Мария уже не была молоденькой девушкой, она дважды овдовела и теперь могла жить, как ей заблагорассудится. Марии очень не хватало Томаса; она с нежностью вспоминала порой о своем первом муже Эдварде, однако неожиданно обнаружила, что и в свободе есть своя прелесть. Мария уже никому ничем не была обязана, а средства, оставленные вторым мужем, позволяли ей вести весьма комфортную жизнь.
После смерти Томаса Мария не вернулась в Англию, а задержалась в Ницце. Потом у нее возникло желание вновь побывать в Париже, и она решила немного пожить там… Как приятно было вновь очутиться в веселом городе, который она когда-то так любила! Мария с удовольствием каталась в экипаже по улицам, прогуливалась среди шикарной публики в Буа, ходила к модисткам, встречалась с друзьями при дворе короля. Но ей хотелось сделать что-нибудь полезное, и поскольку Томас умер за веру («ведь он заболел, – не переставала повторять Мария, – во время мятежа, когда помогал пострадавшим»), то она основала в Париже приют, где могли бы поселиться женщины из благородных католических семейств, если бы жизнь в Англии сделалась для них невыносимой.
Поближе познакомившись с парижской действительностью Мария слегка опечалилась, ибо выяснилось, что город уже не совсем тот, каким был раньше. Мария быстро почувствовала, что страсти на улицах накаляются. Люди ненавидели королеву, это было сразу понятно, стоило только взглянуть на язвительные карикатуры с ее изображением. И хотя на свет появился маленький дофин, ропот не стихал, и Мария начала подумывать о возвращении в Англию. Вдобавок родственники уговаривали ее в письмах вернуться домой, где ей была обеспечена предельно комфортная жизнь. И наконец Мария, все больше расстраивавшаяся из-за того, что над ее любимым Парижем сгущаются грозовые тучи, а с другой стороны, уже немножко соскучившаяся по родине, пересекла Ла-Манш и решила подыскать себе дом неподалеку от Лондона.
Марбл-Хилл не продавался, однако Марию вполне устраивало то, что особняк можно не купить, а снять, и, осмотрев его, она решила сразу же там поселиться.
Местоположение дома было идеальным: он находился в Ричмонде. Его когда-то построили для любовницы Георга II, графини Суффолкской, и назвали «Марбл-Хилл»– «Мраморным Холмом», – потому что он стоял на самой вершине и поражал своей ослепительной белизной. Со всех сторон дом окружали зеленые лужайки и каштаны, а из окон открывался очень красивый вид на Ричмонд-Хилл.
Мария сказала себе, что здесь ей будет хорошо. Она не собиралась предаваться бурным развлечениям, а уверяла и саму себя, и друзей, и родных, что намерена вести спокойную жизнь.
Однако свет единодушно решил, что столь прелестная, изысканная женщина, как Мария, не должна жить затворницей, и вскоре в Марбл-Хилл приехала леди Сефтон, дальняя родственница Марии по материнской линии. Она заявила, что намерена ввести очаровательную молодую женщину в лондонское общество. Мария пыталась протестовать, однако леди Сефтон не сдавалась.
– Право же, моя дорогая! – воскликнула леди Сефтон. – Ты слишком молода, чтобы стать отшельницей. Я говорила о тебе с герцогиней Девонширской, и она жаждет с тобой познакомиться.
– Но, леди Сефтон…
– Ах, боже мой! Родственники должны звать друг друга по именам. Пожалуйста, называй меня Изабеллой.
– Хорошо, Изабелла. У меня пока нет желания выезжать в свет Я вполне счастлива тут, в Марбл-Хилл, меня часто навещают здесь друзья и родные.
– Когда Георгиана Кавендиш приглашает кого-нибудь в гости, это большая честь. Кроме того, ты сама будешь заинтересована в этом знакомстве. Из всех придворных дам у нее самый блестящий салон! Там бывают все… буквально все интересные люди! Фокс, Шеридан… даже принц Уэльский!..
