Возрождение любви

ГЛАВА 3

Лето 1883 года в Саскачеване было настолько сухим и жарким, что урожаю поселенцев грозила опасность, что он засохнет и сгорит под палящим солнцем прерии.

Стоял уже конец августа, а дождя все еще не было. Каждый день казался жарче и суше предыдущего.

Сержант Северо-Западной Конной полиции Роберт Брюс Камерон полагал, что сегодняшний день не будет исключением. Солнце встало над горизонтом, и он ощущал жар его лучей сквозь шерсть своего алого мундира. Он еще не очень пропотел, но все-таки уже задолго до полудня был влажным. Эта военная форма не была рассчитана на удобства.

Четыре дня назад командир послал его встретить Флетчеров и благополучно доставить их в форт Баттлфорд. Теодор Флетчер приходился племянником одному из офицеров Северо-Западной Конной полиции в Оттаве, и по телеграфу передали, что их надлежит встретить, доставить в безопасности в Баттлфорд, где они собираются обосноваться.

Вчера вечером Роб нашел для лагеря овраг с ручейком. Несколько ив создавали некое подобие укрытия, и все они достаточно удобно расположились там.

Сегодня утром он разбудил их еще до рассвета, помог Теодору запрячь лошадей, и, как только все поели, они выехали на дорогу. Роб хотел доставить порученный ему груз в Баттлфорд к вечеру, чтобы им не пришлось провести еще одну ночь под открытым небом. Клара Флетчер заставляла его изрядно нервничать.

Даже на его взгляд холостяка, было очевидно, что она беременна. Молодой шотландец понятия не имел, когда чадо надумает появиться на свет, и ему совершенно не хотелось тратить время в открытой прерии на выяснение данного обстоятельства. Когда три года назад Роб вступил в Северо-Западную Конную полицию, он дал Клятву Верности. Он был готов отдать свою жизнь за правое дело, но принимать роды – это нечто совсем другое.

Он ехал верхом рядом с медленно движущимся фургоном, стараясь выглядеть и уверенным, и спокойным, отвечая на вопросы Клары о жизни в Баттлфорде и молясь про себя, чтобы колдобины, сотрясавшие фургон, не ускорили роды. Одновременно он внимательно осматривал местность.

За последнее время не было никаких инцидентов, связанных с индейцами, но держаться надо настороже.

– Скажите, сержант Камерон, в Баттлфорде есть газета?

– Да, миссис Флетчер. Мистер Лаури каждую неделю печатает саскачеванскую «Герольд»…

Уголком глаза Роб уловил в высокой траве справа от дороги ярко-красную вспышку. Он отреагировал немедленно, натянув поводья своего коня Ангуса и прикрыв собой миссис Флетчер.

– Отползите в заднюю часть фургона и ложитесь там, – тихо скомандовал он, и она, не задавая никаких вопросов, повиновалась. Теодор услышал тревогу в голосе Роба и остановил упряжку. Он спрыгнул с облучка с ружьем в руке и занял позицию за крытым фургоном.

В сухой траве не слышно было никаких звуков и не заметно никакого движения. Роб был совершенно уверен, что ни один уважающий себя индеец не оденет на себя ничего ярко-красного, если собирается устроить засаду и напасть на них. Тем не менее Роб не хотел рисковать.

Держа в руках револьвер «кольт» и пригнувшись к шее Ангуса, он осторожно тронул коня, чтобы посмотреть, что же вызвало у него тревогу.

Когда Роб подъехал ближе, он не поверил своим глазам.

На земле лежала распростертая женщина. Она была почти голая.

Он смотрел на нее со смешанным чувством удивления и восхищения. Она была очень хороша собой.

Потом ему пришло в голову, что ее используют как приманку и что он может попасть в засаду. Он заставил Ангуса сделать круг и, прищурив глаза от встающего солнца, стал осматривать окружающую прерию. Нетронутая трава расстилалась насколько глаз хватало, в ней ничего не скрывалось, кроме полыни и бизоновой травы. Никаких признаков жизни, кроме фургона и его обитателей.

Он соскочил с коня и опустился на колени рядом с женщиной, осторожно взял кисть ее руки и стал искать пульс. Пульс был, замедленный и полный. Роб вздохнул с облегчением.

Она была в обмороке, лицо бледное, глаза закрыты. Он пришел к выводу, что она настоящая красотка. У нее были непривычно коротко остриженные волосы, черные как смоль, и такие вьющиеся, что подобных кудрей он никогда не видывал. Длинные темные ресницы, а на лбу ремешок, какой он видел у индейских женщин, но индианкой она не была.

Это ее одежда – вернее, недостаток одежды – отвлекли его внимание от ее лица.

На ней были красные штанишки, едва прикрывавшие отличные бедра, и короткая рубашка, оставлявшая открытыми шею и руки. Его взгляд скользнул вниз, к ее длинным обнаженным ногам, и он нахмурился.

