Возлюбленная из Ричмонд-Хилл

БИЛЛЬ О РЕГЕНТСТВЕ

Из Виндзора принц поехал в Бегшот, где его поджидали в гостинице Шеридан и Мария.

Принц нежно обнял Марию и почти так же ласково поздоровался с Шериданом.

– В нашей судьбе грядет огромная перемена, – сообщил принц, серьезно глядя на возлюбленную.

– Я надеюсь лишь на то, что это будет вам во благо, – откликнулась Мария.

– Сначала ты станешь герцогиней, – прошептал принц, – а потом, с божьей помощью, будешь признана и принцессой Уэльской.

– Вы слишком забегаете вперед, мой дорогой, – ласково проговорила Мария, однако слова принца доставили ей удовольствие.

Он знал, что больше всего на свете ей хотелось не титулов и богатства… она мечтала лишь о том, чтобы ее считали его женой… хотя, разумеется, в таком случае за ней признали бы и право на один из высочайших титулов, который могла получить женщина, занимающая второе место после королевы Англии.

Шеридан сказал:

– На данном этапе мы должны действовать очень осторожно, Ваше Высочество. Я полагаю, что нам следует встретиться втроем и обсудить план действий.

Они сели и принялись разговаривать.

Шеридан сказал, что Фокса нужно вернуть как можно скорее.

Принц в тревоге посмотрел на Марию, которая, естественно, не пришла в восторг при мысли о возвращении человека, обошедшегося с ней – так она, по крайней мере, уверяла – словно с уличной девкой. Однако Мария была высокого мнения об уме Фокса, знала, что он признанный лидер вигов, и понимала, насколько поддержка вигов важна для принца.

– Да, – неохотно согласилась она, – Фокса нужно вернуть на родину.

Шеридан и принц вздохнули с облегчением. Да, Мария все же очень здравомыслящая женщина, и главное для нее – благополучие мужа, пусть даже она будет испытывать при этом какие-то неудобства.

– Итак, мы немедленно начинаем охоту на Фокса, – изрек Шеридан, ни словом не обмолвившись при Марии о том, что охота уже ведется и они с принцем озабочены, поскольку Фокса, оказывается, не так-то легко отыскать. Его следы были найдены в Женеве, однако примерно за неделю до появления там гонца Фокс уехал неизвестно куда.

Шеридан, человек весьма честолюбивый, осознавал, что перед ним стоит задача, посильная лишь для опытного политика; он же таковым не являлся, а в столь критический момент достаточно сделать один неверный шаг – и твоя политическая карьера погибнет. Политика волновала кровь, и Шеридан это обожал, он был по уши в долгах отчасти потому, что ради политики пренебрегал театром и не зарабатывал себе на хлеб… кроме того, он был пьяницей, картежником и кутилой. Поэтому Шеридан не осмеливался действовать самостоятельно, ему нужен был Фокс.

– Альтернатива тут только одна, – сказал Шеридан. – Или Ваше Высочество уже через несколько недель будет королем Англии…

– Но король проявил недюжинную физическую силу, когда набросился на меня, – возразил принц. – Я не думаю, что дело в его физическом состоянии.

Шеридан продолжил свою мысль:

– Или же – в том случае, если король не смертельно болен, а просто лишился рассудка, – наступит эпоха регентства.

– И регент получит такие же права, как король, – вставил принц.

– А это уже, Ваше Высочество, зависит от того, какими правами наделит регента парламент. Вашему Высочеству не следует забывать, что нам придется иметь дело с мистером Питтом.

Принц сузил глаза. Мистер Питт – его заклятый враг! Человек, который вынудил Фокса во всеуслышание заявить, что принц Уэльский не женат!

– Можете не сомневаться, – мрачно произнес принц, – мистер Питт будет из кожи вон вылезать, оспаривая мои права на престол.

Шеридан кивнул.

– Вот почему, – сказал он, – нам нужен Чарлз Джеймс Фокс. Ежели он приложит максимум усилий к тому, чтобы отстоять права Вашего Высочества, мистер Питт будет посрамлен.

О да, тут даже Мария согласилась, что без мистера Фокса не обойтись.

Мистер Фокс, поселившийся в Болонье, развалился в большом, мягком кресле и с наслаждением потягивался. Через несколько минут в комнату зайдет Лиззи, она принесет ему чашку чая, чтобы он взбодрился после дневного сна. Фокс любил наблюдать за Лиззи, когда она ходила по комнате. Какая она грациозная! Италия пошла ей на пользу. Равно как и переезды с одного места на другое. Лиззи ни разу не разозлилась, она оказалась очень умной собеседницей. В Лиззи Фокс обрел все то, что он мечтал найти в женщинах. Если бы он познакомился с Лиззи в юности и у него хватило бы ума оценить ее, он не стал бы вести беспутную жизнь. Но, с другой стороны, возможность оценить достоинства Лиззи появилась у него именно потому, что он познал так много представительниц ее пола…

«Пожалуй, – подумал Фокс, – я женюсь на ней когда-нибудь. Почему бы и нет?»

Что ж, такова жизнь. А политика… Да, конечно, надо признаться, что одно время его самой большой мечтой было стать премьер-министром, но после истории с женитьбой принца Уэльского, после того, как принц его предал, Фоксу захотелось позабыть о политике. И теперь он жил в Италии… какие же сокровища живописи, архитектуры и музыки обнаружили здесь Фокс и Лиззи! Ему казалось, что этому путешествию суждено стать самым счастливым периодом его жизни.

Куда они поедут отсюда? Когда Лиззи принесет чай, надо будет обсудить дальнейший маршрут.

Фокс блаженно зевнул, и тут появилась Лиззи. Правда, она пришла чуть раньше, чем обычно, и держала в руках не чашку, а письма.

«Письма?» – удивился Фокс. Но он же никому не оставил своего адреса, ему хотелось уехать из Англии и чтобы никто не знал, где он. Фокс даже не желал знать, что там творится, и просил не посылать ему сводок новостей или газет. Так что совершенно непонятно, откуда взялись у Лиззи эти письма?

Лиззи промолвила, как всегда, неторопливо:

– Они тебя выследили.

– Это из Лондона? – спросил Фокс. Она протянула ему два письма.

– Там, у дверей, посыльный. Он сказал мне, что обшарил в поисках тебя всю Европу. Он недавно побывал в Женеве и как-то разузнал, что мы здесь.

– Боже правый! – вскричал Фокс. – Что бы это значило? Он вскрыл первое письмо.

– Это от Берка.

Фокс прочел его и протянул Лиззи. Второе письмо было от Шеридана.

После короткой паузы Фокс произнес:

– Король болен… серьезно болен. И наш юный принц скоро станет королем. А ты знаешь, что это означает для вигов?

– Что мистер Фокс приведет их к власти? Он ухмыльнулся.

– Но мистер Фокс только вчера уверял, что он покончил с политикой.

– Мистер Фокс, мадам, порой говорит глупости.

– Мне тоже так иногда кажется, – откликнулась Лиззи. – И когда ты намерен уехать?

– Вот отвечу на письма, напишу, что я со всех ног мчусь на родину, и помчусь, а ты тут же уложишь вещи и постараешься как можно скорее выехать вслед за мной в Лондон. Меня ничто не остановит!

– Ничто в целом мире, – сказала Лиззи и вышла из комнаты. Посыльный сломя голову помчался в Англию, Фокс тоже вскоре отправился в путь, велев Лиззи уладить все их дела и поспешить вслед за ним. Фокс уже был во Франции, когда до него дошли известия о сумасшествии короля. А это означало регентство.

