Возвращение воина

Глава 8

Было уже поздно, когда Адара отправилась к Фантому в его серый шатер. Когда она вошла, он стоял спиной к ней. Обнаженный по пояс, он умывал лицо.

Она замерла, увидев, что его тело тоже изрыто множеством шрамов, как и тело Кристиана.

— Велизарий!

На этот раз он не стал бранить ее за то, что она назвала его по имени. Схватив полотенце, которое лежало возле таза для умывания, он повернулся к ней, утирая лицо:

— Да, Адара?

Она была поражена его мужественной красотой. Как и у Кристиана, у него была мускулистая, поджарая фигура. Там, где грудь Кристиана была гладкой, грудь Велизария покрывала легкая поросль коротких черных волос. Он был смугл, но ничуть не менее красив. Но ей был нужен именно ее муж.

— Скажи, что случилось с моим мужем в Святой земле?

— Я говорил тебе, Адара, ты не захочешь слушать эти истории.

— Пожалуйста. Я должна понять его, если хочу жить с ним в браке и излечить эти раны, которые, похоже, не заживают. Почему он так холоден со мной?

Устало вздохнув, Фантом направился к столу, на котором стоял поднос с кувшином и кубками, и наполнил два кубка.

— Не так много, — сказала она, глядя, как он наполняет кубки.

— Поверь мне, Адара, к тому времени, как я закончу свой рассказ, тебе это понадобится… равно как и мне.

Протянув ей полный кубок, он жестом пригласил ее занять стул напротив. Адара тотчас села, пока он не передумал.

Испустив еще более тяжелый вздох, Фантом сел, откинулся на спинку стула и взглянул на нее с непроницаемым выражением лица. Вытянув длинные ноги, он поставил кубок себе на живот.

— Кристиан провел в темнице уже полгода, когда сарацины бросили меня туда.

— Как ты очутился там?

Взгляд его сделался тусклым, затравленным.

— Тем же манером, каким любой человек оказывается в аду. Я был обречен благодаря своим собственным поступкам.

Сделав большой глоток медового напитка, он продолжил:

— Я ни от кого не ждал проявления доброты. Уже проведя к тому времени год в тюрьме Элджедеры, я был озлоблен и готов сражаться с моими сокамерниками за тихий угол и кусок хлеба. Меня запихнули в темную камеру, и, когда я лежал там, избитый, истекающий кровью и терзаемый болью, ко мне подошли два мальчика.

Судя по выражению его лица, он отчетливо вспомнил тот миг.

— Один из них был смугл, второй светлокож, и оба выглядели так, будто их изрубили на колоде для разделки мяса. — Фантом повертел в руках кубок. — «Добро пожаловать в наше Братство, — сказал светловолосый мальчик и принялся перевязывать мои раны. — Меня зовут Аббат, а это Воитель. Мы позаботимся о тебе».

— Воитель?

— Страйдер Блэкмурский. В темнице он был нашим вожаком. Именно ему и Кристиану пришла в голову мысль о Братстве Меча.

— Как это?

— Кристиан говорил, что его отец имел обыкновение рассказывать ему истории о мужчинах, которые родились во времена варварских набегов и завоеваний. Они съехались со всего света, чтобы вместе сражаться против несправедливости и варварства. Их вождем был король, названный Артуром из-за знамени с изображением медведя[5], которое он носил, и девиз Артура гласил, что право не должно быть на стороне сильного. Право должно быть на стороне правого. И долг рыцарей и мужчин — сражаться за тех, кто не может сам постоять за себя. Именно на этом положении основано наше Братство. Как только силы одного из нас слабеют, остальные встают на его защиту.

Адара улыбнулась, восхитившись их клятвой и отвагой:

— Это же замечательно! Фантом горько усмехнулся:

— Нет ничего замечательного в том, что тебя пытают и морят голодом. Мы были пленниками, и наши стражи заставляли нас расплачиваться за каждого крестоносца, который приезжал в Утремер, чтобы сразиться с ними.

