ГЛАВА 10

У ворот виднелась двуколка, а в дверях стоял мужчина, опирающийся на костыль, правая его нога в гипсе, а к боку жалась маленькая бледная женщина. Ее руки прятались в меховую муфту. На ней была большая коричневая шляпа с вуалью, падавшей ей на глаза и прикрывавшей тонкие черты ее лица.

– Доктор Рандольф?

Пейдж кивнула. Мужчина выглядел неуверенным, а женщина испуганной. Ее тонкие губы дрожали.

– Доктор Болдуин из форта сказал, чтобы мы поехали к вам. Моя фамилия Джиллеспи. А это моя жена Элен.

Эта фамилия звоночком прозвучала в мозгу Пейдж. Речь шла об обращении за врачебной помощью по поводу «женских болезней», о чем упоминал Майлс в своем письме.

Ее охватил восторг. Перед ней стояла первая пациентка ее врачебного кабинета.

Пейдж приветливо улыбнулась.

– Заходите, на улице холодно.

Пейдж усадила их в комнате ожидания, сама тоже села, стараясь припомнить свою профессиональную манеру поведения.

– Чем я могу вам помочь?

– Вы уверены, что вы врач, мисс? Вы мне кажетесь такой молодой, – начал неуверенно мистер Джиллеспи.

Это было так похоже на реакцию пациентов на ее внешность в те времена, что Пейдж улыбнулась, хотя с болью осознавала, как не хватает окантованных дипломов на стене, подтверждающих ее право заниматься врачебной практикой.

– Видимо, я обречена на вечную молодость, – пошутила она, как делала это в том своем кабинете. – Уверяю вас, что приближаюсь к сорока, а врачебной практикой я занимаюсь около десяти лет.

Эти слова не совсем совпадали с истиной, но, похоже, они их убедили.

– Так в чем проблема?

Пейдж обращалась к Элен Джиллеспи, но ответил ей снова муж:

– У Элен женские трудности. Вчера днем она упала в обморок, и это не первый раз. Я сказал ей, что либо она добровольно поедет сегодня, либо я свяжу ее и отвезу силой.

Пейдж разглядывала Элен, но увидела немногое. Ее руки спрятаны в муфту, вся она с ног до головы закутана в одежды, а шляпа затеняет лицо.

– Может быть, вы будете чувствовать себя удобнее, если мы поговорим с вами наедине, Элен, – предложила Пейдж, вставая. – Пойдемте со мной. И позвольте мне взять ваше пальто и шляпу, – добавила она.

Когда Элен освободилась от пальто, шляпы и муфты и уселась в кабинете для осмотра, Пейдж увидела перед собой хрупкую женщину, готовую вот-вот расплакаться. Светлые волосы развевались у нее вокруг головы, как пушок одуванчика, а ее кожа выглядела бело-серой на одутловатом лице.

У нее анемия, предположила Пейдж, взяв ее узкую руку в свои и разглядывая бесцветные кончики пальцев и ногти.

– У вас проблемы с менструациями, Элен?

Глаза Элен наполнились слезами, она сглотнула слюну и кивнула. Она посмотрела на свои руки и прошептала:

– Да, у меня происходит что-то непонятное с месячными. Понимаете, они не прекращаются, продолжаются и продолжаются из месяца в месяц.

– Сколько вам лет, Элен?

– Сорок семь. Я понимаю, что это климакс, но я чувствую себя такой слабой.

В течение нескольких последующих минут Пейдж расспрашивала Элен, деликатно, но настойчиво, пытаясь установить, что является причиной – климакс или следует подозревать злокачественное заболевание.

Пейдж сразу же стало ясно, что Элен имеет самое убогое представление о своем теле и о его функциях. Пейдж взяла бумагу и карандаш, нарисовала контуры женской фигуры и отметила на этой схеме внутренние женские органы.