Глаза Фокса воинственно заблестели. Нужно поторопиться! Если бы Лиззи сейчас была рядом, она волновалась бы за его здоровье, потому что ему не терпелось поскорее вернуться в Англию и он почти не отдыхал. Фокс приехал в Лондон двадцать четвертого ноября, то есть все его путешествие заняло девять дней. Это был рекордно короткий срок, но, когда Лиззи вернулась домой, она увидела, какой ценой дался ему этот рекорд. Однако Фоксу все было нипочем. Он думал лишь о том, чтобы добраться до парламента. Уж он покажет Питту… Питт быстро убедится в том, что хозяйничать ему в Англии не удастся, на него есть управа в лице Фокса!

Мистер Питт приехал в Виндзор. Вернувшийся из Бегшота принц отказался с ним встретиться, и мистер Питт попросил аудиенции у королевы.

Шарлотта приняла его благосклонно. Ее впервые в жизни привлекли к государственным делам, и она была благодарна мистеру Питту за столь явное уважение.

Он расспросил ее о здоровье короля, и Шарлотта постаралась ответить как можно искренней, ведь скрыть сумасшествие короля уже было невозможно.

– Ваше Величество, – сказал мистер Питт, – вполне вероятно, парламент решит объявить регентство и принц Уэльский будет претендовать на место регента.

– Мистер Питт, – твердо произнесла королева, – такой исход меня не удовлетворяет.

Правда, она тут же смягчила тон и поправилась:

– Вернее, нас не удовлетворяет. Мистер Питт с ней согласился:

– Да, не думаю, что я в этом случае остался бы у дел.

– А для Англии необходимо, чтобы вы оставались на своем посту.

Премьер-министр наклонил голову. Он признал, что они с королевой союзники, и решил быть с ней откровенным.

– Если Его Высочество все же добьется регентства, – сказал Фокс, – нужно по возможности ограничить его власть.

Королева с ним согласилась.

– Я подумываю о совместном регентстве… И одним из регентов могли бы стать вы, Ваше Величество.

Желтоватое, нездоровое лицо королевы слегка порозовело. Это был триумф, о котором она даже мечтать не могла!.. Однако королева была не глупа. И ни на секунду не обольщалась, не тешила себя мыслью, что мистер Питт или принц Уэльский отдадут парламент в ее власть. И все же был один способ стать такой же влиятельной, как они… надо сделаться опекуншей короля. Что, если второй приступ болезни пройдет, как и первый? Почему бы и нет? В этом нет ничего невозможного.

– Я считаю, мистер Питт, – сказала королева, – что мне лучше не принимать участие в политике, а отдать все силы заботам о Его Величестве. Если я смогу быть единственным его ангелом-хранителем во время этой ужасной болезни, я думаю, от меня будет больше толку.

Мистер Питт довольно улыбнулся.

Королева проявила себя как весьма здравомыслящая женщина. Право же, они могут стать союзниками!

Королева была в ужасе. Король все время делал что-то неожиданное. Он пугал ее тем, что постоянно требовал к себе. Королева переселилась в спальню по соседству с комнатой короля, но у короля появилась навязчивая идея, будто его пытаются разлучить с женой. Всю ночь напролет она слышала его бессвязные речи, сперва он кричал, потом начинал хрипеть, и, наконец, из-за стены доносился лишь невнятный шепот. Королева не могла забыть тот ужасный вечер, когда король попытался убить принца Уэльского. Он всегда был добродушным человеком, но в тот вечер у него было лицо убийцы, и, став свидетельницей той бурной сцены, королева больше не чувствовала себя в безопасности. Что, если он ополчится на нее? Как раз сегодня ночью он удрал от своих слуг, прокрался в ее спальню, раздвинул занавески балдахина и уставился на нее, держа в руке зажженную свечу. Она испугалась, как бы король не поджег занавески, а он принялся восклицать:

– Да, ты все еще здесь! Я вижу, ты все еще здесь. Я так и думал, что королева должна быть здесь. Я знал, она не покинет меня!

А увидев испуганное лицо мисс Голдсворси, прибежавшей из соседней комнаты, обратился к ней:

– Ах, моя честная Гули, вы же позаботитесь о королеве, правда?

Затем взял Гули за руку и начал расхаживать по комнате, говоря, говоря без умолку… пока королеве не показалось, что он и мисс Голдсворси сведет с ума. Боже, как ужасно долго длилась эта пытка! Но наконец короля удалось увести.

Теперь все признавали, что король болен, и принц пытался заполучить власть.

Королева сама не понимала своих чувств. Она ненавидела принца. Это было невероятно. Ведь он ее сын, ребенок, которого она любила больше, чем всех остальных детей вместе взятых. Что на нее нашло?

«Это потому, что я жажду его любви, – вздыхала королева, – а он только презирает меня».

Однако она гнала от себя подобные мысли. Нет, она настроена против принца, потому что он желает узурпировать власть отца.

В спальню королевы вошла мисс Берни. Она встала перед королевой и вдруг залилась слезами. Королева удивленно поглядела на свою необычную фрейлину, и… и они заплакали вместе.

– Извините меня, мадам.

– Не нужно извинений, мисс Берни. Я благодарна вам. Вы заставили меня расплакаться… а мне именно это сейчас и было нужно.

Они сидели рядом, утирали глаза, и королева чувствовала, что на душе у нее немного полегчало.

– Мама, – сказала старшая принцесса, – приехал доктор Уоррен.

– Доктор Уоррен? Но я за ним не посылала.

– Я так и думала, мама. Но он явился сюда, ведет себя дерзко, и сэру Джорджу Бейкеру это вовсе не нравится, ведь не Уоррен, а он пользует Его Величество.

– Пожалуйста, пошли кого-нибудь за этим доктором Уорреном, пусть скажут ему, что я желаю видеть его незамедлительно.

Старшая дочь выполнила распоряжение матери и, вернувшись, принесла королеве табакерку. Королева рассеянно взяла щепотку табака… однако сейчас ее ничто не радовало.

В дверь легонько постучался паж, старшая принцесса впустила его в комнату.

– Ваше Величество, – сказал, низко поклонившись, мальчик, – доктор Уоррен выражает вам свое почтение, но говорит, что он, к сожалению, слишком занят и не может сейчас прийти к Вашему Величеству. Однако при первой же возможности он к вам явится.

Паж отвесил еще один низкий поклон и явно был рад поскорее улизнуть после такого сообщения. Королева сказала, поджав губы:

– Я не верю своим ушам.

– О, мама! – вскричала принцесса. – Говорят, доктора Уоррена пригласил принц Уэльский, и доктор приехал сюда, чтобы служить принцу… поэтому он все делает только с разрешения Георга…

– И оскорбляет королеву, – мрачно усмехнулась мать. Принцесса присела на маленький стульчик, стоявший у ног королевы и, подняв глаза, с тревогой поглядела на Ее Величество. Принцесса тоже не могла забыть той ужасной сцены, когда отец попытался убить ее брата.

– Что с нами станется, мама? – прошептала девушка.

– Это одному Богу известно, – ответила королева.

Доктор Уоррен и принц решили, что королю следует поехать в Кью.

– Там, – сказал принц, – он отдохнет. Король всегда любил Кью. Что же касается моей матери, – продолжал он, – то я полагаю, ей лучше отправиться в Букингемский дворец или остаться в Виндзоре. Сознание короля настолько затуманено, что ему лучше побыть наедине с докторами.

Фредерик согласился с братом, а приехавшие с визитом дядья, герцоги Глочестерский и Камберлендский, явно дали понять, что они уже считают правителем принца Уэльского.

