Все могут короли

20

Длинный черный лимузин летел по городским улицам, на его бампере трепетал миниатюрный флаг далекого королевства. По обе стороны машину сопровождал почетный эскорт мотоциклистов.

В аэропорту вновь звучали формальные речи с заверениями в дрркбе и сотрудничестве, а потом принцесса Мария поднялась на борт самолета, придерживая рукой в голубой перчатке обязательную шляпку.

Ее провожали улыбки официальных лиц и восторженные вспышки фотокамер.

Но почести не радовали принцессу Марию, глаза ее снова стали грустными. Она чувствовала себя опустошенной, усталой и бесконечно одинокой.

В салоне лайнера, отделанном редким сортом бука, суетливая челядь наконец-то оставила принцессу. Она стащила тесные перчатки, откинулась на подушки из светлой матовой кожи. Самолет вздрогнул, взлетел…

А еще через минуту город со всем его имперским размахом, роскошными фонтанами и зелеными парками остался далеко внизу. Удивительный город, где царские дворцы соседствуют с модными ночными клубами, а знаменитые музеи — со стильными бутиками, город рек и каналов, город, где белый утренний туман легко делает сказки похожими на реальность…

Принцесса закрыла глаза.

…Кони резво несли карету к границе. Позади оставались летние резиденции столичных аристократов, мелькали бесконечные деревеньки, почтовые станции и верстовые столбы. Принцесса Агнесс возвращалась домой, ее ждал неизбежный династический брак с влиятельным герцогом Мекленбургом. Принцесса никогда не видела своего суженого, но, даже будь он красив, как Аполлон, успешен в битвах, как король Фридрих, и богат, как Крез, будь он само средоточие всех мыслимых человеческих достоинств, все это не смогло бы развеять грусти девушки…

Принцесса Агнесс бросила быстрый взгляд на задремавшую компаньонку, осторожно приподняла шторку и увидела одинокого стройного всадника на белом коне. Князь Горчаков следовал за ней до самой границы…

Ветер крепчал, становясь сильнее и жестче, и приносил на берег морские брызги и запах близкой осени.

Чайки провожали убегающие облака протяжными криками, а морские волны неутомимо накатывались на выгоревший под жарким солнцем песок.

Закатав брюки, Гарик брел по кромке воды и махал рукой Максу. Бывший светский хроникер сидел на берету и смотрел в бесконечную даль, куда-то за линию горизонта. Его верный мотоцикл примостился неподалеку. Макс грустил Тоска уже успела стать для него настолько привычной, что даже бешеная езда на мотоцикле не могла ее развеять.

— Это пройдет, старина… — Гарик плюхнулся на песок рядом, протянул приятелю сигарету, — со временем все проходит…

Щелкнула зажигалка-фотоаппарат.

— А мы тогда славно потусили, помнишь?

Макс кивнул и помрачнел еще больше…

— Эй, дружище, ну что ты?

Неужели его приятель, Макс Шальнов, — гордость желтой прессы, любимец гламурных див, скандалист и бессердечный циник, до сих пор любит эту взбалмошную девчонку с синими, как альпийские озера, глазами?

Гарику достаточно было посмотреть на мужественное лицо друга, чтобы убедиться — его диагноз «любовь с первого взгляда — до последнего вздоха» верен!

Но сидеть на морском песочке и дожидаться «последнего вздоха» безнадежно влюбленного товарища он не собирался.

Неунывающий фоторепортер хлопнул Макса по плечу:

— Нельзя опускать руки, старина! За счастье надо бороться. Пора начинать!

Королевский замок незыблемой твердыней высился среди буйной зелени. Прозрачные струи фонтанов безуспешно пытались разогнать зной, и даже статуи в парке улыбались особенной, томной улыбкой. И только на небольшой лужайке под тенью векового вяза оставался оазис благодатной прохлады. Именно здесь по просьбе ее высочества принцессы Марии был сервирован завтрак. Его величество нашел идею принцессы занимательной, и вот уже лакеи в шелковых ливреях торопливо расставляли мебель, катили по дорожкам парка сервировочные столики, несли подносы с фруктами и прочей снедью.

Эта картина выглядела особенно живописной из окна личных покоев принцессы Марии. Старшая фрейлина впервые за многие годы вошла сюда в отсутствие принцессы. При этом она чувствовал себя ужасно, словно ее, светскую даму, принудили забыть о приличиях и подглядывать в замочную скважину.