Стиснув зубы, он испустил долгий, глубокий вздох:

— Роль Кристиана была тяжела вдвойне. Он был ближе всех к духовенству, и все от мала до велика тянулись к нему за помощью и отпущением грехов. Будучи всего лишь подростком, он тем не менее стал их исповедником. Умирающие постоянно призывали его, и он один держал их за руку, когда они покидали этот мир, и произносил над ними слова последней молитвы.

Горло Адары словно сжали тисками, когда она представила все, что Кристиану пришлось увидеть и услышать.

— Я никогда не понимал, откуда он черпает силы. Был ли он болен или ранен, он все равно молился вместе с ними и утешал их словами из Библии, хотя я знал, что сам он давно потерял веру в Бога. Где Божье милосердие, когда простых детишек убили только лишь из-за чистейшей подлости? Наш мир был разрушен, наши жизни стоили не больше, чем жизнь мелкой букашки. И когда мы наконец вырвались из этого ада, Кристиан провел первые три года, посещая дома умерших и передавая их семьям их последние слова и пожелания.

Вот уж чего она от него никак не ожидала, однако это, как ни странно, было похоже на него.

— Как любезно с его стороны!

— Не совсем. По-моему, он вел себя как идиот. Ты и представить себе не можешь, какая это великая ответственность — сообщить человеку, что его любимого больше нет и что он умер ужасной смертью, тоскуя по теплу домашнего очага и семье.

Я был с ним, когда он рассказал одной леди из Бургундии, как ее сын скончался от болезни. Она ругалась и кидалась на него с кулаками за то, что он выжил, а ее драгоценный сын лежит в сырой земле. Она наговорила ему много обидных вещей, и ее злобные слова до сих пор эхом отдаются у меня в ушах. Могу только представить, как они, должно быть, отдаются эхом в ушах Кристиана. На каждого человека, который благодарил его за принесенную весть, приходилось трое, которые ругали его на чем свет стоит.

— Тогда зачем он делал это?

Осушив кубок, Фантом снова наполнил его.

— Потому что у него не было возможности попрощаться со своими родителями. Когда они умерли, рядом не было никого, кто мог бы его утешить. Никого, кто сказал бы ему, что их последние мысли были о нем и его благополучии, и Кристиан обещал умирающим, что если он выживет, то во что бы то ни стало донесет их слова до их семей.

Замерев на своем стуле, Адара обдумывала его слова. Мало кто будет выполнять обещание, данное умирающему, когда проку от него никакого, а обходится оно дорогой ценой.

— Твой муж — потерянный человек. Людей подобного рода легко распознать, когда сам являешься таковым. После того как мы сбежали из тюрьмы, все, за редким исключением, отправились домой. Кристиану идти было некуда. У него не было ни дома, ни семьи.

— У него был ты. Почему ты не сказал ему, что вы — двоюродные братья?

Горечь сверкнула в его слишком светлых, почти белесых, глазах.

— Честно? — Да.

Когда он ответил, она не могла с уверенностью сказать, от чего у нее больше похолодело в груди — от его ледяного взгляда или резких слов.

— Потому что меня посадили в эту темницу, чтобы я убил его. Я не думаю, что это известие поможет мне снискать его расположение.

Она была потрясена его признанием:

— Что?!

Наклонившись вперед, Фантом заговорил тихим, зловещим голосом:

— Хочешь узнать мою позорную тайну, Адара? Я обменял жизнь Кристиана на свою. После того как вы с отцом потребовали предъявить вам тело Кристиана и его не смогли найти, Селвин узнал, что сарацины, нанятые им, чтобы разрушить монастырь, захватили в плен единственного его обитателя, которому удалось выжить. Я был приговорен к казни, так что Селвин предложил мне сделку. Он пошлет меня в тюрьму к Кристиану, и если мне удастся убить Кристиана и выжить, то я смогу вернуться домой и мне простят мои многочисленные преступления.

