Война чувств

Глава 21

И вот уже все проблемы стали не такими острыми, не такими болезненными, как раньше. А, к черту их, вернется в Москву — будет думать, а сейчас… Красивая комната, красивый стол, камин горит, оранжевое пламя лениво колышется над березовыми поленьями за чугунной решеткой, симпатичный мужик напротив — Панченко. И к черту все остальное! Может, завтра вся его жизнь изменится, ну, так это будет завтра, а сегодня нужно жить. Один графинчик они опорожнили, но под хорошую закуску и водка пошла хорошо, не дурила голову, а только облегчала душу. Чуток всего лишь, но и за то спасибо.

— Не хочешь прогуляться по моим угодьям? — спросил Панченко. — После хорошего обеда рекомендуется свежим воздухом подышать. Особенно перед банькой.

— Мне казалось, после хорошего обеда рекомендуется полежать часок-другой, — пошутил Епифанов.

— Это для тех, кто хочет похудеть, — в тон ему сказал Панченко. — Собственно, потому и мечтают похудеть.

— Я не возражаю. Сам давно не выбирался на дачу, свежим воздухом не дышал. В Москве не тот…

— Совсем не тот.

Панченко выдал гостю резиновые сапоги, такую же брезентовую штормовку, объяснив, что тут и дороги не те, что в столице. И вообще, придется ходить по целине, нужно прикинуть, где удобнее строить новую птицефабрику, чтобы один подъезд был к обеим и зернохранилище располагалось неподалеку.

Вначале посетили оранжерею — стеклянное помещение метров тридцати в длину и десяти в ширину. Влажная теплынь дохнула в лицо, от избытка кислорода немного закружилась голова. Пальмы, азалии апельсиновые деревья с желтыми плодами, диковинные кустарники… Епифанов понятия не имел, как они называются, а Панченко не стал объяснять. Сорвал спелый апельсин, протянул гостю. Навстречу вышла Марина. Она уже переоделась, была в голубых джинсах и сером свитере из тонкой шерсти, и в таком виде была просто секс — бомбой. Епифанов одобрил выбор Панченко.

— Рассказать о растениях, Василий Григорьевич? — спросила она.

Панченко обнял ее, смачно поцеловал в губы.

— Свои, Маринка, будь естественной. Она и в оранжерее начальник, — сказал он Епифанову и снова повернулся к девушке. — Это Жорка, умница и вообще классный мужик. Ты знаешь, я уважаю таких.

— Привет, Жора, — с улыбкой сказала Марина, протягивая руку.

Епифанов с удовольствием пожал ее ладошку:

— Привет, Марина.

Панченко отказался от экскурсии: душно тут, велел Марине вместе с Настей протопить как следует баньку и приготовить все необходимое.

— Мне остаться?

— Нет, — после недолгой паузы сказал Панченко. — Настя обидится, а нам конфликты ни к чему. Останешься ночью.

На свежем воздухе легче дышалось, и хмель постепенно выветривался из головы. Сапоги у них оставались чистыми до птицефабрики, а за ней была целина, там-то и пригодилась резиновая обувка.

Зазвонил мобильник в кармане пиджака, Епифанов взял аппарат.

— Жора, этот козел Зеленин совсем не хочет даже разговаривать, понимаешь? — услышал он злой голос Палиашвили.

— Ладно, Вахтанг. Сами разберемся. Ты усилил контроль за магазинами?

— Обижаешь, Жора! Народ весь на пределе, но никого пока что не было. Ситуация полностью под контролем, это я тебе гарантирую, слушай!

— Хорошо. Если что — звони.

— Давай о главном, это и меня касается, — сказал Панченко. — Кто наехал?

— Да есть такой… Канарец…

— Знаю.

— С ним мог бы договориться Зеленин, кстати, муж подруги моей жены.

— Тоже знаю.

— Но — не хочет…

— Захочет.

— Каким образом?

— Завтра скажу. Слушай, Жора, смотри, вот здесь я думаю строить вторую птицефабрику. На дорогу и коммуникации не так уж много средств уйдет. Цех по разделке — вот он, просто расширим его. Вот так будет стоять корпус, но по — больше первого… может быть — раза в два больше.