– Вот это ваш яичник, а вот это то, что происходит с нами, женщинами, каждый месяц, – объясняла Пейдж. – Вот это, что происходит во время овуляции… – Пейдж рисовала и разъясняла свою схему в самых простых выражениях. – Теперь что касается климактерического периода: стенки вашей матки…

По мере того, как Пейдж говорила, Элен постепенно успокаивалась, ее явно заинтересовала эта лекция, она даже начала задавать застенчивые вопросы, показывающие, как мало она знает о том, что в действительности с ней происходит.

– Нет никаких оснований беспокоиться или стесняться этих явлений, – заверяла ее Пейдж. – Это совершенно естественный процесс, о котором мы все знаем.

Потребовались еще долгие уговоры, прежде чем Элен в конце концов согласилась снять свои панталоны и лечь на самодельный стол, чтобы Пейдж смогла осмотреть ее. У нее было сильное кровотечение, но, насколько Пейдж могла определить, там не было никакой опухоли или каких-либо ненормальных явлений. Элементарная процедура осмотра для решения проблем Элен, доступная в этих условиях Пейдж, заставила ее в раздражении заскрежетать зубами.

Она не могла взять мазок для исследования, у нее не было ультразвука, гормональных средств, не было даже возможности сделать анализ крови или мочи. Ну и, конечно, никакой клиники, где можно было бы произвести удаление матки, если это понадобится.

Если кровотечение будет продолжаться, все, что она может сделать, это попробовать прибегнуть к растяжению и выскабливанию.

«Прибегают ли к таким операциям в этой эпохе?» – гадала она.

Ну что ж, если и не прибегают, она первая покажет им, подумала она с мрачной решимостью. Элен страдает тяжелой анемией в результате потери крови и, вполне возможно, умрет от этого, поскольку ввод железа в вену здесь еще не открыт. А как они лечат анемию?

Пейдж объяснила Элен опасность кровотечения.

– Я хочу, чтобы вы приехали ко мне через два дня, Элен. Я собираюсь осуществить самую малую операцию, чтобы остановить кровотечение.

Она растолковала Элен как могла проще и яснее сущность операции.

Мысль о том, что надо проводить растяжение и выскабливание в ее маленьком кабинете, устрашала ее, но осуществить это можно. Но ей понадобится помощь.

Пейдж подумала об Абигайл Доналд. Она попросит ее помочь.

Элен согласилась приехать еще раз, но выгляделa она испуганной. Ну что ж, подумала Пейдж, у нее есть причины бояться. Пейдж сама до смерти боится, но у нее нет иной возможности.

Когда Элен закончила одеваться, в голову Пейдж пришла идея насчет того, как бороться с анемией.

– Я хочу, чтобы вы каждый день утром и вечером выпивали столовую ложку черной патоки в чашке горячей воды, – проинструктировала ее Пейдж. В черной патоке содержится много железа, и ее здесь сколько угодно. – У вас есть железная кухонная посуда?

Элен кивнула.

– Есть, только она очень тяжелая, и я последнее время употребляю эмалированную.

– Пользуйтесь железной. Она привнесет в ваш организм полезное вам железо.

Как только супруги Джиллеспи уехали, Пейдж торопливо написала записку Абигайл Доналд с просьбой помочь ей. Вторая записка потребовала больше времени, она разорвала три листка бумаги, прежде чем нашла нужные слова.

«Дорогой Майлс, – написала она. – От всего сердца благодарю Вас за то сокровище, которое Вы мне преподнесли. А еще благодарю Вас – у меня только что была первая пациентка, Элен Джиллеспи. Мне очень жаль, что мы тогда поссорились, – мне ужасно не хватает Вас, и я высоко ценю Вашу дружбу. Надеюсь в скором времени увидеть Вас. Пейдж».

Она подбросила дрова в огонь, надела пальто и отправилась на поиски какого-нибудь мальчишки, который отнес бы ее послания, надеясь, что Майлс поймет и примет ее попытку установить между ними мир.


