Выбор Томаса

Глава 2

Томас щелкнул пультом дистанционного управления от гаражной двери на расстоянии пятидесяти ярдов (45 метров) и увидел, как ворота начали подниматься.

Лишь слегка притормозив на своем мотоцикле, он заехал внутрь и заглушил двигатель, остановившись в своем огромном городе, в котором размещалось не только несколько мотоциклов, но и большой затонированный внедорожник. Он редко им пользовался, предпочитая кататься на байках.

Ощущение двигателя мотоцикла между ног и ветра, развивающего его короткие светлые волосы, давало ему чувство свободы, жизни без ограничений. Даже, если все это было иллюзией, потому что он не был свободен и не жил без ограничений.

Томас был доволен достигнутым… не счастлив, но кто когда-либо был по-настоящему доволен своими обстоятельствами? Он покачал головой своим мыслям и слез со своего «Дукати».

Он провел большую часть ночи в штаб-квартире «Службы Личной Охраны» в Мишен и почти ни с кем не разговаривал всю ночь. Теперь с нетерпением ждал бутылку холодной крови и возможности перекинуться несколькими словами с Эдди, прежде чем лечь спать.

Бесед с Эдди он нетерпением ждал при каждом возвращении домой. Но виделся с ним не только дома. Поскольку он все еще оставался его наставником, Томас часто брал его с собой на учебные задания. В других случаях их объединяли в команду и отправляли на задания вместе, чтобы применить навыки Эдди. Томас жил ради этих заданий.

Гордость наполняла его каждый раз, когда Эдди показывал, как быстро учится. У Томаса теплело на сердце, видя, как его подопечный растет и становится выдающимся телохранителем с быстрым умом и твердой рукой.

Но не только сердце участвовало, но и член Томаса. Просто взглянув на молодого вампира с ямочками на щеках при улыбке, член мгновенно твердел. А Эдди часто улыбался. Он был беспечным парнем, непринужденным и расслабленным.

Вот уже больше года Томас безуспешно пытался подавить свои чувства. Он был бесповоротно и безнадежно влюблен в Эдди. И ничего не мог с этим поделать.

Томас поднялся по лестнице на первый этаж дома, оставив гараж и бесценные байки, многие из которых были отреставрированным антиквариатом, позади. Когда он вошел в большую комнату, которая объединила кухню открытой планировки с большой гостиной, то обнаружил ее пустой. Он прислушался, но в думе не раздавалось ни звука. Эдди еще не вернулся с работы.

Томас разочарованно взглянул на часы над каминной полкой. Меньше чем через час взойдет солнце, и окна от пола до потолка, занимающие всю стену большой комнаты, покажут просыпающийся город у его ног. Прямо сейчас горизонт Сан-Франциско утопал в темноте.

Только окна были ненастоящими: это мониторы, которые показывали видео в реальном времени с камер, которые располагались по периметру дома. Красивая и реалистичная иллюзия, и единственный способ, с помощью которого можно смотреть на улицу днем, не опасаясь ожогов от ультрафиолетовых лучей.

Тем не менее, эта иллюзия помогала ему притворяться, что он живет нормальной жизнью, хотя ничего в ней не было нормального. Он был вампиром. И геем.

И он любил мужчину, которого не имел права желать. И под всем этим дремала его темная сила, угрожая проснуться в любой момент, если он перестанет держать зверя в узде — задача, с которой все тяжелее справляться с каждым годом. Будто он сам был спящим вулканом, а сила в нем — магмой, которая накапливалась, пока давление в нем не станет слишком сильным и не вырвется на поверхность.

Томас открыл холодильник и достал бутылку с кровью. Он медленно скрутил крышку и поднес бутылку ко рту, отпивая холодную жидкость и позволяя ей пропитать пересохшее горло. Он закрыл глаза, позволяя своему сердцу вызвать образы, которые заставили его пульс участится, а член набухнуть.

Его клыки непроизвольно удлинились, когда картинки стали ярче и слились в одно изображение: Эдди лежит под ним, склонив голову на бок, предлагая свою вену для укуса. А еще ниже два члена пульсируют в унисон, потираясь друг о друга в ожидании того, что произойдет дальше.

Он отогнал эту мысль… этого никогда не произойдет, и ему лучше прекратить мечтать об этом. Это только усиливает тягу. Томаса охватило разочарование.

Он проглотил остатки крови и выбросил бутылку в мусорное ведро, где она звякнула о другие пустые бутылки, напомнив, что вскоре придется от них избавиться. Затем подошел к большому кожаному дивану и плюхнулся на него, схватив пульт с кофейного столика.