— Сколько же времени займет строительство?

— Месяца три. Епифанов остановился, с удивлением уставился на Панченко:

— Я три месяца небольшие пивные заводики при каждом магазине пытаюсь организовать!

Панченко вздохнул, снисходительно усмехнулся:

— Эх, Жорка! Не верь козлам, которые трезвонят, что русские, а все мы в СССР были русскими, по крайней мере, для Запада, пьяницы и лентяи. Если можешь работать в два раза лучше, а тебе за это — вымпел и десять рублей к ста пятидесяти, — так кому это нужно? А если обозначить фронт работ, оплату, премию за скорость и надежность и штрафы за пьянство и халтуру, сделают так, как ни в одной стране мира не может быть. Ну, вспомни стройотряды — как пахали, и не пили ведь! И бабки приличные получали. А местные строители, что в это время делали? Отдыхали. Так что все дело в бабках, а они у нас есть. Причем, учти, это не ремонт кремлевских дворцов. Если напортачат — найду и заставлю бесплатно пахать до посинения.

— Ну что тут сказать?..

— На установку оборудования еще пара месяцев уйдет. Все будет из Бельгии, у меня с ними хорошие контакты, старая дружба. Технология их, корма наши, породы кур — наши. И значит, качество — тоже наше.

— Инкубатор тоже придется расширить.

— Я вот что думаю по этому поводу. Пристроить к нему с наружной стороны такой же, нет, больший блок, установить оборудование, подвести коммуникации, а потом сломать стенку и объединить их. Это называется — без остановки производства. А ты пока займись организацией фирменного магазина компании «Панченко энд Епифанов».

Под ногами чавкала грязь, с неба сыпался мелкий осенний дождь, но голову Епифанова прикрывала широкополая шляпа. Что-то невероятное было в этом и в то же время знакомое и приятное. Рядом с ним в резиновых сапогах стоял российский миллиардер — не олигарх, не светский лев, которые на поверку часто оказываются даже не шакалами, а гиенами, — нормальный русский мужик! Но — миллиардер. Билл Гейтс ходит в затрапезных джинсах, Люк Бессон — в драных свитерах, Говард Хьюз любил маскироваться под бедняка, и это нормально. Они — личности, которым плевать на все условности, они делают дело и зарабатывают на нем. Неужто Россия и вправду начинает выздоравливать и кончилась эра продажного чиновника, одетого от Гуччи, задрипанного политика в костюме от Версаче? Дебильного бандюка в прикиде от Армани? Если таких, как Панченко, будет больше, «цвет России» станет тем, что он и есть на самом деле — сборищем говнюков с шавками на руках, над которыми разве что посмеяться можно. А лучше — плюнуть.

— Все это замечательно, Вася, — сказал Епифанов. — Но где гарантии, что ты меня не кинешь потом, когда я раскручу тебя? Пойдет спрос — крупные супермаркеты кинутся к тебе. А я останусь при своих интересах.

— Жора, дорогой! — Панченко похлопал его по плечу. — Я проехал эту остановку давно. Кидают для чего? Для выгоды. А мне главное — работать с единомышленником, толковым и порядочным. Мне это нужно, интересно, понимаешь? Кажется, нашел такого. И даже если у нас будет убыток — я готов возместить его. Но разумеется, хочется получать прибыль. Не ради денег, а чтобы убедиться — верной дорогой идем, правильно соображаем.

— Слушай, Вася, о таком партнере только мечтать можно.

— Это верно. Но мечтать — глупо. Нужно работать, доказывать, на что ты способен как партнер. Ты доказал. В парники я тебя не поведу — далеко, и темно уже стало. Пошли домой. Ты как, освежился?

— Отлично себя чувствую.

— Значит, пришло время баньки. Не хочешь сказать, что с женой?

— И сам пока не знаю…

— Ну и ладно. Пошли. Настя уже нас ждет.

