Глава 30

Утро после откровения было… странным.

Я проснулась с ощущением, что между нами что-то безвозвратно изменилось. Воздух в доме был другим. Он больше не звенел от напряжения, но был наполнен какой-то густой, тягучей неловкостью. Мы оба не знали, как себя вести.

Вчера вечером мы держались за руки, как двое выживших. А сегодня утром мы старательно избегали встречаться взглядами. Он, как обычно, сидел у очага, но в его позе больше не было царственного спокойствия. Была какая-то… настороженность. Словно он сам был напуган той откровенностью, которую себе позволил.

А я… я чувствовала себя так, будто у меня внутри поселился целый рой светящихся бабочек, и они с размаху бьются о мои рёбра. Я пыталась сосредоточиться на приготовлении завтрака, но руки не слушались. Я чуть не посолила кашу сахаром, который мы выпарили из какого-то корня по рецепту Изольды.

Так, Соколова, возьми себя в руки! — мысленно приказала я себе. — Ну, пожалела ты дракона. Ну, подержались за ручки. Это ещё не повод терять голову! У тебя ферма, у тебя проект, у тебя дедлайн от этого же самого дракона! Хотя… какой теперь к демонам дедлайн?

После завтрака, прошедшего в оглушительном молчании, я поняла, что больше не могу находиться с ним в одном замкнутом пространстве. Мне нужно было действие. Работа. Конкретная, понятная задача.

— Нам нужны гвозди, — объявила я, нарушая тишину. — И лезвие для топора. Моя кочерга, конечно, универсальный инструмент, но рубить ей дрова неудобно. И ещё нам нужна ткань. Хоть какая-нибудь. Я не могу вечно ходить в одном платье, а Элине нужно сшить что-то потеплее.

Я говорила это, глядя в стену, но чувствовала, как его взгляд прожигает мне спину. — Мы пойдём в деревню, — заключила я.

Мы пойдём в деревню, — поправил он. Голос был ровным, но в нём не было места для возражений.

— Я могу сходить и одна, — упрямо сказала я.

— Ты одна не пойдёшь, — отрезал он, вставая. — Я видел, как на тебя там смотрели. Эксперимент окончен.

И я поняла, что он прав. После того случая с деревенской шпаной отпускать меня одну было бы верхом глупости. Но мысль о том, чтобы снова появиться там вместе с ним, вызывала у меня приступ паники.

— Хорошо, — вздохнула я. — Только, пожалуйста, давайте договоримся. Вы не будете никого испепелять взглядом, не будете угрожать и постараетесь выглядеть… попроще.

Он окинул себя взглядом. На нём были простые штаны и рубаха, которые мы вычистили. — Куда уж проще? — в его голосе проскользнула знакомая надменная нотка.

— Я про выражение лица, Ваше Величество, — съязвила я. — Постарайтесь не смотреть на людей так, будто выбираете, кого из них съесть на ужин.

Он фыркнул, но, кажется, замечание принял.

Наш поход в деревню был похож на сюрреалистический сон. Мы шли по дороге. Я старалась держать дистанцию, но он всё время как-то оказывался рядом. То уберёт с моей дороги ветку, то подаст руку на крутом спуске. И каждое его случайное прикосновение било током.

Когда мы вошли на центральную площадь Каменных Бродов, эффект был мгновенным. И совершенно другим, чем в прошлый раз.

Если тогда наступила враждебная тишина, то сейчас началась паника.

Женщины, набиравшие воду у колодца, завизжали и бросились врассыпную, расплёскивая воду. Мужики, сидевшие у таверны, вскочили и скрылись внутри. Торговец, раскладывавший на прилавке свой скудный товар, сгрёб всё в мешок и бросился наутёк. Дети, игравшие на площади, с рёвом кинулись по домам.

За десять секунд площадь стала абсолютно пустой. Мёртвой. Словно чума прошла.

Все смотрели на нас из-за закрытых ставен. И в этих взглядах был только первобытный, животный ужас.

— Вот, — с горькой усмешкой сказала я. — А вы говорили, я привлекаю слишком много внимания. По сравнению с вами я — невидимка.