Она нервно поправила пиджак и попыталась найти достаточное оправдание, чтобы довести свою миссию до конца. Старшая фрейлина пестовала принцессу с тех дней, когда та была совсем малюткой! И теперь была озабочена состоянием бедного ребенка больше других.

Беспокойство поселилось в ее душе еще во время пребывания в дикой России. А как же иначе назвать место, в котором юная девушка из приличной — более того! — родовитой семьи может затеряться на целые сутки? Где правоохранительные органы бездействуют, а журналистам позволяют появляться на пресс-конференциях коронованных особ с пластырем на лице вместо карточки аккредитации!

С тех самых пор, как они возвратились под кров родного замка, беспокойство придворной дамы только росло. Принцесса отказалась от утреннего молока, уроков крокета, ароматических саше, она погрустнела, побледнела, осунулась, даже просто улыбаться перестала!

Несчастное дитя чахло на глазах.

Разумеется, верная дворянскому долгу старшая фрейлина поделилась своими тревогами с его величеством, и король — как самоотверженный, любящий отец! — обещал лично поговорить с принцессой, и вполне возможно приступит к этому разговору сегодня, во время совместного завтрака.

Но все же…

Все же эти формальные меры казались старшей фрейлине недостаточными.

Ее интуиция, за годы королевской службы превратившаяся в тонкий и острый как игла инструмент, подсказывала мадам Ван Бастиан, что стоит ей отыскать и открыть ужасный белый конверт, который принцесса получила на пресс-конференции, как ей станет известна тайна, подтачивающая здоровье ее высочества.

Старшая фрейлина снова взглянула в окно. Принцесса спешила к накрытому столу. Значит, у нее есть не меньше получаса…

Королевский завтрак на открытом воздухе — серьезный повод предпринять дополнительные меры безопасности. Представители секьюрити рассредоточились по парку и замерли подобно статуям.

Мэтр Ромболь лично объехал все посты, а затем стал вести наблюдение, устроившись в джипе на естественной возвышенности и не выпуская из рук бинокля.

Любые неожиданности были полностью исключены.

Однако королевский завтрак на открытом воздухе не дает права манкировать дворцовым этикетом. Поэтому лакеи и официанты выстроились вдоль мощеных дорожек в ожидании приказаний. А небольшой изящный столик был накрыт по всем правилам.

Скатерть, затканная изысканным орнаментом, опускалась до самой земли, в центре столика высилась серебряная чаша с фруктами. Живописная груда яблок, персиков, винограда, сквозь прозрачные гроздья которого пробивались солнечные лучи, напоминала натюрморт кисти одного из великих голландцев.

Серебряные приборы украшал королевский герб, подогретые фарфоровые тарелки стояли одна на другой в ожидании блюд, а в икорнице медленно таял лед, чтобы как можно больше сберечь бесподобный вкус и запах осетровой икры, завитки масла и тонкие ломтики ветчины ждали своего часа, соседствуя со свежайшей выпечкой. В высоком хрустальном графине искрилось тонкое вино, а бокалы цветного хрусталя — из личной коллекции его величества — впервые за много лет наслаждались открытым солнечным светом…

Его королевское величество со свойственным ему жизнелюбием отпил из бокала — для завтрака с дочерью он выбрал вино, купажированное на королевских виноградниках в год рождения принцессы, — насладился тонкой игрой вкуса и пригласил дочь присоединиться к трапезе.

Но принцесса лишь развернула на коленях салфетку, так и не прикоснувшись к еде. У нее не было аппетита. Его девочка, наследная принцесса, выглядела грустной, почти несчастной.

Король-отец почувствовал, себя виноватым: не слишком ли тяжкое бремя он взвалил на эти юные, хрупкие плечики, отправив дочку в изматывающий многодневный тур по Европе?

Он тяжело вздохнул, похлопал свою малютку по руке и начал:

— Турне оказалось слишком обременительным для тебя. Не стоило с этим спешить. — «Французский — это великий язык, язык монархов, — думал его величество, никакой другой язык не может передать ни пафоса, ни нежной отеческой заботы». — В свое время отец, конечно, не церемонился со мной, но ты…

Король оценивающе посмотрел на бледное личико принцессы.

