Высокие маки

Глава 6

— Шесть тридцать! Шесть тридцать, мадемуазель!

Элизабет слышала шаги горничной в коридоре общежития, резкий стук в двери. Юным леди пора вставать. Если опоздаешь в столовую больше чем на десять минут, останешься без завтрака.

— Шесть тридцать, миледи, — объявила горничная, приоткрывая дверь комнаты Элизабет.

— Мерси, Клодетт, — сказала Элизабет, резко отбросила одеяло и спустила ноги с кровати, не позволяя уютному теплу снова затянуть ее в сон.

Кровати были массивные, старомодные, дубовые, украшенные резьбой. Букетик красивых альпийских цветов стоял в изголовье, крахмальные льняные простыни каждый день были свежие. Элизабет любила свою кровать и вечером падала в нее не раздумывая. Но и по утрам вставала без труда. От каждого дня она ждала очень много.

— О, снова шел снег.

Пенни Фостер, соседка по комнате, единственная дочь одного крупного магната, стояла у окна и смотрела на Альпы. Саас-Фе была окружена массивной подковой гор, их огромные длинные тени были расчерчены бархатными лучами восхода. А прямо у подножия зеленели пастбища, покрытые мелкими цветочками. Школьное шале примостилось внизу, на одной из лужаек к востоку от деревушки.

Элизабет босиком протопала по блестящему деревянному полу, выгнула шею, чтобы посмотреть в щелки между ставнями цвета зеленых яблок. Пенни права. Свежее белое снежное одеяло накрыло верхние луга.

— Потрясающе! — улыбнулась она. — Можно еще покататься на лыжах. И надеть их прямо за деревней.

— Ты только об этом и думаешь, — фыркнула Пенни, подув на рыжий локон, упавший на глаза.

Элизабет была крепкой, атлетически сложенной девушкой, а Пенни — хрупкой, стройной, она постоянно волновалась о своем весе Возле ее кровати стояли электронные весы самой последней модели, на которые она ступала каждое утро и каждый вечер. Пенни тоже учили кататься на лыжах, но она предпочитала танцы: от спортивных занятий у нее разыгрывался аппетит.

Элизабет считала Пенни неврастеничкой, поскольку ту раздражала энергия подруги. Пенни злило, что Элизабет съедает горы еды и не поправляется. Но несмотря ни на что, Пенни обожала свою смелую соседку по комнате.

К Элизабет Сэвидж в школе и в деревне относились по-особому. Она была своей на этих склонах, как будто родилась здесь. Прошло всего несколько месяцев, а она уже каталась на лыжах не хуже швейцарских мальчишек, научившихся кататься раньше, чем ходить. Элизабет летала с гор с яростной страстью, не обращая внимания на запреты и опасные зоны. В Саас-Фе снег лежал круглый год, и даже после того, как уезжали туристы, местные жители с обожанием наблюдали за изящной юной фигуркой Элизабет. В сиреневом горнолыжном костюме девушка спускалась в стиле, который горнолыжники называют «годиль» — следующие друг за другом короткие повороты, — или как бомба неслась вниз в глубоком приседе, похожая на яркую пулю. Пенни слышала сплетни девчонок насчет ее местного прозвища. В деревне ее называли «Ку-де-фудр» — «Удар молнии». Она знала, у этого прозвища есть и другой смысл — «Любовь с первого взгляда».

Шесть месяцев в Швейцарии совершенно изменили Элизабет. Тело стало упругим, ноги сильными, блестящие волосы отросли и стали гуще. Горное солнце поработало над ними — они стали золотисто-медового цвета.

Оказавшись вдали от постоянно недовольного Тони, Элизабет перестала быть угрюмой воительницей и превратилась в жизнерадостную девушку с легким румянцем на лице и искрящимися глазами. Элизабет никогда не стать такой тощей, какими бывают модели, не стать похожей на Пенни, но это ее совершенно не волновало.

Она дышала здоровьем, и иногда Пенни, глядя на Элизабет, стоящую у окна в белой ночной рубашке и вдыхающую свежий горный воздух, чувствовала укол зависти.

— Давай скорее, у нас всего двадцать минут, — сказала Пенни.

Они быстро облачились в школьную форму — рубашку цвета слоновой кости, приталенный блейзер синего цвета и такую же юбку, черные гольфы и туфли.