Он блаженствовал. Больше этот сумасшедший старик не будет диктовать ему, как жить! И никто ничего не посмеет диктовать… вот почему он намерен преподнести королеве хороший урок, ведь он уверен, что она до сих пор относится к нему как к маленькому мальчику, который должен слушаться родителей.

И вновь старшая принцесса сообщила матери последние новости.

– Я слышала, как они это обсуждали, мама, – сказала принцесса. – Они собираются увезти от нас короля.

– Что вы? Не может быть!

– О, да, мама! Может! Георг распорядился, чтобы придворные готовились к переезду в Кью.

– Я желаю повидаться с принцем Уэльским, – воскликнула королева.

Она прошла к нему в покои; принц встретил ее холодно.

– Что это за слухи о готовящемся переезде Его Величества в Кью? – раздраженно спросила королева.

– Мы с докторами считаем, что так будет лучше.

– А со мной вы не посоветовались?

– Нет, мадам.

– Мне кажется, вы забываете о том, что я королева.

– Нет, вероятно, это Ваше Величество забывает о моем положении.

Принц смотрел на мать с холодным презрением. Если бы даже тогда он улыбнулся ей или попросил о помощи, о сострадании, она не выдержала бы и смягчилась. Но, конечно, он ничего подобного не сделал. Он смотрел на нее дерзко и давал понять, что она ничтожество, а он отныне хозяин.

– Это чудовищно, что вы намереваетесь увезти короля в Кью, не посоветовавшись со мной.

– Мадам, поскольку вы с ним не поедете, нам и не пришло в голову с вами советоваться. Вы будете жить… мирно жить либо в Букингемском дворце, либо в Виндзоре. Я оставляю выбор за вами.

– Как это мило и заботливо с вашей стороны, что вы предоставляете мне возможность выбора!

– Да, мадам, я рад угодить вам, если это возможно.

– Довольно! Я буду там, где король. Вы забываете, что я его жена.

– Мадам, в мои планы… Королева щелкнула пальцами.

– А в мои планы входит быть с королем, и мое место подле него. Я полагаю, что министры Его Величества согласятся со мной и не одобрят попытки разлучить больного мужа и его супругу.

Принц молчал.

А королева продолжала:

– В случае объявления регентского правления мне было предложено стать одним из соправителей, но я сказала, что моя миссия – заботиться о короле. Однако если мне помешают выполнить мой долг по отношению к королю, я займу предложенное место.

Глядя вслед выходившей из комнаты королеве, принц подумал, что она права, он совершил глупость, попытавшись разлучить ее с королем. Придется уступить.

Первый тур сражения выиграла королева.

Принц уехал в Кью, распорядившись, чтобы мать, сестры и их фрейлины последовали за ним. Король должен был приехать позднее.

В Кью принц распределил, кто где должен поселиться и даже написал на дверях имена тех, кому предназначалась та или иная комната.

Покои королевы располагались непосредственно над покоями короля, однако принц решил, что матери не следует занимать их, поскольку она может потревожить Его Величество; поэтому он выбрал для нее не очень удобные спальню и гостиную, однако раз она решила приехать, пусть мирится с неудобствами. Так принц сказал придворным. Что же до ее фрейлин, то пусть удовольствуются комнатами прислуги.

Из окна принцу было видно, как мать, окруженная плачущими дочерьми, входит в дом.

В Виндзоре король метался по спальне и кричал:

– Куда вы решили меня повезти? А? Что? В Кью? Я не поеду в Кью! С какой стати мне ехать в Кью, если я не желаю? А? Что? Скажите на милость! Кью… Да не желаю я ехать в Кью…

Он кричал надрывно, все громче и громче, пока не сорвал голос и не начал сипеть.

Полковник Дигби напомнил королю, что тот всегда любил Кью.

– А теперь не люблю! – возмутился король. – Я не поеду в Кью. Я знаю, что вы задумали. Вы хотите заточить меня там. Ну, признавайтесь! А? Что?

Придворные убеждали короля, что ему там будет лучше.

– Вы хотите разлучить меня с королевой. А? Что? Вы пытаетесь отнять ее у меня. Королева Елизавета… Она моя королева…

Придворные терялись в догадках, не понимая, о ком он говорит, но затем Дигби вспомнил, какие взгляды король бросал на леди Элизабет Пемброук. Да, бедный старик совсем свихнулся, если считает, что он женат на Элизабет Пемброук…

– Королева! – вскричал король. – Мне нужна королева. Вы нас разлучили. О, да, я знаю! Вы забрали у меня королеву. Решили, что она не должна быть со мной. А? Что?

Полковник Дигби сказал:

– Ваше Величество, королева уже выехала в Кью. Она ждет вас там.

– А? Что? Королева в Кью?

Дигби заверил Его Величество, что это правда, и ему удалось уговорить короля сесть в экипаж. Так что бедный помешавшийся король все-таки отправился в Кью.

Королева глядела, как карета короля подъезжает к дому.

«О Господи, – пронеслось у нее в голове, – и этот несчастный старик, шаркающий ногами, король?»

Она вспомнила, как увидела его впервые: молодого, по-своему красивого, румяного, голубоглазого и… доброго, ведь он не позволил себе ни единого намека на то, что решился на эту свадьбу лишь после долгих колебаний.

И вот… и вот он докатился до такого состояния. Генерал Харкурт и полковник Голдсворси поддерживали короля с обеих сторон, до королевы донесся его голос, хриплый, но все же вполне различимый. Интересно, он и в пути все время кричал?

– О, мама! Мама! – стоявшая рядом дочь Августа взяла руку королевы и сжала ее.

– Дочь моя, – сказала королева, – ваш отец прибыл в Кью. Нам следует держаться вместе в сей трудный час.

Августа заплакала.

– Все стало совершенно другим, мама. Все так переменилось!

– Да, – кивнула королева. – Я чувствую, ничто уже не будет по-старому.

Губы ее неудержимо задрожали, Августа заметила состояние матери и поспешно спросила:

– Мама, можно мне сегодня поспать в вашей спальне? Я попрошу поставить туда маленькую кровать и обещаю не беспокоить вас… а наоборот, постараюсь утешить.

Королева сжала руку дочери.

– Как странно, – молвила она, – что королевы обычно молят Бога послать им сыновей. Не сыновья, а дочери служат им отрадой.

Сразу же после приезда в Англию Фокс явился в Карлтон-хаус. Принц встретил старого друга со слезами на глазах.

– Господи, Чарлз! Как я рад вас видеть.

– А я рад, что приехал, Ваше Высочество.

– Я боялся, мы вас никогда не найдем.

– Едва мне стало известно, что вам нужна моя помощь, я тут же примчался сюда.

– А Лиззи?

– Она приедет вслед за мной. Не думаю, что Лиззи заставит себя долго ждать.

– А теперь перейдем к делу, Чарлз.

– Вы правы, Ваше Высочество. Я слышал, здоровье Его Величества немного улучшилось.

– Верно, – чуть ли не с досадой произнес принц и поспешно добавил: – Король в таком состоянии, что лучше бы уж он умер, это было бы наилучшим выходом… причем для него даже больше, чем для нас. Вы даже себе не представляете, насколько он безумен, Чарлз! Он буйно помешанный.

– Печально, очень печально. И похоже, состояние его не изменится?

– Так считает доктор Уоррен. Другие врачи не теряют надежды на выздоровление. Однако они наверняка действуют по указке королевы.

– Ее Величество проявили необычайную силу духа.