— Какие еще преступления? В ответ он усмехнулся:

— Кражи. Убийства. Просто нанесение увечий. Все и не упомнить.

— Тогда почему ты не убил Кристиана и не отправился домой?

Он засмеялся:

— Я не дурак. Селвин никогда не оставил бы меня в живых. Он прикончил бы меня, как только я вернулся бы домой. Что до Кристиана, то я понял, что он именно тот, кто нужен нашему народу. Король, у которого есть сердце. Король, который не повернется спиной к страждущим, как бы больно ему ни было смотреть на их страдания. Я знал, что однажды он вернется, и молился только об одном: дожить до этого дня, чтобы увидеть выражение лица Селвина, когда его настигнет возмездие.

Адара прониклась сочувствием к сидевшему перед ней человеку. Кто бы мог предположить, что маленький мальчик, когда-то игравший в войну с ней и ее братом, окажется на этой дороге?

Если б только она могла облегчить их с Кристианом страдания! Они не заслужили того, что преподнесла им жизнь. Она не могла изменить их прошлое, но она позаботится, чтобы их будущее было гораздо приятнее, чем то, через что они прошли.

— Как мне достучаться до моего мужа, Велизарий? Смогу ли я заставить его полюбить меня?

Тот презрительно усмехнулся:

— Любовь… Вот оно — слово, которое я презираю всеми фибрами души. Любовь — это болезнь, которая проникает в тебя, отравляя ум и сердце. Окажи себе услугу, Адара, держись подальше от Кристиана. Воспитывай его детей, правь его землями, но никогда, слышишь, никогда не позволяй себе любить его.

— Мне жаль, что ты так считаешь, Велизарий, но я больше не хочу быть одна. Я думала, что смогу быть бесстрастной королевой. Но я не смогу. Мне нужно сердце Кристиана, и я не успокоюсь, пока не завладею им.

— В таком случае ты обречена на еще большие муки, чем я, Адара, и мне действительно тебя жаль.

Кристиан сидел в одиночестве на постели и прислушивался к гомону солдат, которые собирали свои пожитки, готовясь на рассвете тронуться в путь. Морщась, он прижимал тряпку к ране на плече, которая снова начала кровоточить.

Прислонившись головой к шесту позади себя, он закрыл глаза. Мысли его текли неспешным потоком, пока не сосредоточились на лице его мучителя. Но этот мучитель был не из его прошлого. Этот мучитель был из настоящего.

Адара. Королева, леди, соблазнительница и повелительница. В самом деле, она могла бы с таким же успехом научиться пользоваться приспособлениями для пыток — они причиняли бы ему меньшую боль, чем уловки, к которым она прибегала, чтобы добиться от него желаемого.

— У тебя снова открылось кровотечение?

Открыв глаза, Кристиан обнаружил в своем шатре упомянутую соблазнительницу, которая приближалась к его постели. Он пожал плечами:

— Оно либо прекратится, либо убьет меня. С моей точки зрения, любой из этих вариантов выигрышный.

— Мне не смешно, милорд. — Она убрала его руку, чтобы осмотреть рану. — Похоже, в нее попала грязь. Нужно поставить припарку, чтобы вытянуть ее.

— Откуда королева знает так много о лечении?

Она вытерла кровь тряпкой. Ее прикосновение было столь нежным, что даже не задело рану.

— У меня много интересов, и у нас при дворе есть несколько превосходных лекарей-арабов. Я люблю слушать, как они ведут разговоры о своей науке. Я нахожу это весьма увлекательным.

— И о чем же они говорят?

Она отошла от его постели и направилась к столу, где лекарь оставил свои бинты и травяные настойки.

— Ну, Омар говорит, что представление о телесных жидкостях неверно. Он не верит в кровопускание как способ сохранить их в равновесии. Он считает, что теория телесных жидкостей в целом ошибочна и что кровь циркулирует по телу и взаимодействует с его важнейшими органами.

