Быстро приняв душ, я нахожу Райана, растянувшегося лицом вниз на моей кровати, полусонного и такого сексуального, что на него больно смотреть. Его спина блестит от тонкого слоя пота, и я провожу кончиком пальца по всей длине его позвоночника, сжимая его идеальную попку, чтобы пробудить ото сна. Он тихо бормочет, поворачиваясь ко мне лицом. Его волосы растрепались от моих пальцев, губы немного припухли от страстных поцелуев.
Пока я надеваю чистое белье и футболку, мой взгляд натыкается на что-то на внутренней стороне его руки, и паника поднимается во мне. Я слишком сильно сжала его, пока он меня трахал? При ближайшем рассмотрении, пятно слишком темное, чтобы быть синяком. Слишком замысловатое. Когда линии складываются в рисунок, моя рука взлетает ко рту.
— Что это, черт возьми, такое?
— Хм?
Я забираюсь на него сверху, оседлав его обнаженное тело, и кручу его за бицепс, чтобы получше рассмотреть.
— Это.
На его лице появляется улыбка.
— Ах, это. А я все гадал, когда же ты заметишь.
— С каких это пор ты сделал тату?
— С той первой зимы, когда не вернулся домой, — признается он, откалывая еще один кусочек моего сердца.
У меня кровь стынет в жилах, когда я медленно провожу по контуру кончиком ногтя.
— Две лыжные пары.
— Одна для тебя, другая для меня.
Они утопают в снегу, а за ними маячит бескрайний пейзаж.
— А горы?
— Мое любимое место во всем мире. Здесь, с тобой.
Он перекатываться у меня между ног, и, хотя очевидно, что я плачу, я закрываю глаза.
— Отстань, Райан. Ты не сделал это ради меня.
— Думаю, более чем очевидно, что сделал, — его теплые руки гладят мои бедра, большие пальцы впиваются в кожу.
— Почему ты такой?
Он садится, прислонившись к изголовью кровати, и сажает меня к себе на колени. Я идеально вписываюсь туда, как будто это мое место. В те первые несколько лет после того, как наша дружба перешла на новый этап, все, чего я хотела — это чтобы у нас была такая легкая близость.
Пока мои университетские подруги встречались с парнями, с которыми могли целоваться на вечеринках и проводить с ними целые выходные, я мечтала о Райане Ричмонде, парне из гор, который каким-то образом знал меня лучше, чем кто-либо другой.
Ничто в наших отношениях не имеет смысла. Конечно, у нас есть кое-что общее: наша любовь к лыжам и еде, наш вкус в музыке и фильмах, наше упрямое стремление превзойти друг друга в любом испытание, которое мы придумываем. Не говоря уже о нашем безумном уровне совместимости в постели. Черт, половина из того дерьма, от которого я кайфую, появилась потому, что мы экспериментировали вместе.
А это, в общем-то, все. Несправедливо, что между двумя людьми так много общего, так много истории и нет будущего. Я снова и снова запутывала и распутывала наши отношения. Говорила себе, что мы всего лишь два идиота, которым нравится трахаться и которые случайно оказываются в одном и том же месте раз в год.
В других случаях я сильно отклонялась в противоположном направлении. Грезила фантазиями о совместной жизни с ним. Завтраки и выходные. Выбор постельного белья и образцов красок. Свадебные платья и дети.
Вот как сильно я влюблена в этого мужчину.
Две недели в году не означают, что ты знаешь человека, независимо от того, сколько времени вы проводите в постели, когда ты наиболее обнажена и уязвима.
Несколько лет мне хотелось знать все. Как выглядит его спальня? Кто его друзья? Как он выглядит на пляжах Калифорнии?
В возрасте девяти лет я попросила у родителей его адрес, убежденная, что мы могли бы общаться по почте, но они его не знали, а наши бабушка и дедушка умерли, так что я уже не могла их спросить. Следующей зимой мне казалось безумием даже думать о переписке друг с другом. Вся радость от зимы с Райаном заключалась в интересе, мы общались и рассказывали истории. Было бы не так весело, если бы я слышала их все ранее.
Теперь мне легче притвориться, что мне все равно, если я спрашиваю о его жизни. Лос-Анджелес, другие женщины, его работа. Кому какое дело до всего этого?
Мне. К несчастью.
Я люблю его так сильно, что это причиняет боль, даже когда он здесь, и весь мой. У меня защемило под ребрами, мое маленькое сердечко предупреждает меня. Оно знает, что приближается война, и я знаю, что этого никак не избежать.
Райан отводит мои руки от лица и покрывает поцелуями каждую подушечку пальца.
— Что не так?
— Мы не общались все это время, а ты делаешь секретные татуировки ради меня?
Он заправляет выбившиеся пряди моих волос за уши, смахивая большим пальцем набежавшие слезы.
— В основном, она для меня.
— Зачем?
— У меня не было ничего твоего, и я хотел, чтобы частичка тебя всегда была со мной.