– Она переменилась… совершенно переменилась. Мне кажется, что, перестав производить на свет потомство, она возомнила себя весьма влиятельной политической персоной.

– Она действительно имеет некоторое влияние, Ваше Высочество. Нам не следует об этом забывать.

– Похоже, она вступила в союз с Питтом.

– Тогда нам тем более следует держать ухо востро. Ваше Высочество, нам надо заручиться поддержкой Портленда. Было бы неплохо, если бы вы позабыли про ссору с ним.

Принц нахмурился.

– Когда у меня были денежные затруднения, он проявил себя как плохой друг.

– И тем не менее, Ваше Высочество, он нам нужен. Принц немного помолчал.

– Ладно, – сказал он. – Пожмите ему руку и скажите, что я надеюсь, мы сможем позабыть былые разногласия.

– Прекрасно! – пробормотал Фокс.

– Я попрошу Марию принять его в доме на Пелл Мелл. Теперь Фокс умолк. Интересно, а Чарлза Джеймса Фокса Мария примет?

О, черт бы побрал эту женщину! Жаль, что она влияет на принца. Ведь это Мария виновата в том, что ему, Фоксу, пришлось отправиться в вынужденное изгнание. Теперь она может быть его заклятым врагом…

– Мария позаботится о том, чтобы Портленд перестал на меня обижаться, – с любовной улыбкой проговорил принц.

«Вполне возможно, – подумал Фокс. – А вот как она будет вести себя по отношению ко мне?»

Но хотя бы принц помирится с Портлендом, это уже шаг вперед…

Теперь, сказал Фокс, надо добиться, чтобы принца назначили регентом, передав ему все королевские полномочия. Принц может не сомневаться, Питт сделает все, дабы ограничить его власть!

Мария приехала из Брайтона вместе с четой Шериданов, теперь судебные приставы явились в их дом.

– Это гости, – усмехнулся Шеридан, – которым мы никак не можем быть рады.

Мария тут же вспомнила, как подобные «гости» наведывались к принцу, и пожалела Шериданов.

– Вы с Элизабет лучше поживите у меня, пока не удастся выкурить ваших «гостей», – сказала она Шеридану, который пришел в восторг от ее предложения…

В спальне великолепного дома на Пелл Мелл Шеридан обсуждал с Элизабет их общее будущее.

– Это временные затруднения, любовь моя. Когда принц станет регентом, мы придем к власти и для меня найдется важный пост в правительстве. Я в этом не сомневаюсь.

– И мы сможем оплатить наши долги, Ричард?

– Дорогая моя, ну кого интересуют долги… м-м… кем меня назначат, как ты полагаешь? Какой бы ты выбрала для меня пост?

– Пост кредитоспособного человека. Слова Элизабет рассмешили Шеридана.

– Элизабет, неужели у тебя совсем нет авантюрной жилки? Он взял ее за плечи и заглянул в лицо. Теперь ей было отчетливо видно, как пагубно сказалась разгульная жизнь на когда-то красивой внешности Шеридана.

«О, Ричард! – подумала жена. – Куда ты катишься?»

Она высвободилась, отчаянно пытаясь сдержать подступающий кашель.

Марию очень тревожило то, что Элизабет так бледна, мисс Пайгот приготовила специальную микстуру против кашля. Мария обожала Элизабет. Она считала Шеридана остроумным и забавным, верила, что он добрый друг принца, однако по-настоящему привязалась только к Элизабет.

Принц попросил Марию принять герцога Портленда, и Мария послала ему приглашение, которое он с восторгом принял. Портленд показал, что он высоко ценит ум Марии: он подробно обсудил с ней создавшееся положение. Портленд несколько раз приезжал к Марии с визитом, и после этого они с Шериданом возобновили беседы на политические темы; порой к ним присоединялся и принц.

Портленд настойчиво твердил, что было бы очень полезно, если бы в этих беседах мог принять участие Фокс.

«Нет уж, это единственное, чего вы от меня не добьетесь! – решила Мария. – Я никогда не пущу этого человека в мой дом».

Шериданы зашли в ее гостиную.

«Вот это прекрасные гости, – подумала Мария. – Шеридан такой забавный, Элизабет такая обворожительная».

– У нас есть полчаса до прихода гостей, – сказала им Мария. – Прошу вас, садитесь, дорогая Элизабет. Вы пили отвар, который вам приготовила Пиг? Смотрите, если не будете пить, она вас занесет в черный список.

Элизабет заверила ее, что она пила это противное пойло.

– С тех пор я не кашляю.

Милая Элизабет! Ей нужно пожить в сельской тишине, нужно отдохнуть от забот. Они с Элизабет чем-то похожи. Ну почему они влюбились и вышли замуж – да-да, вышли замуж – за мужчин, которые имели с ними так мало общего?

– По-моему, сегодня к нам пожалует Портленд? – поинтересовался Шеридан.

– Мой дорогой Шерри, он почти напросился в гости. Мне кажется, он смотрит на мой дом как на штаб-квартиру своей партии. Это комично… если вспомнить о моих политических пристрастиях.

Шеридан рассмеялся.

– Да, это восхитительная нелепость!

– Портленд немного ревнует меня к вам, Шерри.

– Я знаю. Вы слишком добры ко мне и к Элизабет. И ему хочется, чтобы вы и его так опекали. Может быть, если я смогу убедить его подарить мне свои капиталы, то судебные приставы займутся им, и тогда вы пожалеете его, как сейчас жалеете несчастного, неимущего Шеридана.

– Я в этом не уверена. Ведь для меня главное, что Шериданы – мои друзья, неважно, есть у них деньги или нет.

Шеридан встал и грациозно поклонился, словно стоял на сцене.

– Лишь одного человека я не собираюсь принимать у себя дома, – пылко воскликнула Мария. – Чарлза Джеймса Фокса! Я знаю, принцу хочется, чтобы я его приняла, но я не могу себя заставить. Он нанес мне публичное оскорбление, и я не намерена водить с ним дружбу!

У Элизабет екнуло сердце. Ей хотелось, чтобы Ричард вступился за друга. Весь свой политический капитал Шеридан нажил благодаря Фоксу. Элизабет мечтала о том, чтобы Ричард защитил Фокса, объяснил Марии, что Фокса заставили так поступить… однако тогда пришлось бы критиковать поведение принца Уэльского, а на это Шеридан решиться не мог.

– Я думаю, Фокс хотел как лучше… – промямлил Шеридан.

– Как лучше! – вскричала Мария. – Опозорить меня! Говорить обо мне, как… как об уличной женщине!

Шеридан успокаивающе произнес:

– О, Фокс – старая лиса. Я прекрасно понимаю, почему вы не желаете его здесь видеть.

– Не желаю, – подтвердила Мария. – Даже ради принца. И потом мне не кажется, что он питает к Фоксу прежнюю любовь.

– Разве он может? – поддакнул Шеридан. – Он же видит, что вы Фокса на дух не переносите!

Тем же вечером, но позднее, уже удалившись в спальню, которую им предоставила Мария в доме на Пелл Мелл, Шеридан разговаривал с Элизабет, пока она расчесывала длинные черные волосы.

– Портленд меня ревнует! Ты только подумай, Элизабет! Портленд! Сам великий герцог! Мария – наш друг, а ты поверь, Мария будет очень влиятельной особой. Когда принц станет регентом и поддержит нашу партию, мы обретем истинное могущество. Бедный мистер Питт. Ему придется уйти, и его пост займет…

– Мистер Фокс? – спокойно спросила Элизабет.

