Война чувств

Глава 18

Весь день был нервным. В школе два урока тянулись ужасно долго. Она говорила торопливо, то и дело поглядывала на часы, ожидая звонка на перемену. Ученики чувствовали это, совсем не слушали ее, оживленно переговариваясь. Пестрову, который в очередной раз полез под стол, она врезала по голове общей тетрадью и прямо сказала, что заглядывать учительнице под юбку — удел дураков и неудачников. В классе поднялся хохот, Пестров вылез из-под стола ошарашенный и красный от стыда, как вареный рак. Наверное, это было слишком жестоко, уж по крайней мере непедагогично, они ведь еще дети. Это она поняла чуть позже, заорала, пресекая ехидные смешки и комментарии. В классе воцарилась тишина, но не потому, что ученики слушали ее: они следили за ней, пытаясь понять, что случилось с самой красивой училкой в школе.

Неизвестно, что было хуже — когда они шептались и смеялись или когда отслеживали каждое ее движение, каждое слово.

Тридцать пар внимательных глаз… В конце концов уроки закончились, и она, не дожидаясь подруги Маргариты, помчалась домой. Жора мог бы позвонить на перемене, но скорее всего позвонит на домашний номер. И тогда… она твердо решила, что расскажет ему все без утайки. Попросит, чтобы сохранил это в тайне, главное — от мужа Людки, и расскажет.

Понятно, она сама виновата в том, что случилось. И ведь чувствовала, с того момента, как Людка обратилась к ней со своей идиотской просьбой, чувствовала, что Жорка, человек тонкий, умный, поймет — что-то в семье не так. И думала об этом, ведь и сама считала — не так, если в ее доме тайно встречаются любовники, как в паршивом притоне! И не хотела, но потом согласилась, и все вышло хуже некуда! Жорка не только почувствовал, но и увидел Стаса, выбегающего из подъезда с расстегнутыми штанами! А эта дурацкая идея с ванной? Уж лучше бы Жорка понял, что Людмила встречалась с любовником, чем… Лучше? Неизвестно. «Мой дом — моя крепость» — это для него не пустые слова. И она была полностью согласна с ним. А во что превратила свой дом? В бордель!

И Жорка прав, подозревая ее. Так ведь можно потерять любимого мужа, семью разрушить… Нет, вчера не могла, а сегодня обязательно все расскажет ему. Ну да, виновата, была дурой, что согласилась выполнить просьбу подруги, да, да, да! Но сама ни в чем не виновата перед ним. Если бы он позвонил, сказала бы, что безумно любит, ждет и все-все расскажет, пусть только приезжает домой поскорее.

Но когда зазвонил телефон и она схватила трубку, в ней послышался совсем другой голос:

— Лерочка, дочка, что там у вас происходит?

— Добрый день, Валентина Васильевна… Все нормально, я только что из школы вернулась. Как там Анфиска?

— В садике еще. А дед в магазин пошел. Ты не ври мне, давай-ка выкладывай, что?

— А… почему вы спрашиваете?

— Жорка приезжал утром, с перепою и весь из себя расстроенный.

— И что сказал?

— Так он и скажет, держи карман шире! Но проговорился, что почему-то не доверяет тебе.

— А вы?

— Деточка, я тебе верю, как самой себе. Может, совсем из ума выжила, но что поделаешь?

— Спасибо, Валентина Васильевна. Я вам клянусь, что ни в чем перед Жорой не виновата. А он как-то странно ведет себя…

Лера замолчала, не зная, что сказать дальше. Странно ведет — не просто так, для этого должна быть причина. Правду сказать свекрови нельзя, а что можно?

— Ну и в чем там дело?

— Я не знаю… кажется… ему не нравится моя подруга, Людмила. Но, понимаете, я не могу выгнать ее, там свои проблемы, я пыталась помочь…

— Помогла?

— Не знаю. Но чувствую: Жора психует, требует рассказать что-то… Не могу же я ему рассказывать о проблемах подруги? Это чужие дела, пусть сами разбираются.

— Разводятся?

— Почти, а я пытаюсь помирить их, понимаете…

— Лера, дочка, может, мне приехать, устроить переговоры?

— А Жора что сказал?

— Он даже звонить запретил домой.

— Тогда не надо, Валентина Васильевна. Мы сами… я сегодня все ему расскажу, обещаю вам.

— Завтра непременно перезвони мне.

— Конечно, Валентина Васильевна, конечно!