У нее на ногах были странные короткие ботинки на толстой подошве, какие он никогда не видел, белые, с красными полосками по бокам. Шнурки были оранжевые, и он подумал, что вряд ли ботинки сделаны из кожи. Они были на вид мягкими, и он нагнулся, чтобы получше разглядеть их. Похоже, что они были из брезента.

– Сержант Камерон, у вас все в порядке? Вам не нужна помощь?

Крик Теодора Флетчера вывел Роба из задумчивости, он поднялся на ноги и успокаивающе помахал рукой в сторону фургона.

– Никакой опасности, – откликнулся он. – Я скоро вернусь.

Его голос потревожил женщину. Она пошевелила рукой и издала тихий звук, а Роб вспомнил о своих обязанностях полицейского. Он снова опустился на колени рядом с ней и быстренько ощупал ее, стараясь оставаться беспристрастным, но слишком остро воспринимая мягкость ее кожи и округлость бедер под тоненьким бельем.

Никаких видимых повреждений он не обнаружил – ни сломанных костей, ни открытых ран.

Через мгновение-другое она сделала движение головой и открыла глаза. Роб улыбнулся ей, надеясь успокоить ее, поскольку у нее на лице отразились потрясение и озадаченность и она попыталась сесть.

– Спокойно, девушка, не торопитесь. Вам здесь ничто не угрожает. Я сержант Роб Камерон из Баттлфордского отделения Северо-Западной Конной. У вас кружится голова? Не хотите ли воды?

Он встал, достал флягу из седельной сумки, откупорил ее и снова склонился над девушкой, протягивая ей флягу.

Она взяла флягу, одна нога вытянута, другая подогнута под себя, при этом она явно не замечала, насколько она полуодета. Вот тогда-то Роб и решил, что она, вероятно, шлюха. Ни одна приличная женщина не будет чувствовать себя комфортабельно в нижнем белье, разговаривая среди бела дня с мужчиной.

Эта мысль его огорчила: она была красивая женщина, на пальце у нее не было обручального кольца, а красивую одинокую женщину не так часто встретишь на Западе.

Она неуверенно улыбнулась ему.

– Спасибо. Я, видимо, забежала слишком далеко. Я на мгновение потеряла сознание. Никогда раньше не падала в обморок.

Ее глубокий хрипловатый голос чуточку дрожал, она глотнула из фляги, сморщив носик и передернув плечами от солоноватого вкуса воды.

– Ужасный вкус у этой воды, но все равно спасибо, мистер… как, сказали, вас зовут?

– Камерон. Сержант Роберт Брюс Камерон.

Она нахмурилась, глядя на него.

– Благодарю вас, сержант Роб. Вы полицейский? Конная полиция?

Он кивнул. Ее свободная манера убедила Роба в том, что его первоначальное предположение было правильным – она падший ангел, в этом не приходилось сомневаться.

– Вы из отделения в Саскатуне, Роб? Может, вы доставите меня на ранчо моего брата? Это недалеко отсюда. – Она оглянулась вокруг, несколько удивленная. – Во всяком случае думаю, что недалеко. Я вижу, вы верхом, но, может быть, вы вызовете машину по радио?

Он ничего не понял из ее слов. Он знал всех поселенцев в округе, но никаких ранчо здесь не было и уж конечно никаких железнодорожных машин.

Он начал подозревать, что она не в себе. Он решил успокоить ее. Менее всего ему нужна была здесь истеричка.

– Я из Баттлфорда, девушка. Я сопровождаю туда этот фургон, фургон мистера и миссис Флетчер. – Он показал туда, где его ожидали Флетчеры. – Мы будем рады, если вы составите нам компанию.

Похоже, что она оправляется от своего обморока, так что он решил порасспрашивать ее.

– Вы можете назвать мне ваше имя? И откуда вы бежали? И как вы очутились одна здесь, в прерии?

В ваших красных атласных штанишках, мысленно добавил он, с трудом отрывая от них глаза.

– Я Пейдж Рандольф. – Голос ее звучал уверенно. – Я врач, гинеколог, была на конференции в Саскатуне.

Роб старался сохранить невозмутимое лицо, но ему стало ясно, что она сумасшедшая и заговаривается.

– Конференция закончилась в субботу, – продолжала она, – и я поехала навестить своего брата. А сегодня рано утром я отправилась побегать, и, видимо, жара на меня подействовала или еще что-то. У меня закружилась голова и… – Она огляделась вокруг и нахмурилась. – Какого черта, что случилось с кругом в пшенице? Я была в центре этого круга, когда упала в обморок, а теперь его нет.

– Пшеница? Круг? Я уверен, что ничего не могу сообщить вам.

