Волна страсти

Глава 30

При хмуром свете утра мастерская сэра Энтони выглядела намного хуже, чем ночью. Кеннет заскочил туда перед завтраком и застал там хозяина, подсчитывающего убытки.

– У меня стынет в жилах кровь, – сказал художник. – Если бы это произошло, когда моя серия «Ватерлоо» находилась еще здесь, я бы лишился своих самых лучших картин.

– Слава Богу, вы их не потеряли, – ответил Кеннет, оценивающе оглядывая мастерскую. Закопченные стены, обгоревшая мебель, изуродованный паркет – все это требовало замены. – Могло случиться непоправимое, если бы неизвестный запустил свой снаряд в вашу спальню. Вам с леди Клэкстон не удалось бы выбраться живыми.

– Признаться, я об этом уже думал, – мрачно ответил сэр Энтони. – Как же нам найти этого негодяя?

– Не знаю. Можно нанять сыщика, но у него не будет улик. Как можно раскрыть преступление, если даже не представляешь, за какой конец потянуть! Может, все-таки у вас есть недруги?

– Конечно же, нет, – раздраженно ответил сэр Энтони. – Хотя, может, и есть, но откуда мне знать? Человек моего положения легко вызывает зависть. Возможно, я был неосторожен в высказываниях о картине какого-нибудь художника, ему передали, он разъярился и решил мне отомстить. Художники – очень обидчивый народ.

– Согласен с вами, но если вы припомните что-нибудь еще, сообщите мне. – Кеннет еще раз огляделся. – Какие картины пострадали?

– В основном еще не законченные портреты. Больше всего обгорели портреты Стратмора-младшего и Маркленда. Последний был почти завершен. Мне придется писать их заново. – Сэр Энтони назвал имена еще четырех клиентов. – Сообщите им о задержке и попросите их о дополнительных сеансах позирования. Боюсь, я уже не смогу здесь работать. Придется перейти в малую гостиную.

Кеннет открыл обгоревшие двери, которые вели в малую гостиную.

– Здесь все закоптилось и залито водой. Вода просочилась даже в гостиную. – Внезапно ему в голову пришла блестящая идея. – Почему бы вам прямо сейчас не отправиться в Озерный край? За лето мы сделаем здесь основательный ремонт.

Лицо сэра Энтони просветлело.

– Замечательно! Вы можете остаться в Лондоне, чтобы все устроить, а потом присоединитесь к нам.

Это было совсем не то, чего ждал Кеннет. Ему не хотелось отпускать сэра Энтони одного, без своей защиты, но, с другой стороны, неизвестный враг пока оставался в Лондоне и, по всей вероятности, не сразу покинет его. Кеннет решил подготовить дом к ремонту и через неделю отправиться на север, в Озерный край.

– Слушаю, сэр. Если мы начнем собираться, не откладывая это в долгий ящик, то послезавтра вы сможете отправляться.

– Распорядитесь, чтобы все готовились к отъезду.

Кеннет кивнул и спустился вниз. В холле он встретил лорда Фрейзера, Джорджа Хэмптона и других друзей сэра Энтони, которые, прослышав о пожаре, явились выразить ему свое сочувствие. Кеннет цепко всматривался в лица гостей, надеясь найти на них выражения удовлетворения или разочарования, но увидел только обеспокоенность и любопытство. Уже позже, направляясь в столовую, Кеннет невольно задумался, кто же из них первым устремится в Озерный край вслед за сэром Энтони.

Следующие полтора дня в доме Ситона царила суматоха: готовились к отъезду. Когда наконец кареты и повозка с багажом скрылись из вида, у Кеннета осталось ощущение, будто он готовил генеральное сражение.

Отъезд семьи Ситонов напомнил ему и последнее прощание с Марией. Тогда он расставался с ней с тяжелым сердцем. Ему все время казалось, что они больше никогда не увидятся, но девушка только посмеялась над его страхами и уехала, несмотря на все его уговоры.

Умом Кеннет понимал, что здесь нельзя сравнивать. Мария была партизанкой и уходила на захваченную врагом землю; Ребекка же отправилась в путешествие с отцом и прислугой по мирным дорогам. Более того, в Озерном краю ей будет гораздо безопаснее, чем в Лондоне, где оставался враг ее отца. И все же душа его переполнялась страхом за любимую женщину. Ему было бы гораздо спокойнее не отпускать ее от себя.

– Вам плохо, милорд?

Кеннет очнулся и увидел перед собой дворецкого, который с несколькими слугами должен был оставаться на лето в Лондоне и наблюдать за ремонтом.