Томас направил его на телевизор с плоским экраном и включил, когда боковым зрением заметил что-то белое. Его голова резко повернулась к входной двери, которой он редко пользовался, поскольку почти всегда входил в свой дом через гараж.

Его вампирское зрение сфокусировалось на предмете, торчащем из-под двери: на деревянном полу лежал белый конверт.

Томас поднялся и одним плавным движением приблизился. У двери он принюхался, но тот, кто оставил послание под дверью, давно ушел. Никакого запаха не осталось. Томас наклонился и поднял конверт, рассматривая его со всех сторон. На нем не было адреса.

Охваченный любопытством, он разорвал его и вытащил единственный листок бумаги. На нем аккуратным, но старомодным, почерком было написано всего несколько слов: «Ты не можешь прятаться вечно». Однажды, тебе придется признать, кто ты есть.

Письмо не было подписано.

Бумага выпала их его дрожащих рук. Они нашли его. Только Томас не понимал как.

Он сменил фамилию, личность, даже переехал в другую страну, пытаясь не оставлять следов. Но все равно не смог спрятаться от них навечно. Он всегда знал, что однажды это произойдет. Но еще слишком рано. Он не готов взглянуть правде в глаза. Правде о том, кем он был и кем всегда будет, независимо от того, как долго и упорно с этим боролся.

Томас опустился на колени и уронил голову на ладони. Сколько у него времени до тех пор, пока они не придут за ним? И, когда они это сделают, поддастся ли он им и темной силе внутри? Или у него осталось достаточно сил для борьбы?

Лондон, Англия, весна 1895

Томас сидел на балконе Центрального уголовного суда Лондона, внимательно наблюдая за происходящем внизу. Он приходил почти каждый день, чтобы присутствовать на судебном процессе, но не из нездорового любопытства, как большинство зрителей, а потому чтобы был заинтересован в его исходе. Несмотря на то, что лично не был знаком с обвиняемым Оскаром Уайльдом, его тяжелое положение имело значение для Томаса.

Оскар Уайльд, знаменитый драматург, был гомосексуалистом и обвинялся в грубых непристойностях, и, что бы ни случилось с мужчиной его известности, это окажет неизгладимое влияние на гомосексуальное общество Лондона. Общество, к которому принадлежал Томас, хотел он того или нет.

Он всегда знал, что другой, но во время первого года в Оксфорде это подтвердилось: он любил мужчин, а не женщин. Сначала он пытался отрицать это, ни никакая ложь себе не возымела эффекта. Он был тем, кем был: гомосексуалистом. Гомиком, педерастом, феечкой. Не настоящим мужчиной, а тем, кто унижал себе и других мужчин, совершая однополые акты.

И все же Томас не мог отключить это по своему желанию. Его опыт общения с молодым человеком в Оксфорде открыл ему глаза на радости физической любви и показал наслаждение плоти. И, как только он вкусил этот запретный плод, пути назад не было, и не было возможности отрицать желаемое: любовь мужчины, какой бы запретной она ни была.

Он скрывал этот как мог, никогда не одевался броско, как это делали другие геи, всегда участвовал в самых мужских видах спорта и развлечениях, чтобы компенсировать свой недуг.

Даже ухаживал за женщинами из аристократических кругов Англии и превратился в одного из самых завидных холостяков не только благодаря своему воспитанию и положению в обществе, но и благодаря своему обаянию и остроумию, которые он без зазрения совести обрушивал на невинную дебютантку. Они были без ума от него. Если бы только они знали, что от их кокетливых улыбок, румянца на щеках и быстро обмахивающихся вееров ему было также холодно, как от утреннего купания в ледяном ручье зимой.

Несмотря на весь этот обман, Томас находил время встречаться с мужчинами своего круга и давать волю плотским желаниям. Именно в эти часы он чувствовал себя наиболее умиротворенным с самим собой. И в то же время самым противоречивым. Чувства вины и стыда никогда его не покидали. И все же всякий раз, когда он занимался любовью с мужчиной, он знал, что не может отрицать того, кто он есть. Ему оставалось только продолжать.

— Пусть обвиняемый встанет, — раздался голос из зала суда снизу.

Томас наклонился вперед, желая услышать приговор. Подобно ему, другие сделали то же самое, с затаенным дыханием ожидая решения судьи. Он обрушился как удар молота, такой же громкий и сокрушительный. Уайльд не привлекли к ответственности за содомию, но с таким же успехом это могло произойти.