– Но, Изабелла, милая, я же деревенская простушка!
– Ерунда! Я не знаю второй такой блестящей красавицы! Уверяю тебя, моя драгоценная родственница, твои таланты не должны зачахнуть в Ричмондской глуши! Я этого не допущу! Пожалуйста, поедем со мной в оперу! У тебя ведь есть дом на Парк-стрит! Что может быть удобней? Да это же ясно, как день!
И Мария дрогнула. В глубине души она любила светское общество. Вероятно, ей стало страшновато, что спокойная жизнь в Марбл-Хилл действительно вскоре может приесться, и захотелось познакомиться со знаменитостями, о которых она давно знала понаслышке.
– Итак, решено! – обрадовалась леди Сефтон. – Ты приедешь на Парк-стрит и мы пойдем в Оперу, у меня там отдельная ложа. Я думаю, ты произведешь большое впечатление на высший свет, Мария, ведь ты не просто очаровательна, ты еще и оригинальна! Мария Фитцерберт не похожа ни на одну из придворных дам или великосветских красавиц.
Мария принялась готовиться к поездке в Лондон. Она говорила себе, что ей будет не хватать Ричмонда, ведь здесь такой свежий воздух! Впрочем, от столицы до Ричмонда не так уж и далеко, и она в любой момент, как только пожелает, сможет вернуться… а побыть немножко в Лондоне тоже приятно, да и неплохо убедиться в том, что дом на Парк-стрит содержится в полном порядке. Мария хотела приодеться, но решила сделать это в Лондоне. Что ж, она с удовольствием предвкушала жизнь в городе… пусть даже и не очень долгую.
Однако и в деревне было великолепно. Прелестными весенними днями, когда на деревьях распускались почки, а птицы звонко распевали свои песни, Мария гуляла по берегу реки, направляясь в сторону Кью.
И вот однажды солнечным утром она накинула на плечи плащ и, не потрудившись прикрыть шляпой свои роскошные, ненапудренные кудри, свободно рассыпавшиеся по плечам, отправилась на прогулку.
На реке было очень мало судов; Мария подозревала, что на отрезке между Кью и Вестминстером их становится больше, поскольку многие люди плывут из одного королевского дворца в другой. Еще и по этой причине Ричмонд был очень спокойным местом…
Внезапно Мария остановилась: до нее донеслись веселые голоса, смех, и на дорожке показалось несколько мужчин и женщин. Мария собралась было повернуть назад, но они уже заметили ее, а ей не хотелось, чтобы у них создалось впечатление, будто она кого-то избегает. Марии сразу бросились в глаза элегантные наряды этих людей, бархатные и атласные плащи, напудренные прически. Она догадалась, что перед ней придворные; должно быть, они шли из дворца в Кью.
Вдруг от стайки придворных отделился некий молодой человек; похоже, он запретил жестом своим спутникам следовать за ним, и они послушно замедлили шаг. Когда молодой человек подошел поближе, Мария разглядела на его плаще бриллиантовую звезду, и у нее закралось подозрение, что это какой-то очень важный господин.
Он был молод, голубоглаз, слегка склонен к полноте, довольно высок и несомненно красив; весь его облик дышал свежестью.
Мария приблизилась, и юноша отвесил поклон, элегантней которого ей еще не доводилось видеть… Она поклонилась в ответ и, прибавив шагу, торопливо свернула на тропинку, которая вела от реки. Мария шла, не оборачиваясь; сердце ее учащенно билось. У Марии даже промелькнула мысль: а не преследуют ли ее? Но – нет! До слуха Марии донеслись голоса людей, мимо которых она только что прошла: эта компания по-прежнему неторопливо шагала вдоль берега. Мария вышла кружным путем обратно к реке и облегченно вздохнула, ибо элегантно одетые господа уже скрылись из виду. Она, разумеется, догадалась, что за юноша почтил ее столь изящным поклоном. Это был не кто иной, как принц Уэльский.