Кристиан с готовностью поддержал ее интеллектуальное отступление, которое отвлекало его от мыслей о приятных округлостях ее ягодиц, уводя их в менее волнующее русло.

— Гален ничего не говорил о циркуляции крови, равно как и Платон.

Девушка с улыбкой посмотрела на него:

— Ты читал труды Галена и Платона?

— Да, и еще Константина Африканского, Эльфрика и Аристотеля.

Он видел, что это взволновало ее. Она налила несколько травяных настоек в миску, стоявшую на столе, и переставила ее на постель.

— Ты удивительно хорошо образован. Он усмехнулся:

— Я вырос в монастыре. Там нечего было делать, кроме как переписывать и иллюстрировать рукописи. Брат Амброс всегда говорил, что великие труды должно сохранять для грядущих поколений.

Она забрала у него чашу с вином и налила немного в миску, чтобы получить густую кашицу.

— Так, значит, ты умеешь рисовать? Кивнув, он взял чашу обратно.

— В те дни со мной вечно случались неприятные истории. Порой я так увлекался рукописью, что забывал переписывать ее, а вместо этого принимался читать. Лицо монсеньора Фоли обыкновенно делалось красным, его кустистые белые брови начинали топорщиться, точно рога у дьявола, и сердитым взмахом руки он приказывал мне снова приниматься за работу. А после мне приходилось стоять в трапезной, пока остальные монахи ели, размышляя о своей лени и моля о прощении.

Кристиан смотрел, как она смазывает холодной комковатой кашицей его рану. Она немного щипала кожу, но он уже чувствовал, как она вытягивает гной из его раны.

— Ты усвоил урок? — поинтересовалась Адара.

— Нет. Боюсь, я был плохим учеником и пропустил много трапез.

Рука ее замерла. Она выгнула бровь.

— Ну, для мужчины, пропустившего много трапез, должна я сказать, ты не слишком худощав.

Кристиан разглядывал смугловатую кожу ее щеки. Не бледная, как у европейских женщин, которых он знал прежде, она придавала ее лицу экзотическое сияние. Не удержавшись, он коснулся кончиком пальца ее губ и очертил их изгибы.

— Что еще ты изучала? — спросил он у нее.

— Право, — невозмутимо ответила она. — Особенно мне нравятся «Codex Theodosianus»[6] и «Corpus Iuris Civilis»[7].

Кристиан усмехнулся. Вот уж действительно ирония судьбы. Большинство гражданских законов так или иначе касались брака.

— Долг опекуна — управлять делами своего подопечного, но подопечный может вступать или не вступать в брак по своему усмотрению.

Адара, казалось, была потрясена:

— Ты выучил наизусть весь «Свод гражданского права»?

— Только отдельные его части, например, ту, где говорится, что сын, находящийся под опекой отца, не может быть принужден жениться.

Она нанесла еще немного мази на его рану.

— Если сын по принуждению отца женится на женщине, на которой он не женился бы, будь на то его воля, брак тем не менее является законным, поскольку он не был заключен против воли сторон, и считается, что сын сам избрал свой путь.

Теперь настала очередь Кристиана поражаться, хотя этим доводом она, в сущности, сказала, что по закону у него нет иного выбора, кроме как примириться с их браком.

— Ты удивительная женщина.

— Ты преувеличиваешь. Мне просто нравится спорить со своими советниками, к великой досаде последних.

— И со своим мужем.

Ее глаза сияли, точно огонь, чаруя его.

— Да. Ты достойный соперник.

— Неужели? Она кивнула.

— Мне не часто удается встретить противника, равного мне по силам.

— Мне тоже.

Кристиан провел тыльной стороной пальцев по ее щеке. Немудрено, что его отец то и дело касался лица матери. Воистину нет ничего нежнее женской кожи.