— Оскар Уайльд, вы признаны виновным по двадцати пяти пунктам обвинения в грубых непристойностях и заговоре с целью совершения грубых непристойностей.

По толпе пробежал гул. Голоса снизу и с балкона эхом отражались от стен зала суда, усиливая звуки. Несмотря на требования судьи навести порядок в зале, болтовня не утихала.

— Позор! — выкрикнул молодой человек рядом с Томасом, но за его спиной другие выразили одобрение вердикту.

— Так ему и надо! — заявил какой-то мужчина и оттолкнул юношу в сторону. — Ты один из них, да?

Томас попытался подняться и почувствовал, как молодой человек налетел на него. Когда он схватился за плечо мужчины, чтобы не упасть, на него посмотрели испуганные глаза. Мгновение Томас не двигался. Это может случится со всеми ними: люди начнут обвинять их в гомосексуализме. И он, и молодой человек, смотревший на него, знали это.

— Да, вы оба! — продолжил свою тираду мужчина позади.

К удивлению Томаса другие присоединились к обвинителю, указывая пальцем на него и на молодого мужчину, чье плечо он все еще сжимал. Их глаза были полны отвращения, рты скривились в усмешке.

Томас отпустил другого мужчину и оттолкнул его назад. Но было слишком поздно. Они все видели вспышку сострадания, которую он испытал к молодому педику, высказавшему свое мнение о вердикте.

Они все видели, что Томас чувствовал то же самое. Потому что он был таким же. Он был ничем не лучше Оскара Уайльда или бесчисленного количества других, которые где-то занимались содомией каждую ночь. Единственная разница заключалась в том, что он был более осторожен в своих тайных встречах и скрывал истинную натуру от общества лучше других.

Томас побежал к выходу, отчаянно пытаясь скрыться от пристального внимания толпы. Узнал ли его кто-нибудь? Он осмотрелся, вглядываясь в незнакомые лица, мимо которых пробегал. Нет, никого из аристократии не было видно в зале суда. Они находили подобные мероприятия неприятными. Это только и утешало.

Когда он выбежал на улицу, крики преследовали его по пятам. Он не мог от них отгородиться.

— Педик!

— Гомик!

Его легкие горели от напряжения, когда он быстро спускался по лестнице и пересекал фойе здания суда. Томас пробежал мимо мраморных колонн, обрамлявших вход, и вышел.

Уже стемнело, и он был благодарен за это. Можно раствориться в толпе, которая крутилась перед зданием, ожидая новостей о решении суда.

Томас опустил голову, не желая привлекать к себе еще больше внимания. Незнакомые лица мимо мелькали, и раздавались незнакомые голоса. Но он продолжал идти, не вступая ни в один разговор, не сбавляя шага. делал вид, что его не волнует происходящее вокруг. Даже если это было не так.

Вердикт изменил все. Отныне к таким гомосексуалистам, как он, будут относиться с меньшей терпимостью, чем раньше. Люди больше не станут отводить глаза, если появятся подозрения об интимных отношениях одного мужчины с другим.

Отныне ему нужно быть более осторожным, иначе закончит, как Уайльд — в тюрьме.

— Подождите! — крикнул кто-то за спиной, но Томас продолжил идти, не оборачиваясь.

Через несколько шагов он сможет пересечь Флит-стрит и скрыться в одном из многочисленных темных переулков Лондона.

Тогда он смог бы нанять неприметный экипаж и вернуться в свои апартаменты у парка Сент-Джеймс. И никто не узнает, что сегодня произошло.

— Молодой человек! — раздался позади странно настойчивый голос.

Он почувствовал необходимость повернуть голову, но не мог различить, кто говорил. Никто не смотрел прямо на него. Растерянно покачав головой, он повернулся и на кого-то наткнулся.

Сильные руки схватили его за плечи. Пристальный взгляд Томаса метнулся к мужчине, который его остановил. паника захлестнула его и заставила сделать судорожный вдох. Проницательные карие глаза впились в него. Чисто выбритое лицо мужчины приобрело более четкие очертания, когда Томас чуть откинул голову назад.

— Ну-ну, — сказал хорошо одетый незнакомец успокаивающим голосом, голосом, который проникал в тело Томаса подобно крепкому вину и успокаивающему запаху трубки.

Напряжение в его теле ослабло, когда руки незнакомца легли на плечи Томаса, почти поглаживая, словно он пытался массажем изгнать тревогу из своего тела. Приятное покалывание пробежало по рукам, распространяясь по телу, несмотря на прохладный весенний вечер.

— Не нужно бояться толпы сзади, — продолжил мужчина, бросив взгляд через плечо Томаса.