Вот когда Мария действительно обрадовалась предстоящему отъезду в Лондон! Ведь у нее возникло предчувствие, что если наутро в то же самое время опять отправиться на прогулку по берегу реки, то она вновь повстречает вчерашнюю компанию.
А ей этого не хотелось. Принц Уэльский уже приобрел опасную репутацию дамского угодника: он обожал романтические приключения. Мария не сомневалась, что, по мнению принца, берег реки прямо-таки создан для любовных свиданий. Однако Мария Фитцеберт была совсем не такой, как миссис Робинсон! И поэтому решила, что ей пора появиться в свете. И пусть все узнают, что она почтенная матрона с безупречной репутацией!
Не успела Мария обосноваться на Парк-стрит, как к ней явилась Изабелла Сефтон. Изабелла сказала, что они, разумеется, пойдут в Оперу, но сначала она представит свою дражайшую родственницу высшему свету на балу, который собирается устроить на следующий день.
Марии было приятно оказаться в гораздо более блестящем обществе, нежели то, в котором она привыкла бывать, однако Изабелла уверяла, будто бы ее бал куда скромнее, чем те, что дают в Девонширском или Камберлендском дворцах… не говоря уж о Карлтоне!
– Неужели нас могут пригласить в Карлтон?! – воскликнула Мария.
– Я бы этому нисколько не удивилась, – рассмеялась Изабелла.
Марии было немного неловко, когда она вспоминала встречу с принцем на берегу реки… но может, она ошибалась? Может, он всегда приветствовал подданных своего отца таким учтивым поклоном?.. В конце концов, ему же нужно завоевывать популярность, а от королевской особы люди ждут самых изящных поклонов… Мария слышала, будто бы отец принца, английский король, прогуливаясь возле дворца в Кью, заговаривал с людьми с таким видом, словно он был обычным помещиком…
Марию тут же окружила толпа поклонников. Они восхищались не только ее красотой, но и тем, что она так разительно отличалась от остальных дам. Модницы с напудренными волосами были похожи одна на другую, а Мария Фитцерберт была совершенно иной. Она не только не пудрила локоны, но и цвет лица предпочитала естественный, не пользуясь ни румянами, ни белилами. Всех восхищало сочетание свежей кожи, какая бывает только у юных девушек, с пышной, развитой женской грудью. Марию Фитцерберт просто невозможно было не заметить! Она стала королевой бала, ибо никто не смог с ней сравниться.
На следующий день в разделе светской хроники «Морнинг Хералд» появилась заметка. В ней говорилось:
«На небосклоне нашего высшего общества недавно появилась новая звезда, которая привлекает взоры всех, кто неравнодушен к обаянию красоты. У вдовы Ф…ц…т толпа поклонников из числа наших юных аристократов, и поскольку леди пока не проявила благосклонность ни к кому из своих воздыхателей, все они тешат себя надеждами на успех».
Когда Изабелла показала ей газету, Мария была раздосадована.
– Что за вздор! Я ведь только приехала… И с какой стати рассуждать о моей благосклонности? Да это просто нелепо!
– Всем, кто становится знаменитым, приходится мириться с подобными вещами, Мария.
– Тоже мне, слава! Из-за какого-то появления на балу.
Но Изабелла только рассмеялась в ответ. И сочла Марию обворожительной. Она была так непохожа на остальных!
Придя в «Ковент-Гарден» и усевшись в ложе леди Сефтон, Мария оглядывала публику. К самой же Марии было приковано очень много взоров.
«Пожалуй, – подумала Мария, – следует сократить срок моего пребывания в Лондоне. Да, конечно, в Ричмонде жить гораздо спокойнее… А может, стоит погостить немного в Брэмбридже или у дяди Генри?»
Потом вдруг что-то изменилось, и Мария перестала находиться в центре внимания. Она почувствовала, что происходит нечто необычайное…
Изабелла прошептала, наклонившись к Марии:
– Сегодня ожидается присутствие Его королевского Высочества.