Его дочь так повзрослела за эти несколько недель. Из резвого ребенка она превратилась в очаровательную молодую даму. Даму со слишком грустными глазами. Принцесса поднесла к губам виноградину. Как она была похожа на свою мать!

Хотя нет, с короткой стрижкой, особенно в профиль, принцесса — вылитая прабабушка, почтенная герцогиня Мекленбург-Шверинская.

В первые годы, когда королю пришлось принять в руки бразды правления, мудрые советы герцогини очень помогали ему.

Его величество на несколько секунд погрузился в воспоминания: первые выезды в свет, первые дипломатические приемы, самая первая пресс-конференция, на которой он умудрился опрокинуть бокал с водой прямо на микрофоны журналистов, и та скандальная слава, которая долгие годы сопровождала его в прессе…

Его величество снова вздохнул и продолжал:

— Публичность — тяжелое бремя, дитя. Но мы должны принять это как часть своего долга. Когда-то наши предки имели свое обширное государство. Нам же остались от них честь и достоинство. Но я не жалею о таком наследстве. Я впитал это с молоком, и тебя я воспитывал так же…

С тяжело бьющимся сердцем мадам Ван Бастен принялась искать «улику».

В конце концов, она не настолько глупа, как полагает доктор Барашкевич, и не настолько бессердечна, как о ней имеет наглость думать мэтр Ромболь, если этот чопорный болван вообще умеет думать!

Черт побери, она тоже умеет пользоваться дедуктивным методом.

Итак, многочисленные ящички секретера из китайского лака слишком малы, чтобы спрятать объемистый конверт.

Кровать?

Старшая фрейлина быстро пробежала пальцами по шелковым покрывалам, простыням, нежнейшим пуховым перинам, даже осторожно опустилась на колени и заглянула под кровать. И обнаружила там…

Пыль!

Необходимо срочно сделать выговор прислуге…

Она продолжала искать, открыла гардероб и заглянула в ящики для обуви.

Тщетно! Мадам Ван Бастиан уже находилась на грани отчаяния, когда ее взгляд упал на большой портрет герцогини Агнесс Мекленбург, сделанный в девичестве, когда она была еще юной принцессой…

Великолепная работа, неудивительно, что принцесса недавно попросила перенести портрет в ее апартаменты. Недавно? Да, они уже вернулись из поездки…

Старшая фрейлина посуровела и заглянула за картину. С тыльной стороны к портрету был приклеен пресловутый конверт. Пришлось приложить некоторое усилие, и вот роковая улика оказалась в ее руках.

Старшая фрейлина нетерпеливо вытряхнула фотографии… Она была шокирована настолько, что рухнула без чувств прямо на огромную кровать ее высочества…

Король высоко поднял бокал с вином, посмотрел сквозь него на солнце и залюбовался волшебной игрой света в хрустальных гранях. Только после этого он сделал глоток, и ему показалось, что напиток богов приобрел новые нотки вкуса.

После бокала хорошего вина, хрустящего круассана и доброй порции зрелого сыра с острым запахом его величество настроился на философский лад.

Он подал лакею знак, и на столе появилась еще одна бутылка. Сомелье в белоснежных перчатках продемонстрировал этикетку и плеснул напиток в другие — абсолютно прозрачные и гладкие бокалы, — чтобы знатоки, к числу которых принадлежал его величество, могли оценить все достоинства напитка, включая цвет и прозрачность.

У этого напитка была особая история.

А что может быть лучше после сытного завтрака, чем поделиться хорошей историей с внимательным слушателем? Король посмотрел на дочь и хитро прищурился. Принцесса помнила этот особый взгляд отца еще с детства, когда она была озорной маленькой девчушкой с огромными бантами, а «его величество» — просто «папа». И папа частенько рассказывал своей дочурке добрые старые сказки, обязательно со счастливым концом.

Принцесса тоже пригубила вина и приготовилась слушать.

— Известность — очень нелегкий труд, — его величество неспешно перекатывал на языке французские слова, словно сладкие виноградины. — Однажды во Франции, на одном из приемов, я познакомился с известным актером. Говорили, что он один из лучших. Кино я не смотрю, ты знаешь, предпочитаю книги, но, узнав его поближе, могу согласиться с этим суждением. Мы много говорили. Вернее, говорил он. Рассказывал о себе. Разные истории. Невероятно смешные…

Его величество рассмеялся, кое-что вспомнив. Нет, такие истории никак не подобает пересказывать в присутствии молодой девушки. Его мужественный подбородок задрожал, сминая золотистый шелковый шейный платок.