* * *

Через два дня Пейдж чувствовала, как пот струится по ее лбу, а она стоит, склонившись над лежащей без сознания Элен Джиллеспи.

Как бы ей пригодились ременные петли и настоящий стол – этот был слишком низким.

Она принесла три лампы и повесила их над столом, так что хотя бы света было достаточно. Беда заключалась в том, что жар от ламп превратил маленькую комнату просто в печку, а запах эфира становился еще сильнее.

И Абигайл, и Пейдж изнемогали от жары. Они облачились в белые передники, которые Пейдж скроила из простынь и потом стерилизовала их в печи, чтобы как-то приблизить их к халатам в операционных, и они обе надели маски, сделанные из кисеи.

– Следите за ее дыханием, Абигайл. Нам нужно держать ее под эфиром, чтобы она не дергалась, – сказала Пейдж. – И постарайтесь держать ее ноги. Когда пациенты без сознания, они весят как будто тонну.

Абигайл Доналд ей сам Бог послал. Спокойная и абсолютно надежная, она, казалось, интуитивно понимала, что требует от нее Пейдж, следила за пульсом пациентки, подавала Пейдж губки, когда они требовались.

Глаза Пейдж были прикованы к малейшей неровности внутри брюшной полости Элен, когда она на ощупь ввела выскабливающую кюретку в матку. Мысленно она представляла себе всю эту технику, которую проделывала столько раз раньше, вознося молитву, чтобы все прошло успешно на этот раз, в таких трудных условиях.

Нечего было переживать по поводу того, чего у нее под руками не было, – она тысячу раз напоминала себе этим утром, что должна работать с тем, что здесь доступно.

Нужно было забыть, что на руке Элен нет иглы от капельницы, чтобы вводить лекарства, если они понадобятся, нет команды медсестер, нет анестезиолога, нет даже подноса с инструментами, расширяющими ей доступ.

Она даже не думала о кровотечении или о сердечной недостаточности, или еще о дюжине ситуаций, угрожающих жизни, которые могли случиться в это утро.

В кабинете были только три женщины – она, Элен и Абигайл, три женщины, решающие женские проблемы.

– Ну, как будто все, – облегченно вздохнула Пейдж. – Теперь мы можем использовать эту стерильную ткань для перевязки, и дело будет сделано.

– А как вы знаете, что все сделано, доктор? Выскабливание, я имею в виду. Вы же не можете видеть, что вы делаете.

Абигайл с восхищением следила за всей операцией.

– Надо выскабливать, пока нет ощущения твердой стенки матки. Это называют «плачем матки». Это достигается опытом.

Абигайл кивнула.

– Понимаю. Есть множество вещей, которые даются только опытом, так ведь, доктор? Вот так и я училась принимать роды.

Они убрали стерильные простыни, которыми Пейдж обложила бедра и ягодицы пациентки.

– Кровотечение уже остановилось, – подтвердила Абигайл. – Вы считаете, что ее месячные прекратятся и бедняжка будет чувствовать себя лучше?

Абигайл помогала Пейдж уложить Элен поудобнее.

– Так часто случается после растяжения и выскабливания.

Пейдж не стала объяснять, что никто не знает причины, это была одна из необъяснимых медицинских загадок. Важно было то, что в большинстве случаев это срабатывало.

Элен все еще находилась в глубоком сне и дышала тяжело, и Пейдж приставила стетоскоп к ее груди и удостоверилась, что сердце бьется ровно и сильно.

Необходимость использовать эфир в качестве анестезии приводила Пейдж в ужас. Половину прошлой ночи она провела, читая и перечитывая всю информацию, которая была в ее распоряжении, о том, как применять эфир, чтобы усыпить пациента. Когда она перебирала в памяти всю эту информацию, то в два часа ночи обнаружила, что ей отчаянно хочется посоветоваться с Майлсом.

