Война чувств

Глава 15

Кошмарный сон приснился: куры Панченко летали по комнате и кудахтали, как на ферме, только здесь они были ощипанными. Как летали, почему кудахтали — об этом можно было только догадываться.

Епифанов открыл глаза, с удивлением обнаружил себя на диване в кабинете. Значит, он уснул в гордом одиночестве? Значит, да не таким уж гордым оно было. Допил «Хеннесси», потом откупорил бутылку водки и продолжил горевать. Все это закончилось на диване в кабинете. Хорошо еще, что куры ощипанные привиделись, а не черти с раскаленной сковородкой!

Как она могла? Да нет, это глупый вопрос, они все могут, только притворяются любящими, заботливыми, добрыми — за бабки можно и не то еще продемонстрировать. А на самом деле… Но как он мог так слепо верить ей? Не видеть, что притворяется, лжет, изменяет? Поэтому и не хотела, чтобы Анфиска жила с ними, мол, старики так привязались к ней, нельзя их лишить радости общения с внучкой, да и девочка привыкла к садику, к бассейну, учителю танцев… Но так оно и есть. Анфиска сама говорит, что ей хорошо у дедушки с бабушкой, а с папой она проводит выходные, все рассказывает ему… О родителях и говорить нечего, для них Анфиска — солнышко ясное. Какую ложь, какую измену мог он чувствовать, если жена была в постели шлюхой — но только с ним, а в театре — светской львицей, такие тузы, бывало, подкатывали — и откатывали. С Анфиской вела себя как любящая, заботливая мать, они втроем выбирались в аквапарк, на детские спектакли и были счастливы. На кухне — хозяйка, готовит божественно, да и вообще умница, которая внимательно выслушает его, о чем бы ни шла речь, и даст дельный совет. Что он должен был почувствовать?

И вдруг как обухом по голове — плохо, что ты меня не ревнуешь, а потом — незнакомый мужик выскакивает из подъезда, застегивая на ходу ширинку.

Это в голове не укладывалось! Но ведь было!

В голове теперь не было ни одного толкового предположения, ибо она болела. Так болела, что в глазах искры сверкали, будто по голове били тяжело и методично. Аспирин принимать нельзя, это на печень влияет очень плохо, уснуть тоже нельзя, что делать? Еще выпить. Вот напасть, а! Человек, если много выпил, должен спать, а наутро лечиться — рассолом, крепким чаем, кто чем может. Так это должно быть. А он проснулся в три ночи и… что теперь делать? «Лечиться» еще рано, а пить уже поздно. Просто кошмар какой-то!

Епифанов включил торшер, заметил на столе бутылку, в ней было еще граммов сто пятьдесят водки. Покачиваясь, вышел на кухню, достал из холодильника пару маринованных огурцов, хлебнул рассола, выплюнул в раковину — слишком много там уксуса, но огурцы пригодятся. Вернулся в кабинет, налил водки в фужер, давясь, выпил. Зябко поежился, закусил огурцами. Холодно… Принес из прихожей дубленку: будить Леру, искать второе одеяло не хотелось. Видеть ее, Леру, не хотелось. Потому что может не сдержаться, наговорить ей такое… Не надо.

Укрывшись дубленкой, он зажмурил глаза. Ощипанные куры уже не летали по комнате, и голова вроде бы не так болела, как прежде. Можно было подумать, что делать дальше, но на этот счет были только смутные мысли. Одно ясно: жену он простить не сможет и жить с такой женщиной — тоже. Но и расстаться с ней пока не готов.

Пока. Значит, нужно время, оно лечит, нужно перетерпеть все это. Как? Уехать куда-нибудь на острова. К теплому морю, страстным негритянкам… Пару недель — и станет легче. А потом… купить себе квартиру, не такую, чуток поменьше, двухкомнатную, и жить в свое удовольствие. Каждый день — другая женщина. Сегодня, к примеру, мог бы провести вечер с дамой, хозяйкой «фольксвагена»… Плохо, что ли? Плохо, потому что никакая другая женщина не заменит Леру, это абсолютно ясно. Плохо и то, что никакие страстные негритянки не помогут ему забыть Леру. Она — единственная, любимая, да просто родная женщина, чего уж там… Второй такой нет и быть не может.