Принцесса тоже сдержанно улыбнулась. Но взгляд ее устремился куда-то далеко над плечом короля.

Там происходило нечто экстраординарное.

Аккуратно подстриженные кусты живой изгороди подозрительно зашевелились, охрана напряженно завертела головами, джип месье Ромболя тронулся с места.

Было похоже, что некто пытается нарушить королевский покой.

Принцесса Мария совершенно растерялась. Ей хотелось вскочить и помчаться бегом, чтобы узнать, что происходит. Но дворцовый этикет предписывал дослушать отцовский рассказ, да и вообще, всегда интересно, чем закончится хорошая история…

Высокий темный силуэт отделился от крыльца бокового входа и стремительно направился прямиком к лужайке, на которой изволил завтракать его величество. Глава королевской службы безопасности поспешил поднести к глазам бинокль и обнаружил… что по стриженому газону, со скоростью совершенно не позволительной для дамы такого возраста и положения, бежит старшая фрейлина собственной персоной.

Волосы придворной дамы были растрепаны, на лице читался неподдельный ужас, а к груди она прижимала большой бумажный конверт.

Даже мэтр Ромболь был заинтригован таким развитием событий. Он быстро отдавал команды, опасаясь, что преданная ему охрана может переусердствовать и задержать старшую фрейлину. В этом случае разразится грандиозный скандал, по последствиям сравнимый только с правительственным кризисом в нефтеносной державе.

Мановением руки месье Ромболь отправил свой джип к месту будущей баталии…

— Потом мы узнали друг друга лучше, — его величество наслаждался прекрасным вином, речь его лилась свободно и плавно: — Частенько он присылает мне в подарок свое вино. Насколько это позволительно, нас даже можно назвать друзьями… И, представь, я увидел, как ему тяжело! Он бывает самим собой лишь с очень немногими людьми и все время вынужден играть некую предписанную ему роль…

Его величество вынужден был прервать свою речь. Неподалеку происходило нечто, заставившее его замолчать.

Охранники перебегали с места на место, переговаривались по рациям, к старому вязу на достаточно большой скорости приближался джип месье Ромболя, а со стороны замка с девичьей прытью бежала старшая фрейлина.

— Ваше величество… ваше величество. — Запыхавшаяся придворная дама едва могла говорить и лишь протягивала монарху белоснежный конверт…

Ромболь уже выпрыгнул из автомобиля и тоже бежал по зеленой траве, намереваясь перехватить руку придворной дамы, и пытался привлечь внимание принцессы:

— Ваше высочество! Ваше высочество!

Но принцесса Мария проигнорировала предупреждение верного телохранителя. Она вскочила, опрокинув легкий плетеный стул, прикрыла глаза от солнца и пыталась разглядеть, что происходит возле высокой парковой ограды. С той стороны к ним во весь опор несся еще один гость…

Всадник на белоснежном коне.

Конь галопировал, и по мере его приближения становилось очевидно, что наезднику не хватает опыта. Он сумел лишь задать направление, а затем целиком вверил себя мудрому инстинкту животного, с усилием держась в седле. Всадник выглядел несколько неуклюже, но очень, очень романтично.

Принцесса Мария вскрикнула и побежала навстречу. Тонкая накидка из голубого шифона развивалась за ее спиной, как крылья бабочки! Казалось, еще один сильный порыв ветра — и девушка взлетит…

В результате такой непривычной светской активности охрана осталась без руководящих указаний, покинула посты и теперь металась по парку, не в состоянии решить, что же следует предпринять.

А мэтр Ромболь замер у королевского стола и наблюдал, как его величество извлекает из конверта стопку цветных снимков.

Фотограф запечатлел очаровательную улыбку девушки. Она болтала, танцевала, пила кофе, ела что-то немыслимое, курила, отважно дралась и тихо грустила у воды. Она улыбалась, выглядела беззаботной и счастливой, как лучик солнца в летний день, и на каждом снимке рядом с ней был высокий, стройный молодой человек с гладко выбритым черепом…

Его величество громко рассмеялся, даже не пытаясь держать себя в рамках приличий, расстегнул ворот рубашки, поднес один из снимков поближе к глазам и указал на молодого человека:

— Боже, так вот в чем причина грусти… — Он вытер выступившие на глазах то ли от смеха, то ли от радости слезы большим шелковым платком с вышитым королевским вензелем. — Моя бедная девочка…

Король, наконец, счел возможным отвлечься от снимков и обратить внимание на суету, царившую вокруг. Мужественный всадник, мчавшийся через парк на белом коне, был не кем иным, как молодым человеком с фотографий.