Обе женщины снова вымыли руки в растворе карболки и сняли свои широкие передники, продолжая следить за пациенткой.

– Ну вот, она начинает приходить в себя, – объявила Абигайл через несколько секунд после того, как Элен застонала и пробормотала что-то неразборчивое.

Спасибо тебе, Господи, спасибо! Пейдж почувствовала невероятное облегчение, когда ресницы Элен затрепетали.

– Если я вам сейчас не нужна, доктор, я пойду и приготовлю нам по чашке крепкого кофе, – сказала Абигайл, направляясь к двери. – Я думаю, что бедный мистер Джиллеспи томится сейчас на кухне. Он был вне себя, когда привез утром миссис Джиллеспи. Наверняка он забыл подкинуть дров в печку. Я пойду скажу ему, что его жена в полном порядке, и пошлю его наколоть дров, вы не против, доктор?

Пейдж улыбнулась Абигайл.

– Пошлите его наколоть побольше, пока он в хорошем настроении. Можете сказать ему, что Элен поправится, – добавила она, испытывая ликование.

Элен зашевелилась, и Пейдж взяла ее за руку, улыбнулась ей, заметив, как та борется, чтобы полностью вернуть себе сознание.

– Все прошло хорошо, Элен. Думаю, что отныне вы будете вполне здоровы. Через несколько минут мы перенесем вас в более удобную постель в запасной комнате, а завтра утром вы будете чувствовать себя достаточно хорошо, чтобы уехать домой.

Элен ответила ей слабой улыбкой.

– Спасибо вам, доктор, – прошептала она, и Пейдж ощутила душевный подъем, какой испытывала всегда после удачной операции.

О Боже, как ей не хватало ее работы, профессии, которую она избрала на всю свою жизнь! Она неожиданно пожалела, что еще не изобретен телефон.

Ей так хотелось бы поднять трубку и позвонить Майлсу и рассказать ему, что ее первая операция здесь прошла с успехом. Она представила себе, как стала бы описывать ему в деталях всю процедуру, какие вопросы стала бы задавать ему насчет лекарств.

Черт побери, как ей его не хватало!


Спустя два дня она выходила из магазина Компании Гудзонова залива с руками, полными продуктов. Дул ледяной ветер, а Уокер только что предупредил ее, что ожидается сильная снежная буря – ему об этом сказали индейцы, а они никогда не ошибаются.

– Добрый день, Пейдж.

Его глубокий голос с медлительным южным акцентом ударил по всем ее нервным окончаниям, и она почувствовала, что стало теплее.

– Хелло, Майлс.

Он привязал своего жеребца к поручню перед магазином и подошел к ней, улыбка приподняла уголки его рта.

Она понадеялась, что он обратит внимание на то, что сегодня она в юбке.

– Могу я помочь вам с этими пакетами?

– Спасибо. Я хочу попробовать уложить их все в седельные сумки Минни.

Он взял у нее из рук самый тяжелый пакет с мукой и зашагал вслед за ней туда, где она привязала свою лошадь. Вдвоем они перенесли все покупки.

Она вдруг почувствовала, что язык у нее присох к гортани. Какого черта, что это с ней происходит? Она часами разыгрывала в своем воображении разговоры с этим мужчиной, а теперь, когда он рядом, она не может придумать, что бы сказать.

– Будет снег, – выпалила она.

Блистательно, Рандольф!

Он кивнул.

– Снег обычно выпадает в это время года.

Она вдруг ощутила истерический позыв захихикать. Они либо цапаются друг с другом, как кошка с собакой, либо вежливы, как банкиры.

Конечно, пока он не поцелует ее. Она украдкой кинула на него взгляд. Помнит ли он тот поцелуй в прерии?

– Ко мне приезжала за консультацией миссис Джиллеспи. Я сделала ей небольшую операцию и думаю, что она будет в порядке. Я благодарна вам, что вы направили ее ко мне, Майлс.

