Война чувств

Глава 2

Людмила долго стояла у обочины, ловила машину. Продрогла, ибо кожаный плащ и брючный костюм под ним не спасали от сырого, пронизывающего до мозга костей ветра. Долго стояла потому, что не хотела возвращаться домой в российской легковушке. С недавних пор ей стало казаться, что все они пропахли бензином, сигаретным дымом, мужским потом и черт знает чем еще. Наберешься чужих запахов, Дмитрий станет принюхиваться, выпытывать, где была, что делала. А если испачкаешься на грязном сиденье, еще хуже будет. Но сверкающие лаком иномарки стремительно проносились мимо, а те, которые не очень сверкали, иногда останавливались, но водители, нахально усмехаясь, требовали по меньшей мере пятьдесят баксов. Совсем обнаглели! От Можайки до набережной Тараса Шевченко, до ее дома, ехать-то всего ничего, и время еще не позднее, десять вечера!

У нее была своя машина, красная «шкода-фелиция», но как же поедешь на ней в гости к подруге, если там придется выпить? Людмила полгода назад получила права и все еще побаивалась гаишников.

В конце концов она согласилась ехать домой на черной «Волге», довольно-таки приличной с виду. Водитель, солидный мужчина лет пятидесяти, взялся подвезти за триста рублей. Он услужливо открыл переднюю дверцу, Людмила села в машину, принюхалась — вроде бы ничего плохого. «Волга» рванулась вперед, по направлению к Кутузовскому проспекту. Солидный водитель мельком взглянул на нее, понимающе кивнул, видимо, учуял запах спиртного.

— В гостях была?

— В гостях.

— А чего одна? Кавалера не нашлось? Или поругалась?

— Будьте добры, следите за дорогой, — холодно сказала Людмила. — И не надо фамильярностей.

— Крутая ты, — хмыкнул водитель. — Это бывает, когда женщина одна. Все ей кажется в черном цвете. Да я ничего, просто могу, так сказать, помочь, согреть и все такое.

А она думала — солидный мужчина, примерный семьянин, дед уже, наверное… Старый кобель!

— Если муж узнает, что вы мне предлагали такое, платить придется вам, — жестко сказала Людмила. — Врачам и авторемонтникам. Он у меня решает деликатные проблемы с крупными фирмами, понимаете, что это значит?

Мужик резко затормозил, прижал машину к бордюру, потянулся, открыл дверцу с ее стороны:

— Ты это… ехай с кем-то другим, поняла?

— Набережная Тараса Шевченко, — сказала Людмила, резко захлопнув дверцу. — Я не хочу, чтобы у вас были неприятности. Выполняйте свои обязательства, иначе придется платить неустойку.

Она уже привыкла разговаривать с людьми, которых считала ниже себя (не по росту, разумеется), вежливо и властно. Это было своеобразной компенсацией за унижения, которые приходилось терпеть дома. С недавнего времени вся ее семейная жизнь стала сплошным унижением. И собственная домработница, и продавцы в магазинах, и обслуга в фитнес-клубе чувствовали настроение Людмилы, вели себя корректно, ну а кто не понимал… В данном случае она не блефовала, если бы Дмитрий узнал, что водитель «Волги» с таким-то номером пытался соблазнить ее, а потом вышвырнул из машины, мужику бы точно не поздоровилось.

Водитель мрачно хмыкнул и решил не спорить со стервозной дамой. «Волга» снова помчалась вперед, проскочила метро «Кутузовская».

Он правильно поступил, этот водитель. В диких джунглях понятно, кто слон, кто удав, тигр, крокодил, а кто кролик, антилопа или жираф. А на московских улицах нынче все равны или почти равны. Увидит жираф симпатичную девушку, подумает — экая кошечка перепуганная, а она — тигрица, и за ней — стая злобных хищников. Сожрут жирафа не задумываясь! Оно, конечно, не часто хозяева московских джунглей выходят на улицы, поедать мелких зверушек они научились, не выходя из контор и офисов, но бывает, бывает… Особенно с хищницами женского пола в такой ситуации, в какой оказалась Людмила. И не дай вам Бог ошибиться!

Людмила вышла из машины, не доезжая до своего дома, молча протянула водителю три сотенные бумажки и резко захлопнула дверцу «Волги». Машина тут же сорвалась с места, мигом исчезла в потоке других машин.