— Они просто проявляют здравый смысл, — невозмутимо ответил Кейден.

Мне стало дурно. Одно дело, когда тебя ненавидят. И совсем другое, когда тебя боятся до смерти. Когда от тебя шарахаются, как от прокажённой. Я почувствовала себя не просто в клетке. Я почувствовала себя экспонатом в этой клетке. «Красавица и Чудовище». Только без песен и танцующей посуды.

Первым делом мы пошли в кузницу. Огромный, бородатый кузнец, который в прошлый раз, я уверена, и не посмотрел бы в мою сторону, сейчас стоял перед Кейденом, бледный как смерть, и вытирал потные руки о фартук.

— Ч-чем могу служить, м-мой лорд? — заикался он.

— Моей спутнице нужно лезвие для топора. Хорошее. И десяток гвоздей разной длины, — лениво произнёс Кейден.

— С-сие будет исполнено! Немедленно! Через час! Всё будет в лучшем виде, мой лорд! Для вашей… э-э-э… леди!

Я вспыхнула до корней волос. Леди?!

Не дожидаясь ответа, мы пошли в единственную в деревне лавку. Та же история. Лавочник, маленький, юркий мужичок, кланялся нам в пояс и лебезил так, что было противно.

— Берите всё, что хотите, госпожа! Для вас — всё бесплатно! За честь почту!

— Мы заплатим, — отрезала я.

Я выбрала несколько мотков грубой, но прочной ткани, иголки, моток ниток и мешочек соли. Когда пришло время платить, я поняла, что у нас нет денег.

Я растерянно посмотрела на Кейдена. Он с лёгкой усмешкой шагнул вперёд. Протянул руку, и на его ладони из воздуха материализовалась маленькая, тускло поблёскивающая монетка. Золотая. Он бросил её на прилавок.

Лавочник ахнул и схватил монету, как величайшее сокровище. Кажется, на эту монету он мог купить всю свою лавку целиком.

Пока он, трясясь от счастья, заворачивал наши покупки, я прислушалась. В углу его жена испуганно шепталась с зашедшей на огонёк соседкой. — …говорят, с Гнилых топей беда идёт… — шептала соседка. — Купцы рассказывали, там люди болеют странно. Сохнут заживо. И свет по ночам над болотами видят, зелёный… — Тьфу на них, на колдунов этих, — отмахивалась жена лавочника.

Я замерла. Гнилые топи. Колдуны. Это была та самая зацепка.

Мы вышли из лавки. На обратном пути я молчала, переваривая услышанное и увиденное. Этот страх в глазах людей. Это унизительное подобострастие.

— Мне не понравилось, — сказала я, когда мы отошли достаточно далеко от деревни. — Что именно? — спросил он. — Всё. То, как они на вас смотрят. И как они смотрят на меня — из-за вас. Я чувствовала себя… экспонатом в клетке.

Он остановился и посмотрел на меня. В его золотых глазах была тень той самой древней печали, которую я видела вчера. — Это — цена силы, Элара, — сказал он тихо. — Это моя клетка вот уже тысячи лет. Одиночество. Страх и лесть тех, кто слабее. Я привык.

Он сделал паузу, и его взгляд стал тёплым. Неожиданно тёплым. — Я просто… не хочу, чтобы ты была в своей клетке одна.

И в этот момент я поняла всё. Он не просто защищал меня. Он… делился со мной своим одиночеством. Он впустил меня в свою золотую, проклятую клетку, чтобы мне не было так страшно в моей собственной.

Я смотрела в его глаза и не знала, что сказать. Все мои саркастичные ответы, все мои колкости застряли в горле. Осталось только одно. Чувство. Огромное, тёплое, немного грустное, которое заполнило меня целиком.

Мы пошли дальше. Но теперь мы шли не просто как партнёры. Мы шли как двое заговорщиков. Двое изгнанников. Двое существ, которые нашли друг друга посреди враждебного, испуганного мира. И это было гораздо важнее и страшнее любой любви. Это было начало настоящего единства.


Загрузка...