Элизабет собрала волосы в хвост, Пенни спрыснула себя духами «Мисс Диор», и они понеслись по коридору.

В столовой стояли длинные столы и стулья с высокими спинками, украшенные ручной резьбой. Все окна были обращены на пастбища и темный сосновый лес.

Стада коров с колокольчиками на шее уже паслись, а внизу виднелись утренние огоньки Саас-Грюнда. Уже через неделю никто не замечал этой красоты, юные леди, не закрывая рта, сплетничали о мальчиках или рок-звездах. Дверь шкафа для одежды Пенни была залеплена картинками, изображавшими «Т-Рекс» и «Ху»4. У Элизабет же обнаружился еще один недостаток: она оказалась совершенно равнодушна к таким плакатам. У нее на шкафу тоже были две картинки, но совсем другие. Беременный мужчина, подстрекая других позаботиться о презервативах, говорил: «Посиди-ка на яйцах». И еще один плакатик: «„Гиннес“5 — то, что тебе надо».

Элизабет кинулась к буфету, положила на тарелку свежий хлеб, теплые круассаны, налила чашку горячего шоколада и взяла несколько свежих абрикосов. Пенни насыпала чуть-чуть кукурузных хлопьев и налила черный кофе. Они сели за стол.

— Эй, Элизабет, для тебя есть кое-что интересное, — сказала Ванесса Чадвик.

Ванесса была наследницей судостроительного магната. Стройная блондинка, прилежная ученица, неукоснительно соблюдавшая школьные правила. Она считала поведение Сэвидж неприличным, шокирующим.

Элизабет хмыкнула.

— Сомневаюсь.

По утрам в школе занимались музыкой, танцами, учились хорошим манерам, а потом начинались» лекции «. Предполагалось, что они расширяют кругозор учениц, но Элизабет от них клонило в сон. Мадемуазель Шармен, учительница французского, молола всякий вздор про Марию-Антуанетту, а герр Флагер, учитель истории, монотонно бубнил что-то про Конфедерацию. Иногда их посещали гости: люди, каким-то образом связанные со школой. Мэр Зерматта или кинозвезда, чья дочь училась здесь. До сих пор девчонки не могли забыть визит Ив Сен-Лорана.

Ванесса вздохнула в ответ на дерзкий выпад Элизабет, но продолжила:

— Его зовут герр Ганс Вольф. Он помогал проводить здесь прошлогоднюю зимнюю Олимпиаду.

— Это не тот Ганс Вольф, который лыжник?

Ванесса быстро откинула назад блестящие светлые волосы и посмотрела в свой ежедневник.

— Он тренировал швейцарскую лыжную команду, если ты об этом.

— Да. Но раньше он сам катался. — Элизабет разломила круассан и принялась его есть, макая в шоколад.

Глаза девушки засверкали. — Давно, в двадцатые годы, когда еще катались на деревянных лыжах и привязывали их к ботинкам.

— Так это же опасно, — заметила Шанталь Миллер, дочь американского банкира.

— Конечно. Ужасно опасно. А Ганс Вольф установил пять рекордов по спуску на таких лыжах.

— О, это никогда не кончится, — вздохнула Пенни.

— И долго он здесь пробудет?

— Он просто прочтет лекцию.

Девочки принялись болтать совсем о другом. О фильме Роберта Рэдфорда, который идет в деревне. А Элизабет молча ела. Мысленно она уже унеслась далеко отсюда, в тот мир, где не было сеток безопасности, предупреждающих знаков о трещинах в ледниках, таких материалов и тканей, как сейчас. Она представляла себе молодого Ганса Вольфа, летящего вниз по горному склону на паре деревянных дощечек, прикрученных к ногам пеньковой веревкой. Она чувствовала, как щеки пылают от возбуждения. Может, ей удастся поговорить с ним после лекции? Спросить, как чувствуешь себя во время столь опасного спуска? Может, Вольф позволит ей посмотреть, как он тренирует швейцарскую команду…

После завтрака девочки убрали тарелки и пошли в музыкальную комнату на урок музыки. Элизабет, как всегда, дрейфила, но очаровательно улыбалась мадам Лион, потому что хотела купить новые лыжные ботинки, а это означало, что отец должен был получить письмо с похвалой.