Он наклонил голову к ее лицу и увидел сомнение в ее глазах. Ни разу с тех пор, когда он впервые познал женщину, он не допускал такого грубого промаха, который допустил с ней.

— Я больше не сделаю тебе больно, Адара. Обещаю.

Адара погрузила пальцы в его непослушные волосы, когда он завладел ее губами. Она чувствовала, как двигаются мускулы его челюсти, в то время как он терзал ее рот. Едва дыша, она вдыхала его пряный, терпкий запах.

Да, целоваться Кристиан умел. Оторвавшись от ее рта, он приник губами к ее шее и принялся дразнить языком нежную плоть.

— Ваша рана, милорд. Вы растревожите ее.

— К дьяволу рану! — воскликнул он.

Упав на постель, он увлек ее за собой и накрыл своим телом. Она задрожала, когда он нежно погладил ее грудь через платье, чувствуя, как огонь побежал по ее венам.

Кристиан знал, что ему не следует этого делать, но его гордость требовала показать ей, что он знает, как доставить ей удовольствие. Не говоря уж о том, что его тело жаждало слиться с ее телом со страстью, которую он с трудом сдерживал.

Адара затаила дыхание, когда Кристиан поднял подол ее платья. Она старалась не съежиться от страха перед болью, которую ей предстояло испытать.

— Расслабься, Адара, — пробормотал он, не отрываясь от ее шеи.

Она старалась, но не могла, особенно тогда, когда он развел ее бедра в стороны, чтобы раскрыть ее для себя. Она боролась с собой, чтобы не свести их вместе.

«Он твой муж. Ты должна это сделать!»

Это долг жены. Если она хочет иметь ребенка, то им придется снова это сделать.

Она почувствовала, как он замер. Приоткрыв один глаз, она увидела, что он смотрит на нее.

— У тебя вид, как у осужденного перед повешением, — сказал он, нежно погладив внутреннюю сторону ее бедра.

— Я в порядке, милорд. Пожалуйста, продолжайте. Судя по выражению его лица, он ей не поверил.

— Я даю тебе слово. Доверься мне и, если я сделаю что-то, что будет тебе хоть сколько-нибудь неприятно, просто произнеси мое имя, и я тотчас остановлюсь и отпущу тебя.

Неужели он и в самом деле так поступит?

— Обещаешь?

— Да. Обещаю.

Сделав глубокий вдох, Адара заставила себя расслабиться. Покачав головой, Кристиан согнул ее ноги в коленях и набросил на них подол ее платья так, чтобы она не могла видеть, что он намеревается делать.

— Что ты делаешь? — спросила она, когда он расположился между ее ног.

Его ответ последовал, когда он нежно прикусил кожу на внутренней стороне ее бедра. Шумно выдохнув от наслаждения, Адара резко дернулась и попыталась опустить ноги.

— Поставь ноги на место, — нежно сказал он. Его горячее дыхание обжигало ей кожу.

Адара подчинилась ему, хотя это давалось ей с трудом, пока его язык выписывал круги на поверхности ее бедра. Ее тело каждым нервом откликалось на эту ласку.

Кристиан не спешил, чтобы не напугать ее снова. Но это было непросто. Воля его была напряжена не меньше, чем его тело.

Он проложил тропинку от ее колена вверх по бедру, к той части ее тела, к которой стремился. Ему не терпелось попробовать ее на вкус. После того как он закончит, она больше никогда не будет бояться его ласк.

Адара выгнула спину, почувствовав, как его пальцы принялись нежно поглаживать волосы в своде ее бедер. Тело ее горело огнем. А когда он опустил большой палец и принялся нежно массировать ее, она вскрикнула от наслаждения.

— Почему от этого так приятно a от другого так больно? Она не сознавала, что говорит слух, пока Кристиан не ответил ей:

— Я крупный мужчина, Адара, и в прошлый раз ты была недостаточно готова принять меня.

