К тому времени как они добрались до Венеции, насту — пили холода, но по дороге их ряды пополнились приблизительно тысячью рыцарей и почти стольким же числом лучников.
Адаре все еще не верилось, что зрелище, представшее перед ее глазами, было ее армией, и в какой бы город они ни приезжали, местные жители приходили в ужас. Некоторые даже отказывались предоставлять им кров, боясь, что их поход направлен против них.
Лагерь их простирался на многие мили вперед. Ей никогда не доводилось видеть ничего подобного. Среди них было не так уж много членов Братства, но многие из них командовали армиями, численно превосходившими армию Йоана.
Адара едва могла перечислить поименно всех членов Братства, знакомых с ее мужем, и удивлялась, как Кристиану удается помнить их.
Между всеми ними установились непринужденные, товарищеские отношения. Да, время от времени случались и стычки, но в основном в армии царила атмосфера дружбы.
Во время их долгого путешествия каждый раз, когда они останавливались в городах или на ярмарках, Кристиан покупал ей платья, а также ткани, из которых он потом заказывал одежду женщинам, сопровождавшим армию. Теперь у нее была довольно приличная коллекция нарядов.
Всякий раз, когда она пыталась поблагодарить его за доброту, он тут же отмахивался от ее благодарностей. Между тем сам он продолжал носить черное монашеское одеяние из домотканой материи. Даже плащ его был простым по сравнению с подбитыми мехом плащами, которые носили она и остальные рыцари.
Теперь они разбили лагерь в окрестностях города и стояли там уже три дня — пожалуй, это была самая долгая их остановка. Люди все больше выбивались из сил, и хотя Йоан хотел продолжать путь, Кристиан все же одержал победу в их споре после того, как заболела Коррин.
Да и сама Адара чувствовала себя ненамного лучше. Целый день она боролась с тошнотой. Это все, что она могла сделать, чтобы не дать желудку окончательно взбунтоваться.
Она лежала на кровати, пытаясь подавить тошноту, когда услышала, как вошел Кристиан.
— Адара? — спросил он обеспокоенным голосом и в мгновение ока очутился возле нее. — Ты нездорова?
Она открыла глаза и, когда комната слегка поплыла у нее перед глазами, сделала несколько глубоких вдохов, чтобы подавить это ощущение. Настало время быть честной со своим мужем. Вот уже почти два месяца она хранила молчание. Но теперь она была совершенно уверена.
— И да, и нет.
Кристиан, похоже, был озадачен ее ответом.
— Нет уж, либо да, либо нет. Ты не можешь быть больна и здорова одновременно.
— В таком случае да, Кристиан, в данный момент я больна.
Он встревожился. Прижал ладонь к ее лбу, чтобы узнать, есть ли жар.
— Я схожу за лекарем.
— Нет, муж мой, ни к чему попусту отнимать время у этого доброго человека.
— Но ты больна.
— Мое недомогание пройдет к исходу следующих двух недель — по крайней мере так мне сказала Рената.
Теперь он, казалось, пришел в еще большее замешательство.
— Кто такая Рената?
Усилием воли Адара сдержала улыбку, смакуя новость, которую она собиралась ему преподнести. Но ей хотелось еще немного поиграть в прятки, чтобы иметь возможность помучить его.
— Дородная пожилая прачка, которая путешествует с людьми Сокола.
— С какой стати ты советуешься с прачкой о своем здоровье?
— С такой, что она повитуха и к ней обращаются женщины в положении.
Адара смотрела, как полный смысл ее «болезни» с трудом дошел до его сознания. Он уставился на нее:
— Ты понесла?
— Да. Я должна разрешиться от бремени этим летом.
Кристиан почувствовал внезапную потребность присесть. Ноги не держали его. Душа его ликовала и одновременно страдала от ужаса.
Адара носит под сердцем его ребенка.
— Ты не рад?
Он опустился перед ней на колени, чувствуя, как слова ее отдаются в его душе.
— Рад, Адара. Это в высшей степени приятная новость.
— Тогда почему ты так бледен?
Страх? Полный ужас? Паника? Опасения? Вот чувства, которые она могла выбрать в качестве причины, по которой краска сбежала с его лица.
— Думаю, я подхватил ту же болезнь, что и у Коррин. Она не поверила ему.
— Так, значит, ты не рад.
Он открыл было рот, чтобы солгать ей, но чего ради?
— Ты знаешь, что я не хотел детей. Ноздри ее раздулись.
— Тогда вам следовало держать свой мужской придаток в штанах, милорд.
Кристиан был ошеломлен ее грубостью.
— Где ты этому научилась?
— Разве ты не видел женщин, которые путешествуют вместе с мужчинами? Это бесстыжие создания, и они многому меня научили за последние месяцы.
Теперь ее лицо горело румянцем. Она села в постели.
— Я сказала тебе, когда мы встретились, что никогда не потребую от тебя остаться со мной. И мне не нужно, чтобы ты изображал из себя отца моего ребенка, когда совершенно очевидно, что ты не желаешь быть с ним рядом.
Адара поднялась с кровати, вынудив его тоже встать.