– Просто мне жаль, что я не скоро увижу мисс Ребекку, – без утайки ответил Кеннет.

– Все молодые люди нетерпеливы. Не грустите, милорд. Вы увидитесь с ней всего через несколько дней.

Кеннет приказал себе не волноваться. С Ребеккой ничего не может случиться. А вдруг она за это время соскучится и ее сердце оттает?

Однако тяжелое предчувствие не покидало Кеннета, пока он ездил по магазинам, заказывая мебель и драпировку для дома, что оказалось делом непростым. И все же ему удалось подыскать все необходимое.

Большая часть вечера ушла на то, чтобы разобраться с делами сэра Энтони. Было уже поздно, когда он наконец собрался просмотреть дневники Элен, которые Лавиния тайком передала ему утром. Кеннет долго не решался открыть первый дневник, понимая, что они предназначались не для чужих глаз. Он постарался убедить себя, что делает это ради самой же Элен. Вряд ли она бы хотела, чтобы ее мужа убили, а виновник ее гибели остался безнаказанным.

Он перелистал самый ранний из ее дневников, чтобы понять, какие заметки она делала. Лавиния оказалась права: это были отрывочные впечатления, часто даже без указания даты. Он как будто слышал голос леди Ситон, такой живой и веселый.

Элен начала вести дневник в семнадцатилетнем возрасте, когда она только что потеряла родителей, умерших от лихорадки. После окончания траура опекун привез ее в Лондон, чтобы представить в свете. Успех был грандиозный, «несмотря на мои отвратительные рыжие волосы».

На глаза Кеннету попалось имя лорда Боудена, и он начал читать историю ее помолвки, а затем тайного бегства:

«Маркус Ситон, наследник лорда Боудена, сделал мне предложение. Я приняла его, так как он мне нравится больше, чем другие кавалеры. Мне кажется, я в него влюблена, хотя я пока не знаю, что это такое. Он приятный, благородный и обожает меня, а мне это нравится. Я думаю, что мы с ним поладим. На следующей неделе мы отправляемся с ним в его родовое поместье в Озерном краю, где он представит меня своим родным и где мы будем жить после свадьбы».

Кеннет перевернул несколько страниц.

«Имение Ситонов чудесное, а окрестности просто великолепны. Я рада, что буду здесь хозяйкой. Сегодня я познакомилась с соседской дочерью Маргарет Уиллиард. Не красавица, но очень хорошенькая, с большими выразительными глазами. Мне кажется, она влюблена в Маркуса, потому что в его присутствии она замолкает и заливается краской. Он же ничего не замечает. Таковы уж мужчины. Маргарет должна ненавидеть меня, но она держится приветливо. Надеюсь с ней подружиться. Возможно, она станет женой младшего брата Маркуса, сумасшедшего художника. Он со своими друзьями приедет завтра. Мне будет любопытно познакомиться с ними…

Сегодня приехали эти сумасшедшие художники. Лорд Фрейзер – красивый молодой человек. Пожалуй, он слишком высокого мнения о себе, но в галантности ему не откажешь. Он нарисовал меня в образе Афродиты. Джордж Хэмптон попроще и поэтому немного тушуется в обществе знатных особ. Но он очень мил, не лишен благородства, и с ним легко и просто. Что же касается брата Маркуса Энтони…

Боже, я просто не знаю, что о нем написать».

Следующая запись сделана неделей позже:

«Энтони предложил мне тайно бежать с ним и пожениться. Всего через день мы будем в Гретна-Грин. Меня совершенно не волнуют последствия, которые нетрудно предугадать: разразится скандал, мне уже не быть леди Боуден, хозяйкой поместья Ситонов. Ничто не может разлучить нас с Энтони, а крыша над головой всегда найдется. Все остальное не имеет значения. Пусть Господь и Маркус простят мне мою слабость»,

Кеннет продолжал читать, захваченный историей жизни Элен. Читая следующую запись, он не мог сдержать улыбки:

«Мне кажется, Энтони был слегка разочарован, что я не родила ему сына, но сейчас он в полном восторге от своей крошечной дочки с ее рыжими кудряшками. Он все время рисует ее: спящей, играющей, стараясь запечатлеть каждое ее движение. Можно подумать, что она единственный на земле ребенок».

Первый дневник на этом кончался, и Кеннет решил сделать перерыв. К своему удивлению, он обнаружил, что уже далеко за полночь. Пора ложиться спать.

Но прежде чем лечь в постель, он не смог отказать себе в удовольствии нарисовать ребенка с рыжими кудряшками и задумчивыми глазами.