Адара облизывала губы, в то время как он ласкал ее обеими руками. Это было единственное, что она могла сделать, чтобы лежать относительно смирно, пока он творил с ней чудеса. И тут он сделал нечто невообразимое.

Ее тело содрогнулось от блаженства, когда его язык коснулся того места, где раньше были пальцы.

— Кристиан, — простонала она и опустила платье, чтобы видеть его.

Он оторвался от нее, устремив на нее затуманенный взор.

— Я сделал тебе больно?

Не в силах вымолвить ни слова, она покачала головой.

Не сводя с нее взгляда, он вернулся к своему занятию. Округлив глаза, Адара смотрела, как он доставляет ей удовольствие. Несомненно, это было неприлично, так ведь?

Но он был ее мужем, и она должна была подчиниться его воле.

Кристиан упивался ее сладчайшим вкусом — вкусом своей жены. Он видел в ее взоре неуверенность вкупе со страстью и наслаждением. Он оторвался от нее ровно настолько, чтобы успеть заверить:

— Нет ничего постыдного в том, что мы делаем, Адара. Он снова сладострастно прочертил языком длинную дорожку по ее интимной плоти.

Кристиан поднял ее платье вверх, так что ее тело оказалось обнаженным по пояс. Она была прекрасна.

Но он хотел видеть ее всю. Расположившись между ее ног, он наклонился над ней и поцеловал ее округлый живот.

Обхватив его голову руками, Адара прижала его к себе, в то время как он нежно лизал ее пупок. Его язык порхал по ее плоти, исторгая у нее дрожь, и она почувствовала, что ее лоно становится влажным.

Кристиан повернул ее на бок, чтобы распустить шнуровку платья на ее спине. Жар его рук был опаляющим, но он не шел ни в какое сравнение с жаром его губ, когда он поцеловал ее обнаженную кожу и поставил ее на колени.

Внезапно он стянул с нее платье. Смущенная, она попыталась прикрыться руками, а он тем временем переменил позу, встав перед ней на колени на постели.

— Что я вижу? — недоверчиво спросил он. — Неужели это та самая дерзкая королева, которая обнажилась передо мной в нашу первую встречу?

— В тот раз я была не совсем трезвой, — созналась Адара.

Убрав ее руку, он обхватил губами маковку ее груди. У нее закружилась голова, когда она ощутила, как его язык и губы дразнят ее плоть.

Это было самое невероятное мгновение в ее жизни, и оно было подарено ей ее мужем. Ее живот содрогался всякий раз, когда он проводил по нему языком. Опустив руку, он снова принялся ласкать ее, а потом погрузил палец в ее глубины. Тело его двигалось, нежно касаясь ее тела, в то время как его палец играл с ее плотью.

Она целиком отдалась ощущениям, которые вызывали в ней его ласки, в то время как ее тело начало двигаться само по себе, чтобы извлечь еще большее наслаждение из его прикосновений.

И как только она решила, что сейчас умрет от наслаждения, ее тело сотряс взрыв. Крик застрял у нее в горле, в то время как Кристиан выпрямился, чтобы посмотреть на нее. Но его рука по-прежнему доставляла ей удовольствие, пока ее тело содрогалось от абсолютного блаженства.

Кристиан подождал, пока не исторг у нее последнее содрогание, и только потом убрал руку.

— Это удовольствие, которое дарят ласки мужчины, Адара.

Это было поистине великолепно. Даже сейчас ее тело напоминало оголенный нерв, словно легчайшее прикосновение снова могло низвергнуть ее в пучину блаженства.

— А как же твое удовольствие?

Он отстранился от нее, чтобы раздеться. Адара сглотнула при виде его мужского естества. Оно было огромным. Неудивительно, что в прошлый раз ей было так больно.

— Не бойся меня, Адара, — сказал он и улегся рядом с ней.

Кристиан смотрел на нее, а она — на его размеры. Он взял ее руку в свою и поцеловал ее ладонь, прежде чем приложить ее к своему набухшему древку.