— Анфиска в порядке, ждет не дождется, когда поедете в аквапарк. Втроем. Так что готовься. Я думаю, мы с дедом тоже махнем в аквапарк, заодно и у вас погостим, а то что-то не приглашаете.

— Я всегда рада вас видеть, но…

— Жорка тоже не приглашает. Лерочка, дорогая моя, держись. Если что — звони, помогу. Ну, всего тебе.

С такой свекровью жить бы да радоваться. И вправду ведь как вторая мать. А поначалу трудно было… Они даже свадьбу устраивать не стали, зарегистрировались в ЗАГСе, выпили со свидетелями шампанского, и он привел ее домой.

— Чего так рано вскочила?

— Помочь хочу вам…

— Я и сама пока что справляюсь, не калека.

— Но теперь же нас больше. Можно, и я что-нибудь сделаю?

— Можно. Вынеси мусорное ведро…

— Что-то еще нужно сделать?

— Господи, вот привязалась! Помой посуду, не видишь — я завтрак готовлю.

— Помыла…

— Ты и дома была такой помощницей или только в чужой квартире хочешь всем понравиться?

— Нет, дома я была лентяйкой. Хотела, но не позволяли. Домработница все делала.

— У вас что, перестройка двадцать лет назад началась?

— Нет, просто папа работал секретарем горкома партии, к нам приходила женщина, убиралась, готовила.

— А мать?

— Она преподавала в авиаучилище. Ну, в том самом, которое Гагарин окончил.

— И ты теперь выносишь мусор у нас?

— Я вам так благодарна, Валентина Васильевна, за то, что есть Жорка. Я его очень люблю.

— Вот так, да? А он мне ничего не сказал, ну дурак! А чем теперь твой отец занимается? Горкомов-то давно уже нет.

— Он стал бизнесменом, как Жора. Только… у него дела идут хорошо, на «мерседесе» ездит. Он скоро приедет к нам в гости, вы не возражаете?

— Да что ж тут… На «мерседесе»? Ну пусть приезжает. Ты чего хочешь?

— Вычитала рецепт обалденного омлета. Можно мне приготовить всем завтрак? Я думаю, и вам, и Петру Ивановичу понравится.

— Ну давай посмотрим, что ты за штучка такая… оренбургская принцесса!

— И где его черти носят, этого Жорку?

— Ой, Валентина Васильевна, он же делами занимается, магазинами своими.

— Мог бы позвонить… не мне, а своей красотуле. Ты что тут делаешь со своим брюхом? Иди смотри телевизор!

— Нет, Валентина Васильевна, мне нужно двигаться. Давайте приготовим азу по-татарски с солеными огурцами, Жора очень любит, и Петру Ивановичу нравится.

— Это верно, мне нравится, как Лера готовит.

— Ей нельзя стоять у плиты! Лера, деточка…

— Ну, Валентина Васильевна…

— Валя, ты не обижайся, но азу у Леры получается замечательное. Ты ей помогай.

— Варвар! Давай, детка, раз они так считают, командуй.

— Ой, Жорка! Здорово, что ты пришел, а мы с Валентиной Васильевной азу приготовили, вкусное — пальчики оближешь.

— Не сомневаюсь. Это тебе цветы, а это, мам, тебе.

— Это мне? Такие розы — мне?..

— Тебе, тебе. Лерке точно такие, у меня ведь две любимые дамы, обеим — цветы.

— Жорка… Лера, доченька…

— Не плачьте, Валентина Васильевна, все хорошо.

Тогда она первый раз назвала ее дочкой. И это было приятно слышать. Они были хорошие люди, они стали ей вторыми родителями, хотя и первых она не забывала. Но Валентина Васильевна стала не только свекровью и второй матерью, но и настоящей подругой. Это проявилось, когда родилась Анфиска и они вместе нянчились с капризной девочкой. Бывало, и ссорились, но по-родственному.

Она хотела настоящую, дружную семью, такая и получилась, вместе им было не скучно и не тесно, а когда Жорка купил отдельную квартиру, Валентина Васильевна упросила ее оставить Анфиску у них. Не хотелось, что это такое — при живых родителях девочка воспитывается у деда с бабкой, но Лера согласилась, потому что чувствовала: Анфиска для них теперь главный смысл жизни. Благодаря Анфиске они по-прежнему были дружной семьей и радовались, когда собирались вместе.