Он наклонил голову.

– Я рад, что все так обернулось. Я надеюсь, вы заработали приличные деньги?

Она ухмыльнулась.

– Мистер Джиллеспи заплатил мне тут же, не дожидаясь, что я представлю ему счет. Двадцать долларов, с которыми я и явилась сюда за покупками. Я чувствую себя просто богатой.

– Это звучит обнадеживающе.

– Надеюсь. Боюсь только, что я толком не знаю сколько брать. – Она надеялась, что он предложит поехать вместе с ней в ее дом, где они смогли бы обсудить эту проблему, но он промолчал.

Она постояла еще с минуту, ломая себе голову, что бы еще ему сказать, сердце у нее падало в такие минуты молчания.

– Пожалуй, мне надо ехать домой, а то огонь в печке погаснет…

– Пейдж, вы не согласились бы поехать со мной покататься верхом как-нибудь днем, когда будет потеплее?

Такое прямое приглашение застало ее врасплох.

– Конечно, – пробормотала она. – Да, в любое время. Я буду рада.

Он отвязал поводья Минни и погладил ее по носу. Минни тихо заржала и принялась обнюхивать его карман. Было очевидно, что она хорошо знает его.

– Сегодня яблок нет, старуха, извини. – Его улыбка адресовалась не только лошади, но и Пейдж. – У меня есть друзья, которые живут в нескольких милях от города. Мне хотелось бы познакомить вас с ними. У них мало кто бывает, особенно в это время года.

Он придерживал лошадь, пока Пейдж вдела ногу в стремя и села в седло боком, одернув при этом свою тяжелую юбку так, чтобы выглядеть достаточно скромной.

Конечно, как только она выедет из города. Пейдж сядет по-мужски, но ей хотелось, чтобы он увидел, что она приняла его совет. Не следовало без причины возбуждать неприязнь окружающих, хотя эта неудобная поза грозила ей тем, что она сломает себе шею.

– Как только стихнет этот приближающийся шторм, я приеду к вам, – пообещал он, приложив руку к шляпе.

Пейдж вот так скромненько проехала через город, кланяясь нескольким повстречавшимся знакомым. Но когда ее уже никто не мог увидеть, она перекинула ногу через холку Минни, сунула ее в стремя и издала радостный вопль, который сразу же взбодрил кобылу.

– Минни, ты мне не поверишь, но я действительно возлагаю большие надежды на свидание с нашим ускользающим доктором Болдуином.

Кобыла запрядала ушами и затанцевала, перебирая копытами, словно возбуждение Пейдж передалось и ей.


Снежная буря продолжалась три дня, холодный ветер швырял снег в окна и проникал в дом через трубы. Пейдж была благодарна Уокеру за щедрые запасы дров. Она поддерживала огонь в печке – научилась вставать ночью и подбрасывать дрова, чтобы в доме было тепло.

На четвертое утро она проснулась оттого, что в маленькие окошки ее спальни врывался яркий белый свет. Буря кончилась, и сияющие солнечные лучи преобразили заснеженный мир в блистающее серебро.

Пейдж поспешно надела брюки и теплое пальто и вышла, чтобы дать Минни сена и овса, задержавшись, чтобы посмотреть на город, раскинувшийся внизу.

Из печных труб поднимался дым, клубясь в ярком синем морозном небе. Все вокруг казалось девственным, закутанным в снежный покров. Пейдж набрала поленьев в корзину и отнесла их в дом, потом вернулась, чтобы накачать ведро воды из колодца.

Потом она разожгла огонь в печке и проделала утреннее омовение с помощью двух тазов – в одном она умывалась, в другом ополаскивалась. Она оделась в длинное нижнее белье, накинула на плечи шаль и приготовила себе на завтрак овсянку, с ностальгическим чувством вспоминая электрические тостеры и пачки кукурузных хлопьев.