Не случайно она вышла раньше. Забежала за угол соседнего дома, достала мобильник, торопливо набрала номер. Сделать это в полной темноте было несложно, клавиши аппарата подсвечивались.

— Але, Стасик? Привет, это я. Ну как ты? Можешь говорить, жена не мешает?

— Привет, Люси! Да все нормально, она в ванной. Дела идут отлично, сегодня заключил классную сделку, «наварил» пятнадцать тысяч баксов. Но это мелочи. Думаю о тебе, и только о тебе. Мы встретимся завтра?

— Я тоже думаю, Стас…

— Отлично. Значит, как договорились?

— Да… Так приятно слышать твой голос… А я была… Ну ладно, завтра все расскажу.

— Я целую твои красивые губы нежно-нежно, вот так… — Он чмокнул в трубку.

— Пока, — с улыбкой сказала Людмила и отключила связь.

Неуклюжий, рыжий, смешной, дурашливый Стас! Ее первая и единственная любовь! И самая страшная потеря. И нежданная находка… До подъезда было метров двести, и Людмила многое вспомнила, медленно шагая по влажному асфальту, усыпанному желто-коричневыми листьями кленов.

— Люси! Хочешь, я съем ради тебя червяка?

Тогда шел дождь, теплый, весенний, и в лужицах на асфальте было много дождевых червей.

— Зачем? — с ужасом спросила она.

— Потому что ты не хочешь меня поцеловать. И вообще не смотришь на меня, жутко неприступная. Вот я и подумал: если съем червяка, ты обратишь на меня внимание?

— Ты… ты хочешь, чтобы я поцеловала тебя после того, как съешь червяка? Фу, какая гадость!

— Ну тогда поцелуй за это дурацкое намерение. Видишь, я для тебя на все готов, хотя, честно признаюсь, черви не самое любимое мое блюдо.

— Я тебя должна поцеловать? Перебьешься!

— А я тебя… можно?

— Перебьешься!

— А проводить? Неужели ты откажешь мне и разобьешь сердце бедного студента своей московской чопорностью? Ты же не такая, Люси, я это чувствую.

— Ну-у… если хочешь, проводи.

— Ой, все, Стас, хватит, хватит, я больше не могу целоваться. Смотри на экран, а то я уже не понимаю, что там происходит.

— Там происходит кино. И ну его к черту, потому как кино — глупая фантазия. А мы с тобой настоящие, нам хорошо вместе по-настоящему. Это реальность, почему ты хочешь заменить ее переживаниями за этих дурацких артистов, которые что-то там изображают?

— Но мы же пришли посмотреть фильм…

— Нет, мы пришли, чтобы радоваться жизни, и быть вместе, и целоваться, и…

— Убери руку, Стас…

— Почему? Она кажется тебе грубой, вульгарной? Мои пальцы хотят ласково прикасаться к тебе именно там, знаешь, в литературе и в песнях это так и называется — ласкать женщину. Или ты думаешь, что ласкать — это целовать ручку? Галантно кланяться и уступать место в транспорте? Нет, это просто дурацкая вежливость, а ласка — поцелуи там…

— А я сказала — не надо.

— Коленки сдвинула…

— Потому что у меня… критические дни.

— А здесь не критические? Значит, можно?

— А здесь — люди увидят.

— И пусть смотрят, завидуют тебе.

— Ты совсем ненормальный, Стас…

— Напротив, я сейчас абсолютно нормальный. Это на лекциях, когда сижу один и думаю о тебе, я ненормальный. А с тобой… Пойдем отсюда, лучше погуляем.

— Пойдем…

— У тебя симпатичная квартира, и бабушка симпатичная.

— Тебе правда нравится? Ох, Стас!.. Ты такой, такой…

— Идиот из Саратова?

— Идиот, но — мой идиот!

— А ты — моя идиотка!

— И я хочу тебя, но не так, как было в прошлый раз.

— Тогда же твоя мама неожиданно вернулась. А бабушка не будет заглядывать в дверь?

— Бабуля — свой человек, она меня не выдаст.

— А пусть выдаст, я не вор и не грабитель, у меня самые серьезные намерения…

— Хватит болтать, Стас!