Часть моего сердца вновь разбивается вдребезги, и я понимаю, что самостоятельно мне его уже не собрать.
— Ты же не серьезно, — я обхватываю его рукой за горло и притворяюсь, что собираюсь его задушить.
— Это проблема?
— Да, проблема, Райан. Я очень, блядь, сильно стараюсь забыть тебя, а ты делаешь это невозможным.
Когда он спросил на параде, может ли он встретиться со мной сегодня, я должна была сказать «нет». Я знала, что если потеряю бдительность, то все, что я делала, чтобы забыть его, пойдет прахом. Он мог бы увезти свою сексуальную задницу и тайное тату обратно в Калифорнию, а я могла бы жить вполне сносной жизнью, так ничего и не узнав об этом.
Теперь же он здесь, голый и привлекательный, и я знаю, что никогда бы не сказала ему «нет». Его ухмылка принадлежит обоим: парню, в которого я изначально влюбилась, и мужчине, которого никогда не забуду. Он — часть всех моих лучших воспоминаний, и теперь мы глубоко запали друг другу в душу.
Над принятием того, что у нас нет будущего, еще нужно продолжать работу. Татуировки делают нас неотъемлемой частью друг друга, а я слишком устала, слишком эмоционально выжата, чтобы думать о том, что все это значит для нас.
Нахуй. В конце концов, он все равно узнает.
Я извиваюсь у него на коленях, пока он не видит внутреннюю сторону моей руки и ахает.
— Две лыжные пары, — говорит он, отводя мой локоть назад, чтобы прижаться губами к тому месту, на котором есть похожая метка. Он даже не целует ее, просто прижимается к ней губами в каком-то молчаливом поклонении.
— Одни для тебя, другие для меня, — шепчу я.
Повторение его слов — не ложь, хотя я никогда никому не признавалась в истинном значении своей татуировки. Мой рисунок более простой, чем у него, — две линии, скрещенные в форме буквы X. Вы даже не поймете, что это лыжи, если не посмотрите поближе, а так мало кто это делает.
— Когда? — шепчет он, и комок в моем горле увеличивается вдвое.
— Примерно в то же время, думаю так.
Это было спонтанное решение. Я встречалась с подругой за ланчем и проходила мимо тату-салона в Эдинбурге. Даже сейчас я не могу сказать, что заставило заглянуть внутрь, но не успела я опомниться, как уже сидела в кресле и была отмечена навсегда.
Мысль о том, что он делал то же самое на другом конце света, заставляет поверить в невидимые связующие нити, родственные души и «вместе навсегда». Именно то, что я приучила себя игнорировать. Термин «Родственные души» — опасное понятие, когда вас разделяют тысячи миль.
— Малышка, — его дыхание дрожью обдает мою кожу, и я выгибаюсь, чтобы прижать его к своей груди. Его руки сжимаются вокруг меня, и он зарывается лицом в изгиб моей шеи, в то место, которое, как он однажды сказал, было его местом счастья.
«Малышка» — это что-то новенькое.
Мягкое.
Большее.
Он шепчет это снова, прямо в кожу моего горла.
— Мне так жаль, что я не приехал. Не знаю, о чем, черт возьми, думал.
Этого не должно было случиться. Я собиралась позволить себе насладиться его обществом последний год и двигаться дальше. Ни за что на свете я не смогу сказать ему, чтобы он сейчас ушел.
Кончиками пальцев он выводит узоры на моем позвоночнике, напоминая мне о ночи, когда мы часами притворялись, что пишем слова друг у друга на спине, и пытались угадать, что это за слова. Я подумывала тогда написать «Я люблю тебя», но надеялась, что он сделает это первым.
— Ты такая чертовски красивая. Я думал о тебе каждый день, ты же знаешь об этом?
Как бы страшно это ни было, я ему верю, потому что я тоже думала о нем каждый день. И это не всегда были хорошие мысли. Иногда я желала, чтобы у него отвалился член или, что еще хуже, чтобы его карьера мечты провалилась, чтобы ничто не могло удерживать его вдали от меня. Холодные, эгоистичные мысли смешивались с миллионом пошлых. Не уверена, что когда-либо испытывала оргазм, не представляя его перед собой.
Райан переворачивает меня на спину и накрывает одеялом с головой.
— Позволь мне загладить свою вину, — говорит он, оставляя нежный след поцелуев на моем животе. — Скажи мне, чего ты хочешь.
Я хочу, чтобы ты остался.
Эта мысль более отвратительна, чем любая просьба, о которой я когда-либо могла его попросить. Я знаю, что в сексе он дал бы мне все, что я пожелаю и ненавижу свой мозг за то, что он думает о вещах, которые он никогда не сможет мне предложить.
— Скажи мне, — рычит он, прикусывая бедро.
Запуская пальцы в пряди его волос, я приподнимаю одно колено и освобождаю место, чтобы он мог попробовать меня на вкус.
— Только это. Только тебя. Только так.