Принцесса бежала ему навстречу, выкрикивая имя:

— Макс! Макс…

За эти несколько минут принцесса сильно изменилась: глаза ее ожили, наполнились теплотой и любовью, нежные губы расцвели счастливой, почти забытой улыбкой.

Его величеству оставалось лишь сентиментально вздохнуть и произнести те слова, которые рано или поздно говорит всякий отец:

— Девочка просто выросла! За это стоит выпить, как полагаете, месье Ромболь? — Его величество осушил бокал одним долгим глотком.

Ромболь последовал примеру монарха — он тоже давно узнал русского журналиста. Затем он поднес к губам переговорное устройство и сухо объявил:

— Все хорошо. Опасности нет, я его знаю… — Сегодня его французский звучал почти как королевский.

Ромболь поднял опрокинутый плетеный стул, усадил на него старшую фрейлину и протянул ей бокал вина. Дама все еще пребывала в глубоком шоке. Вместе они наблюдали, как девушка в изысканном, голубом как утреннее небо, платье бежит по сочной зеленой траве, ее руки распахнуты, словно готовы обнять весь мир. Девушка улыбается настоящей, искренней улыбкой. Такой, какую можно увидеть только у счастливых маленьких девочек и настоящих сказочных принцесс!

Улыбка ее была столь же наивной и чистой, как букет полевых цветов — колокольчиков, лютиков и маргариток, — никогда не знавших садовых ножниц. Зеленые веточки полевых цветов подрагивали в руках всадника и кружили голову сладким медовым ароматом, над ними вились трудолюбивые пчелки — похоже на знак с еще несуществующего дворянского герба.

Белоснежный конь летел навстречу девушке, неся настоящего рыцаря.

Человека, который понял, что ради настоящей любви, простой и красивой сказки, можно пожертвовать очень многим, даже если ты не уверен, что финал сказки будет счастливым!

Король тоже наблюдал за всадником. Он подбоченился, выпрямил спину, принял величественную позу и стал похож на собственный парадный портрет, выставленный в гостиной. Ему казалось, что годы слетели с его плеч, как тяжелая монаршая мантия, и он на минуту снова превратился в пылкого влюбленного, которым был когда-то…

Его величество посмотрел на дочь, глаза его подернулись дымкой печали:

— Что ж, я сам любил покрасоваться перед твоей матерью. На коне! — пробормотал король.

В конце концов, месье король тоже был всего лишь человеком, который хорошо помнит, что такое настоящая любовь. И только потом его величеством.

Ромболь заметил, что в уголках глаз монарха блеснули сентиментальные отцовские слезинки, а может быть, главе королевской охраны просто померещилось…

Но Мария не слышала слов отца, она вообще не замечала ничего вокруг. Она просто бежала, прямо по стриженым газонам, мимо пышной яркой зелени, над которой громко и важно гудели шмели, мимо розовых кустов с распустившимися алыми бутонами и ухоженных клумб, а садовые пичуги провожали ее звонкими песенками.

Макс спрыгнул с коня и тоже побежал навстречу девушке. Сначала встретились их взгляды, потом кончики пальцев…

Теплый ветерок касался их лиц и щекотал, ноздри запахом жасмина. К шуму листвы и стрекоту кузнечиков примешивался совсем другой, хорошо знакомый звук — сухое щелканье затвора фотокамеры, а в глубине пышного куста притаился черный длиннофокусный объектив.

Но влюбленные не замечали и этого звука. Они забыли о том, что время, пространство и мир вокруг существуют! Яркий букет упал на землю, руки сплелись в счастливые объятия, тела утонули в горячей волне, а губы слились в бесконечно долгом поцелуе…

Прабабушка принцессы, старая герцогиня, наблюдала за юной счастливицей из своего высокого плетеного кресла и улыбалась мудрой, всепонимающей улыбкой.

Даже на ее долгом веку сказки со счастливым концом случались так редко!