Уже не первый раз Ребекка с тоской думала о том, как далеко от Лондона находится Озерный край. Отцу пришлось заплатить значительную сумму за почтовых лошадей, которые смогли бы довезти их туда самое малое за четыре дня. Четыре долгих тревожных дня, когда делать совсем нечего и некуда спрятаться от тревожных мыслей, отнимающих покой.

Мысли Ребекки метались от Кеннета к отцу, которому грозила серьезная опасность, и поэтому путешествие для нее было не из приятных. Кроме того, они ехали к месту гибели ее матери. Каждый поворот дороги напоминал Ребекке о ней. Оставалось только надеяться, что пройдет несколько дней и боль притупится. Будет ужасно несправедливо, если тяжелые воспоминания не дадут ей возможности насладиться прелестью этих мест.

Карета подпрыгнула на ухабах, и Ребекка чуть не упала на Лавинию. Если бы не ремни, она бы головой ударилась в грудь подруги отца, и еще неизвестно, чем бы кончилось дело.

– У меня такое впечатление, что дороги с каждым годом становятся все хуже, – заметил сэр Энтони со своего места.

– Ты говоришь это каждый год, – с невольной улыбкой сказала Ребекка. – К счастью, ты быстро забываешь об утомительном путешествии.

– И ты говоришь это мне каждый год. Вот видишь, я все помню.

– Слава Богу, у нас хорошие лошади, и они быстро домчат нас до дома, – отозвалась Лавиния.

– А об этом всегда говорила Элен, – вспомнил сэр Энтони.

Наступила неловкая тишина. Взгляд Ребекки перебегал с отца на Лавинию. Этих двоих связывала многолетняя дружба, которая сейчас переросла в нечто большее. От дружбы и взаимопонимания, всегда существовавших между ними, их отношения перешли в более нежные и глубокие; каждая мелочь выдавала взаимную привязанность. Теперь, когда у Ребекки был некоторый опыт в амурных делах, она могла сказать об этом с уверенностью.

Но ее отец, постоянно винивший себя в загадочной гибели жены, не понимал своего счастья. Он явно нуждался в чьих-то советах, которые смогли бы подтолкнуть его к верному шагу. «Пусть хоть эти двое будут счастливы», – подумала Ребекка, решив вмешаться в личную жизнь отца.

– Скоро закончится срок траура по маме, – сказала она. – Почему бы вам не пожениться?

Ее слова прозвучали как гром среди ясного неба, и две пары глаз с удивлением уставились на нее.

– Мне не делали предложения, дорогая, – после долгого молчания сказала Лавиния, и на ее лицо набежало облачко.

Ребекка посмотрела на отца.

– Почему ты не сделал этого? – спросила она. – Многое связывает вас, и твой долг сделать из нее порядочную женщину.

– И это говорит моя дочь! – возмутился сэр Энтони. – Неужели у тебя не осталось ни капли уважения ко мне?

– Я еще и не тому научилась под крышей твоего дома, – не сдавалась Ребекка. – Твой новый брак не оскорбит памяти мамы. Не думаю, чтобы она хотела видеть тебя в одиночестве на склоне лет. Кто, кроме Лавинии, сможет вынести твой несносный характер капризного художника? Сомневаюсь, что найдется еще хоть одна такая женщина. После того как лорд Кимболл уйдет от нас, только Лавиния сумеет восстановить порядок в доме.

– Если ты скажешь еще хоть одно слово, я выброшу тебя из кареты и тебе придется идти пешком, – рявкнул отец, лицо которого побагровело от возмущения.

– Вот и хорошо, – огрызнулась Ребекка. – По крайней мере у меня не будет разламываться спина от этой тряски.

Отец что-то прошептал себе под нос и, отвернувшись к окну, стал смотреть на проплывающие мимо зеленые поля. В полной тишине они проехали целую милю.

– Я не просила Ребекку вступаться за меня, Энтони, – нарушила тишину Лавиния.

– Знаю, – почти грубо ответил художник. – Надеюсь, ты и дальше будешь терпеть мой характер.

– Конечно, буду. Ты же знаешь, что я всегда любила тебя.

Они беседовали, как будто находились в карете совсем одни.

– Да, – ответил сэр Энтони. – Я тоже люблю тебя с тех пор, как ты пришла в мою мастерскую семнадцатилетней девочкой. Ты была самой лучшей моделью для библейской Иезавели. – Сэр Энтони тяжело вздохнул. – Но я не заслуживаю любви такой щедрой и великодушной женщины, как ты. Я ведь и Элен любил, но всегда был плохим мужем.