Но и жить с ней дальше невозможно. Нет ничего страшнее, чем родной человек — предатель. Чужой, он и есть чужой, но когда родной предает… Это катастрофа. Если б хоть рассказала, покаялась или как-то объяснила, проще было бы. Но она даже говорить об этом не желает, как будто и не было мужика, выбегающего из подъезда.

А он был, падла! Был, был!

И она после этого… Господи, да как же такое могло случиться? Великий, всемогущий, помоги бедному, жалкому человечку, в нормальной голове такое просто не укладывается! А она у человечка и не совсем нормальная сейчас.

Епифанов уснул, когда на часах было уже четыре, а проснулся в восемь. Голова болела, но не сильно. Лера еще спала, и он не стал ее будить. Принял контрастный душ, под ледяной водой стоял дольше, чем под горячей, и это подействовало. Потом сварил себе крепкий кофе, выпил пару чашек с бутербродами — легче стало. Да оно и понятно — не три часа ночи, организм готов был к рабочему дню, требовалось только помочь ему. Что и было сделано.

Спать в костюме не слишком удобно, и костюм выглядит после этого не ахти как, но идти в спальню, доставать из гардероба другой не хотелось. В кабинете были джинсы и свитер — его любимая одежда, можно и в ней появиться на работе. Сказать, что с дачи вернулся. Серьезных переговоров у него сегодня не было. Правда, нужно было позвонить Панченко, сказать о том, что его куры — нарасхват, если Паша не позвонил еще. Потом нужно было встретиться с Канарцем, извиниться и объяснить ситуацию. Хотелось поскорее урегулировать эту проблему.

Но сперва он поедет на Чистые пруды, поговорит с родителями и с Анфиской. Это просто необходимо.

Покончив с завтраком, Епифанов обулся, надел черное пальто и вышел из квартиры, по привычке осторожно закрыв за собой дверь. Чтобы Леру не тревожить.

Выйдя из подъезда, он увидел Алеся, который маячил напротив двери, переминаясь с ноги на ногу.

— Привет, Алесь, как торговля?

— Та нормально, шо там с ней будеть, а? Слухай, Жора, я ж тебя жду тута. Помнишь, на день рождения тебя приглашал?

— Помню.

— Ну так сегодня ж. Ты придешь? Я, конечно, понимаю, шо не товарищ, та хочется с умным человеком побалакать. Ну шо ж мне с теми колхозниками толковать, они даже закон Ома не знають… Тоска.

— Ладно, Алесь, вечером, часов в семь, я у тебя, договорились. А теперь — садись, довезу до рынка.

— Та шо ж ты будешь меня довозить, Жора? Сам доеду, ты приходи. Просто так. Адрес знаешь, я народ спроважу на пару часов, хоть посидим поговорим.

— Решено. А теперь — садись в машину, Алесь. Приятно было говорить с этим мужиком. А ведь ему еще хуже. Был уважаемым человеком, начальником цеха, надеялся на повышение, а потом все кончилось. Завод или встал, или работал, но зарплату не платили. Что делать? Бросать все и ехать в Москву торговать. А там в основном люди простые, человеку образованному трудно с ними. Он и сам запросто мог оказаться в такой ситуации, но счастье, что москвич, что вовремя сориентировался. И тоже изменил своему призванию, торговлей занялся.

— Жора, та я ж…

— Перестань, коллега. Мы с тобой оба технари, а теперь оба торговцы. Так получилось.