– Мистер Фокс? – переспросил Шеридан. – Да Мария его терпеть не может! Я редко видел, чтобы она так горячилась, говоря о ком-нибудь. А Мария получит большое влияние. О, да… огромное влияние, и ее мистер Фокс не будет устраивать. Портленд, завидует мне. Подумай об этом, Элизабет! Ну? Ты понимаешь?

– Да, я понимаю, – кивнула Элизабет.

– Будущее рисуется мне очень заманчивым. А ты беспокоишься из-за каких-то проклятых приставов!

Шеридан болтал, а сам думал: «Фокс теперь не в фаворе. Портленд ревнует к Шеридану. Неужели это возможно? Неужели? А вдруг Ричард Бринсли Шеридан действительно станет премьер-министром?»

Элизабет глядела на него в зеркало и легко угадывала его мысли – она ведь прекрасно знала своего мужа.

«Кто знает? – спросила она себя. – Он так преуспел в одной области и оказался полным неудачником в другой… Но каков бы ни был исход, буду ли я к тому времени здесь, смогу ли его увидеть?»

Когда парламент вновь собрался в декабре, Питт предложил образовать комитет и рассмотреть вопрос о регентстве. Врачи признавали, что король повредился в рассудке, однако все, за исключением доктора Уоррена, считали, что Его Величество вполне может поправиться.

– Мы должны изучить все прецеденты, – сказал Питт. Фокс немедленно поднялся со своего места.

– А зачем нам образовывать комитет? – воскликнул он. – Наследник трона уже достиг совершеннолетия и способен править страной. Если бы король умер, он воцарился бы на троне. Принц Уэльский имеет право стать во главе нашего государства, раз король на это не способен.

Что стряслось с Фоксом? Прожженный политикан, прекрасно знавший парламентскую процедуру, сделал неверный шаг, и такой умный государственный деятель, как мистер Питт, сразу же это заметил. Зря Фокс употребил выражение «имеет право»! Большей оплошности допустить было нельзя!

Питт еле сдерживал радостное волнение.

Он прошептал сидевшему рядом мужчине:

– Даже не верится, что Фокс такой идиот! Он дал мне долгожданный повод. Сейчас я навсегда отвращу вигов от этого джентльмена.

Мистер Питт встал. И заявил, что не может оставить незамеченным заявление уважаемого джентльмена. Он использовал слово «право». Дескать, он, мистер Питт, опасается, что мистер Фокс исходит из ложной посылки.

– Принц Уэльский, – признал мистер Питт, – может требовать себе место регента, но прав у него не больше, чем у любого другого члена нашего собрания.

Фокс мгновенно сообразил, в чем была его ошибка. О, Господи, какой же он болван! Ну почему он употребил это слово? Слишком длительный отдых притупил остроту его ума; путешествие по Европе отняло много здоровья. Лиззи права. Не надо было так торопиться. Днем раньше – днем позже… (или даже неделей)… какая разница? Все лучше, чем этот страшный промах. А Питт, конечно, ликует. Питт теперь на коне!

Эдмунд Бурк, прославившийся как блестящий оратор, попытался защитить своего друга.

Похоже, сказал он, что мистер Питт считает себя кандидатом на пост регента. Они что, перенеслись в эпоху короля Уильяма II? Надо быть поосторожней, а то как бы не подпасть под обвинение в оскорблении Его Величества.

Тут с мистером Питтом случилось то, чего не случалось почти никогда: он вышел из себя. Дебаты превратились в фарс, заявил он. Однако раз вопрос о правах был поднят, вдвойне необходимо образовать комитет, чтобы разобраться с существующими прецедентами.

Когда дебаты начались снова, Питт уже успокоился.

Никто не будет оспаривать, заявил он, что принц Уэльский – самая подходящая кандидатура на пост регента. Положение необычное: власть в полном объеме не может быть передана принцу, ибо король в любой момент может выздороветь. Поэтому Питт предложил выработать новые правила, и если принц согласится с условиями, которые поставит перед ним правительство, он получит пост регента.

Фокс – ему не терпелось исправить свою ошибку, которая дала Питту возможность оттянуть принятие решения, – возмутился: дескать, Питт намерен наложить на регента такие ограничения, что Его Величество из гордости не согласится занять этот пост.

– Но достопочтенный член парламента должен понимать, – ехидно возразил Питт, – что, раз был затронут вопрос о правах, расследование должно состояться.

А тем временем королева будет заботиться о короле.

Принц в Кью досадовал на то, что решение вопроса затягивается.

– Ничего не решено, – ворчал он, обращаясь к Фредерику. – Если поднят вопрос о правах…

Фредерик ему сочувствовал.

– Я начинаю думать, что от Фокса нет никакого проку, – продолжал принц. Сначала он огорчил Марию, заявив, что у нас не было свадьбы. Мария не желает видеть его в своем доме. А теперь он еще и ляпнул эту глупость о правах!

– Но у тебя действительно есть права, – возразил Фредерик.

– Да, но Фоксу не следовало этого говорить. Он дал Питту повод. А Питт заодно с нашей матушкой. Королева теперь предстает перед нами в своем истинном обличье. Она вовсе не такая кроткая, как мы думали. И я не удивлюсь, если узнаю, что они с Питтом готовят заговор.

– Как можно понять их дружбу?

– Только так, что она королева и Питт намерен использовать ее в борьбе против меня. Она почти не допускает меня к королю.

– Но это абсурд!

– Видишь ли, ей поручили опекать короля.

– Но ты же принц Уэльский… ты скоро станешь регентом… Если ты желаешь видеть короля, у тебя на это есть все права.

– Бумаги и драгоценности короля наша матушка держит под замком. И я чувствую себя как бы ни при чем.

– Георг, это же просто смешно! Давай пойдем прямо сейчас в покои короля. Он надежно заперт. Если тебе хочется посмотреть на драгоценности и бумаги, ты имеешь на это полное право.

Братья пошли в комнаты, где еще совсем недавно жил король, но в тот момент, когда они принялись изучать содержимое ящиков комода, появилась королева.

Она увидела, чем они занимаются, и ее обычно бесстрастное лицо побагровело от гнева.

– Что вы здесь делаете? – возмущенно воскликнула королева.

– Лучше я вам скажу, мадам, что мы не собираемся делать, – ответил принц Уэльский. – Мы не собираемся давать вам отчет в наших поступках.

– Это покои короля, а я отвечаю за его благополучие.

– Вы забываете, мадам, что я регент.

– Пока еще нет… еще нет!

– Раз мой отец неспособен управлять государством, то престол по праву принадлежит мне.

– По праву! – расхохоталась королева. – Какое неудачное слово! – Не употреби его Фокс – и все было бы уже улажено. Принц Уэльский несомненно стал бы королем. Будь проклят этот Фокс!

– Мадам, я приказываю вам отправляться в ваши покои.

– В мои покои! В комнатку для прислуги, которую вы мне здесь отвели? Надо же, он написал на дверях наши имена! Да я никогда не слыхала о такой наглости! Вы еще не король, принц Уэльский. Я вынуждена вам об этом напомнить.

– Мадам, – вмешался герцог Йоркский. – Мне кажется, вы тоже повредились в рассудке, как и король. Пойдем, Георг.

Братья ушли, а королева в раздумье глядела им вслед. Когда они скрылись за дверью, она закрыла глаза ладонью. Ей хотелось заслонить от своего взора комнату, вычеркнуть из памяти только что разыгравшуюся сцену.

«Что происходит с нашей семьей? – подумала она. – Похоже, мы все сходим с ума».

Фокса вызвали в Карлтон-хаус: принц сказал, что он приедет из Кью на встречу с Фоксом.