Все это время его руки ласкали его, и Томас позволял это, хотя ему следовало его оттолкнуть. Они были на людях, хотя теперь незнакомец увлек его ко входу в давно закрытый магазин. Они стояли в тени, и все еже любой прохожий смог бы их увидеть, если пригляделся бы. И все же у Томаса не было сил сопротивляться ни прикосновениям этого мужчины, ни давлению бедер, когда он придвинулся ближе.

— Такой хорошенький, — проворковал он, изучая глазами лицо и тело Томаса. — Было бы обидно, если бы они заперли тебя за то, кто ты есть.

У Томаса перехватило дыхание. Этот мужчина насмехался над ним? Он гомосексуалист? Полицейский, переодетый джентльменом, чтобы выслеживать педиков в обществе? Неужели охота на ведьм уже началась?

Томас выпрямился, предпринимая попытку оттолкнуть руки мужчины.

— Сэр, я должен попросить вас отпустить меня. Вы, должно быть, ошиблись.

Лицо мужчины приблизилось, его глаза притягивали к себе.

— Никакой ошибки. — Его губы приоткрылись, и в лицо Томасу ударил мужественный запах, от которого у него подкосились ноги.

Его внутренности сжались, а ниже член дернулся в предвкушении. Незнакомец с понимающей улыбкой подтвердил, что полностью осознает растущее возбуждение Томаса.

— Да, никакой ошибки. — Одна рука медленно скользнула вниз по торсу Томаса.

Он слишком хорошо знал, куда направляется рука незнакомца, но не смог его остановить. Точнее, не хотел. По какой-то извращенной причине Томас ждал его прикосновений. Ему нужно подтвердить, кем он является — любителем мужчин, и что это приятно, независимо от того, что думала толпа перед зданием суда.

Когда горячая ладонь накрыла его уже полностью возбужденный член, Томас застонал и прижался к нему.

— Господи!

Мужчина мягко рассмеялся.

— Это не мое имя, но готов слышать его постоянно. — Затем он сжал сильнее.

Сердце Томаса бешено колотилось, его грудь напряглась, чтобы вдохнуть так необходимые воздух, а руки вцепились в лацканы пальто незнакомца, притягивая его ближе. С каждым ударом его дыхание становились все более прерывистым. И с каждой секундой самоконтроль ослабевал.

— Но я еще даже не начал.

В доказательство своих слов, незнакомец расстегнул брюки Томаса, отодвинул в сторону нижнее белье и взял в руку его член. Крепкая хватка на его плоти едва не сломила его. Голова Томаса ударилась о стену позади. Он закрыл глаза и отдался соблазнительному прикосновению, понимая, что не сможет сейчас бороться с собственным желанием.

Нежные слова долетали до его ушей, создавая иллюзию парения. Он никогда не чувствовал ничего подобного, даже во время самых сильных оргазмов. Но то, как незнакомец поглаживал его член и шептал сладкие слова на ухо, целуя Томаса в шею, заставило его отбросить осторожность.

Забыт был тот факт, что любой прохожий мог увидеть, как они совершают непристойный поступок, за которых обоих могли посадить в тюрьму. Забыл был факт, что он даже не знал имени мужчины. Ничего не имело значения. Ничего, кроме сиюминутного удовольствия, которое обещал этот мужчина, не прося ничего взамен.

— Больше, — взмолился Томас. — Жестче!

Его спутник подчинился без возражений, поглаживая его быстрее, сжимая все крепче, приближая его к завершению.

— Да, да, именно так.

Губы приблизились к изгибу его шеи, зубы нежно царапнули разгоряченную кожу Томаса. Откуда-то донесся голос.

— Да, кончи, мой юный друг. Кончи для меня. Отдайся.

Отдаться. Да, именно этого он хотел. Отдаться прикосновениям этого мужчины, отдаться удовольствиям, купаться в сиюминутной похоти. Без раздумий, без сожалений. Просто чувствовать.

Его яйца напряглись, а член дернулся. Затем он почувствовал прилив своей спермы, когда прошла по его стволу. Волны удовольствия захлестывали его и поднимали вверх, как будто он плыл. В то же время жгучая боль пронзила шею.

Она была мимолетной… слишком мимолетной, чтобы быть реальной. Должно быть, у него начались галлюцинации, потому что удовольствие, которое дарил незнакомец, пьянило его… пьянило от желания, похоти, секса. Пьянило ощущение губ мужчины, прижимающегося к его шее, целующего так, что это казалось нереальным.

Словно этот поцелуй был укусом.