О Боже, да она же ненормальная! Она не опасная, насколько он может судить, но совершенно ясно, что рассудок у нее поврежден. Большая часть того, что она говорит, лишена всякого смысла. Роб встал и протянул ей руку, чтобы помочь подняться.

Она чувствовала себя неуверенно, но все-таки устояла на ногах. Он почувствовал некоторое разочарование, обнаружив, что она выше его ростом. Она высокая женщина, тут не ошибиться. Худенькая, но на пять или шесть дюймов выше его, который насчитывал пять футов и четыре с половиной дюйма. А когда она встала, то возникло впечатление, что она больше обнажена, чем раньше. Глядя на нее, он испытывал тягостное напряжение в нижней части своего тела, что могло смутить.

– Быть может, у миссис Флетчер есть какая-нибудь одежда, которую вы могли бы одолжить у нее, мисс Рандольф. Я спрошу у нее, если захотите. – Он взял повод Амоса в одну руку, поддерживая другой ее под локоть, провожая к фургону. – Мы должны поторапливаться. Я хочу добраться до форта сегодня до заката.

А когда он доедет, то главный врач Болдуин отнюдь не будет счастлив, что ему придется иметь дело с лунатичкой, подумал Роб. Он хороший врач, этот Болдуин, хотя и чуточку нетерпеливый.

А что может Роб сделать с этой бедной девушкой, как не отвезти ее в форт и передать в руки врача? Не может же он оставить ее одну посреди прерии, да еще такую неодетую!

Откуда она взялась, черт побери?! Озадаченный, он снова огляделся вокруг в поисках какого-нибудь следа фургона, или лошади, или хотя бы примятой травы, которые могли бы указать, откуда она попала сюда.

Ничего не было. Роб потряс головой, смущенный всеми этими странностями. Словно она свалилась с неба.

Он подавил ухмылку. Если бы она свалилась с неба, то оказалась бы действительно падшим ангелом, правда?

Пейдж чувствовала себя дезориентированной и чуточку испуганной. Когда Роб помог ей встать на ноги, она поразилась тому, что вместо тянущихся на многие мили возделанных полей с пшеницей она оказалась посреди дикой прерии без всякого намека на дороги, а в ста ярдах отсюда стоял крытый фургон, запряженный двумя лошадьми.

Она закрыла глаза и снова открыла их, на тот случай, не галлюцинации ли у нее? Крытый фургон по-прежнему стоял там.

Молодой полицейский тоже был тайной. Он был меньше ростом, чем все полицейские Конной полиции, каких она только видела. Он был ей как раз по плечо. От него едко пахло потом, пылью и древесным дымом. И в эту ужасную жару на нем красная форма. Полицейские Конной полиции в Британской Колумбии одевали свои красные мундиры только по торжественным случаям, но никак не каждый день. И кроме того, эта лошадь. Что делает офицер Конной полиции один, на лошади? Она думала, что они теперь используют лошадей только для того, чтобы позировать для почтовых открыток.

Может, здесь снимают кино? Но он сказал бы ей. И нигде поблизости не видно ни грузовиков, ни других киношных принадлежностей.

У Пейдж заболела голова, и она не могла привести свои мысли в порядок.

Ну, может быть, сказала она себе, Конная полиция здесь, в Саскачеване, другая. Видит Бог, она не специалист по части Конной полиции, но покрой его мундира несколько странный, куртка слишком узкая и короткая. У него на бедре очень большой, выглядевший неуклюжим револьвер в открытой кобуре. На голове у него тоже не широкополая шляпа «стетсон», а странная шляпка с плоским донышком, сдвинутая кокетливо набок и с широким ремешком под подбородком.

Он заметил, что она разглядывает его, и покраснел, как его мундир. Его нельзя было назвать красивым, но он обладал широким, приятным, загорелым лицом, которое портили большие ржавого цвета усы, карие глаза доброго щенка и копна рыжих волос, более светлых, чем усы.

В его речи чувствовался отчетливый шотландский акцент, ей приходилось очень прислушиваться, чтобы разобрать, что он говорит.

– Вы недавно в Канаде, Роб? – спросила Пейдж.

Он отрицательно мотнул головой.

– Я здесь уже три года. Я вступил в Северо-Западную Конную полицию сразу как приехал сюда.

Северо-Западная Конная полиция?

– А я думала, что вас всех называют Королевской Канадской Конной полицией.

Он снова посмотрел на нее тем настороженным жалостливым взглядом, который ей не нравился.

Загадка Конной полиции отодвинулась в глубину сознания, когда они дошли до крытого фургона и Роб представил ее странным мужчине и женщине, стоявшим около фургона.

Пейдж улыбнулась им и протянула каждому руку. Они были чрезвычайно вежливы и обращались к ней только «Мисс Рандольф».