Увидев принца, Фокс сразу почувствовал в нем перемену. В обхождении принца не было привычной сердечности.

– Плохи наши дела, Чарлз, – сказал принц. – Что затеял Питт?

– Я полагаю, Ваше Высочество, что он намерен предложить вам регентство, но настолько ограничить ваши полномочия, что вы сочтете ниже своего достоинства принять это предложение.

– А тогда что?

– Тогда, вполне вероятно, его примет королева.

– Но я не позволю! Однако этот Питт…

– Он хочет сделать вас чисто декоративной фигурой.

Глаза принца сузились. Он посмотрел на Фокса… так разительно отличавшегося от того Фокса, которого принц знал несколько лет назад. Куда делись искра Божья, гениальное владение словом, быстрый аналитический ум? Тот, прежний Фокс, моментально разделал бы Питта под орех. Но все ушло! Все осталось в Италии… а здесь… здесь были лишь разочарования и бессилие. Фокс как политик совсем выдохся.

Принц сказал:

– А что, если опять всплывет история с Марией?

– Мы должны сделать все возможное, чтобы избежать этого.

– Но если все-таки Питт поднимет вопрос? Фокс помолчал, а потом тихо вымолвил:

– Это может иметь очень серьезные последствия. Ваше Высочество, я могу быть с вами откровенен?

Принцу хотелось крикнуть:

Нет, не можешь, если ты собираешься сказать мне правду о Марии!

Однако вслух он произнес:

– Ну, конечно!

– Связь с миссис Фитцерберт не может причинить Вашему Высочеству ничего, кроме вреда. Я боюсь, как бы во время дебатов насчет регентства этот… как его… Ролле… или кто-нибудь другой… не поднял бы снова злополучный вопрос.

Принц посуровел, однако Фокс решил, что сейчас не время ходить вокруг да около, и продолжал:

– Если бы эта дама получила титул герцогини и годовой доход в двадцать тысяч фунтов…

– В обмен на согласие оставить меня в покое? – перебил принц.

Фокс вздохнул, вид у него был несчастный.

– Что поделать, если у нее такая религия, Ваше Высочество. Не будь она католичкой…

– Я уверен, что Мария отвергает ваше предложение, Чарлз.

– Тогда… – Фокс не закончил свою мысль, а принц предпочел не настаивать.

Принц подошел к окну, выглянул наружу и, стоя спиной к старому другу, проговорил:

– Чарлз, я вам когда-то написал письмо… Несколько лет назад. Ну, то, в котором я говорил, что у меня нет намерения жениться. Вы помните?

Помнит ли он?! Да он на этом письме построил свою речь!

– Чарлз, я хотел бы получить это письмо обратно. Принесите его мне.

Фокс принялся лихорадочно соображать. Пока письмо у него, он может оправдаться, может объяснить, почему он опровергал слухи о женитьбе принца. Ему достаточно лишь показать это письмо, и все сразу поймут, как принц его обманул; письмо служит оправданием той речи в парламенте…

Фокс солгал:

– Ваше Высочество, письма у меня больше нет.

– Вы… вы потеряли его?

– Не знаю, но среди моих бумаг его нет. Должно быть, я сжег его вместе с остальным хламом. Я не придал ему большого значения… тогда.

Принц промолчал, однако стал держаться еще напряженнее. Уходя, Фокс понимал, что по их дружбе нанесен сокрушительный удар.

Скорее в Чертси – посоветоваться с Лиззи!

– Да, Лиз, не надо было мне так мчаться сюда. Лучше бы я еще побыл в Италии.

Лиззи склонна была согласиться с Фоксом.

– Ты только представь себе, какой я совершил промах! «Право» на регентство! Конечно, принц имеет такое право, но говорить об этом было неэтично.

– Я тебя предупреждала, не стоит доверять принцам.

– Да, я делал глупость, когда доверял кому-либо, кроме тебя, Лиз.

– Ладно, куда мы поедем отсюда? Снова в Италию?

– Какая приятная перспектива! У меня нет ни малейшего желания идти в парламент и отвечать на вопросы этого Ролле. И зависеть о того, захочется ли ему вернуться к истории о женитьбе принца…

– Но, с другой стороны, твое здоровье в последние недели расшаталось. Поэтому, может, лучше побыть немного дома и поболеть? Я превосходная сиделка.

– Ты превосходна во всех отношениях, Лиз. Я допустил промах и не желаю участвовать в дебатах. Да, Лиз, пожалуй, я немного поболею.

– Это мудрое решение, – поддержала Фокса Лиззи. – А я, не теряя ни минуты, начну за тобой ухаживать.

В начале года при дворе только и говорили, что о билле, касающемся регентства.

Общество разделилось на два лагеря: одни были за принца, другие – за короля. Герцогиня Девонширская была целиком на стороне вигов и принца Уэльского; все, кто приходил на ее вечера, надевали регентские шапочки. Герцогиня Гордон, преданная тори душой и телом, устраивала приемы, на которых дамы носили ленты с надписью «Боже, храни короля!» Мария веселилась как никогда – ведь она была во главе лагеря, поддерживавшего принца.

Когда билль о регентстве вынесли на обсуждение в парламент, не затронуть вопрос о женитьбе оказалось невозможно.

Один из пунктов гласил, что, если принц поселится за пределами Великобритании или же женится на католичке, он утратит свою власть.

Мистер Ролле пытался внести поправку в эту статью. Он хотел добавить:

«А так же в том случае, если будет доказано, что он уже заключил церковный или гражданский брак с католичкой».

Однако мистер Питт заявил, что поправку принять нельзя, поскольку статья взята в том виде, в котором она входила в другие билли о регентстве, и, по его мнению, там и так содержатся надежные гарантии.

Шеридан и Грей кинулись в атаку на мистера Ролле. Противники не оставили без внимания и отсутствие мистера Фокса; его опасения сбылись: вопрос о женитьбе принца вновь был поставлен на повестку дня.

Грей сказал, что, если бы мистер Фокс не был совершенно уверен в истинности своего предыдущего заявления, он бы, рискуя жизнью, невзирая ни на какие болезни, явился бы теперь в парламент.

Ситуация создалась сложная.

Принц узнавал о ходе дебатов и терялся в догадках, не понимая, что будет дальше.

Как и в прошлый раз, больше всего принца беспокоила Мария. Ради Марии он был готов на все, ничего не боялся. Вот и сейчас он попал в такое неловкое положение исключительно из-за нее. На какие же великие жертвы он пошел из-за Марии!

Принц каждый вечер приглашал гостей либо в Карлтон-хаус, либо в дом на Пелл Мелл. Он навестил Фокса и, увидев, что тот действительно нездоров, почувствовал угрызения совести. Чарлз был ему хорошим другом, и, оказавшись рядом с принцем, вспоминал об этом. Принц легко умилялся; когда он заговорил с Фоксом о старых добрых временах, к его глазам подступили слезы. Лиззи – она была, как всегда, очаровательна, – тоже не осталась в стороне и время от времени скромно вставляла в их беседу несколько слов.

– Когда эта печальная история закончится, Чарлз, – сказал принц, – вы станете моим премьер-министром.

«Премьер-министром… – думал Чарлз после ухода принца. – Да, это была мечта всей моей жизни».

Потом он, правда, засомневался, выполнит ли принц свое обещание. И вспомнил про письмо, которое так и не отдал ему… пожалуй, это письмо может послужить предупреждением в критический момент.

Для человека столь гениального ума он сумел добиться не очень многого. Фокс совсем недолго был членом парламента. Однако если он действительно станет премьер-министром!.. Да, это все искупит!