Адара нахмурилась от неведомого доселе ощущения.

— Он мягкий. Кристиан рассмеялся:

— Не совсем. Он делается гораздо мягче и меньше, когда тебя нет поблизости.

— Правда? Он кивнул.

— Однако когда ты рядом, он обыкновенно поднимается, как сейчас, и напрягается до такой степени, что это причиняет мне боль. Постоянно.

— Он причиняет тебе боль?

— Да, если долго остается неудовлетворенным. Подняв голову, она изучала его. Его тело так отличалось от ее собственного. Волосы между его ног, русые, с рыжеватым оттенком, кудрявились вокруг его твердого древка. Она провела рукой по всей его длине, пока не коснулась нежной крайней плоти. Она заколебалась, пока он не накрыл ее руку своей и не показал ей, как правильно обхватить и ласкать его.

Испустив удовлетворенный вздох, он приподнял бедра. Желая доставить ему еще большее удовольствие, она осторожно ласкала его.

— Он твердеет, — с изумлением сообщила она.

— Я знаю.

— Теперь я понимаю, почему мне было больно. Он слишком велик для меня.

— Нет, любимая, это не так. Поднявшись с постели, он обнял ее.

Адара сдвинула брови, когда он зашел ей за спину.

— Что ты делаешь?

— Я собираюсь овладеть тобой, как жеребец овладевает своей кобылой, — прерывисто прошептал он ей на ухо.

Адара начала было протестовать, но он приник горячими губами к ее шее. Она погрузила руку в его волосы, в то время как он покусывал и дразнил чувствительную плоть у нее за ухом. Накрыв ее груди обеими руками, он принялся нежно поглаживать их маковки, терпеливо превращая их в твердые бутоны.

Внутри ее вспыхнул знакомый огонь, который превратился в бушующее пламя, когда его рука скользнула вниз и снова начала ласкать ее.

Он еще шире раздвинул локтем ее колени. Она было запротестовала, но он стремительно и глубоко погрузился в нее. Потрясенная приятными ощущениями, охватившими ее, когда он заполнил ее лоно, она содрогнулась.

Он прикусил кожу на ее плече, поцеловал укушенное место и прильнул к нему щекой, чтобы видеть ее.

— Я делаю тебе больно?

— Нет.

Его улыбка согрела ее сердце. Он выпрямился и начал погружаться в нее мощными толчками, в то время как его рука ласкала ее в такт его движениям.

Кристиану хотелось стонать от наслаждения. Она дарила ему дивные ощущения. Ее скользкая, жаркая плоть принимала его в себя, в то время как он все глубже и глубже вонзался в нее.

Несмотря на то что она была новичком в этом деле, она была самой лучшей любовницей из всех, какие побывали в его постели. За всю свою жизнь он не мог припомнить ни одного раза, когда ему было так важно доставить удовольствие своей партнерше. Но ей он хотел дарить его снова и снова.

Охваченный экстазом, Кристиан заскрежетал зубами. Он принялся пронзать ее быстрее, в то время как она вращала бедрами, поднимая его наслаждение на немыслимые высоты.

Адара двигалась в унисон с ним, желая еще глубже вобрать его в себя. Это было мгновение невероятного единения. Она чувствовала себя связанной с ним воедино.

Выгнув спину, она закричала, когда снова подошла к завершению. Кристиан убыстрил темп ударов, слушая, как нарастает ее крик. Он испытывал гордость, что доставил ей удовольствие, пока его тело тоже не завершило высвобождения.

Он погрузился в нее до отказа, позволив себе вознестись в небеса.

Обвив рукой его шею, она запрокинула голову и завладела его губами. В эту секунду, он мог поклясться, что-то дрогнуло в его душе, выпустив на свободу запретную нежность, о существовании которой он даже не подозревал.

Он никогда не испытывал ничего подобного.