Самые приятные воспоминания пришлись на последнюю часть пути, когда Людмила, кивнув консьержу в пятнистой униформе, поднялась по широкой мраморной лестнице на третий этаж, открыла дверь своей квартиры. Надеялась, что Дмитрий задерживается на работе, но этим надеждам не суждено было сбыться. Едва она вошла в прихожую, там появился Дмитрий, в тренировочных брюках «Адидас», в синей футболке той же фирмы, обтягивающей могучую грудь. Длинные мускулистые руки, покрытые густыми черными волосами, были скрещены на груди.

Он не был уродом, но и красавцем его назвать было нельзя. Раньше думала — крепкий, сильный, уверенный в себе мужик. За ним она будет как за каменной стеной, а если учесть, что и богатый, и денег для нее не жалеет, так чего желать еще? Но когда встретила Стаса… все изменилось.

Низкий покатый лоб с редкими черными волосами покрылся морщинами, маленькие карие глазки — будто магниты, вытягивающие из ее души самые сокровенные мысли.

Именно сегодня он почему-то не задержался на работе! Такая досада!

— Привет, Митя. Как дела? — стараясь казаться беспечной, спросила Людмила.

Сбросила плащ, повесила его в шкаф для верхней одежды, сняла туфли, сунула ноги в шлепанцы и пошла в спальню.

— Погоди! — резко сказал Зеленин. — У меня дела в норме, а у тебя?

Людмила остановилась, обернулась:

— Не надо кричать на меня, Митя. Я была у Леры, оставила тебе записку на столе в твоем кабинете. Ты прочел? Что мне, к подруге нельзя съездить? Ты же знаешь Леру.

— Да положил я с прибором на твою долбаную Леру! Меня эта телка не интересует. Я твой муж, я пришел с работы, я устал, мать твою!.. И что? Ты мне ужин приготовила?

— Митя… ты всегда ужинал в офисе… Но если хочешь, я приготовлю тебе омлет. Хочешь? Только переоденусь…

— Да на хрена мне твой омлет нужен, дура?! Ты пришла, даже не поцеловала мужа! Ты где шлялась, корова?! Ты чем занимаешься тут вообще?

— Митя… ты же не разрешаешь мне работать, вот я и… мне скучно, я встречаюсь с подругами. Была у Леры… — растерянно забормотала Людмила.

И уже другие, совсем недавние воспоминания заполонили ее голову. Как пришел домой Епифанов, как не скрывал своей любви к жене… Правда, она была дома и приготовила ему вкусный ужин, но как он пришел! Чем-то Епифанов напоминал Стаса, не внешностью, а своим поведением… А у нее что?

— Я же сказал — на хрен твою Леру! Может, хахаля себе завела, а?

— Да ты что, Митя… Можешь позвонить, спросить… Номер Леры ты знаешь…

— Я позвоню и спрошу. И моли Бога, чтобы они подтвердили твои слова!

— Митя… но ведь ты позоришь меня. Они подумают…

— Ни хрена они не подумают. У меня работа такая — звонить и разговаривать с людьми, если они хотят разговаривать. А если нет — всегда найдется что-то другое.

— Пожалуйста, Митя… поверь мне.

— Давай в ванную, а потом — в койку! И чтоб с завтрашнего дня предупреждала меня по телефону, куда и на сколько уезжаешь. Надоел этот бардак!

— Я что, твоя рабыня?

— Ты хреновая жена, Люся! Просто никакая жена, понимаешь? Я тебе дал все, что хочешь, думал — ответишь тем же. Ни хрена подобного! Ты живешь сама по себе, тебя нет со мной рядом, нет, понимаешь?!

— Но ты всегда возвращаешься поздно… Если скажешь, я приготовлю ужин и буду ждать…

— А ты приготовь и жди! Каждый вечер готовь и жди!

— Если тебе не нравится, я могу уйти к родителям.

— Попробуй только. Верну, надену намордник и заставлю сидеть дома. А если кто окажется рядом — закопаю живого. Все! Вали в ванную!

Людмила, опустив голову, пошла в спальню, чтобы переодеться. Зеленин взял трубку радиотелефона в холле. Домашний номер Епифановых он помнил наизусть.

— Але, это Лера? Привет, Зеленин, Твоего кадра можно к телефону? Много будешь знать, скоро состаришься, лапочка. Ну так чего, он в состоянии пару слов сказать? Или ты ему делаешь очень приятно? — Он криво усмехнулся, услышав, как гневно задрожал голос Леры.

А потом в трубке послышалось насмешливое:

— Епифанов слушает.