Пейдж решила, что они, должно быть, члены какой-то строгой религиозной секты, путешествующие таким вот образом в фургоне. Выглядели они лет на двадцать пять или что-нибудь около этого, но одеты были настолько старомодно, что Пейдж ничего подобного никогда не видела, разве только в музее. На женщине даже был капор. Пейдж видела такие капоры только на детях.

Она старалась вспомнить, не упоминал ли когда-либо Тони о колонии хаттеритов или поселке секты аманитов где-нибудь поблизости.

Женщина, Клара, была беременна, вероятно, уже больше шести месяцев, и, конечно, она могла бы носить колготки и свободную рубашку. Ее же платье было длинным, в нем было жарко и тесно.

Лицо у женщины простенькое, спокойное, застенчивая улыбка, прямые цвета соломы волосы, выглядывающие из-под капора, и маленькие круглые очки на вздернутом носике.

Ее муж Теодор выглядел крупным, высоким, широким в плечах, с легкой проседью в каштановых волосах до плеч. Как и у Роба, у него были пышные усы и большая борода. Одет он был совершенно неподходяще для данной ситуации – темный сюртук, видавший лучшие дни, поношенные брюки. Когда Роб представлял ее, Теодор сдернул свою потасканную коричневую шляпу и потом водрузил ее обратно на голову.

Было совершенно очевидно, что Флетчеры так же поражены костюмом Пейдж для бега, как и она их одеяниями.

Клара бросила только один панический взгляд на ноги Пейдж, и ее пухлые щеки стали пунцовыми. С этой минуты она старательно удерживала свой взгляд на лице Пейдж, хотя Пейдж заметила заинтересованные взгляды Теодора на ее ноги, когда он думал, что она этого не видит.

Пейдж ощутила раздражение. Полное сумасшествие – они ведут себя так, словно никогда не видели женщину в шортах и майке без рукавов. В результате она начинала чувствовать себя неуверенно.

Даже полицейский, видит Бог, смущен.

– Я сказал мисс Рандольф, что вы могли бы одолжить ей какую-нибудь одежду, миссис Флетчер, – сказал он. – Тогда мы сможем продолжить наш путь.

– Конечно, – охотно откликнулась Клара. – В моем сундуке в заду фургона наверняка найдется кое-что подходящее для вас, мисс Рандольф.

Пейдж начала терять терпение.

– В этом нет нужды, я остановилась неподалеку отсюда и…

Она не успела закончить фразу, как Клара прошла к заду фургона и влезла туда с явным намерением найти какую-то одежду. Начиная ощущать некоторое отчаяние, Пейдж обернулась к Робу Камерону.

– Послушайте, должен же быть какой-то способ вам связаться с моим братом! Его телефон 145-6226. Если вы дозвонитесь ему, я знаю, он приедет и заберет меня.

Камерон ничего ей не ответил. Они с Теодором обменялись взглядами, значение которых Пейдж не поняла.

Вся ситуация начинала угнетать ее.

– Мисс Рандольф, – позвала ее Клара из фургона. – Вот здесь блузка и юбка, которые, я уверена, подойдут вам. Вы не хотите примерить?

Пейдж преувеличенно громко вздохнула и уже открыла рот, чтобы отказаться, когда Роб Камерон просительным голосом сказал:

– Это, наверное, лучший путь, мисс Рандольф. Отсюда мы не можем связаться с вашим братом. Нам нужно добраться до форта, там есть телеграф, но это довольно далеко. Солнце палит вовсю – если вы не прикроетесь, то сгорите.

За все время их разговора это были первые слова, в которых обнаруживался какой-то смысл. Конечно, она понимала, что лучи солнца представляют опасность, но она была убеждена, что никогда за всю свою жизнь не встречала такой компании ханжей.

Она повернулась и влезла в фургон. Он был набит сундуками, деревянными ящиками и мешками, между которыми оставалось только крошечное пространство. Ей пришлось согнуться чуть ли не вдвое, кроме того, было так жарко и душно, что трудно стало дышать. Жужжали мухи, ударяясь о брезентовые стенки, пахло скипидаром или еще чем-то едким.

Пейдж сняла с головы ремешок и, вся потная и проклинающая все на свете, стала облачаться в белую хлопчатобумажную блузку и длинную черную юбку, предложенные ей Кларой. Там была еще куча нижнего белья, которую она проигнорировала. Она стянула с себя безрукавку и надела блузку поверх лифчика. У блузки были длинные пышные рукава и воротничок, застегивавшийся у самого подбородка. Пейдж застонала, оставила четыре верхних пуговки не застегнутыми и закатала рукава до локтя.

Потом она вылезла из своих шорт и начала борьбу с юбкой – тяжелым зеленым сооружением, сшитым из какой-то негнущейся материи.

Юбка была тесной в талии и на четыре дюйма ниже колен. Кроссовки Пейдж, выглядывавшие из-под подола, выглядели смешными.