Однако он ощущал усталость и разочарование. И по-прежнему мечтал об оливковых рощах Италии, мечтал о том, как Лиззи будет сидеть рядом с ним и читать вслух какую-нибудь книгу или же говорить о картинах, которыми они любовались днем в одной из галерей.

Принц был окружен друзьями.

Каждый день они ожидали новостей из Кью. Герцог Камберлендский внедрил туда своих шпионов, чтобы они докладывали о продвижении его брата по пути безумия. Принц пообещал наградить дядю орденом Подвязки, когда придет к власти. Ну, и конечно, их сразу допустят ко двору, ведь такое изгнание просто нелепо, сказал он герцогине.

Шеридан станет казначеем флота.

«Пост, конечно, хороший, – думал Шеридан. – Но разве его сравнить с постом премьер-министра? Да, Фокс, видно, до сих пор лелеет надежду. Но вполне может быть, что со временем».

Он не желал отказываться от мечты.

А дебаты в парламенте продолжались. И званые вечера тоже. Принц щедро раздавал обещания, и пока друзья королевы молились за исцеление Его Величества, друзья принца говорили о регентстве и с нетерпением предвкушали, когда начнется эпоха нового правления.

Затем поступили известия, встревожившие принца Уэльского и порадовавшие сторонников короля. Здоровье Его Величества несколько улучшилось: теперь у него бывают периоды просветления.

Врачи верили, что прогноз очень благоприятный, король может выздороветь.

В январе и начале февраля у короля все чаще бывали периоды просветления, и, учитывая его любовь к свежему воздуху, доктора решили разрешить ему недолгие прогулки по парку в сопровождении врача или придворных.

Король знал о своей болезни и был очень этим удручен; он все еще говорил без умолку, пока не начинал хрипеть, и хотя разум его прояснился, подчас король вел себя весьма странно.

Когда к нему привели любимую дочь Амелию, он так крепко обнял малышку, что она запротестовала и попыталась вырваться, однако он не отпускал ее и прижимал к себе, пока девочка не закричала и не позвала на помощь. Придворные высвободили ее из объятий короля, и Амелия, рыдая, выбежала из комнаты, а ошеломленный, несчастный король никак не мог понять, почему любимая дочурка от него ускользнула.

И все же здоровье короля несомненно улучшилось за то время, что продолжались дебаты по поводу билля о регентстве.

Фанни Берни, здоровье которой пошатнулось из-за суровых условий жизни при дворе – в коридорах гуляли сквозняки, приходилось часами прислуживать вечно недовольной Швелленбург, да и вообще в королевских апартаментах в те дни царила меланхолическая атмосфера, – доктор посоветовал гулять по парку Кью, и она регулярно выполняла его предписания.

Фанни призналась полковнику Дигби, что боится столкнуться во время прогулки с королем, поэтому, если они гуляли в одно и то же время, она всегда принимала меры предосторожности: разузнавала его маршрут.

– Понимаете, полковник Дигби, – оправдывалась она, – я совершенно не знаю, что мне делать, если я столкнусь лицом к лицу с Его Величеством. Что мне ему сказать?

– Да ничего, мисс Берни. Король сам скажет, что нужно.

– Но Его Величество, наверное, будет ждать от меня каких-то ответов. И потом… мне страшно даже подумать о его состоянии!

– Сейчас ему гораздо лучше. Временами он похож на себя прежнего.

– Да, я слышала… но…

– Если я не буду в это время занят, то с удовольствием стану охранять вас, мисс Берни, во время прогулки.

Ресницы Фанни затрепетали. Поистине, полковник – галантный джентльмен. Совсем недавно он принес в ее комнату ковер, ведь дощатый пол ничем не был покрыт, а сквозь щели в окна проникал такой холодный ветер, что мороз пробирал до костей.

Фанни было приятно прогуливаться с полковником Дигби, но, разумеется, он не всегда бывал свободен. Швелленбург уже донесла королеве, что полковник Дигби неотступно следует за Фанни – хотя это была неправда! – и королева поинтересовалась, всколыхнув в душе Фанни радость вперемешку с досадой, почему полковника так часто видят в ее комнате. Фанни хотелось пожаловаться, что Швелленбург ее третирует, однако как можно было жаловаться бедной женщине, у которой и так столько огорчений? Если уж королева в состоянии вытерпеть своего безумного мужа, то она, Фанни, потерпит вздорную старуху. Поэтому она ответила королеве, что полковник Дигби – ее друг и у них очень много общего, в том числе и литературные вкусы. Королева всегда с готовностью принимала объяснения Фанни, касавшиеся литературы. В конце концов, разве Фанни не знаменитая романистка?

Но сегодня полковник Дигби не мог сопровождать Фанни на прогулке. Она не знала, то ли он был занят, то ли по какой-то другой причине. Правда, полковник Дигби умел отвертеться от своих обязанностей, если ему очень хотелось, а Швелленбург прямо, без обиняков заявила, что полковника Дигби частенько видят не только в обществе Фанни, но и рядом с мисс Ганнинг.

Фанни спросила солдат, дежуривших у входа, куда направился король и выходил ли он вообще, и ей сообщили, что Его Величество в сопровождении врачей и придворных не так давно отправился по направлению к Ричмонду.

«Очень хорошо, – сказала себе Фанни, – тогда я пойду в другую сторону».

По дороге она думала о странном поведении короля, о мужестве королевы, о том, что движет полковником Дигби… Фанни понимала, что только благодаря полковнику она здесь не умирает со скуки, ведь жизнь при дворе была не особенно интересной. Внезапно она заметила под деревом каких-то людей и, сощурившись, вгляделась в их лица – Фанни была близорука.

«Садовники, наверное», – решила Фанни. В дворцовых парках и садах их всегда было много. Но, приблизившись, она пришла в полное замешательство, ибо увидела, что на самом деле это не садовники, а король, двое докторов и несколько придворных.

Фанни остановилась как вкопанная и в ужасе уставилась на них. В критические моменты она всегда плохо соображала.

«О Господи! – мысленно воскликнула она. – Ну, я и влипла! Зачем, зачем я пошла по этой тропинке?»

Несколько секунд Фанни и король глядели друг на друга. Фанни отчетливо видела впалые щеки, выпученные глаза… Ей вспомнились рассказы о странностях короля, и она решила, что у нее один выход: бежать.

Поэтому она повернулась и кинулась наутек.

Однако король узнал ее.

– Мисс Берни! Мисс Берни! – закричал он. Но Фанни не останавливалась. Обернувшись на бегу, она с ужасом поняла, что король ее преследует, а доктора и придворные бегут вслед за ним. Король снова окликнул Фанни по имени и разразился потоком хриплых слов. Фанни прибавила скорости.

– Мисс Берни! – крикнул придворный. – Стойте! Доктор Уиллис просит вас остановиться.

– Я не могу. Не могу! – прокричала в ответ Фанни.

– Мисс Берни, вы должны остановиться. Королю будет плохо после такой пробежки. Стойте! Остановитесь же, прошу вас!

Фанни остановилась и повернулась лицом к королю.

– Почему вы пытались убежать, мисс Берни? – спросил король.

Что она могла ему ответить? «Я боялась, что вы сумасшедший?..» Поэтому Фанни молчала, а король, подойдя поближе, положил руки ей на плечи и поцеловал в щеку.

– Погодите, мисс Берни. Я хочу с вами поговорить.

Его горячие пальцы сжимали ее предплечье; Фанни наклонилась вбок и была рада, что доктора и придворные стоят рядом.