— Та спасибо тебе, Жора…

Доставив Алеся к месту работы, на «Горбушку», Епифанов из машины позвонил Ирине Матвеевне, предупредил, что задержится, и поехал на Чистые пруды. Матери тоже позвонил, попросил, чтобы не спешили отводить Анфиску в садик. После вчерашнего кошмара хотелось убедиться, что в этом городе у него все-таки есть родные, любящие его люди. По дороге остановился, купил коробку конфет дочери, букет цветов матери, отцу — бутылку водки, не с пустыми же руками приезжать в гости! В другом магазине купил хороший калькулятор — подарок Алесю. Пригодится и в торговле, и в конструировании. Жвачку не вынимал изо рта всю дорогу, но мать, отворив дверь, чересчур внимательно посмотрела на него и неодобрительно качнула головой:

— Не очень солидно выглядишь, бизнесмен.

Епифанов виновато улыбнулся, мол, бывает, вручил матери подарки и подхватил на руки подбежавшую дочку. На ней были голубые джинсики, белый пуховый свитерок, каштановые волосы заплетены в аккуратные косички… Маленькая принцесса… Похожа на Леру, но в отличие от жены по-настоящему любит его. Прижался щекой к ее щеке, чувствуя ком в горле.

— Ой, папуль, а ты тоже в джинсах, ну прям как и я, — сказала Анфиска, обнимая его.

— Все нормально, малышка?

— Да, конечно, бабуля с дедулей меня тут всем кормят, но я уже думаю, куда мы поедем с тобой и с мамой в выходные. Знаешь, я решила — нужно опять в аквапарк, мне там понравилось, так здорово!

— Ладно, как скажешь, поедем в аквапарк. Только, может быть, без мамы. У нее много дел в школе.

— Нет, хочу, чтобы с мамой и с тобой.

— Понял, все понял. Ну, как у тебя успехи в танцах и плавании?

— А ты у дедули спроси, он все знает.

— Дедуля, ты тоже танцуешь с внучкой? Успеваешь хоть за ней?

— Куда там! Непоседа, каких поискать, но я стараюсь. Нам пора, Жора, — сказал отец. — У них там строгие порядки в садике, одна охрана чего стоит… Ты подождешь меня?

— Не знаю, пап, дел по горло, расширяюсь… Но если не дождусь, мама расскажет обо всем. Приезжай в выходные, поговорим. Малышка, веди себя хорошо. Мы обязательно поедем в аквапарк, покатаемся на всяких горках.

— Пока, папуля! — Анфиска чмокнула Епифанова в щеку.

Он тоже поцеловал ее и со вздохом опустил на пол. Девочка взяла деда за руку и повела в садик. Да-да, именно так можно было подумать, глядя на них. У лифта маленькая принцесса остановилась, помахала отцу рукой.

— Ты чего примчался, Жорик? — спросила мать, запирая дверь. — Проблемы какие или что?

Епифанов достал из кармана пальто бумажник, отсчитал пять стодолларовых купюр, протянул матери:

— На мелкие расходы, мам. А вообще-то я хочу с тобой посоветоваться. Кофе сделаешь?

— Балуешь ты нас, Жора, тех денег, что в прошлый раз дал, хватает на все. Да что у тебя за беда стряслась?

— Кофе сделай, мам…

Сидя на кухне, Епифанов пил горячий растворимый кофе и никак не мог рассказать матери о своих проблемах.

— Так и будешь молчать, Жора? Бандиты допекают? Или власти наши чертовы проверками замучили?

— Да нет, мам, просто… понимаешь… Скажи мне, только честно — ты веришь Лере?

— На все сто процентов, — не задумываясь ответила мать. — А почему ты спрашиваешь? Вернее, я понимаю почему. Ревность, отец твой еще тот ревнивец… был, сейчас успокоился. Что у тебя там стряслось?

— Подруга у нее, Людка…

— Да знаю я, Лера про нее рассказывала. Несчастная любовь в институте, потом встретились в школе… Подруги теперь неразлучные. И что?

— Эта Людка явно ходит налево.