— Слушай, Вася, а как это все охраняется? Ведь местные хулиганы могут побить стекла оранжереи, да и вообще… народ у нас любит делать пакости богатым.

— Если народ нищий. А у меня вся деревня работает, вредить мне — значит самим себе. Кроме того, видел двухэтажное здание поодаль?

— Видел.

— Так вот, там двадцать человек, взвод профессионалов с автоматами, несут круглосуточное дежурство. Все законно. Это частная территория, имею право охранять ее. Местных не опасаюсь, но есть люди извне, которые хотели бы и на меня наехать. Ну, пусть попробуют.

— Да-а-а, — только и смог сказать Епифанов.

В предбаннике Епифанов не стал раздеваться догола, оставил на себе трусы. Панченко обнажился полностью. Прогулка по окрестностям птицефабрики на холодном, свежем воздухе выветрила остатки похмелья, и уже хотелось погреться. Ну а где это получится лучше, чем в парной? И когда парная покажется раем, как не после прогулки по холодным грязным лугам? Мысленно благодаря Панченко за столь мудрое решение, Епифанов ринулся в парную. А там уже все было как надо. Горячий влажный воздух, жаркие полки, чем выше, тем жарче. Аромат дубовых веников… Господи, хорошо-то как!

Епифанов забрался на средний полок, Панченко залез на самый верхний и стонал там от жара и удовольствия. И снова, как в прошлый раз, в парную вошла Настя с дубовым веником в руке, только на сей раз она была совсем голой. Епифанов, скосив глаза, смотрел на ее красивые, полные груди, на аккуратно подбритый лобок — там волосы, оставшиеся после бритвенной экзекуции, были тоже русыми.

— Да вы снимите трусы, Георгий Петрович, — сказала она, — чего стесняться-то?

Епифанов послушался совета, стащил трусы, бросил их вниз, но лежал на животе, дабы не показывать девушке все свое достояние. Она положила трусы на полочку и принялась хлестать его веником. Епифанов стонал, мычал, охал от удовольствия, так приятно это было, особенно если по разгоряченной спине хлещет веником красивая обнаженная девушка!

— Все свои, не называй его Георгием Петровичем! — приказал Панченко. — К черту официоз.

— Жора, а теперь повернись на спину, — промурлыкала Настя.

— Думаешь, это нужно? — озабоченно спросил Епифанов.

— Слушайся Настю, — сказал Панченко.

Епифанов неловко перевернулся, лег на спину. Дубовый веник стал хлестать его по груди, потом, менее яростно, по животу, потом, совсем ласково, по…

— Это очень стимулирует, когда массируются я… ну, вы знаете что, — сказала Настя.

Все это было чертовски приятно. Епифанов блаженно закрыл глаза, предоставляя девушке полное право делать с его телом все, что она хочет.

— Меня тоже похлещи, — попросил Панченко.

— Перебьешься, Вася, — сказала Настя. — Ты лучше пригласи свою Марину, пусть она за тобой ухаживает!

— Нахалка! — заорал Панченко. — Я тебя уволю!

— Не уволишь.

— Хорошо, не уволю… если ты пригласишь Маринку. Бегом, я сказал!

— Слушаюсь, босс. — Настя еще раз хлестнула Епифанова чуть пониже живота и выскочила из парной.

— Она бесподобна… — простонал Епифанов.

— Сама напросилась, — буркнул Панченко. — Похоже, пора расставить точки над i. Женюсь на Маринке.

— Она сживет со свету соперниц, — сказал Епифанов.

— Не сживет. Сделаю так, чтоб все были довольны. Марина, похоже, была недалеко от бани, явилась скоро со своим веником. Да, банька получилась такая, что… глаз не оторвешь. Уж как Марина хлестала Панченко, посочувствовать можно было миллиардеру. Но он стонал вполне блаженно. А Настя принесла простыню, накрыла ею Епифанова.

— Пора в бассейн, Жора!

— Давай и я тебя похлещу немного? — предложил он.

— Давай, — согласилась Настя и заняла его место на полке.