— В сущности, почему бы нам не начать уже сейчас? Ребенку ты пока не нужен. Почему бы тебе не провести ночь в шатре Йоана?
— Прошу прощения?
— Ты меня слышал! — отрезала она властным тоном. — Ни я, ни ребенок не желаем находиться рядом с тобой. Так что избавь меня от своего присутствия, и поскорее.
— Это мой шатер.
— Прекрасно!
Изумленный и потрясенный, он увидел, как она вышла из шатра.
Кристиан бросился за ней. Она стремительно шла вдоль ряда шатров.
Он остановил ее:
— Адара! Куда ты идешь?
— Какая тебе разница? Убирайся! Оставь меня! Кристиан вдруг осознал, что Адара выбежала из шатра без плаща. Она стояла на пронизывающем холоде в одном платье.
— Возвращайся со мной в шатер, Адара, и согрейся.
— Я скорее пойду к самому дьяволу!
Она развернулась и побрела вверх по холму к шатру Люциана.
Кристиан последовал за ней и, войдя в шатер, обнаружил, что Люциан уже предлагает ей сесть.
— Вышвырни его вон, Люциан! — приказала она. Он угрожающе посмотрел на шута:
— Только тронь меня, Люциан, и на этот раз я точно сверну тебе мозги набекрень!
— Попробуй не тронуть его, Люциан, и я сверну набекрень то, чем ты дорожишь гораздо больше!
Адара устремила многозначительный взгляд на чресла шута.
Разинув рот, Люциан прикрыл пах руками.
— Полагаю, мой принц, вы поймете меня, если я покажу вам, где выход. Лучше уж лишиться мозгов, чем кое-чего другого.
Кристиан был дьявольски зол на неразумное поведение жены.
— Прекрасно, Адара. Когда ты наконец решишь повзрослеть и вести себя как ответственный человек, найдешь меня в нашем шатре. Я буду там.
— Я безответственная? Это ты хочешь сбежать! Так ступай. Уходи! Уходи! Уходи!
— Я понял тебя с первого слова.
— Тогда почему ты все еще здесь?
Не обращая на нее внимания, Кристиан повернулся к Люциану:
— Приглядывай за ней. Люциан. Не позволяй ей делать глупостей.
— Он опоздал, — сердито сказала она. — Он уже позволил мне отдаться тебе. Что может быть глупее этого?
Кристиан хотел было ей возразить, но он достаточно хорошо знал Адару, чтобы понять, что она не станет слушать его, будучи в таком настроении.
Так что пусть все остается как есть.
Лучшее, что он мог сделать, — это уйти и дать ей время остыть. Круто развернувшись, он оставил ее с Люцианом, который взирал на него с жалостью.
Кипя гневом, Адара сидела в деревянном походном кресле Люциана. Ее муж был самым несносным человеком из всех, кто когда-либо жил на земле.
«А чего ты ожидала?»
Она хотела, чтобы он был счастлив. Они провели вместе столько чудесных ночей, все ближе узнавая друг друга, что она подумала, что теперь он с радостью воспримет эту новость. Но он не переменился. Нисколько.
— Вы в порядке, моя королева? — спросил Люциан, приблизившись к ней.
— Я раздавлена, Люциан. Раздавлена. Боюсь, тут уже ничего не поделаешь. Кристиан разбил мне сердце.
— Что он сделал? Скажите одно слово, и я пойду и… ну, он будет осыпать пинками мой зад всю обратную дорогу до шатра, но в отместку я измажу грязью его одежду и запачкаю его своей кровью.
Адара улыбнулась, услышав его великодушные слова.
— Я сказала ему, что я в положении, а он был не рад услышать эту новость. Разве он не должен быть вне себя от радости?
Она никак не ожидала, что Люциан будет не согласен с ней.
— Возможно, нет, моя королева.
— Что ты имеешь в виду?
Люциан выглядел несколько сконфуженным.
— Это довольно тяжкая обуза для любого мужчины. Даже я был бы встревожен.
— Почему один ребенок должен вызывать у него тревогу, когда он командует сотнями людей? Ты же не видишь, чтобы я тревожилась, не так ли?
— Вообще-то, моя королева, вижу. Сузив глаза, она посмотрела на него:
— Да что это с вами, мужчинами, такое, что вы стоите друг за друга горой в таком деле?
Адара тотчас развернулась и, пытаясь выскочить из шатра, налетела прямо на Фантома.
— Прочь с дороги, мужлан!
Фантом выгнул бровь, когда она протиснулась мимо него. Совершенно изумленный, он проводил ее взглядом.
— Моя королева! — воскликнул Люциан, выскочив из шатра вслед за ней.
Она не оглянулась.
— Итак, когда ожидается появление ребенка? — спросил Фантом.
Люциан замер.
— Откуда вам известно, что она в положении?
— Эмоциональный всплеск без видимой на то причины, когда она проклинает всех мужчин. Она в положении, вне всяких сомнений. — Он покачал головой. — Бедный Кристиан. Я сочувствую любому мужчине, которому приходится спорить с беременной женой. Они могут вести себя в высшей степени неразумно.
