Нахожу их в гостиной. Дарина сидит на диване и, сжимая в руках платок, не поднимает головы. Богдан стоит рядом и, скрестив руки на груди, смотрит на меня так, что в груди всё переворачивается.
Тёмные глаза его блестят, на твёрдых красиво очерченных губах полуулыбка. Будто рад меня видеть. Словно между нами не идёт война.
– Добро пожаловать, – слышу голосок Кристины и поворачиваюсь к женщине.
Она выносит из кухни поднос с напитками, и я прикусываю нижнюю губу, вспоминая, как Эльвира Халидовна отругала меня за царапину на нём. Любимый серебряный сервиз свекрови, который доставали лишь на нашу с Богданом оловянную свадьбу, сейчас используют для вечернего чаепития.
«Эльвиру Халидовну удар бы хватил», – не без удовольствия думаю я.
Сама двигаюсь к дочери и сажусь рядом.
– Дарина?
Трогаю её, чтобы посмотрела на меня, но дочь лишь резко отворачивается и прижимает платок к лицу. Я смотрю на Богдана:
– Что ты с ней сделал?
– Дарина плохо себя вела, и Богдашечка её наказал, – расставляя чашки, воркует Кристина.
Я давлюсь смешком и удивлённо смотрю на мужа.
– Богдашечка?
Тот кривит губы, но не комментирует. А Кристина продолжает:
– Отец оплатил создание клипа, а она всё отменила на середине сьёмок!
Улыбается и поправляет мой фартук, желая визуально придать себе объём в области живота.
– Девочка совершенно отбилась от рук! Не представляет цену деньгам. А ведь моему Богдашечке они так нужны для предвыборной компании…
– Помолчи уже, – не выдержав спектакля, цедит Богдан.
– Почему же? – возражаю я и делаю взмах рукой. – Продолжай играть жену чужого мужа, мать чужого ребёнка и хозяйку чужого дома. Тебе очень идёт! Удивительно только, почему для той, у которой есть всё, ты жадная до чужого.
– Богдан! – взвизгивает Кристина и тыкает в меня пальцем. – Эта шваль оскорбляет меня! Почему ты ничего не говоришь?
– Не смей так отзываться о матери моих детей, – произносит Богдан таким тоном, что
Кристина замирает и белеет на глазах, будто её облили ледяной водой. Подбородок женщины мелко-мелко трясётся, глаза блестят. Кажется, она вот-вот расплачется. Но, сжав кулаки, она улыбается.
– Всё равно ты выставишь её. Тебе нужна поддержка моего отца.
Муж опускает взгляд на дочь.
– Ты всё уяснила, что я сказал? – Дарина молча кивает. – Тогда иди в свою комнату и готовься к сьёмкам.
Девочка встаёт и, не поднимая головы, бредёт к лестнице. Дочку покачивает, походка её нетвёрдая, и у меня сердце ноет – что же такого ей сделали? Она совсем поникшая!
Богдан поворачивается ко мне и спокойно говорит:
– Я пригласил тебя для серьёзного разговора. Сядь.
– Говори, что хотел, – проигнорировал его приказ, отвечаю я. – И поскорее, у меня дела.
– Какие дела могут быть в такое время? – вставляет Кристина свои пять копеек.
Но, стоит Богдану лишь глянуть в её сторону, как сжимается, будто побитая собачонка, и отступает на несколько шагов. Вспоминаю, как он дал женщине пощёчину и холодею от мысли, что этим дело, возможно, не ограничивалось.
Мне страшно от того, во что превратился мой муж. Я не хочу видеть, как он бьёт женщин. Не желаю бояться за своих детей, которым он может сделать больно.
Боже, я его так любила! Слушала лишь его, думала лишь о нём, смотрела только на него. А сейчас не хочу находиться в одной комнате.
– Ир, – тихо произносит Богдан и смотрит на меня с мольбой. – Прекрати это, пожалуйста. Я не хочу заходить дальше.
– Так не заходи.
Он усмехается и поправляет волосы. Глянув на Кристину, продолжает:
– У меня нет другого выбора. Я слишком многим пожертвовал, чтобы достичь этих высот. Отступать поздно.
– Тогда до встречи в суде, – смотрю на него в упор. – Я уйду, н уведу Дарину с собой. Несовершеннолетней девочке нельзя оставаться с отцом, который привёл в дом любовницу. Это может нанести ей психологическую травму.
– Я жена, – кричит Кристина и смотрит на Богдана. – Скажи уже ей! Скоро то решение суда отменят на федеральном уровне, и твоя бывшая снова станет никем…
– Заткнись! – рявкает муж.
– Что? – холодею я.
Значит, Богдан не сидел, сложа руки? Пока Лазарь искал возможность вернуть себе лицензию, подключил федералов? Насколько же длинные руки у этого человека?
– Ир, – зовёт Богдан, и я смотрю на него, как на чудовище. – Я понимаю, что ты расстроена и не желаешь два года жить вдали от меня и детей. Я услышал тебя и готов предложить альтернативу.
– Что? – кажется, мы с Кристиной произносим это одновременно.