Клара была занята укладыванием вещей обратно в сундук и обернулась только когда Пейдж уже оделась.

– Я не знала, захотите ли вы надеть мое нижнее белье, – неуверенно сказала она, собирая вещи, которыми пренебрегла Пейдж. – Вы гораздо выше меня, мисс Рандольф. Боюсь, что юбка коротковата для вас. Вы уверены, что не хотите одеть чулки?

Пейдж яростно вздохнула и отрицательно мотнула головой.

Эта женщина спятила. Снаружи было 80 градусов по Фаренгейту, а чулки даже не были колготками. Похоже, их вязали вручную из шерсти.

– Все в порядке, спасибо. – Пейдж с тоской подумала о прохладном синем купальнике, оставшемся в ее сумке. – О Боже, давайте выберемся отсюда, пока нас не хватил удар!

Пейдж подобрала длинную юбку и вылезла из фургона. Клара последовала за ней.

Мужчины оглядели Пейдж, их взгляды на этот раз задержались на ее шее и щиколотках, но они ничего не сказали.

Странные они люди, с отвращением подумала Пейдж.

– А теперь поехали, – скомандовал Камерон, садясь на свою лошадь, а Пейдж обнаружила, что сидит на высоком облучке фургона рядом с Кларой и они с громыханием катятся по прерии.

Езда в фургоне оказалась совсем не легкой. Их швыряло из стороны в сторону, и Пейдж то и дело приходилось хвататься за сиденье, чтобы не свалиться. Клара сидела между Пейдж и Теодором совершенно спокойно, она, по всей видимости, привыкла к такой езде.

Пейдж оглядывалась вокруг и всерьез начала задумываться, не находится ли она еще в обмороке или ей все это снится.

Куда бы она ни смотрела, насколько хватало глаз не видно было никаких признаков цивилизации. Ни домов, ни мачт электропередач, ни дорог, ни заборов. Не было тракторов, тянущих уборочные машины, потому что не было возделанных полей. Вокруг расстилалась дикая открытая прерия с редкими купами деревьев. Пейдж запрокинула голову и уставилась в бескрайнее синее небо, глаза у нее начали слезиться от ярких солнечных лучей.

Должны же быть видны самолеты, шлейфы от их ракетных двигателей, которые прочерчивают небо? Ничего, кроме кучки белых облаков, зависших у самого горизонта.

В ней начала нарастать паника. Куда она попала? Что случилось, пока она лежала без сознания? Судя по всему, она находилась в обмороке гораздо дольше, чем предполагала, потому что каким-то образом ее перевезли с поля Тони сюда. Это было… где? И кто ее перевез? Как она сюда попала?

– Откуда вы, мисс Рандольф? – Приятный голос Клары принес некоторое облегчение, приостановил истерику, назревавшую в Пейдж.

– Ванкувер. Я из Ванкувера. Почему бы вам не называть меня Пейдж? Там, откуда я, мы не особенно придерживаемся формальностей.

Она попыталась улыбнуться.

– Ванкувер. – В голосе Теодора прорезался интерес. – Это на Западном побережье, Клара.

Он повысил голос, чтобы его услышали за грохотом колес. Теодор держал вожжи в своей большой руке, но лошадей похоже не приходилось подстегивать. Они бежали ровным аллюром, следуя за конем сержанта Камерона.

– Слышал я о форте Ванкувер, – продолжал Теодор. – Это довольно далеко отсюда, за Скалистыми горами. Я прав, мисс Рандольф? Мисс Пейдж?

Он явно был доволен собой, обнаружив, что знает, где находится Ванкувер. Они с таким же успехом могли говорить о каком-нибудь малоизвестном городе где-нибудь в Азии.

– Да, он на Западном побережье, это точно, – подтвердила Пейдж, все отчетливее испытывая смущение. – Я никогда не слышала, чтобы его называли форт Ванкувер, но предполагаю, что он действительно начинался как форт. Что касается Скалистых гор, то они, безусловно, отделяют нас от побережья. – Она понимала, что голос ее звучит несколько саркастически, и умерила его тембр. – Лично не ездила через горы, я всегда летала над ними, но я представляю, что это потрясающее зрелище. У меня никогда не было времени ездить по горам. Я всегда была слишком занята.

Она болтала, и это отвлекало ее от мыслей, которые заставили бы горло сжаться от паники.

– Я врач-гинеколог, на самом деле.

Она вновь подумала, откуда, во имя неба, эти люди? Откуда бы они ни взялись, совершенно ясно, что двадцатый век их не затронул.

И Клара и Тео уставились на нее и обменялись взглядами.

– Врач? Я никогда раньше не слышала о женщинах-врачах, – произнесла наконец Клара, и в ее голосе прозвучала неуверенность.

Теперь все это принимало совершенно смехотворный оборот. Где живут эти люди?

– Клара, откуда вы и Теодор?