— Привет, корешок. Извини, конечно, за звонок, но такие наши дела. Надеюсь, ты не станешь мне лапшу на уши вешать, скажешь все как было, так?

— Слушаю вас.

— Моя телка была у вас на хате сегодня, это верно?

— Я бы не сказал, что она телка, красивая женщина, но да, была. Они пили с моей супругой ликер. Когда я пришел, она собралась и поехала домой.

— И это все, что ты хочешь мне сказать?

— Я бы мог больше сказать, но не по телефону.

— Лады, Бог даст — встретимся, Епифанов. Ну, будь здоров!

Людмила вышла из спальни в шелковом кимоно, с ночнушкой в руке. Она слышала последние фразы мужа, покраснела, опустила голову. Раньше он не позволял себе такое, но, видимо, со временем решил, что можно все. А что дальше будет? И представить себе страшно… Она должна терпеть это чудовище? Нет, нужно вырваться из его страшных объятий! Провались он вместе со своей большой квартирой и с деньгами, и машину ему отдаст, только пусть оставит ее в покое!

Она, не поднимая головы, прошла в ванную. И уже не до воспоминаний было, все мысли о том, что ей придется лечь в постель с этим чудовищем! Ну так пусть подождет! Она уже точно знала, что раньше чем через час из ванной не выйдет. Может, он уснет к тому времени? Хорошо было бы… Ох, как приятно избежать его мерзких объятий!

Епифанов лег на спину, закинул руки за голову.

— Лер, он что, совсем сумасшедший, этот Зеленин? Ты была свидетельницей на свадьбе, да и в гостях у Людки виделась с ним. Что за идиот?

— Да нет, вроде бы нормальный мужик. Правда, с чувством юмора у него туговато, вернее, оно очень своеобразное. А так ничего, наверное, разозлился.

Вдруг она подумала, что если забыть о внешности Дмитрия, его грубых шутках, так получится, что он нормальный мужик, не красавец, не эстет, но основательный, ради жены ничего не жалеет. Он не жалеет, а она встретила опять рыжего балагура Стаса, только о нем и думает. Зеленин хоть и кажется грубым, вульгарным, но человек умный (дураки не возглавляют успешные фирмы и не решают «деликатные вопросы»), догадывается, что с женой что-то творится, поэтому так грубо говорил по телефону. А уж что Людке сказал дома, так и представить страшно. Интересно, она понимает это или нет? Ох, Людка, Людка! И хочется подсказать, да нельзя. Это ведь твои личные дела, сама и решай их. Никто не поможет.

А если Дмитрий застукает ее со Стасом? Судя по сегодняшнему разговору, может и убить. Ее. Потому что, как это ни кажется странным, любит жену, ревнует ее. И вдруг шальная мысль возникла в голове: а Жорка почему совершенно не ревнует ее? Убежден, что она никуда не денется? Последнее почему-то не понравилось Лере.

— Жор, я подумала… Дмитрий ревнует Людку…

— Да это просто дикость какая-то. Он же позорит свою жену подобными звонками. И не только ее, себя тоже позорит. Придурок самый настоящий!

— Да просто ревнует, что тут такого? А вот ты не ревнуешь меня?

— Нет. Зачем?

— А если бы я встречалась с другим и ты узнал бы об этом?

— С каким другим?

— С мужчиной другим.

— Лера, ты серьезно?

— Что бы ты сделал? Убил бы меня, побил или что?

— Не знаю… — Епифанов озадаченно почесал затылок, но это не привело к нужному решению. Он просто не мог предположить, что его любимая жена, красавица и умница, совершит такую глупость.

Она засмеялась, крепко прижалась к нему. Долго молчала, а потом дурашливо чмокнула в губы и сказала:

— Жорка, не бери дурного в голову! Я люблю только тебя, и никто мне не нужен, правда-правда.

— Тогда почему спрашиваешь?

— Ну просто… хочется, чтобы ты немного ревновал меня. Не так сильно и глупо, чуть-чуть. Даже не ревновал, а думал обо мне всегда-всегда, понимаешь?

— Я всегда о тебе думаю. Но если хочешь, и ревновать буду. — Он грозно сощурился и зарычал: — А ну, признавайся, жена, где была сегодня, что делала?!

И навалился на нее, припадая дрожащими от страсти губами к соблазнительным грудям.