Она неуклюже нажимала на клавиши пианино, одним глазом кося на часы, не в силах дождаться девяти утра. Как только их отпустили, девочки изящно поклонились старой леди, а Элизабет кинулась по коридору в лекционный зал, чтобы занять место получше.

Зал медлен но заполнялся сдержанными девочками-подростками из самого привилегированного общества, и герр Геллер, директор, внимательно следил, чтобы это стадо устроилось как следует. Он обратил внимание, что Пенни Фостер и Элизабет Сэвидж сели в середине первого ряда, и удивленно поднял брови. Не похоже, чтобы леди Элизабет проявляла к чему-то столь активный интерес.

Но тем не менее ему было приятно. Вообще для школы большая удача — заполучить дочь лорда Кэрхейвена. Граф написал директору откровенное письмо, перед тем как Элизабет приняли в школу, объясняя, что она девочка своенравная и доставит немало хлопот. Но как бы то ни было, ей ни в коем случае не должны разрешать учиться бизнесу, никаких уроков математики, никаких журналов по маркетингу. Он хотел, чтобы молодая леди, а не сорванец вернулась домой из Альп. Геллер вызвал к себе Элизабет и объявил о запретах отца. Он ждал, что девушка возмутится, но вместо этого она спокойно кивнула и пожала плечами.

Элизабет подчинилась неизбежному. Она понимала: мечту пока надо отложить. Конечно, она не будет работать в» Драконе «, ей удастся вырваться из когтей родителей только в том случае, если у нее будут деньги. У Тони деньги есть, у нее их нет. Сейчас лучше поиграть в их игры, дать понять семье, что она сдалась. Вообще-то ей следовало учиться там, где она училась, и очень хорошо, но раз ее засунули в этот музей, придется стать специалистом по кулинарии, составлению букетов и бальным танцам. Когда Пенни начинала рассказывать о своем брате в Оксфорде или Тереза Лекот распространялась о своих кузинах, обучающихся в Сорбонне, Элизабет злилась. А для нее нет никакого университета! Отец требует только» степень миссис «. Без всякого желания, но послушно Элизабет вставляла розы в вазы и вальсировала под звуки» Голубого Дуная «. В конце первого семестра в отчете о ней говорилось:» Скромная, хорошо себя ведет.

По всем предметам средние оценки «.

Тони удвоил ей пособие.

Элизабет просто наслаждалась жизнью. Она думала, что возненавидит Швейцарию, но уже через неделю влюбилась в нее. Высокие горы в белых шапках, зеленые альпийские склоны, покрытые эдельвейсами, пасущийся скот, козы с колокольчиками и чистый горный воздух. Она обожала швейцарскую еду: плотный черный хлеб, рыбные супы, фондю — блюдо из яиц с сыром — и вишневый торт. Еще они пили пряный горячий глинтвейн и ели прекрасный шоколад. А деревушка Саас-Фе была просто очаровательна. С узкими извилистыми улочками, мощенными камнем, и фронтонами магазинчиков.

Несмотря на бесшабашный характер, Элизабет легко заводила друзей. Некоторые девочки ее терпеть не могли, зато другие втайне восхищались ею. Элизабет очень старалась выделить настоящих друзей из всей этой толпы» новых богатых «, которые питали надежду быть представленными ее братьям. Она не доверяла Ванессе с тех пор, как однажды утром застала ее за тем, что она машинально разрисовывает свою тетрадку по истории искусства словами» леди Холуин «.

Хорошее поведение и большая сумма пособия означали, что Элизабет может позволить себе поехать в Цюрих. Пенни и Шанталь сразу утонули в дорогих магазинах отеля, покупая шарфы от» Гермес» и сумки от Луис Вуттон, но Элизабет больше нравилось смотреть на высокие здания банков с зеркальными стенами и скромными медными табличками. Бизнесмены в темных костюмах и в солнечных очках от Катлера и Гросса широко шагали мимо, лотки ломились от журналов по финансам на всех возможных языках. Цюрих ничем не походил на жужжащие Лондон или Нью-Йорк: в нем царила торжественная атмосфера, и это производило впечатление. Элизабет казалось, она вдыхает запах денег. Деньгами, тайнами, властью пахли даже тротуары. Она могла позволить себе посидеть за столиком уличного кафе, потягивая шнапс и не спеша размышляя о том, что ей делать с «Драконом».