Она мыла кастрюлю в тазу с горячей водой, когда в кухонной двери возник Майлс, отряхивая снег со своих высоких ботинок и похлопывая своей широкополой шляпой по ногам.

Его густые золотистые волосы были примяты шляпой. Поверх мундира на нем был кожаный камзол, и от этого Майлс казался огромным. Морщинки вокруг его серых глаз стали глубже, когда он улыбнулся ей.

– Доброе утро, Пейдж. Отличный день, холодный, но ясный. Не хотите ли поехать вместе со мной в гости?

– Хочу.

Она не могла согнать улыбку с лица.

– Отлично. Тогда, пока вы собираетесь, я пойду и оседлаю Минни.

Прогулка верхом вдоль реки и потом через замерзшую прерию была такой, что от нее перехватило дыхание. Все сверкало алмазами в солнечных лучах, и чистый морозный воздух, врываясь в легкие Пейдж, возбуждал ее. Ехали они не торопясь, лошадям то и дело приходилось отыскивать под снегом дорогу. Первую часть пути Майлс был спокоен, но по мере того, как они приближались к цели своей поездки, он стал рассказывать Пейдж о Деннисе Куинлане и его индианке-жене Тананкоа, молодой паре, к которым они ехали в гости.

– Деннис – младший сын богатого банкира в Торонто, и вся семья была в ужасе, когда он вместо того, чтобы делать банковскую карьеру, вступил в Северо-Западную Конную, – рассказывал Майлс. – Деннис стал выдающимся полицейским и вскоре получил звание сержанта. Два года назад он расследовал убийство, в котором был замешан один молодой индеец из резервации Повелителя Грома, и там он повстречал Тананкоа. Она племянница Повелителя Грома. Деннис влюбился в нее, и они поженились.

– Могу держать пари, что это вызвало чуть ли не бунт. – Пейдж уже достаточно знала о жестоком моральном кодексе этой эпохи, чтобы представить себе реакцию на смешанный брак.

– На самом деле Северо-Западная Конная не возражала, – сказал в ответ ей Майлс. – Деннис был офицером и мог жениться на ком захочет, а командование хорошо знало о недостатке молодых белых девушек здесь, на Западе. Самое яростное сопротивление оказали люди из племени Тананкоа. Понимаете, эти люди утратили всякое уважение к белым. Они все меньше доверяют обещаниям, которые выдают индейцам политики в Оттаве. Эти обещания никогда не выполняются, и индейцы считают, что их предали.

Как мало изменилось между этим временем и ее эпохой, подумала Пейдж. В ее мире не только исконные жители считают, что политики предают их, – все люди девяностых годов разочарованы политиками и обещаниями, которые те не держат.

– Деннис и Тананкоа поначалу жили в форте, – рассказывал Майлс, – в доме для женатых офицеров. Но офицерские жены и некоторые женщины в Баттлфорде сделали жизнь Тананкоа несчастной.

Пейдж испытала прилив симпатии к молодой женщине. Она по личному опыту знала, каково это – чувствовать себя одинокой.

– Деннис вышел в отставку и купил здесь участок земли. Он приобрел скот и пытается наладить бизнес по снабжению мясом Северо-Западной Конной и города.

– Он на это живет?

– Думаю, что да. Деннис хороший работник, и Тананкоа трудится рядом с ним. Она отличная женщина. И к тому же красивая.

– Похоже, что они замечательные люди. Я не дождусь, когда встречусь с ними.


Тананкоа как раз кончала раскладывать тесто для лепешек, которые должны были идти под суп, когда пес начал лаять.

Деннис все трудился в амбаре, сбрасывая сено с сеновала. Любопытная Тананкоа поспешила к окну и изумилась, увидев, как Майлс помогает спешиться женщине в синем пальто и шляпе. Женщина улыбалась Майлсу, а его руки обнимали ее талию.