– Ты был тем мужем, которого она хотела, и я хочу именно такого. Я вела себя непростительно в глазах общества, вступала в связь со множеством мужчин, и все потому, что не могла быть рядом с единственным, которого я хотела. Мы оба не святые, Энтони, и может, это к лучшему.

Лавиния протянула своему возлюбленному руку, и он судорожно схватил ее. Ребекка отвернулась и стала смотреть на проплывающие за окном ярко-зеленые луга. Она слышала, как Лавиния пересела к отцу, и они начали о чем-то шептаться.

Жизнерадостная Лавиния будет отцу лучшей женой, чем Элен с ее постоянными перепадами настроения. Только сейчас Ребекка поняла причину, почему ее родители были неверны друг другу. Оба темпераментные, неуравновешенные, со вспыльчивыми характерами, они нуждались в отдыхе друг от друга. Элен находила покой в объятиях добродушного Джорджа Хэмптона, а отца утешала Лавиния, полная противоположность его супруге. Этот брак с Лавинией будет не таким бурным, как с матерью, и, возможно, сэр Энтони обретет наконец душевный покой.

Ребекка от всей души радовалась за них. И однако, в ее сердце была пустота. Она смотрела невидящими глазами на до боли знакомые пейзажи и думала о Кеннете. Ее счастье было таким коротким, что его можно было принять за мираж, который безвозвратно растаял, чтобы никогда не повториться снова.

Кеннет хлопотал целый день в поисках плотников, маляров, штукатуров. К счастью, один из его друзей, служивший у герцога Кэндовера, порекомендовал ему отличных мастеров. Кеннет забежал и к своему адвокату, чтобы рассказать о предполагаемом замужестве своей мачехи. Последний настолько не выносил леди Кимболл, что с радостью согласился помочь Кеннету в этом вопросе.

После обеда Кеннет составил подробный список работ для Минтона. К радости Кеннета, дворецкий оказался весьма расторопным и дельным человеком. Будущему секретарю сэра Энтони не придется уделять так много времени хозяйственным хлопотам. Большую часть работы сможет взять на себя Минтон.

Покончив с делами, Кеннет приступил к чтению следующего дневника Элен Ситон. По мере продвижения вперед, когда события стали приближаться к последним дням жизни женщины, Кеннет становился все внимательнее, стараясь не пропустить неуловимого присутствия тайного недруга. Элен писала обо всем понемножку: о своей ревности, о злословии окружающих и даже о политике, но ни словом не обмолвилась о грозящей ей опасности.

Кеннет получал истинное удовольствие от чтения дневников Элен. Она была прекрасной рассказчицей, хорошо владела словом, умела в нескольких фразах обрисовать законченный портрет того или иного человека. Кеннет решил, что по прошествии лет пятидесяти, когда многих героев повествования не будет в живых, дневники можно будет опубликовать. Правда, в них было много очень личного, и семья вряд ли согласится на публикацию. Внимание Кеннета привлек абзац, мимолетно касающийся Ребекки. Он относился к тому времени, когда ей было всего два года.

«Лучше бы у меня родился сын. Господи, почему я никак не могу выплакаться? Я отчаянно скучаю по матери. Ни одно важное событие в моей жизни не проходит без воспоминаний о ней: помолвка, замужество, рождение Ребекки, и каждый раз она в моих мыслях, как будто смерть унесла ее только вчера. Я ее помню, тоскую, но плакать не могу. Возможно, еще не настало время для моих слез, или оно давно прошло, и сейчас я обречена на вечную печаль. Моя печаль как бескрайний океан, и, однако, я не могу выдавить из себя ни слезинки».

Эти слова Элен разбередили душу Кеннета. Отложив дневник, он глубоко задумался.

Ему было знакомо такое горе. Подобно Элен, он долго носил его в себе. Иногда оно притуплялось, но бессонными ночами давало о себе знать с новой силой. Ребекка научила его избавляться от мучивших его кошмаров, и он ей бесконечно благодарен.

По иронии судьбы, подарив ему ключ к свободе, молодая женщина сама не могла справиться со своей болью. Как и Элен, она тяжело переживала смерть матери и точно так же, Кеннет не сомневался в этом, не могла выплакать свое горе. Он ни разу не заметил ни единой слезинки в ее глазах, как бы опечалена она ни была.

Возможно, когда они увидятся снова, ему удастся помочь ей найти утешение, но пока ему надо справиться со своими собственными кошмарами, которые все еще терзают его душу.