— Вы бы тоже так себя вели, если б что-то пинало вас всякий раз, как вы пошевелитесь.
Обернувшись, они увидели у себя за спиной Коррин. Девушка устремила на них укоризненный взгляд.
— Вам обоим должно быть стыдно. Для женщины наступает страшное время, когда она оказывается в подобном положении. Известно ли вам обоим, сколько женщин умирают при родах?
Это тотчас привело их в чувство.
Осознав это, Фантом почувствовал, как у него в горле встал комок, и спросил себя, не испытал ли Кристиан то же самое.
Адара пошла к Йоану и приказала ему поставить для нее отдельный шатер. Она понимала, что ведет себя неразумно, но ей было все равно.
Это мгновение должно было стать одним из самых счастливых в ее жизни. Кристиан должен был разделить с ней ее радость. Сотни раз она мысленно готовилась к тому, как заведет с ним разговор на эту тему, но в любой из воображаемых ею сцен Кристиан всегда приходил в восторг от этой новости.
Как смеет он рушить ее мечты?!
Слезы навернулись у нее на глаза. Почему их брак не мог быть таким, какого она жаждала? Но нет, Кристиан упорно продолжал быть невыносимым.
Прекрасно. Настала ее очередь быть невыносимой.
«Пути Господни неисповедимы…» Кристиан остановился у собора, куда он пришел за отпущением грехов и не получил его. Во всяком случае, у себя самого. Он никогда не мог с уверенностью сказать, почему продолжает исповедоваться и посещать мессы, когда его вера в Бога была полностью разрушена много лет назад.
Скорее всего по привычке. Он мог объяснить это только так. Не слушая произносимых латинских фраз, он стоял среди прихожан, пытаясь найти что-то, что смогло бы умерить страшный гнев, который жил в его душе, на несправедливость того, что предлагает жизнь.
Он никогда не мог обрести покоя. Не мог, пока в его комнате не появилась некая королева и не обнажила перед ним свое тело.
И не только тело.
Она заставила его демонов замолчать. Ее подобный музыке смех окончательно прогнал их.
А теперь он испытывал еще больший ужас перед жизнью, чем когда-либо прежде. В сущности, он всегда боялся быть счастливым. Боялся позволить себе познать радость.
Как долго эта радость продлится?
Отчего бы ей не длиться долго? Кристиан заколебался, услышав голос в голове: «Для всего сущего отмерен свой срок, и для каждого дела на земле отведено свое время: время убивать и время исцелять; время плакать и время смеяться; время скорбеть и время танцевать».
Он плакал и скорбел. Может, настало его время радоваться? Любить женщину и оберегать ребенка? Почему они не могут быть наградой за все, что он выстрадал?
Наверняка это возможно.
Улыбаясь этой перспективе, Кристиан повернул за угол и направился обратно в лагерь. Он нечаянно задел проходившего мимо незнакомца, одетого в платье купца.
— Простите, — сказал он и вдруг почувствовал, как болезненный укол пронзил его грудь.
За ним последовал другой — уже в спину, после чего уколы посыпались один за другим.
Ноги Кристиана подогнулись, когда боль заполонила каждую клеточку его тела. Упав на мостовую, он увидел мужчин, напавших на него с ножом.
Тот, которого он случайно задел, улыбнулся тому, что напал на него сзади.
— Я же говорил тебе, что терпение — ключ к успеху. Что рано или поздно он отделится от остальных и попадет прямо к нам в руки.
— Базилли щедро нам заплатит.
Кристиан попытался вытащить меч, но не успел — «купец» отобрал его. Когда мужчина потянулся за фамильной эмблемой его матери, Кристиан попытался сопротивляться, но добился лишь того, что тот снова ударил его ножом.
Тело Кристиана забилось в конвульсиях.
— Принц мертв, — сказал мужчина с ноткой радости в голосе. — Да здравствует король!
Разразившись смехом, он обернул цепочку вокруг руки и улыбнулся своему напарнику:
— Идем, рассеем страхи принца Базилли и дадим ему знать, что самозванец мертв.
Кристиан изо всех сил пытался не потерять сознание. Он не хотел умирать. Только не так. Не заколотым на улице своими врагами.
Он хотел…
Ему была нужна Адара. Он хотел жить, чтобы увидеть, как появится на свет его ребенок. Увидеть, как округляется живот его жены оттого, что в нем растет жизнь, созданная ими.
А более всего он хотел еще один, последний раз прижать руку к ее прекрасной щеке и услышать, как она нежно напевает, готовясь ко сну.
Но самую острую боль причиняло ему сознание того, что ее последнее воспоминание о нем не будет связано с любовью. Оно будет связано с гневом.
Ни она, ни его ребенок никогда не узнают, как сильно он их любил. Как много она стала значить в его суровой судьбе.
Нет, он не мог вот так умереть. Не мог оставить ее в неведении.
Чувствуя, как гнев пускает корни в его душе, он заставил себя перекатиться на живот и пополз к улице, чтобы попросить о помощи. Но его раны были слишком глубокими. Все его тело горело в агонии.
Он успел проползти лишь несколько футов, как все окончательно погрузилось во тьму.