Тананкоа ощутила в себе нервное напряжение.

Белая женщина. Как мог Майлс Болдуин привезти белую женщину сюда, в дом Тананкоа? Женщину из города, с улыбкой на устах и презрением в глазах к индейской жене Денниса Куинлана.

Они шли через двор к дому.

Тананкоа отступила от окна, сердце ее билось. Если бы у нее в доме была задняя дверь, она выбежала бы, вскочила на своего пони и ускакала прочь.

Но задней двери не было. Она еще раз глянула в окно и с облегчением увидела, что Деннис вышел из амбара и заторопился им навстречу.

Он что-то крикнул Майлсу, и Тананкоа видела в узкое окно, как Майлс и женщина остановились, ожидая Денниса. Начались улыбки, кивки и рукопожатия, а потом они все трое направились к дому.

Путей к бегству не было. Тананкоа поправила черную косу, свешивающуюся ей на спину, сняла передник, стряхнула муку со своей блузки, глубоко вздохнула, выпрямилась, и, когда дверь отворилась, она стояла, высокая и спокойная, со вздернутым подбородком.

Она напомнила себе, что она племянница великого вождя, заставляя себя выглядеть со спокойным достоинством.

В ней течет кровь Повелителя Грома. Она жена Денниса Куинлана.

Эта женщина – Тананкоа посмотрела на нее и сдержала себя – эта красивая белая женщина гостья в ее доме, ее привез мужчина, к которому ее муж относится как к брату.

Поэтому Тананкоа будет обращаться с этой женщиной уважительно, предложит ей еду, не выкажет обиду, которая кипит в ней по отношению ко всем таким женщинам, женщинам с белой кожей и надменными глазами, которые убеждены, что Тананкоа и весь ее народ не более чем грязь у них под ногами.


Они покончили с вкусным супом и горячими лепешками, которые поставила перед ними Тананкоа, выпили по кружке горячего кофе и съели по куску яблочного пирога.

– Майлс, я был бы тебе благодарен, если бы ты вышел вместе со мной в амбар, – сказал Деннис. – Там у меня телка, и я хочу, чтобы ты взглянул на нее. Она ничего не ест, и я боюсь, что потеряю ее.

Пейдж ощутила панику, когда дверь за мужчинами закрылась и она осталась наедине с этой необщительной индейской женщиной.

С того момента, как они вошли в ее дом более двух часов назад, Тананкоа не сказала Пейдж ни одного необязательного слова. Только «здравствуйте», «не хотите ли еще кофе», она ни разу не обратилась непосредственно к Пейдж, даже не посмотрела в ее сторону.

Пейдж дважды пыталась завязать разговор, спрашивала о великолепно выкрашенном меховом ковре на полу, похвалила яблочный пирог, спросила, как хозяйка готовит его, но оба раза Тананкоа отделывалась односложными ответами и уходила в дальний конец комнаты.

Мужчины, похоже, не замечали этих подводных течений, но для Пейдж напряженность в комнате и молчание хозяйки были частью графически четкого послания.

Тананкоа возмущена ее присутствием. Было совершенно очевидно, что жена Денниса не хочет видеть ее здесь и у нее нет никакого желания держаться дружелюбно. Чувствуя себя весьма неуютно, Пейдж сидела за столом, гадая, сколько миллиардов лет пройдет, пока мужчины наконец вернутся.

Поленья в очаге зашипели, молчание тянулось как резина.

– Я помогу вам с мытьем тарелок. – Пейдж в отчаянии встала и начала выскабливать посуду.

– Я сама вымою.

Спокойные слова прозвучали скорее как приказ, а не предложение.

Теперь или никогда. Пейдж подошла к Тананкоа и положила руку на ее рукав, стараясь вложить в свою улыбку всю теплоту, на какую способна.

– Пожалуйста, Тананкоа, позвольте мне помочь вам. Понимаете, там, откуда я, есть золотое правило: тот, кто готовил, не моет посуду.