Компания принадлежит ей по праву рождения, и она не позволит так просто отнять ее.

Элизабет обдумывала это снова и снова. В классе, в спальне, в деревне. Когда-нибудь, пообещала она себе.

Когда-нибудь.

Ну а пока она делала то, что положено. Ей нетрудно было заставить себя ходить на занятия, раз это необходимо, зато потом у нее был первый урок по лыжам.

И тут вся ее жизнь перевернулась.

Она съезжала одна по сверкающему склону и чувствовала, как бурлит в жилах кровь. Никогда в жизни девушка не ощущала себя более живой и настоящей, чем сейчас. Элизабет предстояло два года провести в школе, готовясь к светской жизни, и теперь она наслаждалась каждой секундой этого времени.

Ганс Вольф быстро подошел к кафедре под вежливые аплодисменты. Он походил на человека, который хочет поскорее со всем этим покончить. Длинные ноги, прямая спина контрастировали с седыми жесткими волосами и лицом в глубоких морщинах. Элизабет знала, ему семьдесят шесть, но он выглядел на пятьдесят. «Вот что способна сотворить жизнь на горных склонах», — подумала она взволнованно.

Вздохнув, Ганс Вольф оглядел свою скучную красивую аудиторию, потом потянулся к карману пиджака, вынул скомканные заметки, нацепил на нос очки в металлической оправе и принялся читать. Зря потраченное утро, но он должен это сделать. Его молодой одаренный протеже Франц Кламмер сейчас как раз катается по Лоберхорну, и Вольф надеялся, что здесь он сможет с ним позаниматься. Но банкир из Женевы, чья дочь училась в школе, попросил об одолжении. А поскольку банкир в прошлом году сделал щедрый вклад в развитие спорта в Швейцарии, Вольф нехотя согласился прочесть лекцию.

В конце концов это дело святое.

Монотонно бормоча что-то про олимпийские идеалы и про то, какое оздоравливающее действие оказывает спорт на организм, он случайно взглянул на скучные лица сидящих перед ним. Большинство изучало свой маникюр или смотрело на него стеклянными глазами. Кроме одной девочки в середине первого ряда. Она была хорошенькая, пышущая здоровьем, с ярко-зелеными глазами и с веснушками на носу. Вольф галопом помчался по листам с затертыми фразами, потом задержался, чтобы набрать воздуха, и снова заметил девушку, смотревшую на него зачарованно, подавшись вперед. Смутившись, пожилой человек коротко улыбнулся ей и потерял место, где читал, потом нашел и еле дотянул до конца. Он сел, вытер со лба пот и подумал, когда наконец он сможет отсюда уйти, чтобы не показаться невежливым.

Герр Геллер уже встал.

— Я уверен, что мы все очень благодарны герру Вольфу за замечательный рассказ. — Раздались вежливые аплодисменты. — А теперь, девушки, может быть, вы захотите задать вопросы нашему замечательному гостю.

Ученицы постарше, как и положено, тянули руки с заранее заготовленными вопросами о поведении спортсменов и как оно влияет на их результаты. Вольф отвечал им в такой же легкомысленной манере, в какой задавался вопрос, и ждал, когда заговорит хорошенькая блондинка. Он был слегка разочарован: она так и не спросила ни о чем.

Через несколько минут Геллер поблагодарил его, девушки зааплодировали и собрались расходиться.

— Огромное спасибо, герр Вольф, я уверен, это было очень полезно для наших юных леди, — сказал Геллер.

Вольф собрал листочки, засунул обратно в карман и сказал:

— Для меня это было настоящее удовольствие, герр Геллер.

— Я надеюсь, что смогу уговорить вас остаться на ленч. У нас в школе замечательные повара, — начал подобострастно Геллер.

Вольф сердито вздернул подбородок и хотел немедленно отклонить это предложение, когда кто-то потянул его за рукав.

— Вы что-то хотели, мадемуазель? — раздраженно спросил герр Геллер; ему не нравилось, что его перебивают.

— Я хотела бы задать вопрос герру Вольфу, — нервно ответила Элизабет.

Вольф повернулся и увидел девушку из первого ряда.

Вблизи она была еще красивее, с прекрасной гибкой фигуркой.