– Так, мисс Берни, вы думаете, я был болен. А? Что? Да, я был болен… но совсем не так, как все думают. По-вашему, я был болен, мисс Берни? А? Что?

Фанни лепетала что-то в ответ, однако в этом отношении ей можно было не волноваться, полковник Дигби оказался прав: король все говорил сам, не дожидаясь ответа собеседника.

Он принялся обсуждать дела в американских колониях и тараторил, тараторил, постоянно перемежая свою речь восклицаниями «А?», «Что?». Затем переключился на Швелленбург. Ему не кажется, что мисс Берни хорошо уживается с этой женщиной. Но не нужно волноваться! Он поговорит с королевой. Что же касается полковника Дигби… Король выразил опасение, что флирт с полковником кончится печально… да-да! Фанни не должна принимать этого джентльмена всерьез. О, конечно, он может быть очень серьезным человеком… но ведь он вдовец и ищет жену, а флирт, мисс Берни, флирт не приведет ни к чему хорошему… Кстати, слышала ли она о репетициях «Мессии»? Гендель – самый прекрасный композитор на свете. Ее отец наверняка это знает. Король может рассказать ей столько интересного о Генделе, а она потом перескажет эти истории своему отцу. Доктору Берни они очень понравятся. Гендель – великолепный композитор.

Король запел, отбивая такт, и его голос, уже порядком охрипший во время монолога, вдруг сорвался.

Доктор Уиллис сказал:

– Я прошу Ваше Величество не напрягать голос. Пойдемте, сэр. Вам не кажется, что нам пора идти? А мисс Берни пусть продолжит прогулку.

– Нет-нет, еще не пора. Я должен поговорить с мисс Берни. Я должен ей столько всего сообщить! Я слишком долго жил вдали от мира, мисс Берни, и ничего не знаю. Вы меня понимаете? А? Что?

Фанни пробормотала, что она прекрасно понимает Его Величество, а король схватил ее за руку и привлек к себе так, что она затрепетала, поглядев в его дико горящие глаза.

– Мисс Берни, пожалуйста, расскажите мне, как дела у вашего отца? Передайте ему, что я о нем позабочусь. Он хороший, честный человек. Я о нем позабочусь, мисс Берни. Да, я лично позабочусь о нем!

– Ваше Величество очень любезны, – заикаясь, пролепетала Фанни.

– Ваше Величество простудится, – вмешался доктор Уиллис. – Состояние Вашего Величества так быстро улучшалось, что будет верхом нелепости, если вы вызовете новую вспышку болезни.

– Да, – закивал король. – Это будет нелепо, нелепо, нелепо…

– Следовательно, Ваше Величество…

– Я должен сказать мисс Берни au revoir.[17]

С этими словами король снова положил Фанни руки на плечи, привлек ее к себе и поцеловал в щеку, как и в начале разговора.

Фанни не знала, куда деваться от смущения, однако придворные уже уводили короля по направлению к дому. Король крикнул через плечо:

– Не бойтесь этой ужасной женщины, мисс Берни. Не обращайте внимания на Швелленбург. Положитесь на меня. Я ваш друг. Пока я жив, я буду вашим другом. Вы меня понимаете? А? Что? Я клянусь вечно быть вашим другом.

Фанни стояла, глядя, как придворные уводят короля, улыбалась и кивала ему, когда он оборачивался и что-то кричал ей через плечо.

После чего побежала в свою комнату, а когда явилась к королеве, пересказала ей разговор с королем, умолчав, правда, о его высказываниях в адрес мадам фон Швелленбург.

– Его Величество все еще ведет себя немного странно, мисс Берни, – молвила королева. – Однако я верю, что он поправится.

Королева оказалась права.

В Палате Лордов лорд-канцлер заявил, что, поскольку здоровье короля улучшилось, обсуждать билль о регентстве уже неприлично.

Король быстро поправлялся, и в начале апреля принц Уэльский и его брат Фредерик были вызваны в Кью, дабы поздравить Его Величество с выздоровлением.

Принц Уэльский вел себя крайне пристойно и впервые проявил такую сердечность по отношению к отцу.

Болезнь быстро отступала. Правда, король постарел, речь его оставалась быстрой и бессвязной, однако ум был снова ясен.

Вся королевская семья собралась на службу в собор Святого Павла, где служился благодарственный молебен по случаю выздоровления короля. Стоял апрель, и толпы людей высыпали на улицы, наслаждаясь хорошей погодой. Видя проезжавшую карету короля, народ разражался приветственными криками.

– Боже, храни короля! – кричали люди, бросая в воздух шляпы и размахивая флагами. – Долгих лет жизни, Ваше Величество!

Король был растроган таким бурным выражением преданности. На его глазах выступили слезы, а народ, увидев, что король расчувствовался, закричал еще громче.

А вот принца Уэльского провожали молчанием.

Он не мог этого понять. Ведь это он – любимец толпы. Он – Принц-Само-Очарованье. И все же люди встречали и провожали его угрюмым молчанием. Впервые в жизни он не слышал приветственных возгласов.

Принц был зол. Что происходит? Ведь он просил лишь о том, что принадлежит ему по праву! Почему они настроены враждебно?

Да, очевидно, народ считает – несмотря на заявления парламента, – что он женат на католичке. Всему виной Мария… и ее религия!

«Любовь моя, – думал принц, – от сколького я ради тебя отказался!»

Королева ликовала, видя, как толпа принимает принца. Она приложила много усилий, чтобы в народе стало известно о черством отношении принца к больному отцу. Она распускала слухи о его плохом обращении с ней и с сестрами, рассказывала, как он пытался разлучить жену с занемогшим мужем, как всеми правдами и неправдами добивался власти… Ну, и конечно, не преминула сообщить, что именно выходки старшего сына свели короля с ума. Мистер Питт и королева были друзьями, а принц поддерживал не пользовавшихся популярностью в народе вигов, во главе которых стоял Фокс. Но самым страшным проступком принца было то, что он жил в грехе с католичкой… и даже если он был на ней женат, это все равно не вызывало в народе одобрения.

«Ну, что ж, принц Уэльский, – злорадствовала королева, – раз ты не принял моей любви, то теперь тебе придется хлебнуть моей ненависти!»

Странно, что мать так возненавидела некогда обожаемого сына. Однако королева Шарлотта слишком долго подавляла свои чувства – слишком долго на нее смотрели, как на ничтожество, просто как на производительницу королевских отпрысков, – а когда такие люди вырываются на свободу, их поступки часто становятся неожиданностью даже для них самих.

Вот уж было работы карикатуристам! Особенно много разговоров вызвал рисунок под названием «Похороны мисс Регентство». На нем изображался гроб, на котором вместо венков лежала корона – явно корона принца, – игральные кости и пустой кошелек. Среди скорбящих выделялась фигура миссис Фитцерберт.

Увидев карикатуру, принц подумал:

«Да, Мария действительно скорбит больше всех. Она надеялась, что, став регентом, я признаю ее своей законной женой. Но что было бы, если бы я это сделал?»

Он вспомнил угрюмые толпы, которые он видел на улицах в день благодарственного молебна, и встревожился.

«А ведь Мария могла меня уничтожить», – промелькнула предательская мысль.

Откуда-то из прошлого донеслись отзвуки старой песни:

Лишь столкнувшись с возможностью стать регентом, принц осознал, чем для него на самом деле была королевская корона. Теперь он понимал, что никогда не откажется от нее. А если придется выбирать между короной и Марией…

Несколько лет назад он, не раздумывая, выбрал бы Марию.

А сейчас?

«Я и так от многого отказался ради нее», – с досадой подумал принц.