Кеннет направился в мастерскую. Он будет писать акварелью: так легче и быстрее. Кеннет молил Бога, чтобы душа его освободилась и видения оставили его, когда он выплеснет весь этот ужас на полотно.

Кеннет работал до самого рассвета, воссоздавая свой последний ночной кошмар. Картина была еще не закончена, но в работе капитан сумел найти успокоение. Несмотря на драматичность сюжета, картина не останется незамеченной. Вне всякого сомнения, она понравится Джорджу Хэмптону, и тот присоединит ее к пиренейской серии. Правда, в этой картине много личного, не предназначенного для чужого глаза, и не все смогут понять ее. Вот Ребекка бы поняла. От мысли, что его отношения с Ребеккой безвозвратно разрушены, Кеннету стало невыносимо больно.

Весь следующий день он провел в работе, занимаясь подготовкой к ремонту. Он старался успеть как можно больше, чтобы в ближайшие два дня отправиться на север.

Уставший от бессонной ночи и дневной суеты, Кеннет тем не менее приступил к чтению третьего, последнего дневника Элен. По всему чувствовалось, что в этот период ее особенно терзала меланхолия.

«Почему те вещи, которые делают меня счастливой в мае, в январе приносят одни страдания? Всю прошедшую неделю жизнь была сплошным кошмаром и мне временами хотелось уснуть и никогда не просыпаться. Не сомневаюсь, что всем – Энтони, Ребекке и Джорджу – будет гораздо лучше без меня. Только сознание того, и то без всякой надежды, что все изменится к лучшему, удерживает меня от последнего шага. Это да еще моя нерешительность свести счеты с жизнью».

Пробежав глазами эти строки, Кеннет сокрушенно покачал головой. Теперь ему было понятно, почему близкие Элен так боялись, что случится непоправимое.

Шли годы, и записи в дневнике становились все реже, особенно в зимние месяцы. Кеннет догадался, что у Элен не было сил писать или она просто боялась собственных тяжелых мыслей.

Дневник был почти прочитан, а Кеннет так и не сумел напасть на след врага, и тем не менее он все еще не терял надежды.

Оставалось всего несколько страниц, когда Кеннет наткнулся на строки, сразившие его в самое сердце: «Энтони нарисовал самый чудесный мой портрет. На нем я весело смеюсь, глядя на зеленую лужайку Рэйвенсбека. Он назвал меня своей музой. Энтони выставил портрет в гостиной, чтобы все могли полюбоваться им после обеда. У Малькольма было странное выражение лица, когда он смотрел на мой портрет. Он сказал мужу, что я его сердце и что без меня он перестанет быть великим художником. Какая бессмыслица!»

Кеннет мгновенно вспомнил о кольце. Отсутствующее звено с сердцем – это знак, поданный не Элен, а Фрейзером. Это он убил женщину, которая была для сэра Энтони его сердцем и вдохновением.

В юности от Фрейзера ждали многого, но он не оправдал этих надежд. Его картины были незначительными, в них не чувствовалось души. Почти три десятилетия он, терзаясь завистью, наблюдал, как восходила звезда сэра Энтони.

Постепенно дружба двух равных художников омрачалась завистью и ненавистью одного из них. Кеннет вспомнил, как однажды Фрейзер сказал, что картины сэра Энтони стали намного хуже после смерти его жены. Жалкий себялюбец выдавал желаемое за действительное и понял свою ошибку только после успеха серии «Ватерлоо» на последней выставке. Сокрушительный удар по самолюбию Фрейзера был нанесен, когда сэру Энтони предложили выдвинуть свою кандидатуру в президенты Королевской академии искусств, а это значило, что он станет самым известным художником Британии, в то время как Фрейзер так и останется младшим членом академии без малейшей надежды продвинуться дальше.

Кеннет взглянул на часы. Близилась полночь. Время было позднее, но только не для предотвращения убийства.

Конечно, Фрейзер будет все отрицать, но он выбьет из него правду и сделает это с удовольствием. Фрейзер заслуживает сурового наказания за убийство ни в чем не повинной женщины. Кеннет подошел к комоду и вынул из ящика небольшой блестящий пистолет. Фрейзер не тот человек, который станет защищаться как джентльмен. Кеннет сунул пистолет в карман.

Четверть часа пути, и вот он у дома Фрейзера. В окнах света не было, но Кеннета это не остановило. Он поднялся по лестнице и потянулся к дверному молотку.

Молотка не оказалось.

Страх обуял Кеннета: отсутствие дверного молотка означало, что хозяин дома был в отъезде. Негодяй покинул город.