– Мы канадцы.

Прекрасно.

– Мы оба выросли в Норвиче, графство Оксфорд.

Пейдж никогда о таком не слышала.

– Тео работал на ферме своего отца, а я была белошвейкой, – продолжала Клара. – Но было очень трудно строить свое будущее. Мы решили присоединиться к переселенцам, которые отправлялись на Запад, чтобы работать на угольных шахтах в Британской Колумбии, но когда мы добрались до Виннипега, Тео влюбился в эти просторы. Правда, Тео?

Клара улыбнулась мужу, а во взгляде, которым он ей ответил, виднелись забота и нежность.

Пейдж пожалела, что была настроена столь критически. Здесь была любовь, а любовь явление не столь частое.

– Вот мы и решили ехать сюда и здесь обосноваться, – продолжала Клара. – Дядя Тео Листер служит в Оттаве в Конной полиции, и он предложил нам эту местность, а Лестер был так добр, что сообщил в форт о нашем приезде, а сержант Камерон встретил нас, чтобы сопроводить.

У Клары даже дыхание перехватило от такой длинной речи.

Не похоже на то, чтобы они принадлежали к какой-нибудь религиозной секте. Пейдж была еще более озадачена.

– Мой брат живет здесь неподалеку, – заметила Пейдж. – Цены на землю упали с тех пор, как Тони купил свою ферму, так что вам как покупателям это на руку, но вы должны иметь в виду, что и цены на пшеницу тоже падают. Но все равно, жить на ферме – это замечательно. Здесь так хорошо растить детей. У Тони двое сыновей.

Она с грустью подумала о своих племянниках. Мэттью и Джейсон, наверное, удивляются, куда она пропала. И, пожалуй, когда она сегодня вернется, будет уже поздно менять рейс. Ладно, может быть, у Шарон изменится настроение, и она разрешит Пейдж повести их всех поужинать. Это может несколько снять напряженность. Надо будет поговорить об этом с Шарон. Она переговорит с ней как только окажется около телефона.

– Об этом мы как раз и думали, – взволнованно говорила Клара. – Мы слышали, что Запад – замечательное место для воспитания детей. – Она обернулась к Пейдж и сказала тихо, доверительно: – Я поначалу боялась, учитывая мое положение, – здесь такое отдаленное место, – но сержант Камерон заверил меня, что, на мое везение, в Баттлфорде есть врач.

Пухлые щечки Клары вспыхнули при этом косвенном упоминании о ее беременности, и голос ее понизился до шепота.

– Понимаете, мистер Флетчер и я поженились позже, чем это обычно случается, и, учитывая мой возраст, я немножко волнуюсь.

– Я уверена, что в Баттлфорде есть прекрасная клиника и первоклассная больница. – Пейдж тепло улыбнулась Кларе, довольная тем, что может успокоить эту робкую необыкновенную женщину в чем-то, в чем она была специалистом. – Нынче множество женщин не торопятся заводить детей, – продолжала она. – Вы никогда не поверите, сколько у меня пациентов, перешагнувших за тридцать. Два года назад у меня лежала женщина, которой исполнилось пятьдесят. Но сейчас сделаны такие успехи в медицине и в уходе за новорожденными, что риск минимален. Я принимала роды у немолодых матерей не меньше, чем у двадцатилетних.

– Я понимаю. Как это… многообещающе, мисс Пейдж.

Было очевидно, что Клара считает всякий разговор о деторождении неуместным.

Как может женщина, подумала Пейдж, рожать, когда она так нервозно настроена?

Пейдж, разочарованная, прекратила этот разговор, и наступило молчание, нарушаемое только скрипом фургона и топотом лошадиных копыт. Солнце поднялось выше, и жара усилилась. Даже ветер стал горячим, и Пейдж начала мечтать о каком-нибудь холодном напитке. Голова болела все сильнее, наверное, потому, что она сегодня ничего не ела. Но даже если бы по дороге встретился ресторан, подумала она мрачно, у нее все равно не было с собой ни кредитной карточки, ни одного цента наличными.

Наконец они остановились для короткого ланча. Задняя стенка фургона откидывалась и создавала тень для содержимого плетеной корзинки, которую достала Клара.

Пейдж не веря своим глазам смотрела на еду, которую Клара выкладывала на чистую, в красную клетку скатерку. Как бы она ни была голодна, все это выглядело отнюдь не аппетитно.

Появилась холодная печеная картошка, холодная фасоль и черствые круглые крекеры. Клара выложила еще сухое жареное мясо, про которое Пейдж подумала, что это говядина, но Клара объяснила ей, что это мясо антилопы.

– Сержант Камерон подстрелил ее два дня назад. Большая удача, потому что мы остались совсем без мяса. Я засолила его, так что оно хорошо сохраняется.