И тут же в одной из лож, расположенной прямо напротив ложи леди Сефтон, появилась фигура в сверкающем мундире. Черный бархат был усеян голубыми блестками, на груди ослепительно сияла бриллиантовая звезда.
Когда сын короля подошел к барьеру ложи, публика разразилась приветственными криками, и Мария вновь увидела, как принц отвешивает изысканнейший поклон; он улыбался людям, которые встречали его с такой любовью. Теперь у Марии не осталось никаких сомнений: галантный юноша, повстречавшийся ей на берегу реки, действительно был принцем Уэльским!
Он сел и облокотился о край ложи; занавес подняли, и Мария, взглянув исподтишка на принца, увидела, что он пристально смотрит на нее.
Мария торопливо опустила глаза, однако успела поймать его улыбку и заметить, что во взгляде принца сквозит откровенное восхищение.
После этого она уже не могла спокойно слушать пение, а думала только о нем. Что же касается принца, то он даже не пытался притворяться, будто его интересуют события, происходящие на сцене, его внимание было приковано к Марии.
Изабелла тихонько хихикала.
– Так-так, моя милая! – прошептала она. – Я вижу, ты произвела впечатление на Его Высочество… он ведь у нас такой чувствительный!
– Мне… мне так неловко.
– А многим бы это польстило.
– Только не мне, Изабелла! После спектакля мне нужно поскорее домой. И вообще я, пожалуй, вернусь в Ричмонд.
Принц подался вперед. Он заметил, что Мария беседует с Изабеллой и, похоже, хотел услышать, о чем они говорят.
«Интересно, он часто себя так ведет?» – подумала Мария.
И вспомнила о его позорном романе с актрисой… Как стыдно! Он должен понять, что перед ним почтенная вдова! Но как убедить в этом принца, который явно привык, что женщины бегут к нему по первому его зову?
Все, но только не Мария Фитцерберт!
Занавес опустился. Послышались аплодисменты. Принц тоже с воодушевлением захлопал в ладоши. Он провел восхитительный вечер и был благодарен артистам, хотя и не они доставили ему удовольствие.
Мария тихо, но твердо произнесла:
– Я должна сейчас же уехать, Изабелла. Экипаж уже, должно быть, подан.
Изабелла была позабавлена.
«Интересно, – мысленно гадала она, – насколько глубоки чувства принца?»
Ведь Мария на шесть лет старше него! Правда, Мэри Робинсон тоже была старше… хотя всего на три года, и во время их романа ей был всего двадцать один, а Марии теперь двадцать семь или двадцать восемь… принц же только недавно достиг совершеннолетия…
– Хорошо, моя дорогая, – сказала Изабелла. – Но рано или поздно ты непременно встретишь его у кого-нибудь.
– Не встречу, если вернусь в Ричмонд, – возразила Мария. Кучер уже подал экипаж к подъезду, и Мария велела ему во весь опор мчаться домой на Парк-стрит.
Проезжая по улицам Лондона, Мария говорила себе, что она разволновалась попусту. Может быть, принц вовсе и не на нее смотрел?! Может, ей лишь показалось… Она прочитала заметку в газете и действительно возомнила себя такой неотразимой, какой ее изобразил автор. А принцу просто наскучило в Опере, и он не знал, чем заняться.
Они подъехали к дому, и Мария, облегченно вздохнув, вышла из экипажа. Но в этот момент на улицу въехала еще одна карета… Мария с бьющимся сердцем кинулась в дом и захлопнула за собой дверь. Наконец-то… наконец-то она в безопасности!
Однако не удержалась и подошла к окну…
Карета остановилась, и кто-то спрыгнул на мостовую.
«О нет! – пронеслось в голове у Марии. – Это невозможно!»
И все же это было так! Принц в расшитом блестками и украшенном бриллиантами камзоле стоял под ее окнами!
Принц Уэльский ехал за Марией Фитцерберт до ее дома, словно какой-то влюбленный деревенский простачок!