— У нее вроде богатый муж, машина…

— И тем не менее… А Лера вдруг стала спрашивать, почему я не ревную ее, что сделаю, если узнаю о другом мужчине…

Мать наклонилась, потрепала его волосы:

— А ты не понял, да? Небось работаешь с утра до ночи, а она все одна да одна, готовит тебе, убирает, стирает, а ты? Или перестала готовить?

— Нет, не перестала. Но что-то изменилось в наших отношениях. Я чувствую, она что-то скрывает. Да это словами не передашь. Чувствую, и все. Изменилась она.

— Или ты?

— И я тоже. А что прикажешь делать? Спрашиваю, что случилось, — молчит, или — с чего ты взял? С чего-то взял!

Мать призадумалась, внимательно глядя на сына, потом тяжело вздохнула. Всегда переживала за него, особенно в последние годы, шутка ли — быть хозяином двух магазинов! Чуть не каждый день передают — то одного, то другого убили. Но вот за что она никогда не волновалась, так это за его семью. Сама не знала, как это она сможет отдать любимого, единственного сынулю какой-то чужой девице, да еще иногородней, которой скорее всего нужен не Жорка, а Москва. Но, прожив с невесткой под одной крышей всего неделю, привязалась к ней, как к дочери. Девушка серьезная, умная, а какая красавица! А хозяйка — лучшую и представить себе трудно было. Но главное было в другом: Жорка стал более внимательно относиться к матери, нет-нет да и цветы дарил просто так, в театр вместе ходили, а то уж и забывать стала, когда такое было. Лера не прибрала к рукам ее сына, а укрепила семью. Ну умница, что тут скажешь? И вдруг как гром среди ясного неба — у них там проблемы! Сердце разрывалось, мать сочувствовала сыну, а как женщина, знающая, что такое ревность мужа, была на стороне невестки.

— Может, приехать к вам, поговорить?

— Нет, мам, только не сейчас.

— Жора, я точно знаю: Лера очень любит тебя и всех нас. Это… не сыграешь, я тоже чувствую. Она мне стала как дочка. И Анфиска у вас есть, наша с дедом радость. Ну что тебе сказать? Если упустишь Леру — дурак будешь.

— Спасибо, мам…

Мать пересела на стул рядом, обняла сына:

— Жора, я очень боялась твоей женитьбы, правда, объяснять не буду, сам поймешь. И если теперь сказала такое — значит, не случайно.

— Все я понимаю, мам… Ладно, мне пора. Пожалуйста, ничего не говори отцу и тем более Анфиске. И не звони пару дней, хорошо? Я постараюсь все выяснить, тогда тебе первой скажу, что это было.

— Жорка! Я тут свихнусь за два дня!

— Очень прошу тебя, мам…

— Я потерплю, но ты звони мне сам. Из офиса. Завтра утром чтобы непременно позвонил, договорились?

— Да, спасибо, мам.

Спускаясь в лифте, Епифанов пожалел о том, что рассказал матери о странном поведении Леры. Что он хотел услышать? Знал же, родители любят Леру, как родную дочь, Анфиска ее тоже любит, все они встанут грудью на ее защиту. И сам знал, что дураком будет, если упустит такую женщину, но…

А мужик, выбегающий из подъезда, из его квартиры, застегивая на ходу ширинку, — это как? Разве можно после такого доверять женщине, которую считал своим надежным тылом? А жить, не веря человеку, что рядом с тобой, — можно?

Черт-те что творится!

Выезжая на Чистопрудный бульвар, он решил, что вечером непременно поговорит с Лерой откровенно. Скажет, что все поймет и все простит, сделает, как она хочет, даст денег, оставит квартиру, только пусть расскажет всю правду.

Был и другой вариант — купить шампанское, Цветы, извиниться и сделать вид, что ничего не было. Может, оно и лучше было бы… для кого-то но он никогда не забудет… И в конце концов потеряет Леру и свое дело, если не решит этот вопрос быстро и четко.