней щекой. – Твои чудесные волосы переливаются всеми оттенками золота и бронзы.
Кеннет спустил волосы ей на плечи, наслаждаясь контрастом прозрачности ее кожи и ярким буйством цвета ее волос. Его ладонь легла ей на грудь.
– Безупречная грудь: не слишком большая и не слишком маленькая. Как раз то, что надо. Твои соски как розовые бутоны.
Нагнув голову, он языком дотронулся до них, отчего по всему телу Ребекки разлился неутолимый огонь желания. Грудь ее трепетно вздымалась и опускалась; соски затвердели.
Губы Кеннета спустились к животу, нежно скользя по нему, в то время как его рука ласкала ее бедра. Ребекка извивалась под руками Кеннета, целиком отдаваясь его ласке, ее изящные руки сжимались в кулаки.
Цвет ее волос внизу живота был несколько темнее роскошных волос на голове. Кеннет положил руку на пушистый треугольник, затем лег рядом с ней и погрузил ее в жаркую, влажную глубину ее тела. Ребекка застонала, а его рука погружалась все глубже и глубже. Ему хотелось и продлить ее блаженство, и подготовить ее, чтобы она не испытала боли, но, прежде чем он сумел это сделать, Ребекка нашла рукой его твердую плоть и сжала ее, в то время как ее большой палец стал ласкать самое чувствительное место на теле мужчины. По телу Кеннета пробежала судорога.
– О Господи, Ребекка, я так не выдержу.
Сгорая от нетерпения, Кеннет лег на нее, стараясь руками сдержать тяжесть своего тела. Ее жаркая глубина была готова принять его, и он, испустив стон блаженства, сделал попытку войти в нее, но она вся сжалась и не впускала его. И тут он вспомнил, какая она маленькая. Ему надо действовать осторожно, помочь ей расслабиться. Он снова стал целовать Ребекку, и постепенно напряжение ее исчезло, и она растворилась в его ласках. Осторожно, дюйм за дюймом Кеннет продвигался вглубь. Постепенно его движения участились, пока не вошли в нужный ритм.
Глаза Ребекки закрылись, голова качалась из стороны в сторону, руки блуждали по его спине.
– Пожалуйста, Кеннет, пожалуйста, – шептала она.
Чувствуя приближение пика блаженства, Кеннет положил ей руки на лобок, помогая пальцами.
Ребекка пронзительно вскрикнула, и ее ногти впились ему в ягодицы.
И они вместе испытали райское блаженство, совершая призрачный полет и потеряв ощущение времени. Они оба стонали, и он входил в нее снова и снова, испытывая ни с чем не сравнимое наслаждение. Волна страсти, которой он раньше не знал, захлестнула их обоих и потащила за собой. И на гребне этой волны Кеннет понял, что для него нет никого дороже Ребекки.