Пейдж ей поверила. Она взяла один кусочек и с трудом его проглотила, таким он оказался жестким и соленым.

Не было ни сыра, ни масла, ни салата, ни холодной содовой или пива, ни термоса с кофе – ничего из того, что Пейдж считала обязательным для пикника.

Она решила, что они, видимо, очень бедные люди. Как это благородно с их стороны, что они делятся с ней всем, что имеют.

Мужчины ели с откровенным аппетитом. Пейдж взяла себе фасоль и картофель и решительно жевала крекер, отказавшись от засоленного мяса. Она подумала, что кто-то должен тактично объяснить Кларе, что такое обилие соли в еде представляет собой опасность, но Пейдж не хотелось обижать ее. Клара была дружелюбна и старалась, чтобы все ели побольше, особенно Пейдж.

Каждый из них получил по кружке той самой тепловатой и грязной воды из фляги, из которой сержант Камерон поил ее раньше, и Пейдж не веря своим ушам слушала разговор двух мужчин.

– Сержант Камерон, за последнее время были стычки с индейцами?

Тео уминал при этом вторую тарелку с едой.

– Ничего особенно тревожного. Индейский агент сообщил, что шестьдесят воинов несколько недель назад бежали из резервации Повелителя Грома, но мы выследили их и заставили вернуться.

Пейдж не могла поверить в то, что слышала.

– Это отвратительно! – вырвалось у нее. – Я полагала, что исконные жители могут свободно приезжать и уезжать, как хотят, как и все канадские граждане. Я не представляла себе, что они обречены жить в резервациях. Это просто варварство!

Разговор оборвался. Вновь они трое обменялись странным взглядом, значение которого она не понимала, и Пейдж потеряла терпение.

– Наверняка даже вы слышали о правах аборигенов, – разозлилась она. – Неудивительно, что все эти проблемы обсуждались несколько лет назад в Квебеке, если вы занимаете такую позицию в отношении индейцев.

Никто ей не ответил. Мужчины выглядели смущенными, и даже Клара избегала смотреть ей в глаза.

Прошло несколько тяжелых минут молчания, потом Клара деликатно дотронулась до руки Пейдж.

– Вы не хотите немного прогуляться со мной, мисс Пейдж?

Пейдж потребовалось одно мгновение, чтобы догадаться, что Кларе, вероятно, нужно в туалет. Пейдж тоже это было нужно, и они отошли от фургона на достаточное расстояние и прикрыли друг друга своими широкими юбками, пока другая приседала в траву.

Вернувшись в фургон, Клара вытерла тарелки и приборы и, к удивлению Пейдж, старательно вычистила их песком, прежде чем уложить в корзину, и в тот же момент сержант Камерон тронул их опять в путь.

Пейдж оставила всякие попытки разобраться в том, что происходит. День был жаркий, сухая, пылающая жара, лишающая тело и голову всякой энергии, притупила ее чувства, и к тому же ее начало слегка подташнивать. Открытая прерия расстилалась куда ни глянь, и ко второй половине дня Пейдж перестала оглядывать горизонт в поисках мачт электропередач, или машин, или строений.

Она и Клара, обессиленные и помятые тряской дорогой, то и дело слезали с фургона и шли рядом с ним, но вскоре сержант Камерон попросил их вернуться на облучок; из-за них фургон ехал медленнее, а он был озабочен тем, чтобы поскорее добраться до Баттлфорда.

Солнце склонялось к горизонту с агонизирующей медлительностью, туманная дымка затягивала прерию. Пейдж пребывала в каком-то оцепенении, она и не спала, и не бодрствовала, когда раздался веселый крик Камерона:

– Баттлфорд впереди, мистер Флетчер! Мы благополучно доехали.

Она выпрямилась и протерла глаза, чтобы разглядеть город, и вся затрепетала, когда фургон въехал на холм и перед ней открылся вид на поселение.

Этого не могло быть! Головокружение и тошнота заставили Пейдж схватиться за борт фургона, неуверенность и непонятность, которые она испытывала весь день, обострились до такой степени, что она могла снова потерять сознание.

Внизу под ними расстилалась глубокая зеленая долина, раскинувшаяся между реками Саскачеван и Баттл, место, где, как знала Пейдж, должен находиться небольшой шумный город Баттлфорд. Но города не было. Не было огней, не видно было рекламы мотелей и ресторанов, не видно машин, не существовало даже улиц, по которым они могли бы ездить.

Современный город, который Пейдж весь день ожидала увидеть, не существовал, вместо него около реки ютился магазин Компании Гудзонова залива, салун и разбросанные в беспорядке деревянные домишки. Одно здание было более впечатляющим – двухэтажный дом на склоне холма.

– Это правительственное здание, – объяснил Роб, заметив, как она рассматривает этот дом. – В восемьдесят втором они перевели местное правительство в Реджину, так что теперь оно пустует.