Он, укутавшись в простыню, ласково похлестывал ее спину, ягодицы дубовым веником, но Настя требовала сильнее, и он хлестал сильнее, потом изо всех сил, а она только протяжно стонала и томно улыбалась ему. Потом перевернулась на спину:

— А вот здесь аккуратнее, Жора.

И он стал хлестать ее по грудям, животу, по лобку, а она снова ахала, все шире и шире раздвигая ноги. Епифанов не решался хлестать там, но понял, что нужно, и стал осторожно поглаживать распаренными листьями между ног девушки. Она взвыла от наслаждения, а потом соскочила с полка, обняла его и повела из парной. Вместе плюхнулись в холодный бассейн, Епифанов в простыне, Настя совсем голая, и там прыгали, орали, обнявшись, страстно лапали друг друга, ныряли. Епифанов едва не потерял свою простыню. Это казалось каким-то сладостным сумасшествием.

Настя резво выбралась из бассейна (как же приятно наблюдать за голой девушкой, вылезающей из бассейна!), укуталась в простыню, поманила Епифанова. Он тоже выбрался и был лишен мокрой простыни, облачен в сухую, причем Настя старательно промокнула ею самые интимные места Епифанова. А он не возражал. Настя усадила его за стол, поставила бутылки с запотевшим пивом из холодильника и горячих раков с укропом. Потом добавила миску с полосатыми креветками, тоже горячими, и четыре хрустальных фужера.

— Ты просто фантастика, Настя, — сказал Епифанов.

— Ты тоже ничего, Жора. Очень симпатичный мужик. Ну что, наливай пиво.

— Может, подождем их?

— Я сказала — наливай! — капризно произнесла Настя.

— Ладно…

Епифанов разлил пиво, они чокнулись, выпили и принялись сначала разделывать раковые шейки. Креветки стали более привычной закуской к пиву, чем настоящие русские раки, да еще сваренные с укропом и пересыпанные им.

— Что-то они там задерживаются, — сказал Епифанов.

— Трахаются, — бесстрастно сказала Настя. — Плесни мне еще пива, Жора.

Епифанов по новой наполнил фужеры, Настя села рядом с ним, обняла его. Простыня как-то сама собой соскользнула с ее плеч, обнажая красивые груди.

— Жора, а мы можем и не ждать их, тоже заняться любовью, — кокетливо сказала Настя.

— Нет, подождем. Он все-таки хозяин.

— Здесь я хозяйка.

Епифанов не успел ничего сказать: из парной вышли Панченко с Мариной, красные, как раки, лежащие под укропом. Понятно было, что они там не просто хлестали друг друга веником. Плюхнулись в бассейн, выползли, Настя обеспечила их свежими простынями.

— Пива и раков! — патетически произнес Панченко.

— А мне — креветок и пива, — сказала Марина.

Как ни странно, Настя тут же выполнила их пожелания. Наполнила бокалы пивом, на тарелочки положила Панченко — раков, Марине — креветок.

— Ну как баня, Жора? — спросил Панченко, поедая нежное мясо раковых шеек.

— Да просто великолепно.

— Маринка, скажи Светке, пусть накроет стол в доме. Все тут нормально, но после этого — самое время сесть за настоящий стол. И отведать всего, что Бог послал. Кто против?

Таких не было. Девушки отправились одеваться в соседнюю комнату, мужики оделись прямо в предбаннике.

— А Настя как? — спросил Панченко. — По-моему, классная девушка.

— Да, но я люблю свою жену, — пробормотал Епифанов.

На самом деле он не знал в этот момент, любит свою, такую, жену или нет.

— Дело житейское. Если она прокололась случайно, бывает, ты ответь ей тем же. Поймет и, можешь не сомневаться, второй раз не захочет такого, — уверенно сказал Панченко.

— Тебе легко советовать, когда рядом четыре девчонки, выбирай любую.

— Я советую с точки зрения, когда у меня была одна жена.

— Вася… Она что, изменяла тебе? — с ужасом спросил Епифанов.

— Нет, но я допускал такое. Понимаешь, как это сказать Морально готовился, на всякий случай.

— Пиво у тебя хорошее, — сказал Епифанов.