И что же теперь? Она рискует потерять не только мужа, любовника, любимого, но и всю свою семью. Именно свою, не так-то просто было ее создать, и обиды случались, и властный характер Валентины Васильевны давал о себе знать, но — создала! Именно она, свою большую, замечательную семью.

Потерять ее смерти подобно, так по крайней мере казалось.

Что ж он не звонит-то? Самой позвонить? Нет. Она ни в чем не виновата перед мужем. Она готова рассказать ему то, что не обязана рассказывать. Но пусть позвонит.

— Ирина Матвеевна, зайдите, — сказал Епифанов, нажав кнопку селектора.

Пожилая секретарша тотчас же явилась.

— Этот Бородулин доконал вас, Георгий Петрович, — сказала она. — Два часа говорил тут. Извините, конечно, но это уж слишком. Вы сегодня совсем не отдыхали.

— Дела, Ирина Матвеевна, дела. Бородулин нашел нам отличное вино в Молдове и отличную свинину в Беларуси. Скоро будут поставки, посмотрим. Если все нормально со свининой, можем все-таки взяться за колбасное производство. Цена меня устраивает.

— Цена-то, может, и хорошая, но там же радиация.

— Проверим, каждую тушу проверим. Если что не так — Макс пожалеет об этом. Но он меня никогда не обманывал. Ирина Матвеевна, скажите, пусть принесут со склада бутылку водки «Русский стандарт». Пожалуйста. Понимаете, на день рождения пригласили.

— Понимаю, Георгий Петрович. Сейчас скажу. Только не очень-то празднуйте день рождения, вам отдохнуть нужно, выглядите очень уставшим.

Никто другой не мог сказать такое хозяину. Попробовали бы только Тарасов или Угрюмов! Да они и пробовать не осмеливались. А Ирина Матвеевна могла. И Епифанов был благодарен ей за искренность. Кто-то же должен честно сказать, как твои дела, как ты выглядишь и что за люди тебя навещают, заслуживают они доверия или нет.

— Я постараюсь, Ирина Матвеевна, — с улыбкой сказал Епифанов. — Спасибо вам за заботу.

Через десять минут секретарша поставила на стол перед Епифановым бутылку водки, которая стоила не меньше, чем хороший коньяк. Но с такой он и намеревался приехать к Алесю.

— Спасибо, Ирина Матвеевна. Я пошел. И вы тоже собирайтесь домой.

— Будьте осторожны, Георгий Петрович, на улице темно уже стало.

— Первый раз темно, что ли?

— Может, и первый, — упрямо сказала старушка. — Только вы сперва скажите охранникам, пусть посмотрят на стоянке, нет ли чего подозрительного.

Епифанов понял, что она имела в виду — угрозу Канарца. Да и черт с ним, не до бандита! Положил бутылку в дипломат, где уже лежал дорогой калькулятор, подарок Алесю, надел пальто и покинул свой кабинет.

Во дворе, у служебного входа, было темно. Епифанов подошел к своей «вольво», выключил сигнализацию и успел краем глаза увидеть сбоку тень человека. Удар по голове был сильным, колени подогнулись, но Епифанов машинально дернулся в сторону, отмахнулся дипломатом. Видимо, кому-то досталось металлическим углом по голым кулакам — человек хрипло заматерился. Но другие не стояли на месте, их было не меньше трех. А может, и больше…

Епифанов рухнул под колеса своей машины, успев подумать, что двоих Канарец опасается посылать даже для внезапного, подлого нападения. Знать, уважает, падла… Почти теряя сознание, прикрыл голову ладонями, получил еще несколько ударов ногами по ребрам, по голове, а потом наступила тишина.

— Ты понял, козел, чё надо платить? — услышал он жесткий приказ. — Сколько тебе сказано было.

И простонал в ответ:

— Да…

А что еще оставалось?

— Ну так плати, козел, а то хуже будет!