— У вас была возможность задать вопрос после окончания лекции, леди Элизабет. — Герр Геллер никогда прежде не позволял себе обращаться так резко с дочерью графа.

— Да, сэр, была, я знаю. Но мой вопрос не связан с темой выступления.

— Успокойтесь, герр Геллер. Я буду счастлив ответить на вопрос юной леди. — Вольфу стало интересно. — Ну давайте.

— Так вот, герр Вольф, — нервно начала Элизабет, не обращая внимания на раздраженное лицо Геллера. — Мне просто интересно, как можно было побить рекорд на Ханненкамме.

— Что? — спросил Вольф, чуть не заикаясь от потрясения.

— Ну вот тогда, в тысяча девятьсот двадцать пятом году, — с готовностью подсказала ему девушка.

— Да-а, — перешел от неожиданности на немецкий Ганс Вольф. — Я хорошо помню, как это было. — Он внимательно посмотрел в глаза девушки и увидел в них неподдельный интерес. — Это было потрясающе. Здорово. Вы увлекаетесь лыжами? — А хоть кто-то из соотечественников помнит о том его рекорде? Ведь это произошло полвека назад!

Элизабет торопливо закивала, и герр Геллер, желая произвести впечатление на члена Олимпийского комитета, добавил:

— Леди Элизабет очень хорошо катается на лыжах. Я знаю это, герр Вольф. Ее обучали наши инструкторы. В школе поставлены отличные рекорды…

Вольф поймал презрительный взгляд Элизабет, и ему вдруг стало очень весело. Может, стоит пригласить молоденькую фрейлейн на ленч в кафе в горах? Хорошие сосиски, черный хлеб, суп, кружка пива. Без сомнения, она была бы рада хоть ненадолго вырваться из этого смешного заведения А ему интересно вспомнить о своей молодости.

Ханненкамм в 1925 году! Это же было целую жизнь назад!

— Да-да, я слушаю, герр Геллер. Я бы очень хотел сам посмотреть… — Он повернулся к Элизабет. — Юная леди, может быть, вы покажете, чему научились? Мы сможем добраться на подъемнике до Платьена?

— О, я бы очень хотела. — Элизабет умоляюще посмотрела на герра Геллера.

— Разумеется, давайте, вперед, — сказал тот радушно. — У нас много лыж, костюмов, ботинок, если сами захотите встать на лыжи.

— Я оставил лыжи много лет назад. — Вольф внимательно посмотрел на девушку. — Вы действительно хорошо катаетесь?

— Очень хорошо, — смело ответила Элизабет.

Вольф ухмыльнулся.

— Да тут есть отвратительные места, так что поглядим.

Ганс Вольф облокотился о перила просторного балкона и не верил своим глазам. Внизу по крутому склону прямо напротив него летела Элизабет. Она подпрыгивала высоко, делала резкие и четкие движения — скольжение, подскок, скольжение. Все как полагается. Эта девушка двигалась с инстинктивной грацией и мастерством. Техника не отточена, но Боже мой! Она превосходна!

Еще минут десять назад он был настроен на приятную беседу за вкусным ленчем. Эта английская аристократка, такая земная, теплая, смотрела на него с нескрываемым обожанием. Она явно страстно любила лыжи и потешалась над своей снобистской школой.

Вольф устроился на балконе ресторана и велел ей пойти прокатиться, пока он заказывает ленч. В первый раз, увидев ее спуск, он подумал, что у него разыгралось воображение. Он помахал ей рукой, чтобы она повторила еще раз: он хотел проверить, не случайность ли это. А потом попросил скатиться снова. Она была слишком хороша. У него даже адреналин выбросился в кровь На долю секунды Вольф представил себе Хейди Лоуфен и Луизу Левьер, участниц швейцарской женской команды, считавшихся надеждой чемпионата мира. Они вовсе не скажут ему спасибо за то, что он собирается сделать.

Но он не колебался ни секунды.

Ганс Вольф подозвал официанта.

— Где у вас телефон? Мне надо позвонить.

— Конечно, сэр, я вам покажу, — сказал официант и повел его в сторону бара.

Вольф опустил несколько монет в прорезь и набрал номер.

— Британская лыжная федерация, — ответил женский голос.

— Говорит Ганс Вольф из Швейцарии, — сказал он. — Директор на месте?