Пейдж не помнила, слышала ли она что-нибудь об этом, но она была слишком ошеломлена открывшимся видом, чтобы как-то отозваться.

Они переехали по непрочному деревянному мосту через реку Баттл, и сержант Камерон направился к частоколу из бревен, вбитых в землю. Тяжелые ворота были распахнуты.

Внутри ограды Пейдж увидела большое двухэтажное здание из тесаных бревен, о котором Роб сказал, что это резиденция инспектора Морриса, командира форта. На большой площади, по ее окружности, стояли другие дома, тоже деревянные, но менее внушительные, а в центре виднелось пятнадцать или двадцать индейских вигвамов. У небольших костров тут и там сидели люди, завернувшиеся в одеяла, в штанах из оленьей кожи. В воздухе стоял запах жарившегося мяса.

Повсюду были люди, главным образом мужчины.

Многие из них были в ярко-красных мундирах и черных начищенных ботинках. Некоторые вели в поводу лошадей, одна группа, выстроенная в шеренгу, занималась строевой подготовкой.

Вся эта сцена была как бы взята из бесконечных вестернов, которые Пейдж смотрела вместе с Тони, когда они были детьми, и ей трудно было поверить, что она участник этой сцены, а не смотрит ее на экране.

Все встречные с интересом рассматривали приезжих, многие мужчины улыбались Пейдж и кланялись ей, приподнимая шляпу.

У нее перехватило дыхание. Кровь начала стучать в ушах, а мысли совершенно смешались. Что здесь происходит?

Роб Камерон неторопливо спешился.

– Приветствую вас в форте Баттлфорд, – сказал он с широкой улыбкой, протягивая руку, чтобы помочь Пейдж слезть с фургона.

Она оперлась на его руку, понимая, что без его поддержки не устоит на ногах. Колени у нее стали ватными, и она вцепилась в его сильную руку, чуть не забыв поблагодарить Флетчеров за то, что они ее подвезли. Ей трудно было выговорить хоть слово.

– Нам всем было весьма приятно, мисс Пейдж, – провозгласила Клара. – Я была рада путешествовать в обществе женщины, – добавила она с теплой улыбкой. – Наверное, мы еще встретимся до того, как мистер Флетчер и я отправимся осматривать земли. Если же мы не увидимся, то я надеюсь, что вы приедете навестить нас, когда мы устроимся.

– Благодарю вас. – Пейдж с трудом протолкнула эти слова сквозь пересохшее горло. – Я верну вам блузку и юбку, как только… как только найду брата и заполучу свою сумку с вещами.

– Упаси Бог, я и слышать об этом не хочу! – затрясла головой Клара. – Оставьте их себе. Мне все это сейчас не нужно. Пожалуйста, мисс Пейдж, считайте их своими.

Пейдж молча пожала руку Клары. Она не могла ничего сказать. Окружающая обстановка путала ее все больше и больше, чем дольше она смотрела вокруг.

Здесь было что-то в корне неправильное. Она понимала это весь день, хотя и не хотела признавать это.

Сцена, открывающаяся ей, была какая-то несообразная, но все детали были вроде бы на месте, словно она разглядывала тщательно сконструированную картинку-загадку, в которой ей одной не находилось места.

– С вами все в порядке, мисс Рандольф? – Заботливый голос Камерона донесся словно откуда-то издалека. – Вот сюда, пожалуйста.

Она, спотыкаясь, пошла рядом с ним, сжимая его руку как единственную связь с реальностью. Он провел ее в длинное низкое здание, так плохо освещенное, что она поначалу с трудом могла что-нибудь разглядеть.

Когда глаза ее привыкли, она обнаружила, что это нечто вроде больницы, где вдоль стен и посередине стоят койки, все занятые. Здесь держался стойкий запах болезней и какого-то дезинфицирующего средства, воздух был спертый, она услышала, как несколько человек кашляют. Она не заметила ни одной нянечки, а только несколько полицейских в форме, которые ходили вдоль рядов кроватей, собирая миски и чашки после недавней еды.

Она увидела, как к ним навстречу направлялась высокая худая фигура – это оказался широкоплечий мужчина, двигавшийся, несмотря на свой рост, с особой грацией.

– Роб Камерон, я надеюсь, ты не собираешься сообщить мне, что поселенцы, которых ты только что привез, больны лихорадкой, потому что у меня нет ни одной свободной кровати, куда я мог бы их положить.

У него был низкий усталый голос, но заметный южный акцент растягивал слова и придавал им музыкальное звучание.

Пейдж не очень разобрала, что ответил ему сержант Камерон. Она заметила на стене календарь и остановилась перед ним, застыв от ужаса.

На календаре был август, и это все выглядело прекрасно, она знала, что сейчас август.

Но не могла поверить в другое – в год.

На календаре большими четкими буквами было выведено – 1883.