Мир на мгновение затих, а потом снова ворвался в сознание гулом машин, громкими голосами, светом фонарей и яркими окнами торгового зала. Епифанов тяжело поднялся на ноги, ощупывая голову, — шишка приличная, ребра болели, но, похоже, переломов не было, ибо дышалось свободно. С разбитой губы на пальто капала кровь… Тоже не смертельно. Предупредили… Ну ладно, будем иметь в виду. Взял дипломат, сел в машину. Включил свет, посмотрел в зеркальце. Не красавец писаный, но… жить можно. Носовым платком промокнул кровь на губах, капнул на платок йода из аптечки, приложил к ране. Потом открыл дипломат, убедился, что бутылка с водкой цела. Хорошая водка, не разбивается при внезапном нападении…

А рядом шумел-гудел его магазин, работали кассиры, люди что-то покупали, говорили о покупках, выходя из магазина. И никто, никто не догадывался, что хозяин магазина только что был избит какими-то подонками. Так и должно быть. Бизнес есть бизнес, покупатели не должны знать о проблемах хозяина…

Епифанов тоскливо усмехнулся: как некстати, и дома проблемы, и в бизнесе… Но что поделаешь? Судьба… Канарец все же решил наказать его. Ладно, злобный старикашка, придет время — пожалеешь об этом.

Завел машину, медленно выехал на шоссе. Уже знал, что все равно поедет вначале на день рождения к Алесю. А потом, когда Лера уснет, вернется домой. Украинец жил в том же доме, в первом подъезде. Лера, если внимательно посмотрит из окна кухни, может заметить его машину. Но вряд ли она будет внимательно смотреть на дорогу…

Алесь испуганно отстранился, увидев Епифанова:

— Жора, шо такое случилося?

— Нормальные дела, Алесь. Держи, это тебе калькулятор, пригодится для инженерных расчетов, но можно и в торговле им пользоваться. А это — водка.

— Та у меня ж есть… горилка з пэрцем… Ну ты заходи, Жора, может, «скорую» надо?

Епифанов вошел в двухкомнатную квартиру, вполне обычную для этого дома, но уж больно неприглядную — с драными обоями, разбитыми дверями, выщербленным паркетом. Снял пальто, повесил на крючок у двери.

— Молодец, хозяин, — усмехнулся он. — Приглашаешь в гости и собираешься «скорую» вызывать. Все нормально. Не возражаешь, если я в ванную сперва пройду? Давно не видел себя таким… побитым.

— Так само ж собой… Иди, вон там…

— Спасибо, я найду. Принеси, пожалуйста, йод, если есть.

— Есть, Жора, ну а как же ж…

В грязной ванной с разбитым зеркалом он снял пиджак, рубашку и майку, в осколке зеркала осмотрел себя. На груди и на ребрах были кровоточащие ссадины, майка в пятнах крови, и на рубашку просочилась красная влага. Алесь принес не только йод, но и бинт, помог гостю смазать раны, перевязать их и тактично удалился. Майку Епифанов не стал надевать, не замерзнет в рубашке и пиджаке. Умылся, оделся, еще раз оглядел себя в осколке зеркала. Губа распухла, два синяка на скуле, а так — ничего. Жить можно.

Его не хотели убить и не особо усердствовали ногами — хотели напугать и заставить платить то, что требовал Канарец. Упрямый старик, падла! Никакие объяснения на него не действуют! Придется завтра заниматься этим вопросом. А пока… Он приглашен на день рождения к хорошему человеку, ну и не стоит портить Алесю праздник.

— Жора, может, шо-то еще надо? — спросил Алесь, увидев гостя на кухне.

— Нет, все нормально, — сказал Епифанов.

Бросил майку в мусорное ведро, сел за стол. Кухня тоже выглядела скверно, но чисто, видимо, Алесь ушел с работы пораньше и часа два занимался уборкой. А вот стол выглядел вполне симпатично — «горилка з пэрцем», селедка с кружками лука, тонко нарезанное сало, вареная картошка.

— Странно даже представить горилку без сала, — с улыбкой сказал Епифанов.

— Так сало, оно ж разное бывает, — с гордостью сказал Алесь. — Это жена из дому прислала, с мясцом, с чесночком. Какие там импортные беконы!

Епифанов заметил, что продукты с Украины теперь тоже импорт, Алесь с досадой махнул рукой, мол, что тут говорить, и наполнил стеклянные рюмки.

— Ну, будь здоров, Алесь, — сказал Епифанов. — Сорок лет не празднуют, но мы просто посидим за рюмкой… чаркой. Удачи тебе, личного счастья. Давай.

Епифанов опрокинул в рот огненную горилку, крякнул, подцепил вилкой кусочек сала — и вправду очень вкусное. А если еще и с кружком лука да с горячей картошечкой — самое то. Особенно для теперешнего его состояния.