Огромные черные глаза Тананкоа изучали Пейдж довольно долго, потом тень улыбки промелькнула по ее классически прекрасным чертам лица.

– А мужчины вашего племени соглашаются с этим правилом?

Пейдж усмехнулась.

– На самом деле, я думаю, именно они его и придумали, после того, как женщины стали заставлять их готовить.

Пейдж заметила недоверие на лице Тананкоа.

– Мужчины готовят?

– Иногда. Я появилась здесь из совсем другого мира. – Она чувствовала, что входит в глубокую воду. – Очень далеко отсюда.

Каждый раз, когда ей приходилось объяснять разницу между ее временем и этим, она ощущала, как вся напрягается, видя на лицах недоверчивость.

– Там, откуда я появилась, совершенно другие обычаи. Я жила в городе, и там работа, которую выполняют мужчины и женщины, не так четко отделены друг от друга, как здесь. Я была… я и есть… врач. В мое время многие женщины работают врачами, адвокатами, бизнесменами. Даже полицейскими. Женщины обладают там гораздо большей свободой, чем здесь.

Пейдж в расстройстве махнула рукой, обращаясь больше к себе, чем к Тананкоа.

– Будь я проклята, но это так трудно объяснить, насколько время все изменило, что никто не знает, о чем я говорю, когда упоминаю автомобиль или самолет.

Тананкоа слушала ее молча. Она внимательно вглядывалась в лицо Пейдж, и теперь она кивнула головой. Ее голос стал более теплым, из него ушла натянутость.

– Я так думаю, что вы та женщина, о которой однажды говорил нам Майлс. Женщина, которая идет между мирами. Это так? Это вы?

У Пейдж по спине пробежала дрожь.

– Да. Наверное, это я.

Неожиданно для самой себя она рассказала о том, что случилось в то утро, которое казалось таким далеким.

Когда Пейдж закончила, Тананкоа кивнула.

– Значит, вы перешли из тогда в сейчас, – сказала она.

Это было очень точное и поэтичное описание того, что случилось с Пейдж. Более того, Тананкоа, похоже, приняла без всяких вопросов, что такое может случиться.

Пейдж могла только уставиться на эту прекрасную индейскую женщину, ошеломленная тем, как спокойно та все воспринимала. Без всяких объяснений, без подробностей, которые требовали от нее все, кто слушали ее рассказ и потом отказывались верить. Тананкоа просто поверила ей.

Слезы благодарности навернулись у Пейдж на глаза.

– О Тананкоа, да! – сказала она, когда сумела проглотить комок в горле и заговорить. Пейдж вся дрожала от возбуждения, и чувство благодарности переполняло ее. Так радостно, когда тебе верят. – Да, со мной произошло именно это. Я прошла между мирами, прошла из тогда в сейчас. О Боже, вы первый человек, встретившийся мне, который не считает меня сумасшедшей!

Она взяла руку Тананкоа в обе свои руки и сжала ее, пытаясь выразить то, что она чувствует, но не может выразить.

Тананкоа только кивнула, лицо ее было спокойным. Ее пальцы обвились вокруг пальцев Пейдж.

– Иногда мой народ тоже проходит между мирами, Пейдж Рандольф. Но выбирают один из них.

Пейдж потребовалось какое-то время, чтобы осознать то, что сказала Тананкоа. До ее сознания медленно доходил тот факт, что есть люди, знающие про этот феномен, случившийся с ней, люди, которые, быть может, испытали его на себе, как испытала она. Она не одна и она не сумасшедшая.

Но в том, что сказала Тананкоа, проскользнуло, что люди ее племени делают это по своей воле.

Сердце Пейдж стучало о ее ребра.

Если кто-то знает, как переместиться отсюда туда… тогда, быть может… О Боже! Быть может…

Может быть, для нее есть путь обратно.

Загрузка...