— Это было невероятно! — восхитилась она.

Что верно, то верно. Улыбнувшись ей, он вышел из нее. Бросив взгляд вниз, она нахмурилась:

— Он стал меньше. — Да.

Опустив руку, она дотронулась до него. Кристиан снова содрогнулся, когда она нежно сжала его естество в своей ладони.

— Я сделала тебе больно? — спросила она.

— Нет, но если ты будешь продолжать так делать, он снова отвердеет и я захочу еще раз вкусить тебя.

— Это плохо?

— Нет. Это будет райским блаженством. И эта мысль ужаснула его.

Адара встревожено охнула, взглянув на его бок:

— У тебя снова идет кровь!

Опустив глаза, Кристиан увидел, что его рана в очередной раз открылась.

— Но это того стоило.

Адара округлила глаза, услышав его лукавый тон.

— Ложись, — велела она и, подтолкнув его к постели, поднялась, чтобы принести новые бинты и припарку.

Кристиан лежал смирно, пока она обрабатывала его рану. Ему нравилось смотреть, как она заботится о нем. Особенно если учесть тот факт, что она промывала и перевязывала его рану, будучи обнаженной.

— Ты околдовала меня, — сказал он, когда она закончила.

— Это так плохо?

Кристиан не ответил. Если честно, он и сам не знал. Когда Адара потянулась за своим платьем, он остановил ее:

— Мы зашли так далеко, Адара, что ты с тем же успехом можешь остаться у меня. Иди ко мне в постель, жена, и спи со мной этой ночью.

Адара в нерешительности прижала к себе платье, но довольное выражение на лице Кристиана сумело склонить ее на его сторону. Бросив платье, она вернулась обратно в постель.

Кристиан тут же подвинулся, освобождая ей место. Как только она улеглась, он обнял ее, прильнув к ней всем телом.

Адара вдыхала его терпкий запах, а он тем временем положил ее голову на свою руку и крепко прижал к себе.

Закрыв глаза, Кристиан вдохнул сладкий аромат ее волос и потерся щекой о ее нежную щеку. Впервые в жизни он чувствовал себя умиротворенным.

— Спокойной ночи, миледи.

— Спокойной ночи, Кристиан.

Он устроился рядом с ней, отдавшись убаюкивающему ощущению мягкости ее тела.

Адара лежала рядом с Кристианом, чувствуя, как его сила просачивается в нее. Было странно познать его как мужчину после того, как она столько раз задавалась вопросом, на что это будет похоже, пытаясь представить, каково это — ощущать его внутри себя.

Теперь она знала.

И он не прогнал ее после этого. Для человека, исполненного решимости не дать ей растопить свое сердце, это был хороший знак. Возможно, у них была какая-то надежда. Ради этого определенно стоило попытаться.

Улыбнувшись, она погладила его сильную руку, на которой стояла метка Братства, надеясь, что в конце концов у нее все получится. Она хотела такую жизнь, какую мельком представила себе много лет назад. Жизнь, полную любви и доброты. Взаимного уважения.

Но у них обоих были враги, которые сделают все, чтобы убить их, и им предстояла война, которая легко может отнять у нее мужа.

Впервые в жизни она понимала, почему родители Кристиана сбежали из Элджедеры, и ни в коей мере не могла винить их. Мысль о том, чтобы вести жизнь, в которой она не должна будет думать ни о ком, кроме своего мужа, была очень соблазнительной. Жизнь, в которой не будет места ничему, кроме них двоих.

Но в отличие от матери Кристиана она не была младшей дочерью. Она была королевой.

А он будет королем.

И у них обоих на первом месте всегда будет стоять их долг перед народом. Однако, лежа здесь, чувствуя, как он прижимается к ней, она не могла думать о королевских обязанностях.

«Люби меня, Кристиан», — мысленно молила Адара. Ей хотелось хотя бы раз услышать, как муж скажет ей подобные же слова любви.