— Ты извини, Жора, усе так себе, скромно…

— Обижаешь, — сказал Епифанов. — Все замечательно. Или ты думаешь, что состоятельные люди, артисты, политики только устрицами да семгой питаются? Для нас, русских и украинцев, лучше сала, селедочки и картошки под водку ничего нет. Или ты по-другому думаешь?

— Та как же нет? Один же народ, как ни крути. Те князья древние — усе наши, общие. А то, шо говорим чуток по-разному, так это нас же поляки оккупировали, так мы на ихний манер стали говорить.

— Они и к нам лжедмитриев присылали, да вытурили их быстро. Ну и хрен с ними, пусть теперь в НАТО шестерят, наливай-ка, хороша горилочка! А сало… Слушай, молодец у тебя жена, сало просто объедение, давно уже такого не пробовал. Ну просто чудо, особенно под горилку.

Алесь по новой наполнил рюмки, выпили. Епифанов с удовольствием набросился на сало с картошкой. Селедка тоже была кстати, да и вообще все было просто и хорошо. Иногда хочется этого: кем бы ни стал человек, каким бы знаменитым или богатым ни был, а тянет посидеть на скромной кухоньке за бутылкой водки под немудреную закуску. Она только с виду немудреная, а ведь веками проверенная!

— Ну, шо там с тобой стряслось, Жора? Чи то секрет?

— Да нет. Сорвался я, понимаешь? Пришли посланцы одного бандита, он вроде хозяин в том районе, где мои магазины. Тупые, наглые — плати больше. Ты расширяешься, свое пиво собираешься выпускать. Я только собираюсь, вбухал большие бабки в производство, отдачи никакой, а уже — плати. Ну я их и отправил восвояси на полусогнутых.

— Шо творится, а? Прибыли нет, затраты, а хотять уже больше денег! — возмутился Алесь. — Совсем обнаглели. Так они тебя сегодня подкараулили?

— Предупредили. Ладно, разберемся. Как тебе живется в Москве? По дому скучаешь?

— А то как же ж. Знаешь, нас тут шесть человек, вскладчину проще платить за квартиру. Но люди в основном колхозники, продавцы, один даже в театре работал, ну, там декорации устанавливал. Ну шо с ними говорить? Тоска. Понятно, шо скучаю тута. А там же, дома, и жена, и дети. Житомир — красивый город, усе ж там знакомое, а тут чужое, ты не обижайся. А шо делать, если завод стоить, шо-то там делають, а зарплату по три месяца не дають, а она такая, шо на неделю только и хватить… Ну скажи мне, на хрена то было устраивать? Ельцину и Кравчуку и на пенсии живется хорошо, а нам шо устроили… Козлы!

— Да, тяжело тебе.

— Главным механиком должен был стать… десять лет назад. А стал… Ну хоть восемь тысяч имею, полторы за квартиру, сто баксов жене каждый месяц, остальное на дорогу да на еду, а мне много и не надо.

— Жена-то как?

— Я на нее молюсь, Жора. Така баба, шо… Ну, чую — ждет, прям — таки огонь, когда приеду. А когда нету меня… так хто ж про то знает, шо там есть?

Епифанов помрачнел, вспомнив о Лере. Вряд ли она ждет его, наверное, думает, как не проколоться в следующий раз. Он ей не сто долларов в месяц дает, любую прихоть обеспечивает, а чтобы «прям — таки огонь», в последнее время не было. Ну и ладно. Они выпили за любимых женщин, жен.

— В этом, Алесь, тебе повезло больше, — сказал Епифанов.

— Скажешь тоже! Я ж видел твою Леру — красавица, така черноброва дивчина! А строгая! Бывало, идеть — и даже не смотрит ни на кого.

— Проблемы у меня с ней, — вздохнул Епифанов и сам наполнил рюмки.

— А шо такое, Жора?

— Помнишь, я тебе говорил, что сорвался, когда придурки явились? — Алесь кивнул. — Так сорвался потому, что голова другим была занята, понимаешь? Вот и досталось этой голове сегодня. А все потому, что жена… Не верю я ей.

— Какая-то причина имеется чи как?

— Имеется, но — не будем об этом. Давай лучше… Ты как, завтра сможешь торговать?

— Выходной у меня завтра, Жора, решил взять. Буду дрыхнуть весь день, а шо делать? Ты-то сам как будешь руководить своими магазинами?

— Нормально. Тогда давай выпьем!

— Давай, Жора! Слухай, так прямо настоящий праздник у меня получился.